Спи...

Спи, мой милый негодяй. Притомился, прилёг, укрылся пуховым одеялом. Конечно, ты герой и повелитель, и привык брать все силой. Никто не может противостоять тебе, мой враг, втоптавший меня в грязь, и мой пылкий любовник. Да, ты страстен и дерзок, жесток и безудержен в ласках. Но сейчас слаб и немощен, словно мотылек.

Помнишь, милый, как красиво и нежно ты ухаживал за мной? Как, стесняясь своей дерзости, преподносил мне цветы с бледно-сиреневыми лепестками? Как уверял меня в том, что они подходят к цвету моих глаз? О, ты рассыпал их всюду на моём пути: на полянах и склонах холмов, под буреломом и на покрытых белым ледяным пухом полях. Если я снисходила до того, чтобы притронуться к ним ладонями мартовских ветров, ты, робко краснея, шептал мне на ухо всякую ерунду.

Я была гордой и неприступной. Дразнить тебя стало для меня привычкой. Отдавшись опасному флирту, я не заметила, что ты, такой пугливый вначале, преисполнился злости и раздражения. Когда твоя сгорбившаяся фигура скрылась вдали, я только хохотала тебе вслед. Целую неделю я скрепляла ледяным панцирем пруды и речки, уничтожая память о тебе. Я заметала снегом полянки с жалкими цветами, которые ты так заботливо взращивал на потеху мне, своей госпоже. Я надеялась, что ты не вернешься, что ты сдался и ушёл навсегда. Устав сеять ледяную крупу, я уснула крепким сном.

Ты пришёл, спустив вперёд себя псов оттепели, оскалившихся ледяными клыками сосулек. Ты ворвался в мою обитель тёплым дыханием юга, криком грача, плачем звонкой капели. Твои сильные пальцы чернотой проталин рвали на куски моё белоснежное одеяние и впивались в моё тело прозрачными когтями весенних ручейков Я билась в твоих жарких объятьях весь день, и только ночью, утолив свою похоть, ты уходил на юг, а я залечивала нанесённые тобой раны тонким льдом и изморозью на стёклах, Но ты с каждым днём становился всё ненасытней. Моя кожа почернела от твоих жарких поцелуев и утратила былую белизну. И вот настал тот день, когда ты не ушёл в ночь, а остался как хозяин и владыка. Я укрывалась от тебя на дне омутов, в глубоких пещерах и на вершинах гор, но ты всюду настигал меня. Ты наслаждался своей силой, милый. Среди цветущих садов ты приникал жаркими губами солнечных лучей к моему телу, иссушая его и причиняя нестерпимую боль.

Я ушла… Ушла на север, где остатки моего поредевшего воинства ещё могли сохранить неприступные бастионы. Укрывшись за ледяной стеной торосов, я ждала своего часа. Ты не терпел сопротивления, мой милый, но не силой я решила победить тебя, а слабостью. Ты потерял осторожность. Первое мое холодное прикосновение ты воспринял как знак покорности. Я тихонько перебирала хрустальными пальчиками коротких сентябрьских дождей твою густую гриву разнотравья. Ты был снисходителен со мной. Я пришла к тебе как раба, и тебе льстило, что строптивая девчонка, которой ты овладел когда-то силой, ласково жмурится, выгибаясь разноцветной радугой в твоих солнечных объятьях. Ты даже милостиво уступил моим мольбам и позволял по ночам делить с тобой ложе. И ты спал, утомлённый моими ласками, а я, укрыв тебя жёлто-красным покрывалом опавших листьев, шептала колыбельную устами проливных ливней. И вот сегодня, когда твой сон был особенно крепок, я накрыла тебя белоснежной периной.

Спи, мой негодяй… спи…