Пробуждение. Часть I. Глава 6

Иллюстрация автора

Наконец, осеннее ненастье сменилось зимней белизной и морозной свежестью. После летнего безлюдья Петербург ожил. По Невскому с шумом и гиканьем извозчиков проносились экипажи, оставляя на юном снегу ровный след от полозьев. Прохожие, плотно кутаясь в шубы и шинели, поднимая повыше воротники, спешили куда-то и радовались этой перемене, происходившей из года в год, но каждый раз казавшейся неожиданной, чудесной и неповторимой.

Вернувшись в Петербург, Петрушевский по вечерам сидел дома, и тем самым изменял своей прежней привычке с головой окунаться в столичную вечернюю жизнь, проводя свободное от службы время на балах, в визитах и прогулках. Сидя у окна в кабинете, переполненном книгами, или возле жаркого камина гостиной, он дымил трубкой и смотрел перед собой невидящим взглядом. Потом вдруг вскакивал, сунув руки в карманы халата, и принимался быстро расхаживать из угла в угол. Иногда он торопливо писал что-то, затем, скомкав исписанный лист, раздраженно бросал его в камин и долго смотрел, как бумага корчится и тает в безжалостном пламени.

Однажды за таким времяпрепровождением его застал Синяев.
- Вот уж не ожидал увидеть тебя в таком состоянии, - заметил он, хитровато улыбаясь. – Ну, и накурено же у тебя!
- Можно подумать, тебя раздражает табачный дым, - криво усмехнулся Сергей.
- Конечно, нет, - Синяев пожал плечами, - просто это странно… Если человек один так курит, значит, - Николай прищелкнул пальцами и посмотрел в лицо друга, - значит у него не все в порядке, - заключил он.
- Узнал, что ты давно в Петербурге, - продолжал Николай, прохаживаясь по комнате, - и за все время ко мне – ни ногой! Думаю, уж не случилось ли чего.
Он укоризненно покачал головой и вновь упрекнул:
- Да ты не слушаешь меня совсем!
- Вот, вот, Николай Ильич! – в комнату вошел Архип, неся на подносе две чашки дымящегося крепкого кофе. — Уж сколько я говорю, что надобно поехать куда-нибудь, друзей, знакомых навестить… или в театру. Так нет же! Сидит, будто бирюк какой…

- Архип, уйди, а? – отозвался Петрушевский, потом со странным выражением посмотрел на друга, словно только сейчас заметил его присутствие, и безучастно ответил: - Напротив, я прекрасно тебя слышу. Только, пожалуйста, избавь меня от нотаций! Их мне и от Архипа хватает…
Он поднялся с глубокого кресла, потертого и уютного, каким может быть только старое, видавшее виды кресло, и подошел к камину, помешал угли, протянул Синяеву тлеющую щепку, чтобы тот закурил.
- Я и не собирался, - пожал Николай плечами и, раскуривая ароматную сигару, тоже устроился в кресле. – Но позволь все же заметить, что я не узнаю тебя. Что за вид?! – он с насмешкой указал на Сергея, который в длинном, чуть запахнутом халате, надетом на голое тело, и ночных туфлях выглядел действительно смешно.
- К моему несчастью, — продолжал Николай, пуская кольцами дым, - я испытываю к вам, сударь, дурацкую привязанность и поэтому мне больно видеть ваши душевные метания. Ну, так будьте же милосердны! Расскажите, что вас заставило так измениться.
- Вечно ты издеваешься! – недовольно проворчал Сергей.
- Ничуть! – воскликнул Николай, - я серьезен, как никогда! Впрочем, уверен, что Сomme les français ont remarqué, il faut сhercher une femme ici, n'est-ce pas ? *
- Да… нет… Не знаю! Да пошел ты к черту! – ответил Сергей и, откинув голову, закрыл глаза.
- Ну, вот,- развел руками Синяев, - так я и знал! – он торжествующе улыбнулся, - я, как всегда, прав!
- Не обольщайся, - усмехнулся Сергей, - все сложно… - он задумчиво, словно решаясь на что-то посмотрел на Николая, потом заговорил быстро, прерываясь на затяжки трубкой: - Надоело все! Ты заметил, как все идет? Я думал… И понял…
Он вновь замолчал, наблюдая танец пламени в камине. Боясь спугнуть его откровенность, Синяев тоже молчал, терпеливо ожидая дальнейших объяснений.
- Знаешь, с некоторых пор меня не покидает ощущение… страшного сна, - помолчав, признался Петрушевский. – Будто я хочу проснуться и не могу, знаю, что надо, но не могу…
- Этак, братец, можно с ума сойти, - заключил Николай полушутя полусерьезно и предложил: - Поедем-ка куда-нибудь, посидим, выпьем. И все твои думы уйдут. Поверь, ты просто засиделся дома.
- Нет, - покачал головой Сергей. – Раньше и я бы так сказал, услышав подобные признания. А теперь мне не до смеха…
- А я и не смеюсь! – воскликнул Николай. — Я и не смеюсь, но, - он беспомощно развел руками, - прости, не понимаю… Чего тебе не хватает? Что не нравится?
- Не нравится? – горькая усмешка тронула губы Сергея, - не нравится, как ты изволил выразиться, все: моя жизнь, общество, частицей которого являюсь … законы, обычаи, движущие им… Да много что…
Петрушевский опять помолчал, прошелся по комнате, вытряхнул трубку и продолжил с каким-то нетерпением и горячностью, будто боялся, что его прервут и не дадут высказать наболевшее:
- На войне все было просто… Передо мной стояла ясная цель, я знал, как её достичь. А сейчас… Сейчас я ощущаю себя увязшем в болоте. Да и не только себя: вокруг нас трясина. Я понимаю, что больше не могу мириться с дикостью и запустением, опутавшими всех и вся… Но что делать? Я не знаю, не вижу выхода… И потому противен сам себе. По сути, я - пешка, от которой ничего не зависит.
- Что!? Честолюбие?! – Николай удивленно вскинул брови и серьезно спросил: - Что же, тебе хочется быть этаким вершителем судеб?
- Понимай, как хочешь, - Сергей пожал плечами. – Конечно, я не желаю роли вершителя судеб, как ты изволил выразиться. Но… я вижу несправедливость существующих порядков, осознаю необходимость перемен и ничего не могу сделать для их осуществления. А, между тем, люди, от которых зависит очень многое, люди, имеющие право произвести эти перемены, не желают ничего менять.
- Прости, но, по-моему, ты начитался лишнего, - Синяев с улыбкой указал на томик Руссо, лежащий на диване. – Согласен, перемены нужны. Какие – разговор особый. Но зачем же себя-то казнить?! Этак можно зайти невесть куда! Необходимость перемен и дикость нравов осознаешь не ты один. Сейчас только об этом и слышишь. Вот ты сам говоришь о порядках. Но пойми, что они устанавливались столетиями, и без них просто нельзя.
- Порядок… - Сергей грустно усмехнулся. – Да нужен ли порядок противный человеческой натуре?! Помнишь, один человек – Раевский, кажется, - сказал однажды: «Любой порядок можно изменить, нашлись бы люди, способные на такой шаг»?
- С тобой бесполезно спорить, - ответил Синяев, раскуривая новую сигару. — Вот уж не думал, что ты так запомнишь наш тогдашний спор с Раевским… Впрочем, ты и тогда взял его сторону.
- Но он прав, чёрт возьми! Прав! – воскликнул Сергей. — Вот ты упрекаешь меня во властолюбии… А я и не стремлюсь к власти… Если б нашелся кто-то, могущий осуществить перемены для пользы нашего отечества, я бы первый высказал ему благодарность и поддержку. Но, увы, - он развел руками и, присев на корточки, стал помешивать угли в камине, - с каждым днем я замечаю все больший упадок добродетели… Мы погрязли в пороках, не думаем о будущем, о том, что оставим после себя… Да ведь ты и сам все знаешь…
- Ты прав, конечно, - после минутного молчания, нарушаемого лишь потрескиванием березовых поленьев, тихо отозвался Николай.— Но, согласись, одни размышления ни к чему не приведут…
- Вот моя бездеятельность и раздражает меня, я не могу, не хочу с ней мириться! - подхватил Сергей, радуясь в душе, что сумел сбить насмешливо-ироничный тон друга.
- Не уверен, что нужны какие-то действия с твоей стороны, - неожиданно заметил Николай, - более того, они, наверняка, принесут вред и тебе, и близким тебе людям, и самому делу. Пойми же, наконец, дорогой Серж, каждый хорош на своем месте!
Синяев встал и, заложив руки за спину, стал прохаживаться по комнате, то и дело останавливаясь и глядя в лицо Сергея, заговорил отрывисто, с раздражением:
- Ты – военный! Ну, так и служи с честью! А придет срок, выйди в отставку, женись и воспитай сына, чтобы смог, как и ты, послужить отечеству, не посрамив отца. Это ли не достойный пример?
- Наверное, ты прав… - Сергей опустил голову, выпустил из трубки колечко дыма и возразил: - Но что же будет, ежели каждый из нас, отслужив положенный срок в столице, погуляв вволю, в зрелые годы отправится в деревню доживать век в тиши и довольствии? Да, собственно, так именно уже веками и ведется! И покуда Европа кипит от перемен, у нас, как в сонном царстве! Да что же потомки скажут о нас?! И не только в них дело, ведь скушно же, скушно!
- Потомки! – Николай, казалось, не на шутку разозлился. — Ах, его волнует мнение потомков! Да ты поначалу обзаведись ими, а потом уже веди этакие душеспасительные беседы. Мне, например, наплевать, как жил мой отец. Лишь бы состояние не промотал и меня нищим не оставил. – Синяев раздраженно усмехнулся, - Россию он спасать вздумал! Очнись, друг мой, уже спасли, слава Богу! И с твоей же помощью! Да Россия - сонное царство, как ты изволил выразиться, - все европы переживёт! Стояла, стоит и стоять будет! А если скушно , так не мне тебе советовать, как скуку разогнать.

- Ну, Николя, дружище! – Сергей хлопнул друга по плечу. – Прости мне мою меланхолию. Сдаюсь! – он шутливо поднял руки. – Твоя взяла, вези меня куда хочешь. — И громко приказал: - Архип! Одеваться!

*…как заметили французы, здесь нужно искать некую женщину. Я прав? (Фр.) 

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ