МЕТАМОРФОЗЫ

Я снова оступаюсь в пропасть сна

С холодного и скользкого от пота дна,

что между рёбрами и лоном,
с прощальным и коротким стоном.

И я не вижу как в мерцающем от ночи
окне заколыхались грязной паутины клочья.
Не слышу гром меж балок потолочных,
Не чувствую о дом ударов мощных.

Та, что была со мной всем телом,
вдруг вздрогнула, издав короткий скрежет – стрёкот,
простуженной орлиной глотки жалкий клёкот.
От глотки до пупа черту провёл кто мелом,

и надломил по ней всё тело, загнув назад, - и рана
не кровит - шесть верхних рёбер с двух сторон
не выдержали напряженья, вон
с сухим щелчком взведённого капкана

раскрылись из груди, зашевелились ломано
в шарнирных перегибах, затем ажурною решёткой
скрестились, замерли, будто в моленье кротком.
А ноги сдвинуты и уж тряпьём египетским обмётаны,

обмазаны какой-то дрянью чёрной и блестящей.
Надрезами по всей длине кулю придали гибкость,
и он хвостом изящным в кольцо загнулся. Стилос
на самом кончике хвоста сверкает сталью говорящей.

Крыл стрекозиных шелест днём невнятен,
фасетные глаза мутируют в обычный
то серый, голубой, иль серо-голубой привычный
цвет. Скользящий влажный взгляд понятен.

Другое дело ночь. Храпишь. К подушке нос впритык.
А над тобой молотит воздух винтокрылая машина,
и в ореоле быстрых крыл вдруг лик… ужели Серафима?
Да нет! Уж больно мил. Знакомая улыбка, и язык

знакомый - облизывает губы нежно-сладкого абриса.
Готов запрыгать гладкой галькой круглый подбородок
на волнах спора по домашним пустякам. Природой
награждена ты, милая моя, летучим запахом ириса.

Ошибки быть не может. Да, она! Её лицо, её картина!
Во сне становишься поэтом, будь ты кто:
Ассенизатор, сталевар, учёный, кот в пальто!
Но хвост-то здесь при чём, и эта паутина?

И вдруг я вижу в зазеркалье или наяву
в офсетном стрекозином глазе тело,
на части расчленённое моё. Твой голос - «Это дело!»
И голова моя без шеи в ответ пробулькала: «Угу».

…………………………………………….
Луч солнца сквозь промежность занавес,
другой высвечивает прелесть
в безумном хаосе измятого холста.
Спадающий откуда-то с небес
я снова слышу внятный шелест
прозрачных крыл: «Ты жив?... Ещё?!». «О, да!. О, да!»