Стихоплюйство. Смешилка
- О! Снайперша идёт. Жозефина Василллльна, привет, дорогая!
- Салям, Макароновна, тебе алейкум огромный, как говорится на Чукотке - родине сиреневого апельсина и несбывшихся иллюзий!
- У! Это, Жози, видать, Кобзона обслушалась да «Красной Москвы» нюхнула.
- Смотрела «Необъяснимо, но факт» с этим... лысеньким. Да ну его! Там про Чукотку было, про аномалии бурятские.
- Ты, Жози, не путай хоть стороны света! Хотя, главное, чтоб свой адрес знала да путь от магазина до дома.
- Верно говоришь, Авдотья Макаровна! А чёй-то у тебя, Жози, за тетрадочка такая? Неужто, мемуары писать начала про своё незабываемое (пока что) прошлое?
- Нет, Кира Никифоровна! Это у неё - дневничок. Со школьной поры сохранился. Сейчас она нам про свои похождения любовные юных лет почитает.
- Ну, что кому болит, Лоли! ...Ты, Васильна, эту очкастую бестию не слушай. Лучше сама колись: что за тетрадочка такая?
- Ну... Я... Это... Не знаю, даже как сказать. Вообщем, я поэтесса. А в тетрадочке мои стихи!
- Ой, люди! Умру от смеха! Жози поэтесса! Точно настрелянными косячками обкурилась?!
- А ты, Лоли, вообще — помалкивай. Ничерта ты в исскуЙстве не понимаешь.
- Это я-то не понимаю?! Кстати, мода это тоже искусство. Да я одеваюсь по последним тенденциям этого сезона. Кофточка — от Гуччи, штанишки — от Версачи.
- Как говоришь? Кофточку на куче нашла? Это на мусорной что ли? А штанишки и предположить не берусь.
- Да не ссорьтесь, Вы! Лучше меня послушайте. Я вот недавно читала поэта одного... Как-бишь его? Бальмонд или Бельмонт...
- Я знаю его, Авдотья Макаровна! У него двойная фамилия: Бельмонт-Наглазовский.
- Да помолчи ты, Лоли! Я сейчас наизусть лучше Вам его стих продекламирую, а то Жози стесняется читать своё. Итак, стих про друга: «Мой лучший друг, мой светлый гений, с тобою спился я давно….»
- Так этого я знаю! У него вечно про алкашей. Ещё няньку свою споить пытался всё: «Выпьем с горя!»
- Ага! И посудину искал. Потом из горла наверное распили.
- Так то ж, Кира Никифоровна, в стужу для «сугреву»!
- Точно! Потому как про закусь там ни одного слова нет, кстати. А закусывать надо. Нянька совсем «старушка дряхлая» была. На пьяную голову поэту-воспитаннику, таких сказок порассказала! Сам-то, небось, такого бы не понаписал!
- Не тот это, что про алкашей всегда пишет! Про этого фильм есть, а про того нету. Этого в кино играет тот, что с берёзками в обнимку… Напомни, Жози!
- Не он это!
- В другом фильме тот был. Правильно, Макаровна?
- В другом!
- Да вы, что, в каком фильме?!
- В другом, Жози.
- Так, кого ж он там играл-то?
- Того, который против бюрократов! Там в штанах у него что-то …не то было ещё.
- Уймись, Лоли! Тебе ж, если мужик, то про штаны сразу одна мысль!
- Не он это! Авдотья Макаровна, не он.
- Тот не лысый, правильно, Жозефина Васильевна?!
- Говорю ж тебе, Жози, лысый про алкашей писал. Они на охоту там всё ходили. Уток собакой пугали:
«Снова осень. Я пойду гулять в лесу с собакой.
Вижу, утки. Бобик мой подымет лай.
Малосольным огурцом стрельну с рогатки.
Птицы – в небо! Пёс промолвит: «Наливай!»
- Нет, я, пожалуй, не буду свои стихи читать. А то, Макаровна, ты мою поэзию тоже в стихоплюйство обернёшь. Нет… Мои стихи не для этих подмостков дворовых!
- Вот те на! А для каких это, Жози?
- Э, Лоли… Как раньше, помните, поэты свои стихи на площадях перед публикой читали. И кучерявенький тот тоже, кстати; тот, который не про спаниеля… Потом по культурным столицам разъезжали. Там в салонах поэтические вечера устраивали, а не тут на лавке во дворе… Эх, бросить бы всё и уехать!
- Куда, Жозефина Васильевна?
- В Париж, Макаровна, в Париж... Знаешь, я как Кутузов, мечтаю хоть одним глазком взглянуть на Париж.
