день четвёртый

***

Выйдя из подъезда, я замерла. Сколько снега! Он лёгкими хлопьями мягко ложился на асфальт. Казалось, он даже и не касается его, а порхает над ним, словно пушистые маленькие пёрышки. Я ступила на снег, и он громко заскрипел под моей подошвой. Вокруг не было ни души. Я была одна в этом снежном молчаливом царстве, но, несмотря на это, было тепло, мягко, светло и даже туманно. Хотелось закружиться в танце вместе со снежинками, и одновременно затаить дыхание, замереть и созерцать эту красоту, не замечая ни времени, ни прохожих.
Я сделала второй шаг. И снова снежинки звонко заголосили подо мной. Снег по-прежнему тихо сыпал – нет – летел, приземлялся, сносимый лёгким ветерком. Казалось, что где-то там, в облаках порхают маленькие белые совы, и осыпают всю землю своими перьями. Я медленно и осторожно, будто боясь что-то нарушить, прошла шагов двадцать. Посмотрела назад. Чёткий крупный отпечаток моего ботинка тридцать седьмого размера. Внезапно на ум пришла забавная мысль: что если бы мой след нашли далеко в будущем? Было бы смешно наблюдать за их серьёзными лицами, будто не знающими, кто же это мог оставить? Не человек, нет? Невольно хихикнув, я побрела дальше. Был вечер. Тёплый. Светлый. Розовое небо окрашивало всё вокруг: снег, крыши, дома. Даже свет фонарей – и он был розовым. Я вышла на улицу – в сторону парка. В такое время хочется побыть в каком-нибудь людном месте! Навстречу мне попадались счастливые лица. Молодая пара (в особенности – девушка) всё восклицала: «Как здорово!» и неожиданно начала кидаться снегом, попавшим куда угодно – за воротник, в лицо, под куртку, в ботинки – но никак не в плечо, не в живот и не в спину. Снег хорошо лепился, но почему-то рассыпался прямо в броске, попадая противнику за воротник и в шею. За ними прошёл мужчина с большой тёмной овчаркой. Собака, завидев большие сугробы, купалась в них, от удовольствия высунув язык. Горячие клубы пара вырывались из пасти, как из паровоза. Овчарка сама походила на паровоз: зарывшись в снег, она прорывала лапами себе проход, и только счастливая морда выглядывала из-под снега, выпуская пар из красной горячей пасти. И потому казалось, будто паровоз прорывается через большой слой снега.
Придя в парк, оказалось, что все скамейки заняты пушистыми бугорками. Ничуть не смутившись этим, я села прямо на этот мягкий сугроб и подняла глаза к небу. Снег прохладными хлопьями медленно ложился мне на лицо и тотчас же таял, оставляя место для новой снежинки. Это было приятно. Я откинулась на скамейку, всё ещё держа лицо кверху, и закрыла глаза. Как мне показалось, всего лишь на минуту. Фантазия сразу принялась рисовать мне всякие образы. Я была в лесу и сидела на пеньке, прислонив спину к дереву. Вокруг была своеобразная тишина: то кто-то или что-то хрустнет чем-то, то снег заскрипит где-то очень рядом, а потом тут же где-то далеко. Вдруг фантазия потащила меня дальше. Я уже сидела на краю обрыва. Ноги весело болтались над тёмной пропастью. Задев камушек ногой, он покатился вниз – в этот жуткий мрак. А я всё смотрела на падающий снег и сдувала его с бровей и ресниц, когда он залеплял их. Я открыла глаза: скамейки, фонари, искоса смотрящие на меня прохожие, дети играют в снежки и делают «ангелочков». В такие зимние вечера особенно тепло внутри. Задумавшись, я вдруг поняла, что зима нужна для "тепла". Без зимы все бы мы "замёрзли": замёрзли бы чувства, ощущение чего-то волшебного, замёрзла бы надежда и вера. Зима даёт нам "причину" быть "тёплыми", заставляет согревать кого-нибудь своим огоньком, создавая общий, ещё более горячий и прочный костёр.