Дар ангела

Дар ангела

Владимир Рудольфович вышел из машины. Поёжился, втянул голову в плечи, оградился высоким меховым воротником куртки от снежных колючек, которые щедро сыпались с неба, гонимые сильным ветром, нагло залетали прямо за шиворот.

Быстрым шагом двинулся в сторону супермаркета - супруга просила купить для гостей вина и вкусных сыров.

Сегодня все были похожи на дедов морозов и снегурочек. Странно скрюченных и недовольных обильными осадками. Белые хлопья валились с какой-то невиданной, избыточной щедростью. Хотелось поставить дворники перед глазами – чтоб иметь обзор хотя бы на десяток метров вперед!

Голова мгновенно побелела – роскошная не по возрасту шевелюра, которой Владимир Рудольфович тайно гордился, мгновенно намокла под тяжестью подтаивающей холодной массы.

Владимир Рудольфович принципиально не носил шапок. С детства. Вернее, с юности. Ровно с того дня, когда мама, гордая и счастливая бережно выудила из оберточной бумаги роскошь советского человека – норковую псевдоушанку и водрузила ее на голову своего бесценного Вовочки, как большую императорскую корону в момент восхождения на царский трон.

Шапка была роскошная! Норка отличной выделки и такого же отличного качества, крашенная в благородный черный цвет, на свету отливающий синевой, как крыло ворона. Вова тоже был весьма симпатичным молодым человеком, рослым и статным, удачно проскочившим возраст гадкого утенка.

А шапка и Вова вместе выглядели отвратительно! Ужасно! Скисали оба, как молоко в жару. Норка становилась невзрачной, тусклой и общипанной. А Вова сразу превращался в соседа с распухшей от постоянного запоя физиономией.

Мама этого не замечала. Радовалась шапке, как у взрослого мужчины. Радовалась сыну…

Ее Вовочка – свет в окошке – позднее дитя незамужней женщины. Своим мужественным решением родить ребенка непонятно от кого, в далеком 1966 году Зоя Петровна ясно всем дала понять - кого она любит больше всего на свете! Соседи всю беременность, не омраченную ни одним днем недомоганий, провожали Зою недовольным взглядом и здоровались сквозь зубы. А Валька, деваха с 12 квартиры, накушавшись однажды сладкой наливки на празднике, вообще, вслух высказала общее мнение, икая под балконом:

- Зоооя! Зоооооооооойка! Ты шлюха! – театральная пауза, наверное, должна была поразить адресата.

- А мне говорят, что я тоже шлюха! – она снова икнула и заржала грубым пьяным смехом. Зоя Петровна неуклюже сползла с дивана, прикрывая большой предродовой живот руками: «Если не выйти на балкон – до утра орать будет…».

Всех людей сильное алкогольное опьянение морило в сон, а Валюху наоборот, как силой накачивало!

- Валь, иди, полежи. Завтра поговорим.

- Ик! Неа. Я завтра прорт-зрт-трезвею, и не скажу ничего. Ик!

- Так может и не стоит?

- Ааааа, хитренькая! – Валька продирижировала указательным пальцем, что означало, видимо, укоризну.

- А чего они все мне гадости говорят? Я что, хуже всех? Ик! Ты вон в подоле принесла. А я шлюха? Не… мы две шлюхи! Ик! – Валька снова решила рассмеяться, но плохо получилось, издала звук, похожий на отрыжку.

- Я, Ик, может, просплюсь, да за ум возьмусь! Замуж выйду…

- Валюша! Выйдешь, конечно! – Зоя уже не первый раз усмиряла баламутную Вальку.

Она просто не спорила и ее хмельная энергия быстро испарялась.

- Вот точно! Выйду! Ик!

- Ты, на свадьбу-то не постесняешься меня позвать?

- Я!? – Валька ухватила себя за грудки, - ты че, подруга? Мы ж с тобой как одно пт… пц… цп… пцелое! Ик!

- Ну и ладно! Я завтра тебе напомню! Про свадьбу!

- Ага! Смотри мне! Не забудь! – Валька пару секунд грозно смотрела в сторону балкона Зои. Потом как-то сникла, сдулась и медленно, три шага налево, два направо и один вперед пошла в сторону двери в подъезд.

- Ик! – раздалось уже из-за двери, - Не забудь!

Зоя ничего не забывала. У нее был врожденный дар памяти. Поэтому она вольно говорила еще на пяти языках, помимо родного. Переводила, преподавала, читала толстые книжки в оригинале, благо подружка в библиотеке работала.

Правда, завтра она не смогла ничего Валентине напомнить, так как под утро уехала на скорой в роддом, где благополучно разрешилась чадом мужского пола.

Соседи и недовольная родня поохали еще совсем немного и поутихли. Зоя Петровна с честью выдержала это отрицание обществом, ни на секунду не усомнившись в правильности своего решения.

Вовочка был безмерным, бесконечным счастьем! И младеньчиком и мальчонкой – спокойный, вдумчиво оценивающий происходящее и не спешащий с реакцией.

Когда свет ее очей подрос – уже и родня и соседи не могли нахвалиться парнем. Умный, не по годам, вежливый, внимательный, трудолюбивый! Ставили его в пример своим сорванцам, за что те пытались лупить Вовку. Да не тут то было. Давал сдачи – будь здоров! Молча, сцепив зубы. После парочки таких разборок перестали злиться, даже играли вместе, пропуская родительские нравоучения мимо ушей.

Вова рос ровно таким, как намечтала себе Зоя Петровна. Пока не случилась эта шапка. Единственное, в чем она не смогла договориться с сыном! Ради покупки роскошной норки она даже устроилась на временную подработку. А ненаглядный Вовочка наотрез отказался ее носить. И стал ходить совсем без шапки.

Как и в этот день, после которого жизнь Владимира Рудольфовича кардинальным образом переменилась.

От машины до супермаркета было совсем недалеко. «Удачно припарковался», - подумал Владимир Рудольфович, как вдруг зацепился за что-то полой куртки.

- Что за черт!?

- Не. Не черт, – за куртку ухватил странного вида мужик. Байкер, закутанный в нелепый плед с висюльками и бабочками.

- Прошу прощения?!

- Та не за что…

- Что такое! - Владимир Рудольфович резко выдернул куртку из руки байкера.

- Слышь, чувак, купи пожрать! И пива бутылочку…

- Совсем охренел! Пива ему! Не замерзнешь? Вон, так припорошило, с природой слился! Я не подаю…

- Да? Не подаешь? – мужик тревожно посмотрел из-под запорошенных бровей, - ну поглядим, поглядим…

И, кряхтя, поднялся со скамейки.

- Это ты так думаешь… А мы поглядим, поглядим…

Владимир Рудольфович оторопел от наглости современных попрошаек, аж плечи распрямил, куда сразу насыпалось несметное количество снежных хлопьев, и воротник рубашки стал влажным.

Резко развернулся, быстро пробежал оставшихся пару метров до козырька. Стряхнул с головы, воротника и рукавов налипший снег. Повернулся в сторону байкера, высказать свое возмущение – а там уже никого не было. Постоял минуту, вглядываясь в метель.

«Заработался, похоже!» - снова тряхнул головой, отгоняя теперь уже навязчивый образ. «Что это такое было? Странный человек, странная просьба, снег – ни зги не видать…». Пожал плечами и зашел в супермаркет, обдавший его теплом, привычным гулом и съестным запахом.

В винах, как впрочем, и во многом другом, Владимир Рудольфович разбирался превосходно! Если его маме достался талант все запоминать, то Вовочка был одарен многократно больше. В нем очень удачно сочетались острый ум, внутреннее достоинство, благородство, строгость и исключительный вкус ко всему. За это мама иногда в шутку его называла «мой Штирлиц». Наверное, из него получился бы прекрасный «агент оо7», но судьба уготовила другое предназначение.

Владимир Рудольфович стал крупным бизнесменом. Ему, как никому, всегда удавалось уловить тренд задолго до того, когда он наступил. И качественно к нему подготовиться. Так, что он всегда оказывался «на коне», даже когда самые крутые ребята падали, сломленные то кризисом, то собственной недалекоглядностью, то просто, ленью.

Сейчас под его началом трудилось несколько десятков тысяч человек, разбросанных по разным странам. Иногда Владимиру Рудольфовичу самому казалось, что он движется, как лыжник, по хорошо наезженной колее, далеко впереди всех остальных.И, что интересно, это совершенно не напрягало. Наоборот, давало уверенности столько, что хватало на мелкие авантюры и эксперименты абсолютно без ущерба.

К врожденным талантам Владимир Рудольфович добавлял все новые, которые ему требовались по мере роста его самого и его дела. Он мгновенно усваивал тонны информации, умел правильно вычленить здравое зерно и с невероятной целеустремленностью достигал желаемого. Внешне, всегда казалось, что он спокоен, холоден, расчетлив и бесконечно строг. К себе и тем, кто его окружал. В общем-то, это так и было. Владимир Рудольфович был уверен, что жесткость, дисциплина и беспрекословное подчинение капитану – это формула успеха на его корабле. А то, что он со всех сторон успешный человек тут не поспоришь.

- Штирлиц от бизнеса – уж точно! - иногда, пребывая в состоянии расслабленности и рефлексии, он вспоминал мамины слова и полностью осознавал их справедливость и подлинность.

Взяв тележку, Владимир Рудольфович отправился привычным маршрутом по супермаркету. «Так, вот вино. Нужно разное, гостей много. Можно и виски купить, есть любители… Пять-шесть видов сыров, обязательно один с плесенью – жена будет благодарна. Хамон и конину, немного фруктов и обязательно разных орехов…»

Привычный маршрут зачем-то, вдруг, свернул в кулинарию. Владимир Рудольфович стал рассматривать готовую еду, к которой относился, мягко говоря, скептически. И вдруг произнес милой продавщице, с выжидательно-приветливыми глазами:

- Мне, пожалуйста, картофеля по-улановски, грамм 300-400, шашлыка два шампура, моркови по-корейски вот эту упаковку и маринованных свиных ушек.

« О, Боже», - что я говорю! Нет мне этого не надо! Я это не ем!!!

- Вам ушек сколько?

«Какие ушки! Да что это такое со мной!» - он набрал воздуха сказать, что ошибся, и ничего не надо. А вместо этого произнес:

- Давайте грамм 300!

Девушка шустро заметалась, подбирая и взвешивая заказанное.

Владимир Рудольфович замер, похолодел от испуга. Чтоб не было видно его ужаса, прикрыл рукой лицо, сжимая пальцами виски. Пальцы были ледяные и дрожали.

«Что за черт! Что происходит?»

- Вам плохо? – девушка взволнованно смотрела на него.

- Нет, нет, все нормально, благодарю! Голова что-то заболела, видимо с холода в тепло…

- А. Так бывает.Меня тоже, если без шапки по морозу похожу – потом, будто молотком по голове стучат. Но быстро проходит. Сейчас вам полегчает… Действительно, стало легче. Прошла внутренняя дрожь.

Он забрал у говорливой продавщицы блистеры с покупками, через силу улыбнулся. Положил их в тележку с вином, сырами и фруктами. Медленно отъехал, делая вид, что внимательно рассматривает витрины.

Перед глазами все плыло. Привычный мир серьезно пошатнулся. Никогда! Никогда не было такого, чтобы Владимир Рудольфович себя не контролировал! Даже когда молодыми зелеными студентами все упивались вдрызг на вечеринке – он был рассудителен и практически трезв. Всегда! Как он мог сказать то, чего не хотел говорить! И сделать, то, что не собирался делать!?

«Этого не может быть. Этого не может быть. Этого со мной не может быть!»

Да и покупать, то, то никогда не купил бы – странность, граничащая с помешательством. Владимир Рудольфович готовую еду, фастфуд и тому подобное всегда пренебрежительно назвал «харчи». У него дома был приходящий повар, который готовил всегда свежую, сбалансированную и изысканную еду.

Даже детям он категорически запрещал всякие пиццерии,и макдональдсы. Догадывался, конечно, что тайно, жена с детьми иногда ездила в пиццерию. Но это, скорее, были высококлассные рестораны, маскировавшиеся под демократичные заведения с помощью пиццы и пасты. Поэтому, делал вид, что не знает ничего или не замечает.

«Этого не может быть. Этого не может быть. Этого со мной не может быть!»

- Вам что-то подсказать? – приятный паренек в фирменной жилетке складывал в центре зала что-то вроде новогодней елочки из пивных бутылок.

- А? Что?

- Вы, вроде, меня просили о чем-то?

«О, Господи! Я еще и вслух сам с собой говорю!» - холодная сковывающая волна страха снова прокатилась по телу, отморозив руки и ноги практически до бесчувствия.

- Я? Нет, спасибо, - Вслух повторял, ничего ли не забыл купить, - через силу улыбнулся Владимир Рудольфович.

- Та не за что, - паренек увлекся снова своей пивной елкой.

Владимир Рудольфович сделал еще несколько неуклюжих шагов в сторону касс, потом его резко развернуло, он подкатил с тележкой к пареньку. Почувствовал, как губы улыбаются и готовятся говорить сами, хотя внутри у него все тряслось от паники.

- Вот, вспомнил. Можно бутылочку этого пива? - «Какое пиво, я не пью пиво! Я сейчас ничего не скажу!», - Владимир Рудольфович сжал губы, как партизан на допросе.

- Да, пожалуйста. Одну?

- Одну, - вдруг пискляво и наиграно вырвалось у Владимира Рудольфовича тоном плохого опереточного актера, - знаете, пивка друг просил купить. Я больше по вину…

Парень взял бутылку пива из своей елочки и положил ее в тележку Владимира Рудольфовича.

- С наступающим вас!

- И вас! Всех вам благ, здоровья, удачи! – он говорил, не подчиняясь командам мозга,- Девушку встретить любящую и…. работу найти получше, - Владимир Рудольфович почувствовал, что сейчас если еще что-то скажет этому мальчику, начнет сам себе зажимать рот рукой! Он сделал вид, что закашлялся, махнул парню рукой, мол, все, спасибо, и бодренько двинул к кассам.

«Охренеть! Я ни разу в жизни не разговаривал с персоналом, если только по необходимости!» - страх сменился злостью. Таким разъяренным на себя самого Владимир Рудольфович еще не был ни разу в жизни! «Ну, что еще я выкину?»

Подъехал к кассам. Слава Богу, очередей не было. Быстро, чтоб не купить еще какой-нибудь дряни, стал выкладывать свои товары на ленту кассира. В конце, поодаль, положил готовую еду из кулинарии и пиво. Хотелось не смотреть в ту сторону, и вымыть руки и лицо холодной водой – вдруг стало невыносимо жарко.

Кассирша, некрасивая девушка, отвлеченно пикала покупками и говорила стандартные фразы. На секунду зависла.

- Это ваше?

На ленте лежали ненавистные пиво и харчи. Он попробовал выговорить «Не мое», хотя подсознательно догадывался о тщетности этих усилий.

- Не…. мммм….не… ммм… Мое, конечно! Для друга! Такой друг у меня есть – лучший! Вот у вас, барышня, есть друг лучший?

С фрёйляйн за кассой сошла пелена равнодушия. Она недобро посмотрела на покупателя.

- Ох, как вы смотрите! Жжете глазами! Я так думаю, нет у вас друга. Вообще друзей, ни лучших, ни худших. Потому что вы - злая, не добрая…

- Шо вы меня оскорбляете? – глаза девушки налились слезами. Сейчас охрану позову!

- Не нужно. Угомонитесь. Я хочу добрый совет дать, - Владимир Рудольфович стал говорить очень быстро, будто сдавал экзамен на скорость речи. Наклонился ниже к девушке, та отшатнулась, испуганно, насколько позволяла кассовое место.

- Не злитесь. Все говорят, что вы некрасивая. Нет, вы не некрасивая. Вы … не нашедшая еще свой стиль. Я могу вам помочь. Вот моя визитная карточка.Отпроситесь завтра с работы, я отведу вас к роскошному стилисту. Не бойтесь, я оплачу этот ваш поход.

Он распрямился.

- Сколько с меня. Я расплачусь картой. Можно мне отдельный пакет для этого? - Владимир Рудольфович указал на харчи. Его лицо на секунду исказилось брезгливой гримасой.

Кассир молча подала пакет. Она была похожа на Кая из сказки про Снежную королеву. Уже замороженная, но еще могла шевелиться. Глаза стеклянные, движения, благо, что на автомате отработанные.

Оплата через терминал прошла, длинный чек выкарабкивался из аппарата. Кассирша дождалась, когда чек отрежется от кассовой ленты, взяла его и карточку в руки, снова замерла. Прижала руки к груди, посмотрела так… Особенно.

- А вы не обманываете?

- Нет, дорогуша. Завтра увидите.

Владимир Рудольфович взял карточку, чек. Пакеты, сложил в тележку и поехал к выходу.

Затормозил около цветочного киоска, где не было народу. «Таааак. Что такое со мной твориться?» Голова, не смотря на абсурдность ситуации,стала проясняться. «Я говорю и делаю то, что не собирался, ни говорить, не делать. Я сошел с ума, у меня раздвоение личности- вариант номер раз, объясняющий, что со мной происходит. Вариант номер два … Вот те на те!Подумать не мог - вариант номер два отсутствует! Как так можно? Резко, бессимптомно взять и спятить? Я читал, что это может быть только в случаях…»

«Стоп! Бутылка пива и поесть. Я уж сегодня это слышал. Бомж небомжеватого вида перед магазином. Точно! Он же еще так ехидно ухмылялся, типа, не подаешь? Посмотрим!? Ах ты, мерзавец!»

Владимир Рудольфович рванул к выходу, едва не врезавшись в автоматически открывающиеся двери.

Хмырь стоял под козырьком. Спокойно так, расслабленно курил, вроде и не случилось ничего, а на улице, вообще, не вьюга-метель, а ласковое майское солнышко… Его плед-палатка исчез куда-то и не свисал мокрыми краями. Поэтому выглядел он куда приличнее, чем в прошлый раз.

- Ну? Принес поесть?

- Потрудитесь объяснить, что это все означает!

- Ну, я ж тебе говорил, поглядим, кто из нас кто? Ху из хуй, так сказать?

- Слушай, ты! - Владимир Рудольфович, как когда-то в детстве во дворе, схватил обидчика за грудки, - давай говори! Что за херня!? Хватит морочить голову!

Байкер, слегка повиснув в руках Владимира, сказалась разница в росте, продолжал невозмутимо курить. Прямо в лицо!

Владимир Рудольфович почувствовал, что просто озверел. Вдруг осознал, что впервые в жизни сознательно снимает собственный контроль!

- Убью, к чертовой матери! - голос сипел и хрипел, как будто чужой.

- Во-первых, не получится. Во-вторых, не к чертовой, а к твоей. Зое Петровне.

- Что? Что Зое Петровне? – хватка ослабла, - Мамы уже 10 лет, как нет.

- Ну и я о том же. Слушай, может тебе удобно так меня держать. А мне неудобно так висеть. Пускай.

Владимир Рудольфович оторвал руки от хмырёвой куртки.

- А давай, хотя бы в машину сядем, я ж говорил, есть до жути хочется! У вас тут прикольно, только все время нужно что-то жевать, - сказал сумасшедший байкер и вразвалочку пошел к Вовиной машине. Странно так пошел. Все прятались, кутались от снега, закрывались всевозможными способами. А этот – дефилировал, как по Лонжерону в сезон.

Владимир Рудольфович, уж на что был солидным большим и представительным, на фоне вальяжности байкера, который на голову был ниже ростом, выглядел скрюченным сморчком. Так и поскакал за ним, подняв пакет на уровень лица, прикрываясь, как щитом, от снега.

Сели.

- Ты что, не мерзнешь? - Владимир Рудольфович, включил подогрев сидений, в ожидании пока двигатель машины нагреется и начнет гнать тепло.

- Я? Нет. А что такое мерзнуть?

- Ты что, с Луны? Или в детстве уронили? – пакет с пивом и харчами уже устроился на коленях собеседника и тот нетерпеливо пытался открыть бутылку пива.

- Крутани, эти крышки можно скрутить.

Байкер отвинтил крышку. И содержимое бутылки, булькая, стало переливаться в его глотку. Когда в бутылке осталось примерно четверть, он остановился. Почмокал. Смачно отрыгнул.

- О! Снизу так… так….

- Тепло.

- А! Я теперь понял, холодно – это сейчас на улице. А тепло, это как сейчас в районе задницы.

- Ну да.

Владимир Рудольфович смотрел, как его сосед жадно ест. Странно. Но эта картина не была отталкивающей. Просто очень голодный человек.

- Поел?

- Да. Живот полный.

- Когда живот полный, это значит переел. Съел больше чем организму нужно.

- А. Ну и ладно. Я в нем ненадолго.

- В смысле?!

Собеседник поерзал, умостился удобнее.

- Прислала меня твоя матушка. Нет, неправильно. Я все время здесь пребываю. Она меня упросила материализоваться.

«Во бред!», - Владимир Рудольфович тоскливо посмотрел вперед, но метель и не думала униматься. Дворники устало ерзали по стеклу, но за время их совсем короткой остановки, снега падало снова ровно столько, сколько только что очистилось. «Сейчас, было бы логично, чтоб он вытащил нож и перерезал мне горло…»

- Не. Не буду. Мне нельзя.

- Что не будешь?

- Горло перерезать. Нельзя мне. Да вообще, я тебя всю дорогу берегу.

« А-а-а-а-а…..! Разбудите меня!» - Владимир Рудольфович снова внутренне сжался, скомкался как ненужный листок бумаги, летящий в урну.

- Та не боись ты! – хмырь повернулся к Владимиру Рудольфовичу, улыбнулся.- Я твой ангел.

Перед глазами потемнело. Сквозь остатки сознания вдруг стали мелькать кадры из его жизни. Быстро-быстро, будто кто-то решил прокрутить кино на сумасшедшей скорости.

Учеба, дававшаяся без усилий, вот, поступление в институт, в который не принимали «без блата», а он поступил не напрягаясь. Вот первые деньги. Следующие. Легкие, приятные. Вот свадьба его, рождение детей. Партнеры по бизнесу, которые появлялись, когда было нужно, и откалывались, когда становились грузом. Сами. Просто.

Кадры, кадры, кадры…

На секунду кино притормозило – возник образ матери. Она стояла, красивая и молодая и смотрела глазами, полными вселенской любви…

Снова кадры, кадры, кадры… Успеха, достижений, побед…

Скорость вращения изображений в мозгу стала невыносимой – огромный снежный ком со смазанными обликами, катящийся в пропасть с высоты Эвереста…

«Ба-бах!» - все грохнуло, взорвалось разноцветными искрами, перед глазами поплыли круги…

- Эй! – кто-то трусил за рукав, - Алё! Ты мне смотри, еще Кондратий хватит!

Искры и круги побледнели, медленно растворяясь в реальности. Глаза стали фокусироваться и видеть. «Машина. Я сижу в машине. Это моя машина. Мне плохо. Мне стало плохо, я потерял сознание, наверное…»

- Да ничего ты не терял! – хмырь раздраженно развернулся всем телом. Взял голову Владимира Рудольфовича двумя руками. Стал мять виски и затылок.

- Ну что, пришел в себя?

- Да, - Владимир Рудольфович невероятным усилием разлепил сжатые сухие губы и выдохнул.

- Вот и славно! Мне нужно тебе многое сказать. Ты, давай, больше без потрясений. Зоя Петровна мне задаст, если с тобой что-то станется.

Он убрал руки.

- Да и что с тобой станется раньше времени-то? Я ж здесь…

- Ты мой ангел?

- О! Наконец-то! Снова стал соображать. Молодец!

- А разве это возможно?

- Как видишь… - байкер снова поерзал.

- Конечно, являться нам вот так, в теле, нельзя. Ну, уж очень матушка за тебя просила. И мы с ней немножечко правила нарушили…

- А ты что, всегда был рядом? Всю жизнь?

- Конечно!

Голова потихоньку, через сильное «не могу», включалась в происходящее.

- А картинки, что я только что видел – это все твоя помощь?

- Ну да. А то чья же?

- То есть, я сам мало что в своей жизни сделал?

- Ну, почему же. Ты тоже хорош. Не тупил, не ленился, не делал крупных гадостей…

- А сейчас тогда что? Почему ты… явился?

- Говорю же, матушка твоя, Зоя Петровна упросила. Хотя, я и сам тоже был за.

- Для чего?

Ангел замолчал. Посмотрел вперед невидящим взглядом. Вздохнул.

- Загордился ты. Обуяли тебя эгоизм, зазнайство и высокомерие. А от этого душе плохо. Она как яблоко на палящем солнце – чернеет, сморщивается, засыхает…А Зоя Петровна очень душу твою бережет. Знает, что внутри ты другой. Тебе помочь нужно было очень. Чтобы дальше ты жил снова со светом внутри.

Ты знаешь, как Маменька твоя тебя хотела, как просила Бога, в которого нельзя было верить, чтобы наградил ее сына дарами счастья, удачи, ума… Своей любовью, силой своей любви, не глупой и слепой, а настоящей материнской, она создала такой силы защитную магию для тебя, что никто из мрака даже на пушечный выстрел к тебе не сможет приблизится! Это редкость!

Ну, и для того, чтобы все дары воплотить, Зоей Петровной вымоленные, меня тебе дали. Назначили ответственным. Я уже давно с простыми людьми не работаю. Уровень высокий не позволял. Только значимые персоны, от которых весь мир может зависеть. А потом ты.

Я-то сначала оскорбился, думал все, где я проштрафился, что понизили. А потом, как матушку твою узнал лучше – понял. Такую любовь нельзя уменьшить. Только соответствовать или увеличить. Я соответствовал. Она когда к нам переместилась – руки мне целовала, что оберегал тебя так … так … тщательно. А я ей! Такие люди – редкость! Душа у нее – вселенная! И ты в ней главное светило!

Владимир Рудольфович вдруг почувствовал ком, подступивший к горлу. Захотелось зарыдать в голос, будто ему три года и он разбил любимую игрушку… Сцепил зубы, подышал, проглотил ком. Один глаз подсох, а со второго предательски скатилась по щеке слеза.

- Та ладно тебе сдерживаться! – ангел ухмыльнулся, – я ж тебя всяким видел. Когда ты маленький обделывался, и аж до затылка добегало. И когда за Наташей из параллельного класса сох, аж похудел вдвое. И когда рыдал, выл после похорон матери в кладовке… Помнишь?

- Помню.

- И когда свинячил в бизнесе своем, а потом губы в кровь кусал. Знал, что по-другому нельзя было поступить, но совесть жгла изнутри.

Владимир Рудольфович совсем по-пацанячи шмыгнул носом и тыльной стороной руки утер нос. Потом ладонью глаза. Сил быть «взрослым», таким, как он привык - серьезным, держащим все под контролем, решительным и жестким – не осталось.Владимир Рудольфович, как будто снова стал мальчишкой лет шестнадцати. С оголенными чувствами, легко воспламеняющимся сердцем и чистой душой.

- Ну вот, снова на человека становишься похож! – ангел вдруг стал совсем другой. Вид байкера-неудачника остался, но от него такой доброй силой повеяло! Энергией невероятной мощности, словно внутри заработала электростанция.

- Ух, как хорошо! Нам, ангелам, хорошо, когда хорошо нашим подопечным. Как ты говорил, называется то, что в районе задницы было?

- Тепло.

- Да! Тепло! Нам тепло, если вы делаете, то, что вам предназначено. А когда с дороги, с Пути своего жизненного, сходите – мы тлеть начинаем. Если человек сильно накосячил в жизни, сделал наоборот предопределенному – мы и вовсе сгореть можем. Раз не справились, не уберегли душу от порчи.

Владимир Рудольфович слушал, как когда-то мамины сказки в детстве. С абсолютной верой, бездонным интересом, предвкушением развязки и страхом воображаемых опасностей.

- Так что же я теперь должен делать, чтобы душу не портить, с Пути не сходить? - он посмотрел на ангела, так, как давно, очень давно, ни на кого не смотрел – взглядом отрока на мудрого учителя.

- О, вопрос по делу, - ангел снова преобразился. Теперь он стал светиться полупрозрачным светом, как матовый абажур у люстры.

- Живи, как жил. Работай, зарабатывай.

Только множь хорошее вокруг. Вспомни, как это, знать, что мир создан для любви. Для радости и счастья. У тебя много возможностей сделать его лучше. Отодвинь свою строгость и холодность для «особых» случаев – чтоб неповадно никому было.

Твое предназначение- это делать красоту вокруг. Гармонию. От мелочи до масштабов мирового размера.

Помнишь некрасивую девочку кассиршу? Это про то. Будет одним радостным и счастливым человеком больше, если поможешь ей, как обещал.

А ума тебе хватит придумать, как осчастливить много людей. Это не значит денег, например, дать. Или доктора оплатить, чтобы вылечил. Хотя, кому-то и денег можно дать, чтоб выполз из ямы, а кому-то помочь вылечится. Ты сам поймешь – нужно ли этому человеку излечиться? Станут ли он и мир лучше, если он задержится на этом свете?

Раньше ты умел определять кому сейчас плохо, кому нужно немного тепла и внимания, чтобы он снова засиял, как утреннее солнце в летний день! Кому требуются нужные слова, а кому краюха хлеба. И сейчас умеешь.Только не пользуешься этим своим главным умением! Видишь лишь тех, из кого можно выжать хорошее для себя.

Ты не представляешь, какая силища тебе дана, чтобы творить задуманное! А ты расходуешь ее в себя! Не туда направленный ресурс накачивает тебя, как надувной матрац – еще чуть-чуть, и лопнешь! А это болезни, неприятности…

Вот Зоя Петровна и уговорила меня на эту… слово забыл… команду? Дорогу? Командорогу?

- Командировку?

- Точно! Командировку!

Ангел довольно потер руки. Он с каждым словом, каждой фразой становился прозрачнее.

Владимир Рудольфович испытывал то чувство, когда ненавистная теща летит в твоем любимом новеньком кабриолете в пропасть.

С одной стороны, с него лет 30 сошло, как кожа после солнечного ожога. Голова прояснилась, помолодела. Всё стало на свои места и перманентные угрызения совести прекратились.

С другой – как жить двадцатилетним в пятьдесят один – не понятно. Как снова включиться в людскую жизнь без сомнений и опасений? Что делать с опытом, сыном ошибок трудных?

- Не переоценивать, - ангел говорил так, будто забывает, что хочет сказать и ему трудно дается каждое слово.

- Опыт это прекрасно! Не нажив опыта, ты вроде, и не существовал на этой планете в обличии человека. Не познав с опытом мудрость – жил зря. Переживать придется.

Но и злую шутку он может сыграть – прибавить лишнюю, не существующее значение собственным усилиям и собственной ценности.

Во-первых, если у тебя это получилось один раз – это не подразумевает, что получится второй, третий раз. Это значит, что были определенные обстоятельства, которые привели к первому положительному результату. Повторятся ли они – кто знает? Не факт. Во-вторых, не одевай шоры из опыта. Держи его как подсказку в сложной ситуации, как последний вариант с блеском выйти из сложной ситуации.

Последние слова прошелестели как осенняя листва. Потом была вспышка, маленькая светящаяся точка, сгусток энергии, скользнула сквозь лобовое стекло, и взмыв ввысь, исчезла. Не стало человека. В смысле, не человека. Ангела. Образа… или … вообще что это было?!

Владимир Рудольфович сидел в машине. Один. Долго просто сидел. Слабо думалось. Не было сил двигаться, делать что-то.

Затренькал телефон - звук выдернул из прострации.

- Алё! Привет! Ты скоро? – жена.

- Да. Отъезжаю от супермаркета…

Владимир Рудольфович еще немного посидел в машине, переваривая все произошедшее. Странно приятно было думать, что с ним приключилось что-то… Неведомое. Другой мир коснулся его жизни. Не навредив, направив, одарив мудростью.

Внутри набирал силу приглушенный в последние десятилетия голос - ежедневного ощущения счастья.Забытое детское чувство.Когда каждое утро – начало новой прекрасной жизни.

Дом. Прекрасный, построенный «собственными руками». То есть, под чутким руководством.

Позвонил в дверь, хоть ключ лежал в кармане. Это была традиция в их семье. Не важно, когда ты пришел. Дома ждут. Звони, хоть в 3 часа ночи.

Открыла жена.

Суетливо чмокнула в щеку, забрала пакет из рук – первые гости уже были в доме. Заговорила скороговоркой, как прогноз погоды, без эмоций, только факты:

- Володя, что задержался? Петровы уже пришли. Угощаю вином из запасников. Знаю, что не любишь, что это семье. Но не было выхода. Они пришли с пирогом, собственноручно испеченным Таней…

Он словил жену на выходе из прихожей, отобрал пакеты. Поставил их на пол.

- Анна! Аня! Сегодня особенный день, - сграбастал, обнял жену, положил ей голову на плечо и замер. Супруга интуитивно подчинилась неожиданному для их теперешней жизни порыву.

Владимир Рудольфович враз ощутил рядом родного, до костного мозга, человека. Близкого настолько, насколько это вообще может быть. В их семье существовал принцип «второго Я». Раньше. Однако, годы супружества скорее отдалили их, нежели приблизили.

Еще три часа назад он был уверен, что испытывает к жене вполне приемлемые, эффективные для их семейного возраста чувства – уважение, понимание, принятие… А сейчас его захлестывала детская влюбленность, эмоции с гормонами вперемешку били по голове, итак не вполне восстановившейся от ангельского вторжения.

- Володя, что-то случилось? – жена напряженно пыталась отстраниться, заглянуть в глаза.

- Да! Нет! Ничего не случилось. Просто… Я тебя люблю!

- И я тебя, - Анна все-таки выпростала лицо, пытливо всматриваясь ему в глаза.

Там был тот самый воодушевленно-вдохновенный юноша! Как во времена их страстного влечения почти двадцатилетней давности.

Володя отпустил ее на секунду. Всмотрелся в такое дорогое и озабоченное лицо – ничего не изменилось! Неожиданно впился губами в ее губы! Целовал так, будто завтра уезжает на 10 лет в неизвестные дали…

- Я тебя люблю! – муж за считанные минуты вернул в их жизнь страсть и взаимное влечение.

- И я! - шептала она, не смея поверить в реальность происходящего!

- Ты прости меня, если я был дураком!

- Милый, о чем ты?! Я же люблю тебя! Ты не бываешь дураком!

Вздох.

Вместе. Выдох. У каждого свой, но такой значимый! Снова вздох, между поцелуями… Они были в своей Вселенной…

Звонок!

Звонок в дверь выдернул их из волшебства и вернул на землю. Отпрянули друг от друга, с ошалелыми глазами и руками, которые ищут друг дружку. Он еще в куртке, как пришел, она в праздничном платье.

Гости.

Дежурные фразы, дежурные поцелуи, дежурное внимание…

Руку жены Владимир Рудольфович весь вечер не отпускал. Когда снимал ботинки, куртку, приветствовал пришедших гостей, поднимал бокал за… за что-то очень важное... Знал точно - это его главный. Дар ангела.

Остальное…

И остальное тоже можно преодолеть.

С такой любовью в руках!