• Публикации
• Проза
• Детективы
• Время заката

Время заката

Автор:

Владимир Прудаев

Текст:

Посвящается Екатерине Когда лучинка упала, все ненароком встрепенулись. Но пьянящая тишина, умышленно звенящая в ушах, указала на ошибочность наших суждений – огонь не погас. Егор поднял её и поднёс к примятому краю картона, скромно выглядывавшему из камина. Почему-то мне вдруг показалось, что это была рука нищенки, тратившей последнее на кусок хлеба. С недавних пор мне всюду мерещились люди прошлого столетия, словно я должен был родиться совсем в иное время и совершать иные деяния. Должен заметить, мне нравились старомодные, даже раритетные вещи; одно время я коллекционировал старинные часы. Или, если быть точным, пытался. Вполне возможно, кто-то был в роду моём часовщиком. Все вздохнули. Не принято было в моём обществе ронять лучины и бокалы во время праздников, не к добру это. Впрочем, иные были настолько суеверны, что приходили в дом мой окольными путями, не приведи, мол, с пустыми вёдрами встретить кого. Но это лишь присказки. Я не верил во многие народные суждения, тем более, убедился лично, что в большинстве своём ничего не сбывается. Однако всё же старался придерживаться определённых суеверий, хотя до сих пор не знаю, зачем именно. Игорь продолжил изучение фотоальбома, сделанного мной ещё два года назад, а Дея и Мира вновь разговорились о своём, о женском – о мужиках. В конце концов, что последним оставалось ещё обсуждать, когда стрелки часов давно ушли за час ночи? Удивительно, что никто и не собирался готовиться ко сну, словно тайное собрание только начиналось. Между тем, мы уже несколько часов без устали тарахтели о былом, поскольку виделись раз в году, после чего разъезжались по своим делам в разные города. Надо бы вкратце рассказать о присутствующих для хотя бы малейшего представления нашей компании. Егор, обронивший лучину, был моим коллегой по работе – мы оба занимались вопросами энергосистем на различных крупных предприятиях. Частенько нас обоих вызывали в различные города для обслуживания того или иного здания заводского типа, и наши дни в своём большинстве коротались в поездках. Те счастливые денёчки, проведённые дома между разъездами, полностью тратились на повседневные нужды, и жизнь наша оттого казалась сплошной дорогой от одного заказчика до другого. С другой стороны, мы хотя бы виделись каждую минуту. Дея, так ехидно улыбающаяся мне в этот вечер, работала менеджером по продажам в какой-то очень известной компании бытовой техники, так что половина причудливых чайников со сковородкой вместо дна у меня появилась благодаря её особому вниманию ко мне. Быть может, так она выражала симпатию, но я не очень стремился завоевать её сердце – она для меня оказалась слишком своеобразной. Вообще Дея была чудноватой в смысле всяких побрякушек, смешных брелоков и тому подобного. Она всё делала по этой самой Фени из Шине, и о данном постоянно приходилось слышать мне из её же уст. Впрочем, психически моя подруга оказалась весьма здорова – люди не жаловались на её здравомыслие и суждение о чём-либо. Просто у человека было увлечение именно в Фени из Шине. С Игорем и Мирой мы с Егором познакомились за триста километров от наших домов, в другом городе под самый Новый Год. Почему-то нам лет семь назад приспичило устроить себе новогоднее турне отдыха. Мира оказалась актрисой и работала в драматургическом театре, а Игорь – супруг Миры – был искусствоведом и критиком при картинной галерее имени какого-то портретиста позапрошлого столетия. Уже позже у нас вошло в привычку собираться пару раз в год в гостях у кого-то из нашего круга общения. Моя скромная хижина оказалась скуднее их: всего один камин, полы из векового дуба, своя баня на паровой основе, бар, набитый всякой разноцветной дряни любого градуса, пару картин Да Винчи, три спальни и просторный зал во весь первый этаж. Примерное представление этой лачуги уже может вызвать недоумение относительно того, что ожидало меня в домах остальных. Но всё по порядку. В общем, самое обычное знакомство переросло в крепкую дружбу. Мы были разные во всём, но объединяло нас кое-что особенное: мы смотрели на этот мир через розовые очки. Любая неприятная ситуация имела свою положительную сторону, которую могли увидеть только мы. Каждый из нас ценил культуру, каждый относился к работе другого с уважением. В общем, для многих мы были обычной дружественной компанией. Но нас связывали более тёплые отношения. Нет-нет, я вовсе не имел ввиду то, о чём могла подумать нынешняя молодежь в силу своей недоразвитости. Мы действительно были настоящими друзьями и могли помочь друг другу в самое трудное время. К сожалению, сейчас редко кто может похвастаться этим. Егор устремил свой взор на присутствующих дам, неодобрительно покачивающих головой. Я улыбнулся, поскольку знал, что в этот момент он ощутил неловкость перед ними, и поспешил отвлечь его от неприятных переживаний. Он вообще был довольно самокритичен, и в определённые моменты мог замкнуться в себе и потерять всякий интерес к происходящему вокруг. Хотя, должен заметить, обеим дамам нравилась его неловкость. Возможно, в этот миг Егор был очень мил им, и казалось, что вот-вот обе повиснут на его шее. – Так что же насчёт той эпопеи столетней давности? Ты остановился на социопате, устроившем вместе со своей подругой линчевание детоубийцы. Кажется, его арестовали впоследствии. Или я что-то не понимаю? – Не торопись, я ещё только начал тебе рассказывать, – ответил Егор. – Самое время браться за карандаш и бумагу – хорошая книга получится. Меня данная история взбудоражила надолго. Я несколько суток не мог спать, всё думал, каковы могли быть мотивы бороться с себе же подобным у человека, на которого не влияет мнение народа. – Но ты же догадался, верно? – поинтересовался я, подходя к бару. В этот момент я подумал о бутылочке бренди, уже около пяти лет пылившийся где-то на полках. Я получил её в подарок от юной женщины, которой когда-то помог выпутаться из конфликта с налоговым инспектором. По-моему, я ей нравился, ведь бутылочка оказалась не из дешёвых даже для человека с её достатком (она была весьма обеспеченной по меркам большинства граждан). Откупорив, я разлил содержимое в бокалы, которые мне подарил сам Егор месяц назад на наш профессиональный праздник. Аромат бренди начал разноситься по залу, и Игорь, уткнувшийся в изучение моих фотографий, мельком глянул в нашу сторону, затем перевёл взгляд на супругу в надежде получить одобрение. Ничего не подозревающая Мира продолжала болтать с Деей, и он медленной поступью начал приближаться к нам. Мы с Егором сели на диван, обшитый кожей, подле которого стоял стеклянный журнальный столик. Дневник Правого. Седьмое, понедельник. Я совсем уже не помнил, что из себя представляет спокойная жизнь городских окраин. Я вовсе не знал этой жизни, но жалкое подобие её оказалось для многих лишь существованием гниющего от похоти мира. Этот мир был полон разврата и насилия; он был лишён светлой справедливости и сурового наказания за греховные помыслы. И когда время от времени сладкоголосые лидеры начинали вопить о неисполнимых желаниях масс, я лишь улыбался в ответ. Их желания стоять выше и плевать вниз неумолимо, покуда не оказываются покалено в своей же бурлящей от жадности и злонамеренности жиже. И тут масса остальных превращается в одичавшего, истощённого от голода зверя и разрывает каждого на части. Они начинают молиться, праведники, заблудшие в своих же грязных кабинетах с запахом ночной бабы, начинают кричать во всё горло: «Спаси нас!» И лишь моё молчание служит им покаянием в укор их ненасытных чужими бедами желудков. Облезлый кот промелькнул в переулке. Совсем продрогший, голодный, он чем-то напоминает каждого из нас, вечно пугающихся любого шороха, мечущихся от одного порога к другому в поисках лучшей жизни, в которой кто-то позаботится о нас. Увы, мы не боремся сами, почему же другие должны бороться за нас? Я видел дикий оскал на лице города. Он – символ нашей озлобленности. Многие ругают друг друга, при этом не желая что-либо выполнять самостоятельно и своими руками. Как бы мы справились с ответственностью, возлагаемую на плечи иных? Никто не знает. Смешно. Мы любим рассуждать обо всём, что касается не нас. Но только речь заходит о наших побуждениях, тут же затихаем, становимся нервными, словно скотобойня в предчувствии нового рабочего дня. Куда исчезает весь пафос с лиц прохожих, когда начинается ливень? Где напыщенные модницы и выпендрёжные юнцы, где верные своим убеждениям деятели и скептично настроенные простолюдины? Все попрятались в своих норах, называемых кабинетами и клубами, в страхе вляпаться в очередную переделку. Ливень – отличная кара небес, уравнивающая всех под собой. Лишь чистый от забот земных человек способен пройти под ним, не взирая на страх. Мы боимся этот ливень, ведь льёт он в знак нашей несостоятельности. Жалкое захолустье, в которое привела меня тропа, оказалось немногим хуже переваривающего свои пороки города. Здесь хотя бы не стеснялись в воскресение ходить к пастырю. Пожалуй, то было единственным, что отличало город от окраины. В остальном – такая же вонь сточных канав, а в оврагах – те же причинно-следственные остатки человеческих нужд. Убогое чудовище, называемое человечеством, неспособно прибрать за собой. А мы пытаемся всматриваться в звёзды, надеясь доказать себе, что есть такие же грязные, развратные цивилизации. Ирония заключается в том, что иные цивилизации выше нас по своему развитию, и мы навряд ли кажемся им умнее и чистоплотнее приматов. Я вышел к старому, заброшенному сараю. Когда-то здесь хранили зерно, теперь лишь ветер поскрипывал дверью. Я знал, что найду его здесь. Уже около года мне доводилось наблюдать за ним. Оказалось, этот бездомный мальчуган был единственным свидетелем похищения маленькой девочки из богатой семьи. Я не считал эту семью почтенной, тем более не испытывал уважения к ней. Данные богатеи ничего не сделали, чтобы быть почтенными людьми. Но я решился найти негодяев, поскольку у них была девочка, ни в чём не повинная, но впервые увидевшая обратную сторону этой якобы весёлой и беззаботной жизни. Её папаша, этот толстый неотёсанный мешок с копилкой вместо мозгов даже не осознал произошедшего. «Теперь я должен тратиться на частного сыщика,» – какое лицемерие. Девочка ещё не понимала, каким бездушным монстром оказался папаша, не говоря уже про мачеху, эту потаскуху с вокзала, продающую свои немытые ноги за три монеты. Знать бы девочке, кто её спаситель, не поверила. Я вошёл в разрушающийся от времени сарай. Откуда-то несло лошадиным навозом. Так пахнет этот развратный город с его мерзкими людьми-химерами, чьи унылые лица скрывают под собой дикую потребность поносить каждого, кто не думал в соответствии их суждений. Такой запах имеет извращённая мораль общества, отбросы которого шастают по подворотням в поисках очередной жертвы. Нет святости в этом мире, покуда мы не изменим себя. В дальнем углу я заметил силуэт – мальчуган боялся меня. Но его мелкое воровство ради пропитания меня ничуть не интересовало. Я пришёл за ним ради девочки, которую мог спасти только он. Мы встречались ранее, и ему было известно, что опасности для него я не представляю. Ему было страшно от моего образа жизни, от моей апатии к наполненному жестокости миру. Пришлось подарить пакет хлеба с обжаренным мясом и консервированными бобами ради его знаний. Ему было сложно отказаться; через мгновение я уже плотно прикрыл дверь и шёл обратной дорогой в самое пекло событий, в самую гущу мерзких извращенцев, вылезающих по ночам. Город пропах грязью и похотью, окровавленными купюрами и погибшим под колёсами грузовика псом. Мальчик указал на одного предпринимателя, державшего несколько лавок с готовой едой. Единственная зацепка указывала на него. В эту ночь я нанесу ему визит, и лучше бы он оказался в постели со своими рабынями, которым он платит гроши ради собственной выручки. Бедные девицы пришли от горя к нему, чтобы хоть как-то заработать, занимаясь готовкой пищи и продавая её на улицах торговых кварталов. Они ложились с ним в постель в надежде получить прибавку к жалкому жалованию. И по утру принимались заново пахать на этого урода, чьё нутро было наполнено чужими отравлениями и болезнями из-за просроченного продовольствия. Отвратная крыса должна умереть в куче своих же отходов, чтобы иные не надеялись на бездействие правосудия. Правосудие… я был блюстителем порядка, пока моя жена не пала от рук мясника-маньяка. С тех пор, как дело было закрыто за неимением доказательств, правосудие являлось для меня не более, чем красивым одеянием уродливого тела. Оно было псевдонимом для истинного лица – халатности. Тогда я осознал, что правосудие не может справляться со многими вещами, оно запуталось в своих же писаниях и определениях, и пока не найдётся способ правильно слепить этот клубок, будут существовать скрытые мстители из народа, того народа, что не успел ещё впитать в себя извращённые идеи. Игорь спустился спустя полчаса. Дамы уснули в спальнях на втором этаже, и теперь он мог безо всякого волнения расслабиться с нами за бокалом бренди. Егор разглядывал картины, и вдруг вымолвил предположение, что Художник был вегетарианцем. Он заметил, что есть некая связь между его работами и приёмом лишь растительной пищи. Но я, как и Игорь, не услышали вразумительного объяснения мнению Егора. Однако мы не могли утверждать, так ли оно было на самом деле, даже наш искусствовед несколько растерялся в догадках. Мы наполнили бокалы. – Так что же насчёт твоего мстителя? – спросил Игорь. – Ты уверен, что именно он совершил самосуд? Я как-то наткнулся на статейку про это дело в одном из журналов. Там говорилось, что он помог спасти несколько голодающих детей от переохлаждения, но о совершённом им убийстве… – Правосудии, – поправил его Егор. – Он совершил правосудие, пусть и не совсем законным методом. – Да, его правосудие тоже считается убийством. Если ты охотился на кролика, а принёс тушу кабана, то разве это считается покупкой мяса на рынке? Такая же охота. Егор сморщил нос и замолчал на некоторое время. Очевидно, он считал несколько иначе, однако суть была совсем в ином. Как не назови действия социопата, коим периодически так восхищался мой коллега, личность была интересна даже мне. Почему мне хотелось разобраться в этой истории? Что-то притягивало меня, чем-то был схож герой рассказа Егора с моим внутренним миром. Я не был злодеем или героем, и жили мы через сто лет после описываемых событий, но чувствовалась некая, еле ощутимая связь между мной и тем розыском девочки. Почему-то мне так казалось; я хотел верить в это. – Допустим, это было преднамеренным убийством, – вымолвил наконец Егор. – Но для того были весьма оправдывающие причины. Речь не о том, виновен ли этот псих в этом, речь идёт о невинной девочке. Разве её спасение не было столь важно? Разве можно было оставить её на растерзание того маньяка из-за отсутствия законных возможностей выручить ребёнка из лап зверя? Любой здравомыслящий родитель сделает всё, чтобы оградить дитя от этого злобного мира. Я был согласен с ним. Да, герой-одиночка в истории Егора пользовался не очень хорошей репутацией, но при своих недостатках он сделал всё, что должен был. Надо заметить, это для чужого ребёнка – в отличие от её родных родителей. Собственно, именно малый возраст и побудил проснуться мстителю в этом человеке. Игорь, кажется, был настроен скептически. Он начал искать любые предлоги, чтобы доказать свою правоту. Он хотел не столько осудить историю, сколько объяснить, что даже при столь хорошем побуждении нельзя превращаться в монстра и убивать. Можно понять и его, но иначе бы получился конфуз, замкнутый круг, где всегда будет преобладать либо безнаказанность зла, либо ослеплённая добротой гармония. Интересен тот факт, что отец девочки совсем не волновался за ребёнка, наоборот, негодовал по поводу своих затрат на поиски. Ему и в голову не могло прийти, что девочка оказалась на волосок от гибели. Её папаша вообще был весьма щепетилен относительно сбережений. Когда умерла его супруга, он вымаливал у родственников оплатить похоронные услуги. Даже скупой слезы не скатилось в прощальный момент. Тут же появляется в его жизни некая особа из непонятного общества. Вид её был весьма элегантен, но неприятные, видимо, чрезмерно дешёвые, духи наводили на странные мысли. В первый же день её появления в семье она начала запрещать падчерице все детские прихоти. Дошло до того, что даже воспользоваться уборной можно было лишь с разрешения этой ведьмы (так в последнее время называла её дочь богатея). Некоторые друзья богатея, в чьих домах собирались многие авторитетные лица, наотрез отказались знаться с ним, поскольку имели некоторое представление о данной дамочке. Она имела хороший спрос в домах, не столь обогащённых культурой и этикетом. Иными словами, её присутствие раздражало любого уважаемого человека. Видимо, на данного мужчину это правило не распространялось. В то время были модны в некоторых кругах общества посещать публичные дома, как в наше время модно приходить в танцевальный клуб. По каким причинам эта особа невысокого положения появилась в жизни девочки и её отца, оставалось длительное время тайной, покуда не исчез ребёнок. Лишь после того, как сыщики начали поиски, а следователи допрашивали всех соседей и немногочисленных родственников, выяснилось, что у дамочки частенько случались неприятности с полицейскими из-за развратного поведения с юными представителями мужского населения. Но это не повлияло на её отношения с горе-папашей, наоборот, он проявил больший интерес к ней. В последнее время казалось, он вообще съехал с катушек, и она манипулирует им, взяв под свой контроль всё его имущество. Надо сказать, родители девочки никогда не отличались сообразительностью и слепо доверялись всем без исключения. Может быть, это привело к похищению, ведь частые посетители их дома позволяли себе уводить девочку на неопределённое время в неизвестном направлении. Скорее всего, из жалости, так как ни отец, ни мать не уделяли должного внимания ребёнку. Вот и настал момент, когда мужчина непонятного происхождения со странным прошлым увёл её под шумок. – Никто не оспаривает тот факт, что о ребёнке не позаботились должным образом, – ответил я. – Ты объясни нам, как свершилось правосудие? Каким образом он отыскал того гада? – В архивах я нарыл многое на нашего героя, в большинстве своём показания очевидцев и следственные рапорты по закрытому за неимением состава преступления делу об убийстве. Некоторые документы, по моему убеждению, проливающие какой-то свет на это дело, отсутствовали. Если, разумеется, они вообще были. То есть многие вопросы, которыми я задавался при изучении этой истории с линчеванием, остались без ответа. На некоторые я могу ответить ещё как-то правдоподобно, опираясь на догадки, но сами понимаете, это не придаст достоверности. Во-первых, мне не удалось отыскать сведения о том, откуда появился в этой истории мститель-социопат. Казалось бы, кто-то должен был прибегнуть к его помощи, однако ни единого намёка на это – он появился ни с того ни с сего. Во-вторых, меня смутила одна особенность: человек, страдающий апатией к людям, помогает им. Я видел его медицинское заключение, и ничего хорошего про его психическое состояние не было обнаружено; при этом были награждения от местных властей за вклад в регулирование вопросов существования общества. Как это понимать? Медики чётко констатировали факт – «не годен к совместному существованию с обществом, изолировать». – Возможно, здесь есть некий умысел сокрытия реальных фактов? – предположил Игорь. – Если так, что скрывается на самом деле под оболочкой всех писанин об этой истории? Егор задумался. Быть может, что-то случилось настолько ужасное, не поддающееся здравому объяснению, что кто-то счёл нужным не предавать произошедшее огласке. Выдумать могли всё, даже скомпрометировать некоторые доклады, прибрать улики… А не могли ли приложить руки к тем событиям люди весьма знатные? Тогда это объясняет отсутствие недостающих фрагментов дела. Дневник Правого. Восьмое, вторник. Эта грязная скотина, торгующая отходами вместо свежих продуктов, выложила всё до конца. Правда, пришлось сломать ему несколько пальцев на правой руке. Рыдающий толстый здоровяк оказался мелкой дворнягой, в чьи обязательства входили лишь поиски детей из обеспеченных семей. Он вопросов не задавал, и получал за это спокойную торговлю на нескольких улицах. Как же ему спится по ночам? У него трое детей, коими он вымаливал у меня оставить ему жизнь. Я не убил его, пусть мучается, пытается отмыться от грязи, от слёз чужих детей, которых он лишал возможности нормально существовать или даже жить. Эта мразь поплатится, когда-нибудь его уберут его же наниматели ради молчания. В моём списке появилась ещё одна жертва, которая пока не догадывается об этом. Его имя мне ничего не говорило, но я собирался наведаться к нему в ночной притон, владельцем которого он является. Я проникну в это логово разврата и прелюбодеяния, окажусь в его тылу, и тогда тень справедливости накроет его с ног до головы даже в таком нездоровом, окутанном позором месте. Насколько мне было известно, в притоне собирались всякие отбросы общества, прокручивали там свои делишки, которые явно не нуждаются во мнении горожан. Да я и не собирался разнюхивать это, мне предстояло более важное занятие. Задняя дверь оказалась не заперта, на пороге чья-то кровь. Очевидно, ещё один обанкротившийся клиент сыграл свою партию до конца. Тёмный коридор, едкая табачная дымка, подсобные помещения с различной одёжей неприглядных девок, танцующих стриптиз для посетителей. Я вошёл в залу, освещённую клубными светильниками. Бьющая в голову и грудь музыка вытрясала из клиентов последние крохи, бармен подливал какую-то дрянь новичкам, ещё не привыкшим к такой манящей красками жизни. В тёмных углах за столиками завсегдатаев охмуряли те самые девицы, торгующие своими телами каждую ночь. Мимо прошли какие-то люди в строгих костюмах, искоса разглядывая мою внешность. Неотёсанный охранник в тёмных очках влепил пощёчину дамочке с сумочкой из дорогого материала. Парочка латинас еле держались на ногах после очередной порции какого-то порошка. Подозрительная мадам в обтягивающем латексе пристально следила за мной в дверях на противоположной стороне. Я спросил сигарету у музыканта, стоявшего рядом с музейным экспонатом волка. За те несколько минут, что я провёл в тёмном углу за столиком, ничего не произошло. Дамочка в дверях потеряла всякий интерес ко мне и скрылась. Я направился за ней – ей должны быть известны волнующие меня детали похищения. Если нет, я пришлю её голову, обмазанную тортом, хозяину этой затхлой забегаловки, напоминающей засор сточной трубы. Пусть для моей цели её голова послужит авансом за несостоявшуюся явку с повинной. Это будет лишь началом того ужаса, что ожидает владельца этой богадельни, если я не найду девочку в полном здравии. Весь этот притон, кипящий извращением морали, пропахнувший детской порнографией, будет выжжен вместе с хозяином и его цепными псами. А на пепелище в последствие устроят свой балаган циркачи – хорошая насмешка над теми, кто лишал детей всего прекрасного, что ещё осталось в этом угрожающем мире. Парадоксально, но социопат, устроивший самосуд, действительно появился из неоткуда. Я размышлял над этим вопросом, читая некоторые статьи и доклады из местного архива, которые мне вручил Егор. Складывалось впечатление, что спаситель девочки постоянно занимался охотой на всякого рода отбросов общества, и по чистой случайности оказался в центре расследований о похищении. Мне стало интересно, что представляло собой заключение корпоративных врачей-психиатров, работающих одно время с этим мстителем по делу о капитане полиции, якобы изнасиловавшем женщину. Вырезки из заключения также были любезно предоставлены моим коллегой, по какой-то причине перерывший в последние месяцы все полки хранилища следственных документов. Я просмотрел записи врачей. Оказывается, в детстве у нашего героя была травмирована психика – мать постоянно подвергалась избиениям её сожителя, после коих она изрядно напивалась и издевалась над ребёнком. Посттравматическое состояние развилось в ненависть к насилию, даже пацифизм. Он в свою очередь уже дал отростки ненависти к тому устою общества, в котором он был вынужден существовать. А ненависть, разумеется, когда-то превращается в агрессию, если этому вовремя не воспрепятствовать. Картинка, надо сказать, у меня вырисовывалась весьма затейливая. Я начал понимать его апатию к людям, но не мог понять, по какой именно причине его хотели «изолировать», к тому же, само понятие изоляции в контексте рапортов и медсправок можно было расценить по-всякому. Значит, капитан полиции изнасиловал женщину, а этот имел некие подозрения, догадки или даже доказательства, очерняющие святость блюстителя порядка. Решили убрать ненужных свидетелей, и надо сказать, вполне законным способом – надавили на старую рану, выявили психическое расстройство и почти упекли в психиатрическую больницу. Далее информация о том, каким образом мститель остался на свободе, отсутствует, как и предупредил Егор. Собственно, не известно также, какова дальнейшая судьба капитана полиции. Даже нет записей, что данный капитан действительно служил в полиции. И это странно, поскольку он фигурирует в деле о насилии как главный подозреваемый в погонах, а в реальности эти погоны явно принадлежали кому-то другому. Или же кто-то что-то скрывает, подсовывая фальшивые документы. Возникает вопрос, кто именно и зачем? Я выпил кофе, окинул взглядом вторую гору материалов следствия, взятая мной с Егором под честное слово из архивов полиции. Конечно, за здорово живёшь нам не позволили бы и листка бумаги унести, и пришлось приврать, мол, нам нужны данные для журналистского расследования. Честно говоря, в тот момент я ощущал себя полным дураком перед офицером, дежурившим в тот вечер. Часы пробили одиннадцать, пришло время бежать на работу – почему-то совещание было намечено на субботу в половину двенадцатого. Я решил по его окончании зайти к своему давнему знакомому, психологу по образованию, чтобы проконсультироваться о возможных проявления социопатии и мерах борьбы с данной напастью, особенно излюбленными методами мозгоправов в психиатрических клиниках. Когда же я посетил его, он долго рассказывал про способы лечения, объясняя чуть ли не каждый медицинский термин. Единственное, что я счёл нужным в его рассказе, – привязанность социопата к более сильной личности, которую он может рассматривать как совершенство. Мне вспомнились слова Егора про подругу мстителя. Вернувшись домой, я позвонил Егору и попросил что-нибудь разузнать именно про неё, ведь она могла пролить хоть какой-то след на недостающие детали нашей картины столетней давности. Вечером он явился ко мне с какой-то папкой в руках и улыбкой на лице. Следовательно, он выполнил мою просьбу, причём даже в большем объёме, чем следовало. – Вот что я отрыл на неё. Только не спрашивай, каких усилий мне стоило это, – и он протянул мне целое досье. Я открыл первый лист и увидел фотографию. На ней была изображена женщина среднего возраста, светловолосая, короткая стрижка, пальто по моде того времени, причём не из дешёвых, как узнал Егор. Её звали Александра Невольная, девичья фамилия – Сашкевич. Окончила театральное училище имени Пленникова, первое время работала там же ассистентом режиссёра. На момент следствия по делу о похищении девочки занималась домашними работами и подрабатывала няней, ей было тридцать пять. На допрос её вызывали дважды, первый раз по случаю знакомства с семьёй девочки и пребывания Александры у них в гостях в тот злополучный вечер. Во второй раз следствие было кем-то информировано по поводу параллельного расследования неким человеком, имевшем отношение к делу об изнасиловании женщины лжеполицейским. Было выяснено, что Александра знала этого человека не понаслышке, и её привлекли к ответу за возможное противодействие законному расследованию и дачу ложных показаний. Мало того, ей запретили покидать город до закрытия дела, к тому же установили слежку за её домом. Мне показалось странным, что она жила именно в своём доме, пусть и небольшом, а не в квартире – и это при том, что она работала няней. Мне показалось, что достаток няни не соответствует вложениям для содержания дома, значит, у неё были какие-то посторонние заработки, возможно, нелегальные. Как следовало ожидать, следователи не обратили на это внимания. На допросе её показания были весьма убедительны – она подтвердила, что знает этого человека близко, и неоднократно с ним встречалась, но в последнее время не виделась с ним, тем более, никаких сведений о пропаже девочки не передавала, не говоря уже, что не имеет понятия, где в этот момент тот находится и чем занимается. «Право же, он имеет право поступать по своему усмотрению и без моего ведома,» – говорила она в кабинете следственного отдела. Её непричастность к расследованию со стороны знакомого была подтверждена соседями – она последние дни была дома и ни с кем не встречалась. Выходило, я оказался прав – человек случайно попал в центр событий вокруг похищения. Он выслеживал негодяев, и наткнулся на след пропавшей девочки, о которой уже пару дней трындели в газетах. Естественно, он не остался равнодушным. – Ещё мне довелось побеседовать с правнуком Александры, – продолжил Егор. – Сейчас ему уже полтинник, есть годовалая внучка. Так он мало что знает про свою прабабку, однако сохранились в его семье некоторые вещички, принадлежавшие ей. Это были две семейные фотографии, на которых она с родителями и, видимо, двоюродной сестрой. Есть ещё одна фотография, правда, испорчена, но всё же я смог рассмотреть её – это мужчина в шляпе и чёрном пальто. На обороте фотографии надпись чёрными чернилами гласит: «Если вернусь, значит, есть опасность». Я так понимаю, это он. Что означала фраза, понятно лишь для этой парочки из нашей истории. Также её правнук показал мне несколько писем, сохранившиеся каким-то чудом до наших дней. Два письма адресованы ему, два других, конечно же, ей. Я не знакомился с их содержимым, лишь скопировал через сканер – мне хотелось вместе с тобой утолить наш интерес. Если мы и не найдём что-то конкретного в них по поимке злодея, то хотя бы поймём, что за отношения были между сладкой парочкой, а это хоть немного подарит нам представления о тех событиях. – Ты в курсе, что твоё упорство когда-нибудь сыграет злую шутку с тобой? Уж нельзя же так сокрушать чужие тайны, это по меньшей мере неприлично. – Два письма отсканировал – это ещё не государственную тайну выкрал. Я надеюсь, что мы лишь приоткроем занавес для той истории. Мы ж не собираемся их личные жизни на всеобщее обозрение выставлять. – Эх, Игоря на тебя не хватает! – Ну его… Он лишь цепляется по пустякам, чахлый юрист из картинной галереи. Ему до сути-то дела нет, он любит к людям придираться. Давай, в следующей папке я письма принёс. Открывай. Я открыл указанную им папку и обнаружил отсканированные письма, объём которых был несколько скуп для близких друг другу людей. Впрочем, я не мог судить, насколько они были близки. Эти письма могли открыть мне тайну их отношений, и я намеревался изучить каждую строчку. Почерк первого письма был изыскан, отчётлив, каждая буковка была прописана словно с какого-то шаблона. Я был уверен, что женщина писала его, и не ошибся. Небольшой текст, однако, содержал в себе всю глубину эмоций к человеку, кому были адресованы эти слова: «Мой милый, таинственный друг! В который раз я мучаю себя надеждой, что твой взгляд на этот мир не убьёт в тебе то последнее, что связывает нас. Мне нестерпимо незнание, в котором ты заставляешь меня существовать. Ни единой минуты я не провожу без мысли о тебе, без мысли о том, когда ты всё же перестанешь бороться с изъянами человечества и примешь реальность такой, какой она существует с самого начала. Твоё увлечение, давно переросшее в смысл жизни, разъединяет тебя со мной, и с каждым мгновением пропасть между нами отдаляет нас. Каждый раз, когда ты появляешься на мгновение и уходишь на длительный срок, пропасть становится более невыносимой, всё тяжелее её преодолеть. Так было трудно сломить свою гордость, убедить себя в нужде твоего присутствия! Теперь же всё, что происходит вокруг тебя, уничтожает понятие «мы». Я боюсь, мой странный, скрытный, но до боли близкий мне друг, что наступит миг, когда мы не сможем быть единым, целым существом, и твоё стремление сражаться с гнетущими и уродующими мораль недругами погубит и наше совместное пребывание здесь. Если люди не ценят, что имеют, не желают менять свои устои и перестают обращать внимание на происходящее, принимая его как должное, то почему мы должны отказываться от всего лучшего, что есть ещё в мире? Почему ты обязан отказываться от своего счастья и исчезаешь в неизвестном направлении вместо того, чтобы просто быть со мной и радоваться каждому восходу солнца, каждой минуте, пока дышишь, каждому мигу, когда мой взгляд прикован к тебе? Милый мой друг, в каждом своём стремлении изменить мир ты забываешь о себе. Подумай о том, что станется с нами. Одному тебе не справиться со столь глобальной задачей, и я от всего сердца умоляю – оставь силы хотя бы на самое ценное, что есть у тебя сейчас. Твоя кареглазая Александра». После прочтения её первого письма я не сразу сообразил, что вообще происходит. Я не знал, как реагировать, поскольку такого откровения не ожидал даже Егор. Мне впервые доводилось читать чьё-то письмо, отражающее столь сильную привязанность к человеку. Всё написанное было очень печальным, но при этом её слова произвели сильные впечатления, не оставляющее меня в покое в течение последующих нескольких дней. Я не мог даже представить, какую драму переживали они тогда, в момент, когда Он блуждал в поисках той девочки. Что я мог сказать Егору по поводу мной прочитанного? Мои мысли отяжелели, запутались, чувства перемешались в единый клуб, в непонятную массу чего-то печального, невосполнимого, утраченного. Учитывая всё, что мне было известно, после этого письма я настолько проникся в её чувства к нему, что на какой-то миг мне причудилось, будто сам наблюдал за происходящими тогда событиями. – Доволен? – поинтересовался Егор. Я лишь развёл руками, потому как не имел понятия, что и ответить. Да, естественно, я был доволен, и в предвкушении откровений в следующих письмах даже забыл про свой кофе, который уже остыл минут пятнадцать назад. – Для полноты ощущений советую читать по порядку – то есть следующим прочти ответ нашего героя-любовника. Кажется, он вовсе не ненавидел так сильно этот мир, как думается нам. Я думаю, он являлся прекрасным актёром, и свою партию блестяще сыграл не только в расследовании о похищении девочки. Кстати, удалось утром выяснить, что самой девочке не нравились посторонние, она их боялась. Единственная возможность подружиться с ней заключалась в умении помогать людям, причём без всякой корысти. Как правило, дети хорошо чувствуют окружающие их вещи и события. Значит, мог увести ребёнка кто-то из своих, ведь показания родственников были единогласны в том, что лишь некоторым людям не из их семьи она доверяла. – Это всего лишь догадка, – ответил я, считая такую версию лишённой достоверности. – Я не уверен в показаниях – их также могли состряпать, лишь бы не тратить время на бумажную волокиту. Егор, не произнеся и слова, указал на следующее письмо. Я открыл его, и удивился тем нескольким строчкам, что были написаны в ответ письму Александры: «Я понимаю твои сомнения, моя Александра. Но ты должна понимать, что в этом весь я. Нет, мне не под силу изменить весь мир, но что-то зависит и от моих действий. Пусть не будет для мира разницы, существовала ли моя личность, но мне важно знать, что мои старания помогли хотя бы нескольким детям обрести уверенность в своём будущем. Я надеюсь, что, когда всё закончится, мы сможем коротать свои дни поодаль от этого зверинца, который нравится тебе называть прекрасной жизнью со светлым будущем. Пока в моих силах что-либо предпринять, я должен действовать. Пусть это будет моим последним делом, но мне нужно помочь девочке, пусть даже ценою своей свободы, ценою своих прав и, возможно, жизни. Хорошо ли всё закончится, обещать не могу, но обещаю вернутся к тебе, моя Александра, моя нить, связывающая меня чем-то общим с этим невзрачным, убогим миром, в котором хоть что-то осталось действительно достойным преклонения. Вернусь, я обещаю. Когда-нибудь, но я вернусь.» Это письмо окончательно убило во мне способность логически мыслить. Что имел ввиду этот герой-любовник, употребив последнюю фразу? Как это связано с надписью на его фотографии? Либо тогдашние мозгоправы не ошиблись в своём диагнозе, либо человек отлично играл свою роль на публике, имея хорошее представление о том, какой загадкой окажется его биография для будущих поколений. Должен признать, я был в замешательстве, как и мой коллега. Пусть некая картинка уже начала вырисовываться – хотя бы по отношению к межличностным связям, – но в моей голове возникли уже иные вопросы. Эти вопросы не были связаны с делом о похищении, они направлены именно к паре Александры и этого мстителя. Конечно же, всё выглядело несколько неправдоподобно и странно: социопат, не переваривающий напрочь любое проявление данного мира, где живём мы – эгоисты и нечистоплотные мошенники, – не просто привязывается к кому-то из так ненавистной ему реалии, а влюбляется во всех без исключения смыслах этого слова. Как это объяснить? Как объяснить его дальнейшую борьбу за справедливость с такими же, как он или она (ведь с его точки зрения все люди одинаковы)? Я запутался, я не мог понять, почему эти письма писал один человек, а искал девочку совсем иной? Что мотивировало его отдаться вполне земным прихотям, которые он считал пороком человечества? Что-то было не так, чего-то мы с Егором ещё не знали, и мне это не давало покоя. Егор же вообще возненавидел себя, поскольку даже он не мог предположить, с какой стороны нужно браться за нашу историю о социопате. Дневник Правого. Девятое, среда. Я смотрел на пожар. Это затхлое место загорелось как сено. Сожалел ли я о содеянном? Ехидный оскал на лице пастыря с распятием в руках вовсе не означает веру в Него, так почему мне должно быть совестно? Этот бордель, переполненный гнилым нутром общества, вовсе не показатель культурных ценностей, стало быть, не было ни единого сожаления. Лишь после кто-то с упрёком промолвит мне вслед: «Там люди». И, значит, его вера в человечность ослепила его в этот момент, так как люди остались по эту сторону огня. В огне же сгорали трупы извращенцев, насильников, чьи цепные псы перестреляли друг друга в эту ночь из-за той распутной девки в латексе, что пыталась соблазнить меня. Смешно. Вместо меня стреляли в себе подобных. Безмозглые болваны. Я смотрел на пожар. Никто даже не заметил моего присутствия – все глазели на объятия пламени. Я знал, что многие были мертвы ещё до огня, остальные же в спешке покинули притон. Теперь мне были известны конкретные имена, можно было перевести дух, затаиться. Но где? У библиотекаря Святослава? Эта книжная крыса в данный момент поедала свои излюбленные крекеры, и даже ядерная война не отвлечёт его от любимого занятия. Пятиборец Денисов? Он покинул страну несколько дней назад ради соревнований. Образ Тени? Этот психопат меняет свои кликуши с такой же постоянностью, как и место жительства. Да и толка от него никогда не было – тот ещё сплетник, вечно выдающий чьи-то тайны каждому встречному. Мне было необходимо тихое место, где можно скоротать пару дней без посторонних глаз. И я знал, куда идти. Я знал, что было лишь одно такое место, где можно скрыться от этого лютого мира, злобного до отвращения, гримаса которого сведена оскоминой до самой боли в желании кого-то пытать и наказывать всюду и всегда. Нужно было уходить – приехали служивые. Эти-то точно должны прочесать местность, и, значит, меня не должны найти. Центр. Ночное освещение улиц, подрагивающее при порывах ветра. Обрывок страницы вчерашней газеты. На странице напечатана статья про похищение. Портрета похитителя нет, зато часть моей фотографии ещё сохранилась. Смешно. Эти недоумки решили гоняться за мной вместо прямого выполнения своих обязанностей. Кто-то донёс о моём параллельном расследовании, и им это не понравилось. Следующий дом – моё укрытие. Зашёл с заднего двора, тёмного в любое время суток. Приоткрыл окно, проник внутрь. Почему она не запирала его? Наверное, всё ожидает того дня, когда… чей-то кот вскочил на подоконник с уличной стороны. Осторожность всегда выручала меня, и если они добрались и сюда, игра будет кончена в считанные минуты. Я прошёл в следующую комнату, затем в другую – никого. Значит, всё в порядке, можно ожидать. Спустя пару часов скрипнул дверной замок. Входная дверь отварилась, тихие шаги, мелкий каблук. Она знала своё дело, я хорошо научил её. Не включая света, прошла в уборную, затем в спальню. Молодец, думал я. Но учителя ей не обыграть. Успокоилась, скинула верхнюю одежду. Включила в столовой свет, и я поставил почти уговорённую банку с килькой на стол. – И давно? – с удивлением произнесла она. Естественно, что могла она ещё узнать у человека, которого не видела несколько месяцев? Её вопрос был приветствием, удивление не дало ей возможности повиснуть на моей шее от радости. – Пару часов. Я соблазнился килькой, ты не против? Она прослушала этот вопрос. Ей было важно видеть меня живым и здоровым. Она – единственный человек, которому я доверял, на которого мог положиться в любой ситуации. И что только могло заставить её заботиться обо мне? До сих пор не понимаю. – Мне нужно переждать денёк. Если я тебя не стесню, то прошу позволить… – Мой дом – твой, тебе это известно. Так что стряслось? Ты исчез, не отвечал на письма. Я наводила справки, но всё в пустую. Полиция разыскивает тебя или очень на тебя похожего человека, а ты безо всяких объяснений уходишь и являешься лишь через семьдесят дней. Я ночами не спала, всё думала, что могло произойти. Может, теперь всё-таки скажешь хоть что-нибудь в оправдание? – Килька у тебя уже несвежая… Она пожала плечами от негодованиями. В этот момент я наблюдал, как обида переполняла её. Ей прекрасно было известно, что я делал, и не желал приходить лишь из-за возможной слежки. С другой стороны, я понимал её. Она мучилась, страдала, в своих мыслях проклиная мои деяния, мои мысли, даже день нашего знакомства. Было тяжко выносить мою борьбу с этим миром, и от этого наши отношения порой оказывались на краю. Но я не мог иначе, я просто не умел по-другому; вся моя суть заключалась в борьбе, пусть даже борьба и происходила таким ужасающим способом. Когда часы пробили одиннадцать вечера, я отложил свои дела и вновь принялся изучать архивные справки и доклады, связанные с похищением невинного ребёнка. Егор пробыл у меня совсем недолго, буквально час – его в срочном порядке вызвали на работу. Листая страницы, снова наткнулся на переписку нашей парочки столетней давности. Чтобы не пропустить ничего интересного, решил перечитать их. Всё же мне не было понятно, каким образом два столь разных человека, причём во всех смыслах, смогли поддерживать тёплые чувства друг к другу. Да, в нашей жизни случается всякое, и вполне возможно, что эти двое тоже могли сломать грани стереотипов. Однако, даже если и так, я не видел каких-либо предпосылок к этому, не имел полных сведений. Надо сказать, многое было утрачено, и эти четыре уцелевшие письма – большая удача. Кто мог знать, что через сто лет парочка бездельников-электриков будет заниматься своим, пусть чисто логическим, расследованием? Так что уже имеющееся у нас было хорошим инструментом истории. После первых двух писем я решился прочитать оставшиеся. Уж манили меня эти признания, что-то было в них созвучно моей душе. Вот что писала Александра чуть ранее получателю: «Я о тебе никогда не мечтала. Ты появился вдруг, из темноты, окутанной ливнем. Мне не было одиноко в лабиринтах города с серыми, невзрачными стенами по ночам. Я была счастлива, периодически укрываясь в своём мирке, и вовсе не хотела этой любви к тебе. Но когда меж серости обыденной жизни, замкнутой в суете чем-то озабоченных и невзрачных людей, возник впервые твой силуэт в чёрном плаще, в редкой шляпе, оттеняющей всё лицо, словно защита от злобной реалии, я поняла, что ещё никогда не любила. С тех пор странной дрожью охватывает меня блеск твоих глаз. Каждый миг без твоего присутствия является для меня ледяными оковами пустующего мира, где никогда не колышет траву ветер, птицы не поют, облака стоят на привези, заграждая путь солнцу. Казалось бы, что могло так привлечь к тебе? Увы, я не знаю ответа. Но мне известно то чувство, манящее своей сладостью, мечтой, уверенностью в твоём существовании. Можешь ли ты объяснить, что происходит со мной при твоём приближении? Я надеюсь, наши отношения имеют некий замысел небес, но вовсе не представляют собой иронию судьбы. С сокровенным чувством к тебе, твоя кареглазая Александра.» Я понимал эти слова так: сперва у них назревала та самая любовь, о которой так много написано прекрасных стихов и высказано множество мудрых изречений. Может, они старались не замечать своих проблем, найдя способ отвлечься именно в таких отношениях. Но было ли это лишь игрой, сказать не могу, и вот по каким соображениям: я не видел мотива, не видел смысла игры, поскольку ни он, ни она не были богатыми, не занимали каких-то высоких должностей, не могли дать друг другу чего-то такого ценного в материальном плане, что не позволяли себе другие. Если же игра была на публику, то здесь легко заметить, что никто из них не занимался общественными мероприятиями, не прославился так широко какими-то деяниями, не путешествовал по миру с гастролями или гуманитарной помощью. Значит, я делал вывод – чувства были настоящими. Тогда возникал следующий вопрос: почему на втором допросе Александра была так безразлична к своему избраннику? Иными словами, учитывая возмущение по поводу его характера, высказанные в первом прочитанном письме, она либо ушла от него, либо хорошо понимала, что ничего хорошего ни с ним, ни с ней самой не случится, если его поймают. Надо отдать должное следователям – раз у них не получалось найти девочку и наказать виновных, с коими так прекрасно расправлялся наш герой, то первые решили-таки хотя бы разобраться с ним, чтобы хоть как-то оправдать свою месячную получку. Да, он действовал жестоко, порой даже неоправданно и безнаказанно, но по крайней мере, что-то всё-таки делал ради девочки, в то время как остальные перебирали бумажки в кабинетах в надежде, что дело само раскроется и напишется в докладной начальнику. Александра же, как я понимал, была очень дальновидной женщиной, раз смогла убедить следствие в своей непричастности к этому мужчине, к тому же, умело скрывала отношения с ним ото всех и всегда. Прекрасный актёр, жаль, что она не осталась в театре. Понимал ли сам мститель, с кем связывал судьбу? Егору казалось, нет. Мне же думалось наоборот – судя по его письмам и надписи на обороте фотографии, человек был первоклассным психологом. Надо думать, социопаты по своей натуре должны быть отчасти психологами. Ведь они же должны как-то оправдывать свои действия, а жалкие причины, коими орудуют многие люди – не оправдание. Разумно предположить, что человек с его складом ума мог бы сделать многое для человечества, но почему-то направляет свои силы в весьма печальное русло. Когда я вылез из душевой и решил отойти ко сну, меня посетила мысль – что, если у него было что-то, где он хранил свои вещи или вписывал свои переживания? Мне показалось, что у него должно было быть укромное место не столько скрытое от мира, сколько от себя самого. Вполне возможно, он вёл дневник. С этими мыслями я заснул. Утром пошёл дождь. Я, конечно, не собирался тратить свой выходной день на прогулки по паркам или магазинам, но пасмурной погоде не обрадовался. Сворив себе кофе, благо ещё немного его оставалось, я надумал разобраться со своими давно отложенными делами, но меня отвлёк телефонный звонок. На экране высветился номер Деи. Стало ясно, что день будет потрачен совсем на иные планы, нежели я рассчитывал каких-то пару секунд назад. Подняв трубку, услышал несколько печальный голос, очевидно, Дея была расстроена чем-то, слегка подавлена. – В чём дело? – сразу же перешёл я, не давая ей замкнутся в себе. Дея рассказала вкратце, что поссорилась с родителями, да в довесок её обокрали. Как раз это случилось в моём районе. Я предложил встретиться, на что получил радостный возглас. Стало ясно, что её ситуация была поводом ещё раз увидеть меня, что, разумеется, подразумевало под собой некоторое развитие отношений из дружественных во что-то большее. Что ж, почему бы и нет, подумалось мне. Если не учитывать её странных манер придерживаться Фени из Шине, то женщиной она была весьма яркой, общительной, умной, надо сказать, весьма успешной в своей работе и вообще по жизни. Во мне разгорелся интерес к ней, в крайнем случае мы всё равно останемся в хороших отношениях. Спустя пятнадцать минут я уже встречал её. Шампанское мне не довелось купить к этому моменту, да и не любила она игристое вино, зато остального алкоголя было навалом, и все мои гости знали, где находится бар в моём доме. Собственно, весь этаж был огромной гостиной, и я никогда не старался сэкономить на комфорте, тем более тех людей, что ценили и навещали меня. Приняв её верхнюю одежду, пригласил к небольшому столику, собранному наспех к её приходу. Она улыбнулась. – Извини, свечки я не успел приобрести, – несколько расстроено и тихо проговорил я. – Ты так мил, – ответила Дея. – Я вовсе не думала об этом, когда звонила… Как странно, почему-то никогда не замечала за тобой романтизма, какого-то душевного уюта. Видимо, я ошибалась, глядя с каким-то высокомерием на твои усилия для твоих гостей. Я махнул рукой. Надо признаться, идиотская привычка – вместо слов одобрения или прощения махать рукой. Но она поняла. Конечно же я не злился, даже не задумывался о том, что всё может сложиться именно так, а не по-другому. Впрочем, кто мог наверняка говорить о будущем? Случайности, или предначертание, всё одно – нам не подвластно последующее в нашей реалии, как не подвластны бывают обстоятельства, складывающиеся вокруг нас путём деяний миллионов таких же, как мы, людей. В общем, мы удачно начали наше общение даже невзирая на такое печальное обстоятельство с Деей. – Как Мира? Я ответил, что они с Игорем должны уехать вечером, так что сегодня ещё можно их увидеть, либо придётся ждать целый год. Как бы то ни было, мы были рады их видеть. Я в свою очередь поинтересовался о случившимся. – Наверное, это с каждым бывает. Я про родителей. Что происходит с нами, когда мы стареем? Неужели все банальности, наши стереотипы и мода устаревают вместе с нами? Как это не прискорбно, но это, видимо, так. Я поругалась с мамой. Она уверяет, что в своё время все женщины выходили в двадцать лет замуж. Да что там, она всех женщин на свете называет бабами. Я, если можно так выказаться, вылупил глаза. – Извини, но это её слово – «бабы». Такое впечатление, что ей до сих пор мерещиться какой-нибудь отдалённый колхозный сброд докембрийского периода. Ты знаешь, мне иногда приходят всякие мысли в голову, но в последнее время постоянно думается, что она тронулась. Разве можно подавать хлеб к столу, предварительно взвешивая каждый ломтик для равенства с другими? Я понимаю, мы в старости можем оказаться ещё хуже, но зачем доходить же до такого? Ведь она в свои года ещё трезво смотрит на многие вещи, здоровье не подводит, пытается ещё за модой гнаться. И тут… В общем, мы поскандалили, когда я попросила больше не позориться при гостях своими выходками, переставшими быть актуальными ещё тридцать лет назад. Она часто сравнивает наше время с прежним, с тем, в котором ей угодило родиться. Это иногда выводит людей из себя. Что я мог ответить ей? Таковы, видимо, все наши родители, не только её. Все дети будут когда-то считать своих родителей в чём-то недоразвитыми. Я продолжал слушать её рассказ про обыденною склоку, с которой сталкивались все без исключения, периодически подливая ей вина. Только когда мы захмелели, вспомнили про время. Нет, нам некуда было спешить, просто в шесть вечера по традиции, которую соблюдали все мои гости, каждый должен был выпить по стаканчику абсента и посидеть возле камина с кальяном. Интересно, я даже не задумывался, почему так было заведено. Я вспомнил, что такая традиция была придумана вовсе не мной, а, кажется, самой Деей лет десять назад, когда она с Егором в новогоднюю ночь упивалась текилой, опустошая мои запасы. Я улыбнулся, и предложил не отходить от заведённого порядка, как теперь уже принято называть это в моё доме. Не могу сказать, какие правила были у хозяев иных домашних очагов, но уют гостей, пожалуй, всегда приводит к взаимопониманию и уважению. Александра спала. Я сидел рядом, словно сфинкс у египетских пирамид, полных богатства и нераскрытых тайн. Я охранял её. Быть может, во сне она хранила меня. Что я мог дать ей в защиту от этого мира, наполненного до ушей грязью, болью и предрассудками? Ничего. Я и сам ей приносил одни мучения, одну боль взамен её тёплым чувствам. Мы были вместе, мы любили друг друга, но я пытался скрываться от неё, от себя, чтобы не причинять ещё больших страданий. Очевидно, это был не лучший способ оградить от всех напастей. Я был в курсе её пребывания на следствии. Таких, как я, не любят, за ними всегда будет погоня. Чтобы не попасть на крючок и не подвести к плахе дорогих людей, нужно отказаться от многих благ. В моём случае это означало лишь одно – моё исчезновение. Она поймёт, она – умная женщина. Ради того, чтобы спасти ребёнка, я вынужден порвать со всем, что мне так не хватало с ранних лет, что мне дорого и очень близко к сердцу. Моя Александра, моя кареглазая мадмуазель, что направляет меня в нужное русло, вскоре лишится меня, и тому виной смысл моего существования. Я не хотел этого. Я никогда не просил такой жизни. Но мне довелось родиться с этим, родиться с самоотверженной устремлённостью помогать невинным и заблудшим ради их же спасения, пусть даже ценою собственного счастья. Никаких договорённостей даже перед лицом полного разрушения и хаоса. Нет, она вряд ли поймёт, она не из того же теста. Ей нужна спокойная жизнь, без частых переживаний, с мужем-профессором с факультета какой-нибудь философии. Зачем ей человек, нуждающийся в скрытности, который не может спокойно существовать с этим миром воедино? Она не видит мир таким, каким вижу его я; она и не должна его видеть моими же глазами. Его обратная сторона слишком враждебна, она начинает охотиться за теми, кто видел её чёрные секреты. Увы, этот мир на самом деле таков, мы лишь закрываем глаза на это, пытаемся не замечать последствий своих деяний, становимся глухи к чужим мольбам, слепнем перед чьей-то бедой и проходим мимо. Увы, мы часто страдаем из-за своих же глупых побуждений, из-за неспособности противостоять своим же никчёмным желаниям и похотям. Мы извращаем мораль, губим всё действительно ценное, следуя к иллюзорным целям и несбыточным мечтам. Мы делаем такой нашу жизнь, небо к этому не имеет ровным счётом никакого отношения. Не надо приписывать Его к тем поступкам, которые совершены людьми, он этого не прощает. Даже те, кто делает из себя мучеников, отвергая все блага земные, в половине случаев гонятся не за духовной пищей, вовсе не для уюта других, но для реклам себя же самих, для финансовой выгоды. До чего же извращён человеческий ум по отношению к способам достижения высот. Жаль, лишь немногие правильно распоряжаются тем, что имеют. Я должен оставить её. Означает ли это, что брошу её? Время рассудит, мне же нужно завершить начатое. Я не могу спокойно наблюдать за происходящим. Мне невыносимо видеть изъяны общества, хотя и пытался исправить себя. Что если и я принадлежу к тому сорту людей, кто изувечивает представление о человечности, о гуманности, о морали? Устои меняются, мировоззрения тоже, распадаются и создаются государства, а я всё тот же, всё также пытаюсь угнаться за своими прошлыми убеждениями сделать мир лучше. Может, этот мир на самом деле не так уж и плох. Пока есть такие, как моя Александра, у планеты остаётся шанс быть райским уголком Вселенной. Такие, как она, создают приятное, благодатное окружение, ту атмосферу, ради которой стоит жить и бороться. Поэтому я должен уйти – моё присутствие лишь разрушает такой идеал. Я порчу всё то, к чему так стремится её душа. Почему она беспокоится за меня? Я же не способен ей дать взамен чего-то большего, чем свою любовь. Люблю ли я её? Да, пусть и выражаю эту любовь странным образом. Александра спала. Я смотрел на неё. Её милое мне лицо было бальзамом для моего сердца. Единственное существо, один только образ которого способен служить для меня утехой в столь губительном мире. Она страдает; каждый её взгляд говорит об этом. И я уже не могу себя исправить. Часы пробили пять утра. Поднявшись, я подошёл, наклонился и впервые поцеловал её. Приятная дрожь овладела мной, когда сквозь сон на лице её проскользнула улыбка. Её рука потянула одеяло – очевидно, ей казалось, что это была моя рука. «Милый,» – еле слышно промолвила она всё также, сквозь сон. Я знаю, она любила меня. Она часто говорила во сне со мной. Почему у такого, как я, есть такая, как она? Ответ мне не известен. Я оставил свою фотографию на тумбочке рядом с её кроватью. На обороте вместо прощания несколько слов о моём возвращении. Она поймёт, она – умная женщина. Мне же нужно идти, у девочки совсем мало времени. Проснувшись утром, я обнаружил рядом пустую половину кровати. Дея, видимо, уже ушла, часы пробили одиннадцать утра. Однако аромат кофе привёл меня на кухню, где и обнаружил её. Впервые для меня варила кофе женщина, было как-то непривычно. Но мне было интересно наблюдать за её движениями. Что-то было в них грациозное, словно не от мира сего. Почему-то мне нравилась её манера двигаться. Восхищался ли я этим? Да, и в это утро я осознал это. Ни единого лишнего взмаха руки, всё будто бы отточено десятилетиями. Странно, ведь до этого момента я не задумывался о семейной жизни. В этот миг мне представилась Дея в роли моей супруги, и приятный озноб овладел всем моим существом. Я рассматривал её, каждый волос, так игриво развивающийся за ней, наблюдал за каждым шагом – она ступала по полу, словно ходила по воздуху. Она была красива, очень красива. Её стройное тело манило меня обнять её. Халат, одетый на ней, был лишь частью какого-то замысла, ведь этот бело-розовый цвет хорошо смотрелся с цветом её помады. И вдруг она обернулась. Она обернулась, наши взгляды пересеклись, и какая-то искорка промелькнула между нами. Ей нравилось, когда я наблюдаю за ней, мне нравилось, когда она смотрела на меня этим с ума сводящим взглядом. Её рука медленно положила ложечку на стол, будто бы что-то было в ней непристойное, и на лице её проявился румянец. Может, ей было стыдно за вчерашнее, раз мы выпили три бутылки дорогого вина. Однако в эту секунду я думал совсем не про опустевший бар. Мной овладело страстное желание высказать всё, что так хотелось, в одном, но самом заветном поцелуе. Я медленно подошёл, Дея робко опустила глаза, словно маленькое дитя. – Я… – начала она. Но я остановил её, прижав руку к её устам, поскольку словами можно было испортить этот миг. Я боялся, что тишина, позволившая нам в данный момент сблизиться, могла быть нарушена совсем не нужными объяснениями. Да и были ли нужны хоть какие-нибудь объяснения? Навряд ли. – Что же с нами происходит? – тихо вымолвил я. – Почему столь разные люди не могут существовать друг без друга, словно тьма без света перестаёт быть тьмой. Она обняла меня; её нежные руки обвились вокруг моей шеи, а губы прижались к моим. Этот миг, казалось, растянулся на целую вечность, и само время, невзирая на все законы, остановилось наблюдать за нами. Нет, Дея всё-таки не была столь высокомерной, как мне казалось когда-то… напротив, ей были присуще отзывчивость, доброта, желание быть защищённой и любимой. Её женственность выражалась во всём, с чем она соприкасалась, и от этого её величие возрастало в моих глазах. Она знала, она понимала всё то, чему не мог найти объяснений я. Странно, что с таким человеком ей приятно проводить своё время. Мне нужно было собираться. Время подходило к обеду, а я ещё находился дома. На работе, возможно, и обходились без меня, раз уж никто не звонил, однако моё появление должно было ознаменовать мою готовность вновь приступить к обязанностям. Как бы мне не казалось странным, Дея пожелала остаться у меня ещё на пару дней. Видимо, судьба сделала очередной виток, после которого мы должны провести какое-то время вместе. Я не думал о том, буду ли жалеть в последствие об этом, хотя и знал, что во всём без исключения есть не только плюсы. Вообще само понятие о сожалении меня мало интересовало. В данный момент я думал о самом благословении небес, нежели о чувстве вины перед кем-то. Спустя каких-то пятнадцать минут уже ехал в такси в офис, заблаговременно позвонив Егору о своей готовности вновь приступать к возложенным на меня обязанностям. Тот обрадовался, хотя и проговорил поспешно, что нужно обязательно провести обеденное время вместе. Он, как стало ясно, уже вовсю вёл свою деятельность на каком-то заводе, и не имел возможности отвлекаться на разговоры. Что ж, по крайней мере, ему вновь захочется затронуть свою историю, может, даже поделиться чем-то новым. Когда же меня встретили обрадованные мне коллеги по работе, почему-то сложилось впечатление, будто нашу организацию ожидало что-то грандиозное, отчего работы должно было прибавиться колоссально. И действительно, к моему приходу секретарь подготовил огромные папки с какими-то документами, которые необходимо изучить в весьма короткие сроки. Летели часы. Про обеденный перерыв не было даже мыслей. Я лишь успел отвлечься на небольшой бутерброд с чашкой чая и опять погрузился во всякого рода предписания, чертежи и документации. Ожидало нас грандиозное в рамках организации строительство какого-то завода, и только утомительные расчёты и проверки занимали две трети дозволенного времени. Ближе к вечеру, когда рабочий день заканчивался, в кабинете раздался звонок. Подняв трубку, услышал оживлённый голос Егора – он попросил дождаться его, чтобы вместе направиться в какую-нибудь забегаловку и обсудить последние новости в спокойной обстановке. Мне сразу же вспомнились обсуждения столетнего дела о похищении девочки, про которую я уже успел забыть за каких-то пару дней благодаря Деи. Я даже начал сомневаться, по-прежнему питал ли интерес к этому событию или нет. Но отказываться было уже неудобно – только что он услышал мой положительный ответ на своё предложение. С другой стороны, новые факты могли бы немного отвлечь от навалившихся на меня дел, от которых кругом шла голова. Казалось даже, вся организация только и ожидала моего возвращения, чтобы я завершил все дела, за которые они даже не удосужились хотя бы взяться, не говоря уже о том, чтобы вникнуть в саму суть. Впрочем, мне было как-то фиолетово, поскольку свою работу я выполнял на «отлично» в любое время, невзирая на порой безосновательные претензии начальства. Подъехал Егор. Мы прошли квартал и свернули в переулок, где находилось хорошее кафе. Пока нам подносили бокалы с пивом и отваренных раков, он вкратце описал мне основные затеи предстоящей работы, от которой, как уже говорил, у меня шла голова кругом. Затем, уже после того, как официант оставил нас, мило улыбнувшись напоследок, Егор перешёл к тому самому, о чём ему хотелось поведать мне с самого утра. Надо сказать, он действительно был несколько возбуждён этой новостью, и казалось, будто его это затрагивало за живое. – Мне стало известно, как его поймали, – начал мой коллега. – Когда по окончании допросов отпустили Александру, она отправилась домой. Я недоумённо посмотрел на него – в моей голове никак не укладывалась связь между Александрой и его поимкой. Мне уже были известны некоторые эпизоды допросов – Егор нашёл в архивах кое-какие записи об этом, но что именно связывало всё это, понять мне не удавалось. – Можно долго размышлять о роли самой Александры, – продолжил он, – но мне думается, что она совсем не имеет никакого отношения к тому, что он был взят под стражу. Могу сказать, что свидетельств её даже косвенного причастия не существует. К тому же, как мы убедились, она выгораживала его на допросах. Тут самое интересное и начинается. Я наткнулся на одну статейку про агента секретных служб, который ради своих коллег рискнул своей жизнью. Быть может, и наш герой совершил ошибку, чтобы перестали донимать его женщину. – Знаешь, мне почему-то кажется, что он не мог ошибиться… Такие люди, как он, не совершают ошибок, они всё заранее планируют. Егор словно не заметил моего вопроса, отвлёкшись на свой бокал. Но спустя минутное молчание он заговорил. – В том всё и дело. Все комментарии тогдашних сыщиков гласят, что преступник, наконец, совершил ошибку, чем они и воспользовались. Однако я уверен, что он сделал это намеренно. Александра была очень дорога ему, пожалуй, она была единственным человеком, мнение которого для него имело какой-то вес. Потому он оказался в безвыходном положении. Если бы не она, кажется, дело бы не было закрыто. Но что меня поразило, так это его спектакль, который был разыгран перед служителями закона. Спустя неделю после их встречи он позвонил в офис прокурора и сообщил, кто он и куда направляется. Сам же переоделся нищим и на центральной площади встал на людном месте с плакатом, надпись на котором выражала недовольство «бездарным» правосудием. Съехалась чуть ли не половина всей полиции в округе, искали по всем переулкам и забегаловкам, облазили все мусорные баки, а он лишь смотрел и посмеивался. В конце концов, его взяли, однако в качестве нарушителя порядка и за оскорбление блюстителей. Лишь спустя два дня они догадались, что человек, которого кормили казенной похлёбкой, пока тот сидел в камере вместе с двумя бедняками, вовсе не нищий. Он рассмеялся в ответ, когда репортёры пытались узнать, как ему удалось обвести вокруг пальца следователей. Впрочем, их быстро выгнали из участка, а через пять дней приговорили к пяти годам в исправительной колонии, хотя оснований – законных – не было. Это объясняется тем, что не было запрета на собственное, частное расследование, а доказательств его расправы над кем-то ни у кого не было. – Хочешь сказать, он сделал их работу, и они ему отплатили таким образом? А ведь так и получается, многих злодеев он устранял, которых полиция не могла задержать из-за неимения оснований или невозможности сделать это. – То-то. Так или иначе, оказавшись в колонии, его направляют в карьер для добычи какого-то металла. Однако по прибытии в карьер грузовика с нарушителями его в нём не оказалось, а водитель подал список каторжников, в котором не оказалось имени этого «злодея». С этого момента цепь событий, связанная с ним, заканчивается, поскольку теряется его след – дальнейшая судьба его не известна. История на этом кончена. Я немного смутился. Мне казалось, что должно быть что-то такое, что заинтриговало Егора в этой истории, не считая романтических отношений. Что-то ведь должно быть, не просто же так он предложил посидеть в этом кафетерии. – Вижу, ты быстро сообразил, – проговорил Егор. – Да, есть ещё кое-что, что мне удалось узнать. Когда он уходил из дома Александры, то обронил запонку. Александра спрятала её, но впоследствии, когда рассматривала фотографию со странной фразой про возвращение, заметила на заднем плане здание ателье (это понятно по вывеске), в окне которого, если хорошенько присмотреться, можно разглядеть ту самую девочку, ради которой был устроен весь этот цирк. То есть, на момент, когда мститель пришёл в последний раз к своей возлюбленной со сделанной в этот же день фотографией, он уже знал, где искать ребёнка. Видимо, он боялся, что может попасть в лапы полицейских раньше, чем закончит свой розыск. Однако надо заметить, в заголовках газет через несколько дней появились подробности этого похищения, и – естественно – сфабрикованные. В частности писали, что девочка нашлась, она сама якобы пришла в отделение и рассказала, будто попросту потерялась. Я начал понимать всю суть истории. Мне стало понятно, почему моему коллеге было так интересно копаться в архивах. От подобных ситуаций аж дрожь охватывает порой всё тело. Меня так же заинтриговало исчезновение самого героя в конце. Казалось даже, что должно быть продолжение. И действительно, Егор со всем своим упрямством мог что-нибудь разузнать, надо думать, он уже пытался найти хоть что-то. Дневник Правого. Двенадцатое, суббота. Вот уже второй день я присматривал за зданием, где снимало помещения ателье. Вывеска крупными буквами всех цветов радуги более подходила для детсада, но у хозяина, видимо, были свои отклонения в развитии. Тошнотворный фон цвета детской неожиданности указывал на неуравновешенный характер с порою извращёнными мыслями. Этот небритый толстяк прихрамывал на правую ногу и ехидно улыбался, когда видел детей. Его маленькие глаза словно жалили всех подряд. Бездушная туша, вечно запирающая свой подвал на десять замков, держала взаперти какие-то странноватые предметы. По-крайней мере, уж очень были они похожи на средневековые орудия пыток. Я знал, что мне нужно проникнуть туда, я видел кусок ткани от детского платья возле двери, и цвет его совпадал с цветом платья той девочки. Если это так, то оттягивать моё появление здесь уже нельзя – девочке грозит опасность. Для этого необходимо проследить за владельцем ателье и узнать, каковы его дальнейшие планы. Сделать это было не так уж и трудно – для меня, по крайней мере. Это отвратное покачивающееся тело привело меня к своему дому. Я видел, как на пороге встречала супруга этого мерзавца, которую он ни во что не ставил. Прямо у порога влепил ей пощёчину, нервно втолкнул в дом и закрыл за собой дверь. Грязная скотина, не считающая других за людей, сам являлся не лучше гнусной гиены. Мне не хотелось заводить свидетелей моего расследования, но пришло время расставить всё на свои места. Я вломился в дом, вышибив входную дверь. Смешно. Этот бездушный урод никого не боялся, раз запирался лишь на маленькую щеколду, но детей держал за огромными ставнями, словно они могли что-либо сделать с ним. Но теперь, когда я пришёл за ним, они точно сделают. Здравомыслящие люди разорвут его на части, как только узнают о его деяниях, о его жестоких экспериментах над детьми. Чуяло моё сердце, что дети нужны были ему для какой-то бесчеловечной забавы. Но в этот раз, пусть даже впоследствии я поплачусь за своё правосудие, ему не скрыться. Завизжала мадама, словно ещё не привыкла к жестокости, к постоянным побоям от своего супруга. Эта поросячья морда со злобными глазами набросилась на меня с каким-то металлическим предметом, чуть не пробив мне череп. Но видит Он, что должна быть хоть какая-то справедливость в этом мире, ведь дети ни в чём не повинны. Я смог увернуться; схватив стул, вдарил им по его спине. Раздался дикий крик, словно его кромсал хирург безо всякого обезболивающего. Я начал избивать его, я не мог остановиться, покуда он не покрылся своей кровью целиком. Ярость, которая возникла при мысли о беззащитной девочке, постепенно начала угасать. Он хрипел, выплевывая свою кровь. Его супруга затихла и с ужасом наблюдала, страх сковал её. Мне не было до этой бедной женщины никакого дела, я даже не жалел её. Она осознано выбирала в мужья эту мразь, достойную лишь гнить в луже собственной крови. – Где она?! – спросил я, чуть приподняв его за шиворот с пола. Он смотрел на меня с каким-то безразличием, словно ему было всё равно, словно он даже не понял, что происходит. – Где она?! Отвечай! Он попытался ответить и изошёл диким кашлем, будто бы надышался какого-то газа. Затем, сквозь этот кашель и хрип я услышал его омерзительно писклявый голос. – Подвал ателье… там… – он кашлял через слово, и порой бормотал, а не произносил. – Там… рука в тесках… в её ладони ключ… запертая комната для пыток… она ещё… ещё, быть может… жива… Я отпустил его. Ни капли сожаления не было во мне, я не собирался раскаиваться перед небесами, мне хотелось скорее уйти из логова этого маньяка. Но кто-то уже привёл блюстителей порядка. Нужно было заканчивать с этим делом поскорее, иначе попадусь раньше, чем отыщу девочку. Выскочив через окно дальней комнаты, побежал обратно к ателье, пока служивые рассматривали место проведённого мной допроса. Это должно их отвлечь хоть на пару минут, пока хозяйка не придёт в себя и не укажет на мой след. Удивительно, что ателье работало даже в обеденное время. Никто не обратил внимания на мой визит, все занимались рутинной работой… Я тихо проскочил в подвал, где хранились всякие шмотки в коробках. За ними был тот ужас, который должны были проходить дети. Тески с рукой, как и говорил владелец, находились возле какой-то двери… взял ключ, вставил в замочную скважину, повернул, распахнул дверь. Мало кому под силу вытерпеть этот ужас, что представился моим глазам. Кровью забрызганы все стены и пол, кругом какие-то инструменты, части тела в стеклянной таре с какой-то жидкостью. Здесь вырезали органы… и в дальнем углу сидели три девочки, у одной из которых не было правой руки. Кошмар. Но больше всего я возненавидел в этот момент людей, в чьи обязанности входило расследование этого дела, потому как вместо своей работы они устроили погоню за мной. Если бы не это, можно было спасти намного больше жизней. Увы, мир этот всегда будет оставаться оплотом жестокости и насилия, пока все будут закрывать на происходящее глаза. А раз так, то я ещё буду нужен, и пусть попробуют помешать мне те, кто не занимается своим делом. В конце концов, найдутся люди, кто также встанет на моё место, ибо пока есть тьма, будет где-то и светоч. Я сидел на любимом диване и смотрел какую-то передачу про животных. Уже около месяца я не получал известий от Егора, уехавшего куда-то в командировку. Лишь как-то позвонила Мира, да и то с ней говорила Дея. Вообще странно получилось, что мы с Деей стали жить вместе. Никогда не думал о том, что женщина с таким особенным складом ума могла найти во мне что-то привлекательное. Но бывает всякое, спорить не буду. На столике горели свечи, Дея вошла в комнату с бокалами в руках, и я подошёл к бару, чтобы откупорить бутылку вина. В этот момент я заметил на полке рядом с бокалами салфетку, на которой Егор написал мне послание: «Я в курсе того, что было дальше. Отыщи свою запонку». Конечно, смысл я уловил не сразу, тем более запонка сразу сбила с толку. Но Дея заметила моё смятение, хотя я постарался не показывать виду. В конце концов, этой его истории век отроду, и как моя запонка может быть связана с ней, мне не было известно. Значит, нужно дождаться возвращения Егора, который наверняка позовёт Игоря, чтобы заинтриговать в нём скептика у всех на виду. – Ты словно сам не свой, – еле слышно произнесла она. Она обняла меня со спины, и руки её показались лебедиными крыльями, столь нежными, что всё моё смятение, возникшее так скоро, так спонтанно, исчезло без следа. Я обернулся и притронулся своим лбом к её, а затем улыбнулся. – Иногда кажется, что всему есть предначертание. – Перестань, – тихо рассмеялась она. – Тебе не знать ли, что случайность и предопределённость – две стервозные сестрёнки, забавляющиеся с каждым смертным? Я ничего не ответил и лишь медленно направился вслед за ней к дивану. Мне нравилось, как она играла со мной, порой даже смеялась надо мной. Я знал, что она делала всё это из светлого чувства ко мне, и всему этому можно было лишь радоваться. Она присела и пристально взглянула на меня, словно ожидала чего-то особенного, чего-то внеземного, что может преподнести только избранный. Однако мне было известно, что этим особенным подарком был я сам, и она не оставляла мне выбора. Я даже не успел осознать, в какой именно момент она смогла околдовать меня своими чарами, своей грацией, изысканностью. Но это было уже неважно. Важнее было наше единение, наше «мы», которое ищут все, но обретают лишь счастливцы. Не хочу, впрочем, рассуждать о счастье, поскольку каждый находит умиротворение в чём-то своём, скажу лишь, что на душе моей был покой. – Ты действительно считаешь, что у каждого есть определённый путь, заведомо ложный, полный забот и несчастий, и его противоположность, насыщенная истиной и смыслом? Её вопрос озадачил меня, хотя я всегда раздумывал о подобных вещах. Да, я считал именно так, но какое значение это имело для неё сейчас? Мне не хотелось портить вечер разговорами о смысле бытия, но никак не мог найти причину сменить тему разговора. У меня вообще не было желания говорить; мне хотелось лишь какое-то время провести рядом с ней в молчании. Счастлив ли я? Наверное, счастлив, если моё непонятное, неописуемое ощущение можно назвать божественным присутствием. Хотя всё это слишком сложно, и лучше не вдаваться в поиски таких истин, ведь при решении таких вопросов на кону окажется слишком многое. Когда Дея уснула, я вновь задумался над запонкой, которую некогда потерял. Меня съедал интерес к этой запонке, ведь не из-за нечего делать Егор напомнил про неё. Видимо, она всё-таки имела какую-то связь с запонкой социопата, история о которой так взбудоражила наши с ним умы. Но вдруг я начал понимать, словно части ребуса раскрыли свой смысл; я будто был озарён самой истиной, столь простой и столь глубокой, что всё теперь казалось ясным, чистым, красивым. Должен заметить, Егору удалось меня заинтриговать настолько, что мне стало легко предугадать некоторые вещи той истории, о которых были утеряны всякие сведения. Это был уже вопрос дедукции, самой что ни на есть логики, а не констатации фактов, отчего история приобретала свою уникальность, свою обложку, отличающую её от других из однотонного ряда бытовых случаев криминалистики. Возможно, для кого-то данное дело окажется бытовой ситуацией, однако мне так не казалось. Напротив, с каждым днём я всё больше уходил в историю с головой. Что-то было в событиях того времени родным мне, близким по душе, но что именно, понять я пока не мог. Утром, как и обычно, я направился прямиком в офис разбирать новые бумажные завалы, которые уже начали меня нервировать. Спустя какое-то время, уже ближе к полудню, на свою электронную почту я получил видеописьмо, поступившее от Игоря. По крайней мере, адрес отправителя принадлежал Игорю. Щёлкнув указателем пару раз на сообщении, я увидел раскрывающийся конверт и вложенный видеофайл с многоточием вместо названия; я открыл его. Сообщение оказалось коротким, но поразило меня то, что сообщение поступило от лица Егора. «Если ты смотришь это, значит, я разгадал ещё одну загадку, соответственно, мы приблизились на один шаг к развязке. Думаю, ты ломаешь голову над тайной запонки. Можешь уже забыть о ней, она увела бы нас к другим историям, тоже по своему интересным, но не имеющим никакого отношения к расследованию. Между прочим… я сейчас за шестисот километров от дома, подписываю кое-какие договора для нашего босса. Что поразительно, мне довелось познакомиться с человеком, занимающимся историей криминалистики. Он попросил меня переслать ему всё, что мы нашли на того мстителя… Оказывается, он был на хорошем счету в органах данного города, да и на момент расследования ещё числился в местном штате служивых. Ему поручили найти скрывающегося около полугода маньяка… Думаю, ты догадался, что между нашей историей и этой есть некая связь. Мой знакомый старается сейчас отыскать хоть что-то, что связывает эти два дела. Будут новости, обязательно сообщу. Пока что пересылаю тебе краткие сведения о службе мстителя здесь – на досуге перечитай. До встречи, друг мой. Будут новости, найду способ сообщить». На этом его письмо заканчивалось… Я лишь понял, что он находился в каком-то офисе, и, судя по настенным часам да по настольной лампе, время было около двух ночи. Значит, дело принимало иной оборот, если его эксперт ничего не попутал. Выходило, что наш мститель на момент пропажи девочки всё-таки состоял на службе, хотя в следствии упоминалось, будто мститель давно не работал в органах. Возможно, ему посчастливилось разыграть некоторый спектакль, своего рода шпионаж под прикрытием. Что же это означало? С одной стороны, нам теперь были известны новые факты. С другой же стороны картинка всё равно не получалась, чего-то не хватало… Вот только бы понять, чего именно. Уже ближе к вечеру, когда у меня выдалось свободное от работы время, пока я добирался до дома, вся околесица начала проясняться. Мы с Егором знали, что наш герой был отличным следователем, его досье, досадно поредевшее за сто лет, благо архивные деятели не могут исправно работать даже в наше время, доказывало существование хороших отзывов о его деятельности. Также было известно о возможном нарушителе (назовём его именно так, поскольку не могу знать наверняка о конкретных мерах пресечения такой деятельности сто лет назад), скрывающимся уже более полугода. Егор выяснил, что, скорее всего, этот нарушитель скрывался здесь в последнее время, и по какой-то причине был обнаружен. Странно только, что здешние блюстители порядка навряд ли были осведомлены об этом, раз, в конце концов, нашего мстителя арестовали и направили в колонию отбывать наказание (до которой он не добрался по непонятным причинам, очевидно, устроив отличный фокус с побегом). Только всё это было несколько неправдоподобно, что ли, поскольку в данной цепи событий чего-то действительно не хватало. К сожалению, многие данные (по словам Егора) были утеряны, да и только он имел возможность проверить подлинность этой истории, а значит, мог в той или иной степени исказить суть. Так или иначе, а мне хотелось уж поскорее разобраться с данной эпопеей, ведь всё чаще не давала она мне покоя. Да и как-то уж туманно вдруг показалась мне история с запонками. Иными словами, ну какое отношение моя запонка могла иметь к той запонке? Ведь Егор всё-таки не отрицал, что имеется некая связь, которая – в свою очередь – уже не могла остаться для меня незамеченной. Уже дома, вновь расслабляясь возле камина, я задумался обо всём, что Егору удалось найти по поводу того расследования. Быть может, всё это было лишь мистификацией, выдумкой самого Егора? Мне было известно, что он любил подшучивать над скептически настроенным ко многим вещам Игорю; также он периодически заигрывал с Деей и Мирой, изобретая всяческие рассказы прямо-таки на ходу. Был ли правдив Егор и сейчас? Если нет, то уж слишком хорошо и слаженно он заставил меня проникнуться этой историей с мстителем… Не хочу сказать, что Егор был шутником, напротив, он относился ко всему с подобающей серьёзностью, однако всему он видел и сторону для шутки. Дневник Правого. Двадцать седьмое, понедельник. Побег был совершён с лёгкостью, этот водитель оказался простофилей. Как можно было меня принять за охранника, прикованного к борту грузовика кандалами, не имею понятия. Липовые списки, подделанные мной же, тоже не подходили по своему заполнению к образцу. Смешно. Таким вещам обучают даже собак, эти же недоумки в который раз не заметили меня, когда я был взят под стражу, а теперь не могли и представить, что сами же отпустили. Видал я их каменоломни на том свете, у меня теперь были дела поважнее. Как довелось узнать, один из надзирателей работал на того маньяка, до которого, по всему видимо, я ещё не добрался. Значит, ничего не кончено, и мне необходимо было добраться до него раньше, чем пропадёт следующий ребёнок. Образ Тени поработал на славу, распространив слухи о так называемом «сером» деле следователей, якобы с успехом закрытом и в кратчайшие сроки. Но он, как всегда, оказался щепетилен – не нужно было рассказывать людям о снисхождении к владельцу ателье в силу его возможной непричастности из-за отсутствия каких-то там доказательств. Зато это отвлечёт остальных от меня. Впрочем, если бы не мой арест, я мог бы впервые промахнуться, посчитав, что всё закончилось благополучно. Оказывается, то был лишь замкнутый круг, над которым усердно работали приспешники настоящего негодяя. Игра пошла серьёзная, и здесь уже нельзя было ошибиться. Как довелось разузнать ещё в момент моего отбытия из города в этом треклятом грузовике, настоящий злодей заправлял где-то в не очень приземлённых к горожанам кругах, а значит, выкладываться придётся по полной. Мне хорошо представлялась та мясорубка, в которой придётся побывать ради расправы с этим изувером. Вот только одному уже никак не справиться, и помощь Александры мне бы пригодилась. К сожалению, теперь уже я не мог рассчитывать на неё, время нашего «мы» безвозвратно ушло после моего липового прибытия к остальным каторжникам… только вот никто не знает, что меня среди них нет. Я отсиживался в какой-то постройке, шатающейся от ветра, и кутался в свой плащ. И это они называли церковью?.. Приятно только, что мне довелось причаститься; хотя таких на небесах наверняка не ждут. Что можно было сделать теперь? Каким образом мне стоило добраться до похитителя детей? Никаких мыслей в этот день не было, я словно был опустошён, вывернут наизнанку, израсходован до отказа. Я не знал, что делать теперь, когда осталось последнее имя в моём списке. Ночью я направился обратно в город. Нужно было достать любую информацию о всяких мероприятиях, где мог появиться нужный мне человек. Мне необходимо было знать намного больше, чем просто имя. Он, возможно, уже был осведомлён о моём существовании, раз я убирал его мелких шишек. Надеюсь, что мне не придётся заставлять его ждать моего появления. Мира названивала весь день. О чём можно было говорить столько времени, не знаю, но к обеду эти звонки начали меня раздражать. Дея, впрочем, уже тоже устала от бесконечной назойливости своей подруги, которая только и болтала об Игоре, уехавшем неделю назад куда-то заграницу. Надо признать, Мира была хорошей супругой Игорю, она заботилась о каждой мелочи в их отношениях, словно боялась совершить какую-то ошибку или что-то упустить. По-моему, так и должно быть, если люди хотят стабильных отношений. Хотя есть такие индивидуумы, которые избегают всякого рода отношений, перерастающих в дальнейшем во что-то серьёзное. Знаком я с такими, уж больно они замкнуты в себе, по крайней мере, так мне кажется. Но у каждого свои взгляды на эту бренную жизнь, могу сказать лишь, что рыба ищет, где глубже. Наконец Дея освободилась, и я смог позвонить по рабочим вопросам в офис, хотя была суббота, а кроме секретаря да механика автопарка вряд ли можно было кого застать. Как и следовало ожидать, мои подозрения оправдались, и секретарь ничем не мог мне помочь. Пришлось отложить всё до понедельника и заняться более насущными делами, которые накопились в моём доме за целый год. Мне предстояло разобраться с чердаком, который я давно хотел переоборудовать в бильярдную, в дальнейшем нужно было разобрать свой гараж и привести его в полный порядок, хотя своим транспортом я не владел (хотя это был не повод оставлять гараж в таком убогом виде). Уже после обеда я отправился наверх и провёл там всё время вплоть до вечера, пока расстроенная Дея не позвала меня. Сперва мне казалось, что у неё произошла какая-то беда, но затем понял, что поводом к её печальному настроению стал я. Оказывается, она на дух не переносила длительное одиночество, ей необходимо было общение. Вот она и обиделась на меня из-за моего времяпрепровождения на своём чердаке. Что я мог сказать ей относительно этого? Глупенькая она у меня, совсем как ребёнок, расстраивается по мелочам, хотя прекрасно знает, что я занимался нужными для дома делами. Когда же наступил следующий день, я предложил ей отправиться куда-нибудь развеяться, допустим, в ресторан, от чего она не смогла отказаться. С другой стороны, это отвлекло бы её от всяких неприятных мыслей, я же смог бы наладить более тесные отношения с ней. Уже к четырём часам вечера мы прибыли в ближайшее от нас заведение и прошли в просторную залу. Отчего-то мне нравились рестораны, я ощущал себя в них средневековым вельможей с хорошим вкусом и не менее хорошим аппетитом. Быть может, я и был вельможей в каком-то смысле, так сказать, реликвией с устаревшими взглядами в новом мире, где устраивали порядок уже совсем иные правила и мировоззрения. Вскоре нам принесли наш заказ, разлили по бокалам красное пятнадцатилетнее вино, и Дея, наконец, улыбнулась – впервые за два дня. – Ты знаешь, Мира рассказала мне о том, что Игорь собирался менять свою работу. Уж не знаю, где ещё нужны искусствоведы, тем более, уровень их доходов никогда не был столь уж высоким. Однако, как я поняла из её рассказов, ему предложили занять какую-то руководительскую должность. Мне будет интересно посмотреть на её руководство какой-нибудь организацией… Пожалуй, это зрелище окажется презабавным. – Что именно тебя так забавляет в этом? Дея начала рассказывать мне про какие-то нелепые ситуации из жизни подруги. Наблюдая за ней, я улыбался и понимал, что порой сама Дея выглядела комично, хотя и не замечала этого. Но я был рад, что её настроение улучшилось, и решил подыграть ей, чтобы не оказаться виновником следующего её недовольства. Надо признаться, у каждого человека бывают моменты, когда он перестаёт улыбаться, начинает задумываться о чём-то печальном и ужасающем. В такие моменты человек замыкается в себе, и мало кому под силу поддержать его, понять, что именно не хватает ему. Как часто люди становятся врагами лишь из-за того, что хотели помочь, но не знали, чем. Однако у каждого свой путь, судьба своя складывается, и никто не может предугадать, как поведём себя в той или иной ситуации. Мы возвращались домой. По дороге, пока ехали в такси, она прильнула к моему плечу. Я же смотрел в окно и ни о чём не думал или, вернее сказать, не хотел думать. Но мысли о запонке опять одолевали меня. Что, если она имела связь с той историей? Что, если моя запонка вовсе не моя, а его – мстителя? Какая-то неприятная дрожь пробежалась по моему телу, от чего я невольно содрогнулся. С одной стороны, это выглядело нелепо и смешно, с другой же – я не знал, кто был владельцем моей запонки до меня, равно как не имел представления, как она попала в тот магазин, где была приобретена. Меня начала тревожить одна мысль: мне не было известно о моей родословной ровным счётом ничего, не считая того факта, что свою бабушку и дедушку я никогда не видел, потому как они якобы умерли до моего рождения. Опираясь на это, можно было многое предположить вплоть до смехотворной и казусной версии о моём родстве с этим мстителем. Почему-то из-за подобной глупости я начал волноваться не на шутку, и Дея, всё так же прижимаясь к моему плечу, почувствовала мою по непонятным причинам возникшую напряжённость. – Ты о чём-то волнуешься? – шёпотом спросила она. Её рука нежно коснулась моей груди и плавно начала скользить по ней, пытаясь успокоить мои переживания. Мне было приятно оттого, что она понимала, чувствовала мои беспокойства и пыталась как-то подбодрить меня. Я повернулся к ней и поцеловал её, после чего обнял и прижал к себе. По неведомой мне причине её близость успокаивала меня, и все мои тревоги сменялись заботой лишь о ней; я начал думать лишь о том, как доставить ей приятное и сделать счастливой и защищённой. Интересно всё-таки получилось: мы с ней столь разные, и при этом столь нужны друг другу. Никогда не знаешь, как всё сложится на самом деле. Порой ждёшь чего-то, а происходит совсем иное, независящее ни каким образом от тебя. Мы подъехали к дому, и я расплатился. Было около пяти утра, когда я проснулся. Сон как рукой сняло, и мой взор бессмысленно блуждал по потолку, ещё столь мрачному от полумглы. Начинало уже светлеть, однако не было столь хорошо видно, как бывало часом позже. Какая-то одна ранняя птица периодически и еле слышно щебетала одиноко за окном. Я посмотрел на Дею, уткнувшуюся в моё плечо и так сладко спящую. Моё тепло согревало её, ей было очень уютно рядом, поскольку мы оставили окно открытым. Свежесть и прохлада раннего утра, наполняющие комнату, меня бодрили, и мне пришлось встать и хоть чем-то занять себя, ведь больше мне не заснуть. Первым делом я лучше укутал Дею одеялом и пошёл разжигать камин. Пока трещали поленья от жара, я раздумывал над многим в моей жизни. Наконец ко мне пришло осознание того, что я действительно счастлив. У меня были хорошие друзья, пусть и со своими странностями, у меня была крыша над головой, причём отличная от многих чужих очагов, теперь была и любящая меня женщина, засыпающая каждый вечер в моих объятиях на моём же плече. И что же мне нужно было ещё? Я понял, что всё это дано свыше, и нужно благодарить небеса за каждую мелочь в моей жизни, ведь по сути мелочей, на которые не стоит обращать внимания, не бывает. И когда я смирился, понял, что обрёл своё счастье, оставалось исполнить ещё одно заветное желание. Мне всегда хотелось детей… Но это, замечу, уже совсем иная история.

Другие работы автора:

← О людях

Сообщить о нарушении

0

17.09.2018 18:24

303

Владимир Прудаев