Леший. Лесная сказка 1.
Автор:
Елена Глущенко
Текст:
Мы с женой часто проводим выходные на даче. Там у нас теперь только цветник. Это раньше, в 90-е, мы засаживали все четыре огородные сотки картошкой и всякими съестными овощами. Теперь нам этого не надо. За последние несколько лет я облагородил домик, обложил его кирпичом, чтобы даже зимой там можно было ночевать, не боясь холода. Теперь мы приезжаем на дачу, чтобы отдохнуть и подышать свежим воздухом, послушать тишину и птиц. Сына (ему 15) оставляем на попечение тёщи, а сами уезжаем в пятницу вечером на дачу, а возвращаемся в город только днём в воскресенье. Жена любит утром подольше поспать, а дома это не всегда удаётся. Я же - наоборот - обожаю встречать рассветы. И пока супруга отсыпается, хожу в лес: летом за ягодами, осенью за грибами.
Помнится мне, это был конец сентября. Тепло было тогда, солнечно. Деревья едва начинали желтеть.
От нашей дачи лес находится всего за полкилометра. Вышел я из дома на рассвете и когда дошёл до леса, солнце уже ощутимо грело. Световые блики путали меня, как фокусник, и я принимал опавшие листья за грибы.
Шёл я медленно. Думал о чём-то своём. Шаги были совсем неслышными на мягком мху и в пушистой траве. Паутинки цеплялись за мою куртку цвета хаки, когда я пробирался через кусты орешников – не всегда получалось обходить это паучье искусство плетения в каплях утренней росы, поблёскивающих на солнце. В воздухе витал запах грибов, хвои, а в вышине слышались птичьи голоса. Ветер едва шелестел листвой высоко в кронах деревьев. Мне было спокойно и одиноко.
Здешний лес я довольно неплохо знал и сперва отправился на свои излюбленные места. Туда, где сосны, липы, ели и небольшая берёзовая полянка, заросшая осокой. Под одной берёзой я нашёл красноголовец. В черничнике - один или два польских гриба; во мху на полянках с молодыми ёлочками и сосёнками их было гораздо больше. Вересковые заросли манили извечной загадочностью светло-фиолетового цветения; там и грибов всегда бывает больше...
Ходил я долго, часа три, не меньше. Присел на каком-то пне, съел бутерброды, что взял с собой, попил чая из термоса. Какая-то птица принялась клевать выброшенный мной кусочек чуть присохшей горбушки, когда я отошёл подальше.
Странно, но ни одного человека я так и не встретил в то утро. Обычно в такие дни в нашем грибном лесу много приезжих из города. Бывает, идёшь и то и дело здороваешься, есть ли грибочки, спрашиваешь, дорогу к посёлку указываешь, да на машины наталкиваешься; запах шашлыков по лесу разносится. А в этот раз - никого, даже странно как-то.
Вот уже и полкорзины грибов набрал. Но иду дальше куда-то вглубь леса. Помню: солнце было справа от меня, когда со старой заброшенной дороги свернул на очередные вересковые поляны. А там - следующая просека и снова грибы во мху! Стоят красавчики, поблёскивают мокрыми коричневыми шапочками на солнышке. Аккуратно ножиком срезаю каждый, чтоб грибницу не попортить - так меня ещё мой дед учил. А они чистенькие, ножки - толстенькие беленькие, и пахнут. Вот жаркое-то будет, думаю! Дальше - ещё полянка, ещё грибочки, даже беленьких пару штук нашёл!
***
Приблизительно через час солнце вдруг спряталось за тучку и начал накрапывать дождик. Корзина на тот момент уже была доверху полна грибов, да и желудок мой начал выказывать беспокойство - подходило обеденное время. Надо возвращаться, думаю.
Огляделся по сторонам: откуда я пришёл? С той стороны? А может - с этой? Солнце было справа от меня, значит теперь должно быть слева... Должно... Но его нет. Пришлось вспомнить что-то из школьного курса географии. Мох на деревьях растёт ...с северной стороны, кажется... или с северо-западной... Вот дерево. На нём мох... Мда... И что мне с того? Можно подумать, я знаю, в какой стороне света теперь от меня эта чёртова дорога! ...А на том дереве мох вообще с другой стороны. Оно, значит, географию не учило, да?! Не знает, где мох выращивать! Я и мобильник с собой не брал - на зарядку дома поставил, уходя. Спокойно, думаю, только без паники. Сейчас будет идти какой-то грибник, я у него и спрошу дорогу.
Грибник... А пока его ждать, что делать? Да и - иди знай - занесёт ли кого-нибудь сюда... «Ау-у!» заорал я. «Ау-у... ау-у» - повторило эхо. «Фить-фить» - отозвалась какая-то птичка неподалёку. «Ау-у... ау-у» - снова закричал я, повернувшись теперь в другую сторону. ...«Ау-у... ау-у» - уже привычно повторило за мной эхо. «Фить-фить» - снова откликнулась та же птичка.
Грибник... охотник... лесник... чёрт с рогами! Ну, хоть кто-нибудь бы прошёл... «Леший... - тихо позвал я - покажи дорогу, будь другом». Мой дед когда-то так учил меня. Если в лесу что-то случиться с тобой, надо Лешего другом назвать и попросить помощи. Как ни странно, справа от меня чуть неестественно шевельнулся куст. Я понял - это знак. И пошёл в сторону этого кустика.
Продравшись через какие-то жуткие заросли, я попал на еле заметную тропку. Это уже было хоть что-то. Но куда по ней идти? Направо или налево? «Леший...» - позвал я тихонечко. И метрах в пяти от меня с дерева упала небольшая ветка. «Влево!» - понял я и пошёл по тропинке.
Шёл довольно долго. Всё вокруг было незнакомое какое-то, чужое. Никогда прежде я не заходил в эти места. «Может быть, надо было идти вправо? - думал я - ...Но если сейчас вернуться... что будет там? Нет, если есть дорога, значит, она к чему-то выведет... - успокаивал я себя мысленными рассуждениями - А если не выведет, тогда что? ...Тогда пойду назад по ней же. Всё равно куда-нибудь да приду». Хорошо, хоть дождик постепенно затихал. Может, думаю, солнце выйдет - не так тревожно будет.
Шёл я довольно быстро, на грибы не смотрел уже. Да и какие там грибы, если от чего-то на душе так тревожно становилось, что аж во рту пересыхать стало. Лес вокруг как-то меняться начал: всё больше дубов да лип по обеим сторонам дороги, а кое-где - целые дубовые поляны, как на картине Шишкина. Только здесь, в настоящем лесу, они выглядят мрачновато. Это потому что солнца не было. А ещё потому, что среди зелёных и уже чуть пожелтевших деревьев, как декорации из фильмов-сказок Роу, возвышались огромные чёрные стволы высохших дубов, как страшные скелеты великанов с когтистыми лапами, что, казалось, тянуться к тебе... Если бы не шуршание дождя, то наверно можно было бы сойти с ума, глядя на эти поляны. Упавшие большие ветки усохли и превратились в зловещих монстров - казалось, что они в любую секунду могут ожить и поползли, побежать, поскакать ко мне, чтобы вцепиться и утащить меня куда-то под огромные корни!
Птицы здесь не пели, и я слышал только тихое шуршание дождя, собственные нереально громкие шаги и своё частое тяжёлое дыхание, потому что я уже не шёл, а бежал - только бы поскорее убраться отсюда!
Наконец я увидел просвет и оказался на берёзовой полянке, выросшей на месте вырубки. А за ней увидел какой-то ветхий домишко у соснового бора и поспешил к нему. За домом открывался вид с холма на такой же дачный посёлок, как наш; только он был от этого места километрах в 2-3-х не меньше. Дом был настолько ветхий, что, казалось, вот-вот развалится. Я, конечно, понимал, что там никого и быть не может. Но почему-то решил хоть заглянуть в него. Дверь была не заперта. Я дёрнул её на себя, и она просто слетела с петель - я еле успел отскочить. От двери отвалился кусок прогнившей доски. Сыростью и затхлостью пахнуло на меня из прихожей. Я вошёл внутрь и доски пола подо мной зловеще заскрипели. В прихожей я увидел старинное трюмо с завешенным какой-то тряпкой большим зеркалом. На полу стояли домашние тапочки маленького размера. Женские, подумал я. Чуть дальше, у стены, стояли резиновые сапоги; даже мне они были бы великоваты. Над ними на вешалке, прибитой к стене, висел уже бесцветный плащ. Всё здесь было покрыто толстенным слоем пыли: мои собственные следы, оставляемые на полу, мне казались глубокими. Я прошёл дальше по коридору, аккуратно ступая по жутко скрипящему полу. Доски подо мной прогибались, и мне казалось, что я в любой момент могу провалиться в погреб - не знаю почему, но я был уверен, что он тут есть. Я заглянул в маленькую кухню с посеревшими от влаги и копоти стенами. Там была только старая печь, что основной своей частью располагалась в комнате, - и пару закопченных кастрюль на почерневшем, покрытом той же серой пылью полу.
Около кухни я увидел деревянную стремянку, уткнувшуюся в запертую крышку чердака. Перекладины на ней были прогнившие, поэтому я не рискнул подниматься.
Тогда я прошёл в комнату, порвав паутину и отодвинув пыльную тряпку, служившую раньше шторой. На косяке я заметил ржавые петли - когда-то здесь была дверь. В комнате я увидел небольшой продавленный диванчик, платяной шкаф, комод, пару полок с книгами и письменный стол из чёрного дерева у окна. Странное ощущение возникло у меня тогда. Ясно было, что в этот дом никто не заходил лет пять, это точно, а может - и все двадцать. Но в этой комнате едва теплилась какая-то незримая жизнь или точнее - я ясно ощущал здесь чьё-то присутствие. Лёгкий холодок пробирал меня всего, и я чувствовал, как мурашки уже бегут по спине. Наверно, было бы лучше уйти отсюда. Да, мне, в общем-то, и хотелось убежать прочь. ...Но в то же время меня что-то не пускало. Почти что против своей воли я подошёл к столу, где увидел перо, воткнутое в засохшую чернильницу (таким писали ещё в сороковых годах), и открыл единственный ящик, что был под столешницей.
В ящике лежала только какая-то небольшая потрёпанная, испачканная чернилами книжечка. Я аккуратно достал ее и, положив на столе, раскрыл.
На самой первой совсем пожелтевшей странице была надпись, сделанная чернилами: «Здесь теперь будут жить все мои мысли и несказанные слова». Почерк был аккуратный, красивый. Это было ни что иное, как девичий дневник. Я понимал, что поступаю не очень хорошо, даже вернее - совсем непорядочно, но всё же перевернул и эту страничку... потом и ещё несколько. Большая половина записей была испорчена сыростью и временем. Разобрать можно было лишь некоторые фразы и слова. А из середины были вырваны страницы - около пяти шестых всего дневника.
«Сегодня солнце ....... ходили на просеку ..... снова видела Л ... Улыбн...
................
Батя говорил, что Л ....
.... нравится он мне.
.........
Чёрный день. Мамка ...... плачу....
............
Л добрый, а батя...
............
....плачу...»
Несущественные записи про погоду, грибы, ягоды, животных и птиц чередовались с девичьими откровениями, где постоянно присутствовал этот загадочный Л. И очень много слёз... Из всего прочитанного я понял примерно следующее.
Девушка начала вести записи в дневнике лет в 15-17. Странно, правда, что она вообще знала грамоту, живя, как я понял, здесь всегда безвылазно. Жила она в этом доме с отцом и матерью, которая умерла, когда девочка только начала вести этот дневник. Отец, судя по всему, после смерти матери озлобился и всю свою горечь выплёскивал на дочку.
На последней страничке записи были наиболее чёткими.
«Л. сказал, чтобы я шла к нему жить. Но батя меня не пустит, я знаю. Мамка бы пустила, но её уж больше года, как нет. Поэтому я уйду потихонечку ночью, когда батя уснёт. Не забыть бы ничего... Л. будет ждать меня у дубовой рощи. А за ней будет и его хижина.... Там мне мой дневник не понадобиться. Батя грамоты не знает - не прочтёт. Вот и оставляю его здесь в столе на память о себе... тому, кто найдёт. По сему, это была моя последняя запись, сделанная 3 сентября 19...7 года».
Я тщетно пытался разобрать предпоследнюю цифру. Именно по ней (и только по ней) можно было бы узнать, когда здесь жила эта девушка... выяснить, кто такой Л., и что случилось с её отцом, да и с ней самой впоследствии...
Я закрыл дневник и сунул его в свой наплечный рюкзачок. Подошёл к книжной полке в надежде найти между страницами старых книг хоть что-нибудь, указывающее на личность некогда проживавших здесь людей. Книжки разваливались у меня в руках - сырость сделала своё чёрное дело. Я понимал, что вряд ли что-то найду, но всё равно искал. Пролистав последнюю книжку, я с досадой швырнул её в угол. Ударившись о стену, она упала на пол. И вдруг я заметил, что из книги что-то торчит. Я быстро поднял её и увидел, что из заклеенных по краям страниц в виде конверта выглядывает угол плотного картона. Уже чуть трясущимися от нетерпения руками я разорвал страницы...
Это было старое пожелтевшее фото с уже нечёткими линиями. Из глубин времени на меня смотрели люди, которых я никогда не знал прежде: отец, мать и маленькая дочь. Судя по одежде, как мне показалось, это было начало двадцатых годов (или даже ещё раньше) двадцатого (теперь уже прошлого) века. На обратной стороне была сделана надпись уже знакомым мне почерком: «Мама, папа, я. 19.... год. На добрую память о нас. Тому, кто найдёт».
«Чёрт, побери!» - выругался я в отчаянии. И здесь нельзя год прочесть, расстроился я, запихивая фото туда же, где был дневник. Меня уже разбирало просто таки дикое любопытство. Я хотел, во что бы то ни стало узнать, кто же была эта девушка, что доверила …мне свои тайны через столько лет посредством этого дневника. Я решил обыскать весь дом.
Первым делом я отбросил в сторону дорожку на полу и открыл дверь в подпол. Хорошо, что у меня есть привычка брать с собой в лес фонарик. Я осветил помещение, не спускаясь вниз. Там было пусто. Даже стеллажей для консервации и то не было. В комоде и под диваном тоже ничего не обнаружилось. В шкафу была лишь старая одежда с пустыми карманами да сношенная обувь. А в карманах плаща в прихожей была только пара высохших лесных орехов.
Я остановился посреди коридора в полной растерянности. И вдруг почувствовал холод и нависшую надо мной угрожающую зловещую тишину. Дождь закончился, и я слышал только удары собственного сердца и своё взволнованное дыхание. Что-то здесь было не так, и от этого мне становилось страшно. Внезапно послышался какой-то шаркающий тихий звук где-то сверху на чердаке. Потом началась какая-то возня, и я услышал чей-то охающий грубоватый голос. Мне уже совсем стало не по себе от этого.
Я вышел во двор и подошёл к дому с торца. Там была приставлена стремянка, ведущая к открытой двери на чердак.
- Кто здесь?! - крикнул я и услышал, как на чердаке кто-то зашевелился - Я не причиню Вам зла - заговорил я мягко - Мне бы только дорогу спросить... Я заблудился.
Мне никто не ответил, только возня стала громче. Моё любопытство победило страх, и я стал подыматься по хлипкой стремянке. Когда моя голова уже сравнялась с уровнем пола чердака, из открытой двери снова послышался шум и оханье. Вдруг, едва не задев мою кепку, из темноты выпорхнула сова. Я чертыхнулся, но вздохнул с облегчением.
...На чердаке, кроме старого сена и гнезда этой наглой птицы, ничего не было.
В покосившийся сарайчик и обветшавшую летнюю кухню я тоже заходил напрасно. Там были лишь остатки домашней утвари. Зато сзади за сарайчиком около старых почти усохших скрючившихся яблонь я увидел сильно покосившийся могильный крест и направился к нему.
Зрелище, что предстало перед моим взором, повергло меня в леденящий ужас. Отчего я застыл на месте.
Две могилы располагались рядом. На одной стоял крест с табличкой, где надписи были совершенно стёрты, - и низенький, уже почти незаметный холмик, поросший травой. А вторая была… не закопана. Вернее она была присыпанной палой листвой и немного землёй, что за долгое время намыли в неё дождевые и талые воды. В могиле в неестественной позе лежал мужской скелет, судя по одежде (вернее - по тому, что от неё осталось). Почти полностью оголившийся череп был немного повёрнут на бок, челюсти разжаты. Наверное, он и умер здесь, крича и корчась от боли. Я сразу же догадался, кем были эти люди, и почему могила была не закопанной: сам себя не закопаешь…
Едва прошло оцепенение, я выскочил из этого сада обратно во двор и уже побежал было за домом по тропке, ведущей к дачному посёлку.... Но вдруг меня что-то остановило. Я понял, что не могу уйти отсюда, оставив всё, как оно есть сейчас. И пусть я чувствовал неприязнь и даже некую злобу к этому мужчине, чей труп меня привёл в ужас, я всё же вернулся и исполнил свой человеческий долг - засыпал могилу, предварительно заложив труп досками, что нашёл в сарае.
После этого я уже спокойно вышел из сада во двор. И в этот момент из-за туч выглянуло солнце. Мрачный двор и даже дом в потоках света приобрели какой-то иной вид - от этого места уже не веяло жутью.
Отойдя по тропинке, бегущей вниз с холма метров на пятьдесят, я обернулся: мне почему-то хотелось в последний раз увидеть этот странный дом. Он как будто посветлел, а я зачем-то махнул ему, рукой, словно прощаясь навсегда (хотя и понимал, что мне, вероятнее всего, придётся ещё раз возвратиться сюда).
Пройдя ещё буквально шагов десять, я вдруг услышал позади себя громкий треск ломающихся досок и удары падающих камней. Я обернулся и увидел, что дом рухнул. На его месте поднялось плотное белёсое облако. Легкий ветерок медленно сносил пыль в сторону…
В посёлке я стал расспрашивать людей о том, что они знают о доме на холме. Но дачники лишь недоумённо смотрели на меня и вообще не понимали, о каком доме идёт речь. Правда, они пояснили, как выйти к автобусной остановке, где по пути был ещё и маркет с едой.
***
Когда я добрался до своей дачи, было уже почти темно. Жена меня встретила со слезами на глазах от радости, что я всё-таки вернулся живой и невредимый... Правда, пока я ел обед, что мне приготовила супруга в моё отсутствие, - она долго меня ругала за то, что ей пришлось так пережить из-за меня. Потом я рассказал всё, что приключилось со мной. Мы до ночи рассматривали фото и расшифровывали (правда, тщетно) записи в дневнике.
А в понедельник я пошёл в милицию: нужно было заявить о том трупе, что я присыпал землёй. Мне сказали, что они должны завести дело по поводу моей «находки». Но следствие в данном случае - только формальность, учитывая давность произошедшего и то, что там, скорее всего, смерть была не насильственная.
Практически невозможно было что-то выяснить ещё и по той причине, что этот дом не числится ни в одном списке ни одного близлежащего населённого пункта и не закреплён ни за одним лесничеством. А его жители и подавно - официально никогда не существовали, т.к. вряд ли кто-то может представить хоть один какой-либо документ, подтверждающего хоть чью-то личность. Конечно, если были бы фото людей, где их реально можно было узнать, то был бы смысл «прошерстить» хоть списки пропавших без вести... Хотя, учитывая приблизительную давность исчезновения…
Конечно, милиция отправила туда опергруппу. Я поехал с ними, как свидетель. Сидя в машине, мы разговорились со следователем. Он оказался довольно приятным в общении человеком. В милиции он проработал уже лет двадцать и был старше меня лет на восемь. Было видно, что его самого очень заинтересовала вся эта история.
Мы вместе ещё раз прочитали дневник, и я спросил:
- А этот Л... Что Вы о нём думаете? Кто это мог быть? Дач этих, видимо, тогда ещё не было... А самое близкое село находится километров за семьдесят от того места, не меньше…
Он усмехнулся и посмотрел на меня. Потом перешёл на «ты»:
- А тебя-то самого кто привёл к тому дому?
- Леший.... - тихо сказал я.
- Вот то-то и оно...
***
Часть опергруппы осталась работать около дома, а мы со следователем и ещё двое ребят с собакой пошли искать дом этого Л. на то место, что было указано в дневнике.
Теперь эта зловещая дубовая роща уже не казалась такой страшной - ее освещало солнце, и оглушал лай собаки. За рощей, в зарослях мы нашли заброшенный шалаш. Его житель не возвращался сюда наверно уже больше месяца. Перед шалашом увидели кострище и остатки сгоревшей одежды...
- Ушёл твой Леший - усмехнулся следователь - и следы замёл.
В это время собака стала рыть землю недалеко от шалаша...
- Труп там... - сказал следователь - ЕЁ. А он ушёл. Ищи его теперь... А если и найдёшь, он же не убийца, не злодей. Лесной дух. Отшельник. Да и кому он нужен?.. – мужчина сплюнул - Ушёл твой Леший! Ну и хорошо: меньше всякой нечисти будет по лесу шастать! Вот тебя навёл на дом, и сам ушёл навсегда отсюда. Мы ж все его воспоминания поломали...
Я вздохнул:
- Не в воспоминаниях дело. Просто любить его стало некому...
Он удивлённо посмотрел на меня:
- А ты, брат, философ...
***
Личности этих троих из одного семейства установить так и не удалось, не смотря даже на повышенную заинтересованность следователя. Экспертиза установила только приблизительный возраст умерших, и примерное время захоронения. Точные причины смерти установить уже не удалось. Подтвердился лишь факт отсутствия каких-либо явно насильственных действия. Мать семейства дожила лет до сорока трёх – сорока семи. Скончалась примерно в 1963 году. Отец дожил до 90-95 лет примерно, почил в 2005. Дочь умерла в возрасте 57-62 лет где-то месяца полтора - два назад.
Опрос дачников относительно Л. ничего не дал. Пару заядлых грибников, правда, сказали, что несколько раз видели мельком в густом кустарнике какого-то заросшего человека в одежде, напоминающей лохмотья и маскировочную военную форму; возраст его они даже приблизительно предположить не могли. Но встречали они его давно - год или два назад. Да и места те они бы сейчас уже и не показали...
Дневник и фото остались мне на память, как и завещала их хозяйка.
Со следователем мы подружились. Теперь он и его супруга - частые гости у нас дома и, конечно же, - на нашей даче. Мы с ним ходим вдвоём за грибами, пока наши жёны отсыпаются в дачном домике по утрам.
- Как ты думаешь, а Лешие живут вечно или тоже умирают, как и мы? – как-то спросил он меня, когда мы шли рано утром по моим любимым вересковым полянкам, укрытым жёлтыми мокрыми листьями и залитым солнечным светом.
- Не знаю... Только чувствую, что наш Леший сейчас где-то рядом: на душе у меня спокойно.
Он усмехнулся:
- Я теперь его тоже своим другом считаю... - помолчал немного и добавил - Значит, его снова кто-то любит...
Ему на козырёк кепки упала маленькая еловая шишечка.
-------------------
март, 2009 г.
Спасибо.