​Это все, что останется после меня

Ночь нежна. Название старого фильма почему-то всё время крутилось в голове. Фонари почти не разгоняли ночную тьму, автобус мчался по влажному сатину дороги, будто не различая пути. Мимо, завывая, пронеслась ещё одна машина с мигалками. Пассажиры проводили её взглядом.

- Интересно, что случилось? Третья уже. - Негромко заметила девушка в синем пальто, прижимаясь к своему спутнику.

- Вон и вдоль дороги стоят. Может, план-перехват объявили? - предположил он, обнимая её за плечи.

И без того тусклый свет моргнул, и на мгновение салон погрузился во тьму. Кто-то взвизгнул.

- Да успокойтесь вы, замкнуло просто! - принялась увещевать кондуктор, женщина с пропитым лицом и причёской пуделя, когда освещение восстановилось.

Я смотрел в окно. Жёлтые лужицы фонарей на фоне ночного неба, девятиэтажки с магазинами и ресторанами на первых этажах. Чахлые деревца с облетевшей листвой. Руки всё ещё тряслись.

- Октябрьский городок! - зычным голосом возопила кондуктор. - Есть на выход?

Машин и в самом деле было много. Я за время поездки насчитал не меньше шести, не считая стоящих на прилегающих к её дому улицах и у вокзала. Может, на самом деле план-перехват? Тогда они глупее, чем я думал.

Дома было тепло и пусто, после автобуса и улицы - настоящий рай. Жалко только, что еда в нём почти не обитает. Я брякнул старый эмалированный чайник на плиту, зажёг конфорку и вернулся в комнату. Вообще мне здорово повезло снять эту квартиру. Плита «Лысьва», холодильник «Свияга», скрипучий диван имени колхоза «20 лет без урожая», разрисованный кукурузными початками - что ещё нужно человеку для счастья?

Рукопись лежала на столе, больше пятисот страниц моего труда, каждая буковка исходит кровью и потом… Я собрал обрывки рецензии, стараясь не смотреть на аккуратно выведенные буквы, и не без удовольствия смыл в унитаз. Да что они понимают вообще? Критиковать всегда легко! Тоже мне, специалисты… Сами бесталантные твари, а туда же!

Судя по предсмертным хрипам из кухни, чайник закипел. Надо быть спокойнее, надо поесть и начинать новую повесть, сюжет уже есть. От монитора исходил холодный белый свет. Надо же, даже не выключил днём. С фотографии она всё ещё улыбалась, и это заставило меня содрогнуться. Тарелка с дошираком выскользнула из рук и со звоном раскололась на части, лапша брызнула во все стороны, совсем как... Не думать, не думать, не думать! Она сама виновата, сама довела меня, я не хотел!

Утро началось с выпуска новостей. Показывали вчерашние кадры: старую пятиэтажку, несколько полицейских машин, серьёзного сержанта, обещавшего во что бы то ни стало… Я выключил звук. Чайник захрипел, но пить кофе я уже передумал. Прихватил с собой диктофон, нож и поехал к ней.

Я долго не мог привыкнуть работать с диктофоном. В общественных местах люди косятся, как на умалишённого, да ещё батарейка садится в самый неподходящий момент. Как сейчас, например.

- За проезд будем оплачивать?

Я чуть не выронил аппарат. Ненавижу кондукторов. Всегда чего-то требуют - то место уступи, то проезд оплати…

Мне показалось, что дорога заняла больше времени, чем вчера вечером. Но, в конечном счёте, все дороги ведут в Рим, и моя привела меня прямо к её подъезду. Вокруг было всё ещё очень много машин, я рассчитывал иначе. Полиция, журналисты… Скорая? Они-то зачем, тело наверняка давно увезли. Нож во внутреннем кармане куртки как будто нагрелся и потяжелел. Я хотел просто подняться на её этаж, но не вышло. Молодой сержант, сусликом стоявший у двери, меня остановил.

- Доброго утра. Документики предъявите, пожалуйста. Вы здесь живёте?

Я похлопал по карманам, проклиная свою бестолковость, и протянул сержанту паспорт.

- Нет, не здесь. А что, в общем-то, случилось?

- К кому направляетесь? По какому вопросу?

- К Майе Алексеевне Гросс. Она пишет рецензию на мою книгу.

- Рецензию? Хм…

- Ну да. А что всё-таки случилось?

- Пройдёмте-ка со мной.

На какое-то мгновение душа ушла в пятки. Двор забит людьми, бежать некуда. Нож в кармане...

- Игорь Андреевич?

Я пошёл следом. Сержант обошёл пятачок, на котором гламурная девушка вещала перед камерой о непоправимой потере, и привёл меня к грязному уазику с синей полосой на боку.

- Пал Петрович, тут к покойной направлялись!

- Что? - Высунулся с переднего пассажирского сиденья Пал Петрович, сосредоточенно что-то жуя.

- Тут к покойной направлялись. Игорь Андреевич Возинский, говорит, за рецензией шёл.

- А, понятно. Отправляйся на пост.

Сержант отдал честь и ушёл.

- А Вы, стало быть, тоже писатель?

- Грешу немного, - признался я, разглядывая полицейского. Небритый, в несвежей рубашке, куртка из кожзама. Пол-лица в соусе от шаурмы. Пал Петрович облизал пальцы и жестом фокусника извлёк откуда-то протокол.

- Итак, Игорь Андреич… Когда родились?

- Восемнадцатого апреля восемьдесят третьего года.

- Место жительства?

- Прописка или по факту?

- И то, и другое.

Я назвал адреса.

- Нннуу, Игорь Андреич, давно ли знакомы с Майей Алексеевной?

- Нет, два месяца, примерно. Мне нужна была рецензия для издательства.

- Когда последний раз видели её?

- Кого? Рецензию?

Пал Петрович посмотрел на меня недобро.

- Майю Алексеевну.

- Да буквально вчера. Что случилось?

- Её убили. В котором часу вы встречались и где?

- Не может быть… У неё дома. Я пришёл около пяти, а ушёл… В шесть тридцать. Как так?

- Вы уверены?

- Абсолютно. По «Культуре» был интересный эфир, о тонкостях работы писателя. Боялся опоздать. Так что с ней…

- Зарезали кухонным ножом. Соседи ничего не слышали. Вы не заметили какую-нибудь подозрительную личность в подъезде или во дворе, когда уходили?

Я задумался. Не о личности, о том, могли ли что-то видеть и слышать соседи. Вряд ли.

- Нет, знаете, не заметил…

Следователь помурыжил меня ещё немного и всё-таки отпустил. В квартиру меня всё равно бы не пустили, поэтому я направился к выходу из дворика, когда прямо передо мной возникла девушка. Красивая, ухоженная, в кожаном плаще нараспашку. Похоже, та самая, что топталась у уазика.

- Простите, Вы не могли бы задержаться на минуту?

- А в чём дело?

- Вы ведь ученик Майи Гросс, верно?

- Что Вы имеете ввиду? – какой ещё ученик? О чём она?

- Я слышала, что вы пришли за рецензией к Майе Гросс. Значит, Вам было важно её мнение. Она учила Вас писать? – карие глаза девушки горели гордостью. Ещё бы, сама построила такую логическую цепочку.

- Девушка, писать меня научила мама. – Я попытался обойти навязчивую журналистку.

- И всё же, Вы перенимали у неё литературный опыт, так?

- Допустим.

- Мы бы хотели пригласить Вас завтра на запись передачи о Майе Алексеевне. Хотелось бы, чтобы Вы рассказали, каким человеком она была, как создавала свои шедевры, какие шедевры создаете Вы…

Я задумался.

- Пожалуйста! - девушка заглянула мне в глаза. - Кто сможет рассказать о ней лучше её ученика?

- Возможно. Возможно.

Голова работала лихорадочно. Все соседи внизу. Вот сейчас меня кто-нибудь увидит и... Хотя что "и", никто ничего не видел и не слышал. Или он это специально сказал? И как я смогу о ней... Хотя, с другой стороны, это же то, к чему я шёл. Рецензия с телевидения - что может быть лучше? Она же была внимательной, доброй, она бы не позволила мне упустить такой шанс...

- Да, я приду.

- Спасибо! Запись будет послезавтра. - Она протянула мне визитку. - Меня зовут Надя.

Ночь перед эфиром я не спал. Лицо Майи стояло перед глазами. Нож я завернул в полотенце и утопил на дне Волги при участии двух кирпичей. Если у меня всё-таки перестанут трястись руки, всё пройдёт гладко. В конце концов, она заслужила это! Отобрала у меня последний шанс!

...Майя была восьмым прозаиком по счёту, к которому я обратился. В издательствах меня долго футболили между собой, пока Ксения Леонидовна из "Ариады" не поставила жёсткое условие - или я приношу рецензию от какого-нибудь известного писателя, или испаряюсь навсегда, и никакой печати.

- Игорь Андреевич, Вы меня искренне утомляете. Мы ведь уже разговаривали по этому поводу. Выпуск книги - риск, а если мы говорим о Вашей книге - очень большой риск. Нам нужны гарантии того, что деньги издательства не будут потрачены впустую. Вы меня понимаете? - Ксения Леонидовна поправляла очки в проволочной оправе и смотрела на меня как директриса школы - с утомлением и снисхождением. Это был четвёртый поход в "Ариаду", кажется. Унизительно, как унизительно...

Майя согласилась прочитать. В писательских кругах она славилась справедливостью и тщательным подходом к работе. Не то что Василевич - пробежала глазами по первой странице и вернула со словами "Я никогда не напишу положительный отзыв на что-то подобное".

На студию я собирался как на праздник. Откопал в шкафу костюм, прихватил рукопись - зачитать пару моментов. Надя встретила меня у входа, провела на съёмочную площадку. Усадила, прикрепила петличку. Большинство гостей было мне знакомо. Мария Василевич, прозаик, вернула мне рукопись, прочитав лишь первую страницу. Ирина Романова, поэтесса, подруга Майи, в принципе отказалась читать. Пётр Егоров, хозяин издательства «Эльма», отказался печатать мою книгу… Ещё много знакомых лиц.

Некоторые меня даже не узнали сначала. Ну что ж, их проблемы. В студии было холодно и тускло, я представлял себе съёмки телепередачи совсем по-другому. Ведущий представил меня широкой публике. Неожиданно для себя я разливался соловьём большую часть эфира, рассказывая о том, какой Майя Алексеевна была прекрасный человек и учитель. С большим удовольствием заткнул Романову, перебил Василевич и, под восхищённым взглядом Нади, покинул студию раньше, чем запись ток-шоу закончилась. Она догнала меня на КПП и сунула в руку бумажку с номером телефона.

***

Оказалось, я просто создан для мира медиа. А в издательствах меня пытались убедить в обратном!

- Почему бы Вам не публиковаться для начала в Живом Журнале? Потренируетесь, отточите стиль, приобретёте постоянных читателей, как Слава Сэ или Марта Кетро. А потом можно и книжечку, по проверенному материалу. А? - Сергей Дмитриевич, редактор из "Эльмы", говорил подчёркнуто вежливо и всё время подливал мне чай.

- Вы правда не понимаете, что это не то? Вы предлагаете мне публиковаться наравне со школьниками? Собирать лайки? Вы серьёзно?

- А чем Вам не угодили лайки? Это ведь тоже способ народного признания.

Я еле сдержался, чтобы не высказать ему всё, что думаю о лайках и людях, которые их ставят.

- Написать в интернете - это всё равно что написать на заборе, только ещё проще: из дома выходить не надо. Никто из этих "авторов сети" никогда не добьётся ничего, кроме лайка. Я же хочу научить людей думать, сопереживать. Моя книга заслуживает большего, нежели страничка захудалого сайта! Это дело всей моей жизни.

- Я понимаю. И всё-таки я бы посоветовал Вам не возлагать такие надежды на дебютный роман.

Целую неделю после показа передачи я провёл, раздавая интервью. Когда в пятницу сияющая Надя принесла номер «Известий» с моей фотографией на обложке, мы решили отметить это дело в ресторане.

- Почему ты до сих пор не издал свою книгу? - спросила она, цепляя на вилку «Цезарь».

- Мы с Майей хотели запустить цикл, - с некоторых пор я стал врать быстро и не задумываясь. - Её смерть стала большой неожиданностью и порушила все планы. Но ты права, книгу всё-таки надо выпустить. Завтра и займусь.

В издательство я заявился прямо с утра. Перед дверью пришлось застыть на мгновение, сделать глубокий вдох, прежде чем коснуться ручки... Ксения Леонидовна, главный редактор, поперхнулась чаем.

- Доброе утро, Ксюшенька! - нараспев поздоровался я и положил рукопись на стол.

- Здравствуйте. Вы принесли рецензию?

- Очень хотел бы. Но вы же знаете, Майя Гросс ушла от нас…

- Не без помощи какого-то…

- Да, конечно. Но ей очень понравился мой роман, она собиралась даже лично…

- Игорь Андреевич. Я всё понимаю, но и Вы поймите меня. Наше издательство до сих пор сомневается в целесообразности издания Вашей книги. Нам нужны хоть какие-то гарантии, понимаете?

- Понимаю, но разве слово Майи Алексеевны…

- Майя Алексеевна не успела сказать своё слово. Игорь Андреевич, меня ждёт масса рукописей.

- За последнее время я добился серьёзной популярности! - заметил я, присаживаясь. - Вам не придётся меня раскручивать - моё лицо итак на обложках всех газет и даже на экранах телевизоров!

- Игорь Андреевич... - Ксения Леонидовна вздохнула и поправила очки. - Давайте поговорим откровенно. Ваш роман очень слаб, посредственнен и скушен. Читатель может отлично знать Вас в лицо, даже купить книгу, но он быстро раскусит брак. И это будет досадное пятно на имидже издательства. Вы меня понимаете? Майя Гросс была одной из гениальных писательниц современности - такую трудоспособность редко встретишь. Её слово могло бы защитить Вас, а следовательно, и нас, в глазах читателя. Но её больше нет, а многие другие, насколько я знаю, отказались с Вами сотрудничать. Разве не так?

- Да... - кажется, я уходил очень медленно. В ушах звенело.

- Мой Вам совет, Игорь Андреевич. Выложите рукопись в сеть - возможно, не всю, какую-то часть. Потренируйтесь, как говорится, на котиках. Проработайте текст ещё раз. А там посмотрим. - Ксения Леонидовна взяла в руки папку с очередной рукописью.

Очнулся я на лавочке у издательства. В руке стакан воды, кто-то обмахивает платочком.

- Вам плохо? Мужчина, Вам плохо?

В паре метров моё лицо смотрело на меня с обложки еженедельного журнала. Женщина с платочком проследила за моим взглядом и радостно спросила:

- Ой, это Вы, да? А я смотрю, лицо знакомое!

- Да… Да, было, - невпопад ответил я, удивляясь хриплости собственного голоса. - Но прошло.

Меня немного шатало, но силы возвращались с каждым шагом, и к остановке я подошёл уже твёрдой походкой. В голове не было ни единой мысли.

- Ну и чего ты хочешь добиться? - спросила Майя, делая глоток чая.

- Остаться в вечности. Как Шекспир, как Пушкин...

- Глупое желание. В вечности не остаются. Даже самые великие открытия затираются и исчезают. - Она тряхнула медовой копной волос и ехидно рассмеялась.

У меня было чувство, что мы пьём этот чай не меньше года, а он всё не заканчивался и не заканчивался. Какое-то безумное чаепитие, точно у Алисы в Стране чудес.

- Я уверен, что мой труд поведёт за собой поколения.

- Посредственная моралистическая повесть с претензией на фантастику? Никогда. - Замотала головой Майя, ныряя в чашку. - Я написала тебе, что нужно исправить и как это сделать. А ты выкинул рецензию. Чего же ты хочешь теперь?

- Гошик умный! - отозвалась с другой стороны Надя. - У Гошика всё получится! - она улыбалась, держа в тонких пальцах белую фарфоровую чашку.

- Гошик - бездарь! - передразнила Майя и расхохоталась. Тонкий фарфор взорвался в её пальцах, осколки устремились в разные стороны. На светлой коже писательницы проступили тонкие алые линии. Надя охнула, я не почувствовал боли.

Майя спустила с плеча бретельку майки и наклонилась, заглядывая мне в глаза:

- Убил меня, а сам даже не смог грамотно использовать пиар. В издательстве-то опять от ворот поворот, да, Гоша? Ты не Гоша, ты Калоша какая-то. С амбициями итальянского зимнего сапога.

- Не надо о нём так! Он очень талантливый! - заступилась Надя каким-то деланно обиженным тоном. - Он обязательно издаст свою книгу, и её будут ещё дети в школе изучать, вот так!

- Разве что в качестве отрицательного образца. - Покачала головой Майя и откинулась на спинку стула.

Чай в чашке всё не заканчивался. Я посмотрел на них обеих. Майя, известная писательница, сидит тут вся в шёлковой пижаме, гривой оттенка цветочного мёда трясёт. Глаза зеленоватые, нахальные, и всё время ухмыляется, убил бы. Надя, начинающая журналистка, тупая как пробка, зато фигурка как у барби, тёмные локоны, шоколадные глаза на пол-лица, тоже вся разоделась - и блузка прозрачная, и юбка как пояс. И как я вообще с ними оказался на одной кухне? Между прочим…

Я огляделся. Кухня была Майина. С круглым столом, телевизором на подвесной полке, с новенькой техникой. А вид из окна… Вид тоже её, на двор и соседнюю пятиэтажку. Но всё же чувство того, что что-то неправильно, не покидало меня. Я ещё раз посмотрел на женщин. Они тоже смотрели на меня, даже как-то не моргая…

- Так что ты выбираешь, Гоша-Калоша? - поинтересовалась Майя, спуская вторую бретельку и медленно поднимаясь. - Меня или её? Сдашься или выберешь славу Герострата? - взяв в руки заварочный чайник, она принялась лить горячий чай мне на джинсы.

- Ты с ума сошла?! - я пытался встать, но будто прилип к стулу. Майя улыбалась всё шире, щёки лопнули и оскал разверзся до ушей, как когда я забивал её книги ей в пасть.

- Да, Гош, - Надя всё ещё весело улыбалась. - Что ты выбираешь? Кого из нас ты выбираешь? Гош?..

- Гош! Гоша!

- Что ты… - взвился я и огляделся. Сон, всего лишь сон…

- Гош, всё в порядке? - Надя положила руку мне на плечо, и с тревогой заглянула в глаза. - Ты так мычал в подушку, я уж думала приступ какой-то…

- Нет, ничего страшного. День тяжёлый был, вот и уснул. - Я потряс головой, избавляясь от остатков кошмара. - Спасибо, что разбудила.

- Да не за что… Как в издательстве?

- Там проект один задумали на основе моей книги, долго объяснять…

- Ну ты ведь упомянешь на съёмках? Нам выезжать через десять минут. Ой, а что это у тебя…

Я проследил за её взглядом и посмотрел на джинсы. Твою же мать.

Переодеваться пришлось в костюм. Он мне порядком надоел, к тому же именно в нём я был у Майи в тот вечер, когда...

- Гош, такси ждёт! - Надя накрасила губы и нетерпеливо оглянулась. На ней была та же блузка, что в моём сне, тёмно-зелёный шифон.

- Ты чего замер? Пойдём.

Я сделал шаг, и из внутреннего кармана, прорезав подкладку, выпал кухонный нож. Он со звоном ударился о паркет и отскочил к Надиным ногам.

- Ой! - Она подняла его, положила на подзеркальник и снова повернулась ко мне. - Гош, ты чего?

Я моргнул. На подзеркальнике вместо ножа лежала металлическая расчёска.

- Ты хорошо себя чувствуешь?

- Да, вполне. Поехали.

Пока мы спускались по лестнице, я незаметно проверил внутренний карман. Подкладка была цела.

На канал мы приехали впритык, гримёр пару раз провёл кисточкой по моему лицу и выпустил в студию. На этот раз она была светлой и уютной, с удобными красными креслами и бежевыми стенами. Камеры на кронштейнах нависали над пространством, ведущий, кажется, Алексей Багрин, уже был на месте, правил что-то в своём блокноте. Аудитория - полтора десятка человек - сидела на скамейках напротив нас и готовила свои каверзные вопросы. Надя встала рядом с одним из операторов, свет чуть приглушили, пошёл обратный отсчёт и...

- Здравствуйте! В эфире передача "Беседы о...", меня зовут Алексей Багрин и я рад снова приветствовать вас у телеэкранов! Сегодня моим собеседником станет подающий надежды прозаик, ученик самой Майи Алексеевны Гросс, Игорь Возинский!

Я привстал и чуть поклонился. Аудитория зааплодировала. Надя показала мне большой палец.

Сначала беседа шла гладко. Мы обсудили современное литературное творчество в целом, поговорили о Майе, и тут Алексей спросил:

- Я знаю, у Вас готовится к выходу дебютная книга. Расскажите о ней поподробнее - не о сюжете, о том, как Вы писали. Нашим зрителям, - он улыбнулся в камеру. - Наверняка будет интересно узнать о том, как происходит творческий процесс.

Я положил ногу на ногу.

- Всё начинается с идеи. Знаете, есть такие писатели, которые просто пишут ради того, чтоб писать. Это неправильно. В любое произведение должна быть заложена идея, помогающая человеку подняться над собой. Вот у меня, например, главный герой в самом начале книги возвращается из морального небытия, куда его повергли его старые проблемы, и...

- Очень интересно, Игорь Андреевич. Давайте поговорим о технической стороне вопроса. Насколько сложно пробиться в издательство с готовой рукописью?

- О, это очень сложно. Не все готовы принять на себя ответственность за развитие своих читателей...

- Как же Вам это удалось?

- О, всё благодаря Майе, она написала рецензию и...

Свет померк. Студии больше не было, была маленькая кухня хрущёвки, с круглым столом, новенькой техникой и телевизором на подвесной полке. По нему как раз шло какое-то ток-шоу. За столом сидел Алексей, Майя стояла у мойки, полоскала чашку. Рукопись лежала на столе, поверх - пухлый конверт.

- Как Вы это сделали? - от любопытства Алексей подался вперёд.

- Я ходил с рукописью почти полгода. Сначала издательства футболили меня, а потом Ксения предложила вариант с рецензией. И снова пришлось ходить, на этот раз по авторам. Вы знаете, они не предоставляют адресов. Мне пришлось искать все контакты самостоятельно. И как зажрались наши писатели, я вам скажу! У каждого второго личный секретарь или литературный агент. Каждый первый считает, что не стоит тратить время на помощь коллеге. Унизительно...

- Очень! - согласился Алексей, оперевшись локтем о стол.

- Василевич я три дня караулил у подъезда, прежде чем она согласилась прочитать мой роман. Но она не стала. Прямо там, у подъезда, прочла первую страницу и вернула мне рукопись. Потом Елизаров. К нему пришлось ехать за город, у него домик на речке, знаете? Полдня таскался с ним по лесу, выслушивая дурацкие советы по поиску опят, а рукопись он так и не прочитал. Просто пролистал и всё. Я, говорит, быстро читаю, а тут и так всё ясно.

После Елизарова я поехал к Вержбицкой. Встретились с ней в торговом центре, шум, гам... Она книгу-то всего в трёх местах открыла - на первой странице, на последней и в середине. Сказала, на такое никто ничего не напишет. Потом Романова, Шнейпель и Рокотов. Романова выставила меня за дверь, как блудливого щенка. За Рокотовым охотился месяца два, и единственное, чего удостоился - это взгляд. Не на рукопись, на меня. Презрительный взгляд. Шнейпель прочитал страниц 10 и выкинул мою рукопись в помойку у лавочки. В помойку, представляете?! Кто ему дал право так поступать с чужой собственностью!

Алексей покивал.

- А Майя... Это было самое изощрённое издевательство. Она дала мне надежду. Дело было так.

Майю я без труда нашёл в соцсетях. Немного пообщался и изложил суть проблемы. Она согласилась встретиться со мной на следующий день, в торговом центре. Пришла, вся такая нарядная, улыбка до ушей, глаза добрые. Я ей поверил, понимаете? Поверил. Она взяла рукопись, пролистала, сказала, что непременно прочитает, но это займёт какое-то время, потому что ей ещё над своим проектом нужно работать. Мы выпили кофе и она ушла.

Через полтора месяца позвонила. Сказала, что написала рецензию. И действительно, по почте конверт пришёл, толстый такой. Я ещё спросил, а чего на бумаге, а она сказала, что всегда на бумаге работает. Мы попрощались, я открыл конверт, а там... Она высмеяла всё моё произведение! Всё, каждую страницу, представляете? Письмо начиналось так: "Дорогой друг! С Вашим талантом в эпистолярном жанре Вам следовало бы родиться Гоголем, а лучше не родиться вообще. Ваше произведение изрядно меня повеселило, должна поблагодарить за такое забавное времяпровождение, но, боюсь, читатели не оценят комичности..."

У меня руки задрожали. Там было шесть страниц, на которых она высмеивала моих героев, мой сюжет и мою манеру письма и писала, как якобы нужно делать, как сделала бы она. На середине я не выдержал и позвонил ей, чтобы сказать, что я не обязан писать по её образцу и у меня есть своя точка зрения, а она рассмеялась и сказала, что с моим инфантилизмом мне впору снова садиться за школьную парту. Потому что никто, кроме школьника, такой белиберды написать не мог. И сбросила звонок.

Я дочитал рецензию и порвал. Ей не место было возле моей рукописи, ей не место было в моём пространстве. И поехал к Майе. Я хотел только поговорить, просто поговорить...

Алексей сунул мне в руки стакан воды.

- Спасибо. - Я сделал глоток и продолжил. - Я хотел просто поговорить. Она открыла не сразу, стояла на пороге в пижаме и с мокрыми руками. Сказала, что никого не ждёт. Не хотела впускать сначала. Но я прорвался. Сказал, нам нужно поговорить. Майя провела меня на кухню, она мыла посуду. Вода была открыта. Я сказал, что не согласен с её утверждениями, она предложила опровергнуть хотя бы парочку так, чтобы она не засмеялась. Я стал объяснять ей, а она не слушала. Мыла себе посуду и мыла. Вот как сейчас. Не отвечала мне. Я разозлился, схватил нож и... Я не хотел. Она меня вынудила. В ней было столько яда... На тумбочке у кухонной двери лежали три её книги, карманные томики. Переиздание. Она кричала, и я решил заткнуть ей ими рот. Чтобы её слова к ней же и вернулись.

- Вы запихнули ей в рот три книги?.. - будто не веря своим ушам, переспросил Алексей.

- Две. Третья не поместилась. - Майя поставила чашку на мойку и повернулась к нам. Разорванные щёки делали её ехидную улыбку втрое шире.

- Да. - Подтвердил я.

Сначала мне показалось, что я оглох - такая тишина навалилась. Свет перед глазами снова померк, но через мгновение вернулся. Я сидел в студии. Десятки глаз уставились на меня, не мигая. Я... Я что, правда рассказал всё это вслух?!

Первой очнулась Надя. Подбежала ко мне, села рядом.

- Вы что, не видите - ему плохо! Он просто бредит! Смерть Майи стала для Игоря большой утратой, и...

- Я не хотел... Она дала мне надежду, специально, чтобы потом растоптать... Она сама спровоцировала... Дала надежду... А потом ещё одну... Это ведь она, она тебя подослала, так? - Я посмотрел на Надю. На Надежду.

- Что? Гош, ты о чём?

- Это всё ты... Это из-за тебя я здесь оказался, из-за тебя рассказал всё... - Я нащупал её руки. Что-то царапнуло меня по запястью. Она сжимала в руке нож.

- Гош, ты чего? - Надя улыбнулась.

- Ах ты...

Руки действовали сами. Надя захрипела, нож я решил на этот раз не забирать. А то опять вернётся. Кто-то закричал. Кто-то призвал меня ловить. Чьи-то руки вцепились в плечо. Хорошо, что переоделся в костюм, из пиджака легче выскользнуть, чем из свитера. Оттолкнув растопырившего руки оператора, я толкнул на преследователей кронштейн с камерой и рванул в коридор.

Коридор полной грудью дышал октябрьским воздухом через распахнутые окна. Я забрался на подоконник. Второй этаж, под окном козырёк подъезда.

- Стой! Стоять!

Ступни больно ударились об асфальт. Ворота уже закрывались - сигнал на пост охраны дали оперативно. Врёшь, не возьмёшь... Люди ещё только выбегали из здания, а я уже почти перелез через ворота. Охранник вцепился мне в ногу, не давая перевалиться через ограждение.

- Спасибо, Виктор Васильич! - Первым подоспел Багрин. - А ты никуда не уйдёшь... писатель. - Он плюнул.

Со мной ничего не сделали только потому, что приблизился вой сирен. Уже знакомый мне Павел Петрович защёлкнул наручники и запихнул в автозак. Я закрыл глаза.

- Как там девушка? - голос следователя звучал приглушённо.

- Умерла, - ответил кто-то. - Это ж надо было с такой силой расчёску загнать!

- Расчёску? - переспросил Пал Петрович.

- Ну да. Металлическую. Она у неё в руках была.

***

...Потолок в комнате белый-белый. Железная кровать прикручена к полу. На ней тонкое шерстяное одеяло и маленькая подушка. В углу, на подвесной полке, забранный решёткой телевизор. Больше ничего нет. Еду просовывают под дверь.

Доктор приходит три раза в неделю. Не знаю, по каким дням, их счёт я уже потерял. Сегодня тоже. Садится напротив меня на складной стул.

- Ну-с, Игорь Андреевич, как мы сегодня себя чувствуем.

- Мммым... ммм...

- Ну-ну-ну, не нужно злиться. Согласитесь, Вы получили то, что заслужили. Дайте-ка руку, я Вам давление измерю.

Я покорно поднимаю правую руку. Она трясётся. Они теперь всегда трясутся.

Доктор замечает мой укоризненный взгляд.

- Что поделать, электросудорожная терапия - всегда риск. Сядьте поближе. Вот так.

Манжетка распухает, стискивая мою руку, доктор смотрит на датчик.

- М-да, неутешительно. - Он снимает стетоскоп, убирает прибор и достаёт фонарик. Светит мне в глаза.

- А Вы знаете, что в ходе обыска Вашего жилища оперативники нашли неоконченную повесть?

Я оживляюсь.

- Мне дали её почитать, для полноты клинической картины. Вы ведь начали писать сразу после убийства Гросс, верно?

- Ммммм... - да, так всё и было. Она будто нашёптывала мне сюжет.

- Весьма достойная работа, надо сказать. Ксения Леонидовна, главный редактор "Ариады", подтвердила художественную ценность текста... - доктор достал из кармана пульт и включил телевизор. Нашёл выпуск новостей.

- ...Нет, издавать эту повесть мы не планируем, - спокойно отвечала Ксения. Микрофоны и фотовспышки её совершенно не смущали. - Творчество людей с неустойчивой психикой - это особый раздел, к тому же текст не закончен...

- Ммммыймммм!!!

Доктор наблюдал за реакцией. Майя и Надя, сидевшие справа и слева от меня, звонко рассмеялись.