Гадкий утенок

Она была умной девочкой.

Но некрасивой.

Она абсолютно была в этом уверена!

Бабушка, очень советская, очень начальник, очень «главный мужик в доме», не смотря на наличие дедушки – полной бабушкиной противоположности, всегда говорила, что она похожа на жабу. Огромные глаза, широкие брови, смуглая кожа, пухлый, курносый нос. Детской миловидностью и не пахло!

Дедушка, кстати, тоже подливал масло в огонь в подтверждение ее непривлекательности, нежно потягивал за носик, приговаривая: «Выбросим собачке! Пусть вырастет новый, тоненький…»

Папа с мамой любили по-своему, годясь тем, что она умненькая. Принцессой не называли, не наряжали в королевские облачения. Радовались, что она у них взрослая не по годам, а взрослому зачем громоздкие не функциональные убранства? На красивых кукол в бальных платьях смотрела, как на музейный экспонат – прекрасно, но мимо, лучше «руками не трогать»!

Умная, некрасивая, наблюдательная, любознательная, ответственная и себе на уме.

Это сейчас, через 40 лет, она так охарактеризовала себя маленькую. А во времена счастливого детства ее некрасивость совершенно не волновала. Ну совсем!

Ей было интересно познавать мир, читать книги, слушать сказки, смотреть, как ведут себя люди…

Все герои сказок, которыми ей хотелось бы стать – были мужского или неопределенного рода. Как Конек-Горбунок, например. Уродливый, но волшебник!

Наверное, верой в чудеса компенсировалась некрасивость. Девочка об этом не знала.

Ведь мир был так чудесен, а в лесу точно, где-то недалеко от тропинки лежала настоящая волшебная палочка! Нужно только было понять, как ее отличить от других веток…

Ее подружки в играх представляли себя прекрасными Золушками или Спящими Красавицами, а она совершенно естественным образом, без внутреннего сопротивления играла роль принца или дракона. Втягивала в себя мощным пылесосом не свойственные женскому роду черты – решительность, мужество, стойкость, отвагу, силу…

Не то, чтобы ей хотелось дать кому-то в глаз, чтобы достичь своей цели. Девичье нутро и мужской формат поведения в сочетании давали интересный результат. Выражаясь современным языком, она потихоньку «отращивала яйца», совершенно об этом не догадываясь.

А потом случилась неожиданность!

В классе четвертом-пятом перед праздником 8 Марта тогдашний одноклассник-ухажер открыл ей тайну, перевернувшую всю ее жизнь!

Они шли со школы домой. Мальчику повезло - идти было в одну сторону. Кто знает, может и даму сердца он выбирал и по этому признаку?

Шли колонной. Она в голове, он в хвосте. Плелся с двумя портфелями, своим и ее. Кавалер был на полторы головы ниже и килограммов на 10 тоньше, и она так спешила отделаться от него, что почти бежала. Он пыхтел, не поспевал. Нагонял перед дорогой, где был светофор. А потом снова серьезно отставал.

Уже вторую неделю кавалер подкарауливал ее, когда она шла домой, и по-рыцарски сопровождал. Это было для нее совершенно не свойственно, не естественно. Было стыдно, что мальчик ухаживает – она же привыкла, что не красивая. А за не красивыми не ухаживают. Тем более, по сравнению с ним, она была такая большая, сильная. А мальчик такой хлипкий…

Иногда хотелось его пожалеть – ну, маленьких, ведь, не обижают! Но, чаще она кипела от злости: «Чего он прицепился»! Вот бы, как в ее любимых сказках: «На одну руку посажу, другой прихлопну – мокрого места не останется!»

Фух! Скоро отстанет!

Девочка со своим малокалиберным кавалером подошли к ее дому. Осталось всего пройти до середины дома – и спасительная дверь подъезда!

Она подождала, пока не очень шустрый идальго,переваливаясь от тяжелой ноши поравняется с ней.Протянула руку забрать, наконец, свой портфель.

- Мы тут с пацанами в классе решили выбрать саму красивую девочку. И самый лучший подарок ей подарить!

Мальчик сильно запыхался, между словами все норовил тихонько вдохнуть и выдохнуть, чтобы не выдать этого. Правда, получалось все-равно как у паровоза. 

- Да? Ирку выбрали?

Ирка - звезда! У нее папа капитан дальнего плавания. Поэтому одежда – самая красивая, карандаши-пеналы – каких не видывали! А заколки в белоснежно-платиновых от природы волосах – зависть каждой девочки от первых до восьмых классов включительно с волосами.

Училась так себе, с четверочки на троечку. Но классно танцевала и звонко, попадая в ноты, пела.

Почему-то в раздевалке после физкультуры девочки всегда пели. Ирка первая затягивала «Вот кто-тооо с гооорочкии спустилсяяяя. Наверно мииилый моой идеет…»

Все подхватывали. И те, кто шли на физкультуру, и те, кто разоблачался после. Хотя особой межклассной дружбы не было, пение объединяло.

К середине переменки, раздевалочные стены и, особенно, окно резонировали с хором в двадцать глоток, которые безжалостно надрывались в старании вытянуть песню. Бытовало мнение, что петь громко – это очень хорошо и правильно, срабатывала, видимо, генетическая память J

Когда основная масса девочек заканчивали переодевание, начиная потихоньку расходиться из раздевалки, Ирка красивым соло залихватски заканчивала песню. В тот миг она выглядела, ну чисто Тамара Синявская на сцене Большого театра!

Сомневаться, что Ирка станет победителем любого конкурса, хоть на красоту, хоть на что другое (кроме любой учебной олимпиады) не приходилось. Она, ко всем другим талантам, еще обладала магнетизмом. От которого мальчишки, даже самые отъявленные ботаны сжимали нежные кулачки, не державшие ничего тяжелее скрипичного смычка, и бесстрашно бросались на защиту сошедшей с небес богини Ирки.

Она их одаривала взглядом - и все! Готовый раб!

Конечно, Ирку, самую что ни на есть звезду, следовало выбирать самой красивой в классе!

- Ну, мнения разделились пополам. Половина пацанов за Ирку. Половина нет.

- Ух ты! А кто ж вторая! – девочка искренне удивилась.

- Не догадываешься? – кавалер, наконец, отдал портфель. Освободившись от груза, вроде даже повыше стал.

- Ну… Ленка? – стало любопытно. Где-то, очень-очень глубоко, слегка защемило – самый лучший подарок! В их классе у нескольких ребят родители «имели блат», как говорила мама. И могли достать красивые необычные для простого советского школьника вещи. В прошлом году, например, подарки дарили тому, с кем сидишь за партой. Мама с папой купили книгу на 23 февраля для соседа по парте. А он на 8 марта принес фломастеры на 18 цветов! Такие восхитительные! Она до сих пор ими рисовала, втихаря подпитывая папиным одеколоном.

- Ленка, Колобок? Та не. Проскурякова?

- Мимо! – мальчик, наконец, почувствовал, что заинтересовал хоть чем-то объект своих настойчивых ухаживаний.

Ой, ну кого же они там могли еще избрать?

- Челентановну? – У Снежаниного папы было благозвучное иностранное, как и он сам, имя Адриано. Ну и, понятное дело, погоняло Челентановна родилось само собой.

- Неа!!! – кавалер откровенно наслаждался долгим вниманием, которое ему, наконец, уделила девочка.

- Слушай, мы тут не в морской бой играем! Скажешь? Или я пошла?

Довольная физиономия стухла, вытянулась и тихо промолвила:

- Ты.

- Я?

Девочка прыснула со смеху! Захохотала!!!

Мальчик наоборот. Посерьезнел и насупился. Видимо ожидал, что тайна, которую он разболтал, с большим шансом получить бойкот от всего мужского населения класса, и с надеждой, что его откровенность «откроет сердце Дульсинеи», должна произвести противоположное впечатление.

Сквозь смех глянула на мальчика. И вдруг поняла, что он это серьезно. Ее половина класса выбрала самой красивой!

И это в сравнении с Иркой и другими очень интересными и симпатичными, на ее взгляд, девочками!

Растерялась. Лицо еще улыбалось, а внутри все ухнуло куда-то вниз! Захотелось одновременно расцеловать ухажера и двинуть тяжелым портфелем по голове!

- Меня? – все, что она смогла выдавить из себя осипшим голосом.

- Ну да, - снова оживился мальчик, - получается, что вы с Иркой черненькая и беленькая, как АВВА. И на 8 Марта я тебе подарок подарю!

- Ага, спасибо, -девочка выдала автоматически, не будучи уверенной, что впопад. Она почувствовала, что способность формулировать мысли, внятно их высказывать и реагировать на слова собеседника напрочь исчезла! Чего еще не случалось никогда! Что произнес ухажер после слов «ну да» она не услышала. А мальчик, уверенный, что победа уже практически его, продолжал говорить дальше.

- Только ты никому не говори! Это я тебе по секрету рассказал, чтобы… чтобы, - он опустил голову, из-под шапки, от ушей к носу поползла предательская краснота, - чтобы, ну-я-те-бе-то-же-ну-по-нра-ва-ся...

- Что, что ты сказал?

Мальчишка поднял буряковое лицо.

- Ничё! Ничё ты не понимаешь! Ведь я…, – прокричал они и замер.

Баба Нина, завсегдатай дворовых лавочек, вздрогнула и выронила газету с крошками для голубей.

- Шо орешь! Напугал, бесноватый! Чего стоите тут? Небось, двойки в портфелях?

Мальчик отскочил в сторону молодым козликом. И быстро-быстро, вихлястым шагом, похожим на взрослую спортивную ходьбу посеменил прочь…

Девочка постояла минуту, глядя в сторону удаляющегося ухажера. Баба Нина, следовала крейсером к центру двора, продолжала ругаться. Похоже, уже теперь на голубей, которые, завидя кормежку, использовали бабы Нинину голову в качестве посадочной полосы.

В мозгу «тысяча учеников младших классов вели нестройный хоровод вокруг елки».

Она тряхнула головой.

Спина как-то сама выпрямилась, а на губах появилась совсем новая, другая улыбка.

Переложила портфель в другую руку, поразмыслила, проведя с собой краткий диалог, о котором можно было догадаться лишь по меняющейся мимике, и открыла тяжелую, поцарапанную, немного перекосившуюся от дверь подъезда…

Потом, уже взрослая, она поняла, что смогла почти мгновенно «превратиться из гадкого утенка в лебедя». И много раз мысленно сказала «спасибо» мальчику из класса. Тогда, после откровений, он больше не решался к ней подходить, испугавшись, видимо, сам себя. А в девятом классе вдруг вырос, став на полторы головы выше и еще вытянутее, что заменило предыдущее прозвище на «глистинский».

На последней встрече выпускников 10 лет назад она видела своего «благодетеля». Им всем было по 32 года. Большинство не изменилось, если не учитывать, что двое сгинули в лихие 90-ые. 

Но Он – замахровел. Большой начальник большой конторы. Личный водитель и пузо, которого отродясь не было, да и ожидать от «глистинского» пуза было сродни фантастики. Светлый костюм отличнейшего кроя, не смотря на выдающуюся «трудовую мозоль» очень славно сидел. Поставленный голос и отработанный навык речей на публику.

Бывшая звезда Ирка, живущая с мужем в деревне в домике его матери, мама трех детей не светила совсем. Тускло, как ее поблекшие волосы, с опущенной головой сидела за столом, пряча некрасивые руки человека, регулярно копошащегося в земле. Снежана Адриановна стала еще загадочнее и отрешённее – взгляд не останавливался ни на ком, и весь вид вопрошал – что я здесь делаю?

Ленка Колобок оправдала свое погоняло, доставшееся из-за роли в детском спектакле в 3 классе, полностью – маленькая, кррругленькая, с пипками-глазками. Но такая же ржачно-задорная, готовая и посмеяться, и знатно пошутить.

Света Проскурякова стала бизнес-леди – холеная, сильная, интересная. От нее веяло силой за километр.

Первое время, до после третьего тоста, все вели себя чинно-благородно, согласно теперешнего положения. А после третьего тоста, как по волшебству, все вспомнили ху из ху. Были тогда. И старые роли, как притершиеся друг к другу детали, нашли своих прежних хозяев.

Ирка запела. С девичьего голос переродился в прекрасный мощный, тягучий, пробирающий до мурашек. И засияла вновь.

Снежана стала глупо хихикать, а Проскурякова, расслабившись и опьянев, совсем по-простецки вытерла тыльной частью ладони потекший от чувств нос.

Мальчик, бывший мальчик, теперешний великий чиновничий муж, подсел к девочке, бывшей девочке, теперь…

- Ты помнишь?

- Конечно!

- Я тогда так был в тебя влюблен…

- Да. Только я поняла это позже.

- Ты молодец, что никому не рассказала тогда. Я страшную тайну выдал… Мне бы устроили темную…

- Да…

- Ты очень изменилась.

- Серьезно? Постарела? – в ее словах звучало неприкрытое кокетство. Она прекрасно знала, что выглядит великолепно.

- Нет, моя дорогая, – он потер переносицу в поисках нужного слова, знакомым движение из детства, - оженственнилась. Вот есть слово обабилась – так это наоборот. В тебе столько женственности и сексуальности… Что… Не будь я женат…

Он рассмеялся, забавно крякая.

- И ум, - отдышался и продолжил, - ум тоже есть, у тебя это как-то видно. С глупой шуткой не подъедешь, 10 раз подумаешь, прежде чем сказать.

- Глистинский! – она укоризненно покачала головой, - не забывай, ты женат!

- Глистинский, - он засмеялся. Похлопал себя по животу, - Глистинский… А пойдем-ка, красавица, танцевать! – он резво для крупного дядьки вскочил и потянул на танцпол, где во всю отплясывали свои и чужие одноклассники, за каждый год из всех прошедших после школы 15 лет…

Она долго с интересом разглядывала себя в зеркало. Морщины и прожитое наследили на лице, к счастью, не сильно изменив его. Добавилась мудрость во взгляде, не вытеснив искры внутреннего пламени.

Человек стареет, когда гаснет. Он тлеет, не горит. А лицо, как пирог в печи, если горячо изнутри - подымается пыхкает, румянится. Нет тепла – опадает, перекашивается, блекнет.

Улыбнулась, вспоминая сюжет из детства. И снова мысленно вознесла благодарность.

Нет, она ни тогда, не сейчас не была писаной красавицей.

Ее красота совсем другая.

Осознанная.

Как у королевы!

Ей удалось стать королевой!

Не побывав в принцессах…