Просто верьте...
- Митрич, вот ты мне скажи, - маленький мужичонка заворочался, поудобнее устраиваясь внутри хомута, висевшего на стене хлева, - зачем тебе все это надо?
- Да вот это вот все, - сидящий в хомуте повел рукой, собираясь показать, что он имеет в виду, но тут же схватился за ремешок, чуть не свалившись вниз.
- Ты, Архипушка, прямо говори, что знать хочешь, а то заладил – это, то, надо – не надо.
- Ох, и темный же ты, соседушко! Проснись, Митрич! Зачем тебе все это? Зачем эту клячу каждую ночь обхаживать, кормить и чистить ее? Зачем по хозяйству так хлопотать, как ни одна баба не сможет? Тебя что, на работу нанимали? Али денюжку платят? Ой, забыл! Твоя ж плата – рюмка водки да хлеба краюха! Бросай ты это дело, да в свое удовольствие живи.
- Как это? – Митрич от удивления даже оступился и его маленькие лапти почти целиком скрылись в недавно подсыпанном овсе. – Бросить? Да как же это… А кто же все это… А хозяйство? А дом? А Савушку кто любить и расчесывать будет?
Лошадь, услышав свое прозвище, открыла глаза и потянулась губами к Митричу.
- Вот я и спрашиваю – зачем тебе все это? Ведь благодарности-то никакой! Помнишь, когда тхорь повадился курей душить? Вижу, помнишь. Ладно, понимаю, что жалко зверушку стало и не поднялась у тебя рука изничтожить его. Я т сам ведь скотину всяку люблю и уважаю…
Савушка презрительно фыркнула…
- А ты не фыркай, не фыркай! Мне твоя подкова для дела нужна была! Временно! Я ведь вернул бы ее потом, а ты сразу лягаться! Кхррр! Так вот, Митрич, не знаю, как ты того куродава отвадил, но скажи, хозяин отблагодарил? Спасибо сказал? Про кринку заслуженных сливок я уж и молчу! Эх… Не те времена нынче… Вот раньше…
Архипушка мечтательно закрыл глаза и поднял кверху косматую рыжую головушку, будто вспоминая только ему ведомое это самое “раньше”.
- Так не за кринку сливок же стараюсь, - чуть обиженно промолвил Митрич, вытряхивая из лаптей овсинки, - потребность у меня такая природная – хозяину помогать. Да и знать тебе откуда, что раньше было-то? Я и то многого уже и не припомню, а ты и подавно, зелен еще. Из наших только Леший и помнит это твое “раньше”.
- Тьфу на тебя! - замахал ладошками Архипушка, - нашел кого к ночи поминать, нечистого этого!
- Ох, кто б говорил! Даром, что банник, а сам чернее гуменника, - Митрич гулко рассмеялся в пушистую седую бороду, а морщинки в уголках глаз стали четче и резче, будто свежая паутинка, покрытая утренней росой.
- Ну, может и зелен, молод еще. Только не в этом дело, Дедушка, - голос Архипушки становился все тише и тише, наполняясь грустью и тоской. – Не нужны мы никому больше…
И маленький банник, уронив огненную, как пламя осеннего костра, голову на грудь, отвернулся к стене, подрагивая плечами.
- Ну, полно, Архипушка, полно, - неизвестно каким образом оказавшийся рядом и уместившийся внутри хомута Митрич, прижал к себе рыдающего соседа, поглаживая ладонями непослушные вихры на его макушке. – Успокойся, не надо. Ну, как это мы никому не нужны? Нужны, милок, нужны. Просто…
- Что просто?! – прекратив рыдать, Архипушка резко повернулся к Митричу. – Да знаешь, как сейчас нас называют?!
- Ну, и как же? – добродушная улыбка родилась в густоте седой бороды.
- Сказочные анахронизмы! Вот как! – буквально бросил слова в лицо собеседника Архипушка и тут же вздрогнул от раздавшегося тихого, но жуткого и зловещего, пробирающего до костей мерзким холодом, шепота:
- Ты это кого анахренизмом назвал?! Ах ты, супостат ржавоволосый! Ах ты, короед чумазый!
Архипушка, испуганно вжав голову в плечи, внезапно охрипшим голосом спросил:
- Дедушка, что это было?
- Дак вон, глянь, - торчащий из широкой ладони все так же улыбающегося Митрича палец указал на вход в хлев, возле которого стояло огромное дуплистое бревно с растрескавшейся корой, покрытое плетями дикого винограда с торчащими в разные стороны ветками.
- Ну и что? Дрова, - недоуменно пожал плечами банник. – Я спрашиваю, кто это сейчас так страшно шелестел, будто шептал что-то?
- Дрова! Ой, не могу! – зашелся в заливчатом смехе Митрич и … кувыркнулся из хомута вниз, попав прямо в ясли и зарывшись с головой в овес.
- А за дрова с тебя отдельный спрос будет! – снова жутко зашелестело в хлеву и вслед за этим бревно вдруг прыгнуло в сторону Архипушки. При этом сучья-ветки грозно зашевелились, в складках коры засверкали желтые огоньки-гнилушки, а дупло превратилось в ужасную пасть, ощерившуюся зубами-щепками.
- Ой! – тихо пискнул банник и кувыркнулся вслед за Митричем. Только в отличии от последнего, Архипушка с таким громким треском впечатался головой в боковину яслей, что даже Савушка испуганно всхрапнула и присела на задние ноги.
- Ты что творишь, пень безмозглый?! – Митрич пулей выскочил из яслей, разбрасывая овес, и подскочил к Архипушке, лежащему на полу с закрытыми глазами. – Он же молодой совсем! Хоть и банник, но молодой! У-у-у! Колода трухлявая!
- Ой-ой-ой! Уж и шуткануть нельзя! – бревно вдруг обернулось еще одним маленьким бородатым мужичком в красно-синем кафтане, запахнутом по-бабьи. – Да что ему сделается? Привет, Митрич!
- Что сделается?! Да он и не дышит вовсе! Совсем там у себя в чащобе дремучей с ума сошел, моховик безмозглый?!
- Во-первых, Моховик – это брат мой. Во-вторых, ежели я безмозглый , то как же я могу с ума сойти, коль мозгов нет? – при этом мужичок постучал себя по лбу, отозвавшемуся глухим гулом.
- Вот! Я ж и говорю – колода безмозглая! Парня угробил! А ведь совсем и пожить не успел, с тобой даже знакомство не свел... Нет, свел! Последнее в юной и короткой жизни!
- Правда, не дышит? – Лесовик удивленно вытянулся к Архипушке. – Ну-ка, отойди в сторону, Митрич…
Леший присел на корточки у неподвижного тела банника и похлопал того по щекам. Затем поднял веки, подергал за рыжие вихры на затылке, зачем-то дунул ему в ухо и задумчиво хмыкнул. Но приложив свое ухо к груди лежащего, сразу же заулыбался и полез к себе за пазуху. Появившийся на свет пузырек, мигом освобожденный от пробки, отжалел капельку бурой жидкости, которая не успев растечься по пальцу Лешего, тут же была размазана под Архипушкиным носом. Тот сразу же чихнул и открыл глаза.
- Ну ты, брат, и кудесник! – услышав за спиной восторженный возглас Митрича, Лесовик довольно заулыбался. Спрятав пузырек обратно и обтерев палец комком сена, гордо ответил:
- Да уж, могём! К тому же жабий помет на соке мухомора и не таких на ноги ставил! Ну, как ты, милок, очухался? Головушка цела, не болезнует?
- Здрасте... А где это? ...
- Что – это? – очень искренне удивился Леший.
- Ну это… Такое … С такими… - Архипушка, лежа на спине, попытался изобразить причину своего падения.
- А, ты об этом! Вот такое, да? – в тот же миг вместо склонившегося улыбающегося мужичка над Архипушкой раскрыло жуткую пасть бревно с огоньками-гнилушками, отчего бедный банник снова закатил глаза и затих.
- Ты снова?! – завопил Митрич. – Отойди от него, окаянный! Иди вон лучше овес собери, все польза хоть какая от тебя будет!
- Да уж, измельчал нынче наш народ. Что ни банник, то как девица, перед которой у мужика портки спали – так и норовит без чуйств обземь грохнуться.
- Я ж говорю – молодой еще!
Но Леший уже не слушал Митрича, хлопотавшего над Архипушкой и брызгавшего на того водой из Савушкиной поилки (к ее изредка фырчащему недовольству). Поудобнее устроившись на выщербленном (и как только голова у банника не треснула?) крае яслей, лесной хозяин запустил ладонь в зеленоватую бороду и выгреб из нее охапку травинок и листочков. Небрежно бросив их на пол, он слегка пошевелил пальцами и стал наблюдать, как они закружились в маленьких вихрях, собирая вокруг себя рассыпанный Митричем овес. Взмах ладошки – и вихри пронеслись над яслями, роняя в них овсинки. И так до последнего зернышка. Удовлетворенно хмыкнув, Леший соскочил с яслей и обернулся на тихое покашливание. Рядом стоял улыбающийся Домовой, из-за спины которого выглядывал Архипушка.
- Спасибо, Егорыч, уважил. Вот ежели б ты еще и ясли починил …
- Дудки! Мне за енто не платят! – тут же вскинулся Леший.
- Вот и я о том же Митричу толкую, - робко подал голос Банник, все так же оставаясь за спиной Домового.
- Ага! Ожил? Ну, подходи, знакомство вести будем, - Егорыч присел на скамью у яслей и похлопал ладонью рядом с собой. – Меня Егорычем кличут, хозяин лесов местных буду.
- А я – Архипушка, - Банник боязливо присел рядом. – А Вы больше не будете …
- Обращаться? – Егорыч задорно подмигнул. – Не боись! Пока не буду, а потом пообвыкнешься. Вон, Митрич тож по началу в курятнике прят …
- Это когда же?!
- Было, было, не спорь! Вспомни, тоже оторопь брала. А теперь только Алька и могет до ступора довести.
- Алинушка – это русалка наша местная, - шепотом пояснил Архипушке примостившийся рядом Митрич и почему-то покраснел.
- Так что ты там про анахренизмы Митричу толковал?
- Да я ж так, что слышал, то и поведать хотел. Люди разные ж в баньку за паром приходят. Вот и был у хозяина в гостях человек столичный. А сами ведаете, что пар банный любой язык развяжет… Вот обхаживает наш хозяин гостя веничком, а тот и давай про нас гутарить. Я ж парку потиху поддаю, да слухаю, на ус наматываю …
- На чей ус?
- На свой.
- Так у тебя ж нет усов!
- Ай, Вы дальше слушайте! Так вот тот гость и бает хозяину, мол мы – это всего лишь придумка народная, его представление о неведомом, непонятном. Чтобы как-то объяснить многие вещи, спихнуть на кого-то свои ошибки, да и просто в целях воспитания молодых, нас и придумали. Мол, было весьма удобно! В лесу заблудился – Леший попутал. В бане угорел – Банник запарил. Нетверезым в реку полез да утоп – Русалки защекотали. А про Митрича чуть ли не книги цельные пишут! Вот потом тот гость и говорит, что сейчас, в это время, это уже пережиток. Все верования в нас не идут дальше бабьих сказок, а сами мы – сказочные анах… - Архипушка на мгновение запнулся, - анахронизмы.
- Ишь, ты! – Егорыч даже присвистнул от удивления. – Пережиток, говоришь? А нам-то что с этого? Архипушка, друг ты мой, не унывай. Я, ты, Митрич со своей Алькой … Ой, да не красней ты уже! Папенька Алькин – Водяной Севастьян, кикиморы мои, да и все родичи наши – все мы были и будем. И никуда не денемся, верят в нас люди или нет. Всегда рядом будем, до последней хаты, до последней рощицы, до самого маленького озерца. Ну, а уж коли кто традиций не рушит да почитает нас – тут уж, брат, раздолье нам! Эй, вы чего пригорюнились? Давайте лучше в картишки перекинемся! Архипушка, коль продуешь – дашь на девок в бане посмотреть, а ты, Митрич … Все, молчу! Я? А я вам … А я вам орехов лесных принесу! Вкусню-у-у-чие-е-е-е!
Осторожно ступая, Митрич обошел все комнаты в доме, заглянул в детскую. В тусклом свете ночника, тихонько посапывая, спала Варенька. Светлые волосы водопадом стелились по подушке, маленький носик смешно вздрагивал, а губы мило улыбались от увиденного во сне. Так же улыбнувшись, Митрич присел на край кроватки и осторожно сплел несколько светлых прядей в ровную косичку и, поправив сбившееся одеяльце, направился в кухню. Осмотрев печь – не осталось ли угольков синих, налущил бересты с полешек и сложил ее рядом со щепой для растопки. Проверив и убедившись, что чугунки с едой до завтрака не остынут в теплой печи, Митрич перебрался на стол и …
На столе стоял глиняный кувшин, покрытый чистой льняной тряпицей. Из-под еще одной тряпицы выглядывала краюха ржаного хлеба, рядом стояла солонка с крупной солью. А, между ними и рюмкой водки, на тетрадном листе лежал большой сладкий пряник. Улыбнувшись, Домовой протянул ладонь к листку бумаги, на котором детским почерком, пляшущими и разными по величине буквами было выведено всего три слова: “ДлR ДедуШКИ ДамаВОва “.
“Как там Архипушка говорил? Анахронизмы? – думал Митрич, смахивая нечаянную слезу. – Да нет … Мы всегда будем … Рядом … “.
Спасибо )))