Пробуждение. Часть I. Глава 13

ЗА МЕСЯЦ ДО 10 ГЛАВЫ

Было тихо. Над Петербургом лёгкой пеленой висело то неопределённое время суток, которое властвует на самой границе ночи и рассвета. Спокойная и величественная Нева пряталась под молочным облаком тумана, медленно клубящемся над ней. Густой воздух был ещё по-ночному свеж и даже прохладен, а это особенно радовало после душного, почти как летом, дня. Этот май лишил столицу репутации города дождей. Из-за удушливой пыли жизнь в Петербурге расцветала по ночам, когда с Невы тянуло долгожданной свежестью.
Двое, оживлённо переговариваясь, вышли из красивого дома на Фонтанке и двинулись по пустынной улице. Завидев одинокий экипаж, они подошли к нему и, растолкав дремавшего кучера, сели в коляску. Кучер недовольно что-то пробормотал, один из спутников, невысокого роста, с пышной кудрявой шевелюрой ответил:
- Гони, милейший, получишь вдвойне.
- И всё же я не согласен с Николаем Ивановичем, - продолжал разговор его товарищ, штабс-капитан, очень высокий, широкоплечий, с приятным открытым лицом. – Неужели он действительно серьёзно полагает, что поэзия в наши дни призвана служить политике? Что вы думаете, Александр?
Он вопросительно взглянул на собеседника, который был несколько моложе его. Тот сделал неопределённый жест рукой и с горячностью возразил:
- По-моему, Сергей, вы понимаете Тургенева слишком узко. Вдумайтесь, он не против поэзии вообще, и вовсе не пытается сделать из неё служанку политики. Просто она, по его мнению, должна служить обществу, спуститься с небес на землю!
- А что вы понимаете под служением обществу? – усмехнулся Сергей. – Разве, доставляя нам минуты наслаждения, поэзия обществу не служит?
- Это бесспорно, - кивнул Александр. – Но я – о другом… Нужно больше думать о реальных жизненных вопросах.
- Мой друг, - улыбаясь, заметил Сергей, - вы слишком восторженны и быстро попадаете под влияние симпатичных вам людей. Вам не кажется, что, соглашаясь с Тургеневым, вы противоречите себе?
- Не понимаю вас… - Александр удивлённо вскинул брови.
- Ну, как же, вы соглашаетесь, что поэзия должна отражать политические проблемы, а сами, меж тем, воспеваете любовь и дружбу! – Сергей похлопал юношу по плечу.
- О, с вами трудно спорить, Сергей Владимирович! – юноша шутливо погрозил пальцем и серьёзно добавил: - Сегодня я действительно пишу о любви, а завтра, - он развёл руками, - завтра я последую советам Тургенева. Поэту до всего есть дело…
- Пожалуй, вы правы. Желаю, чтобы ваш опыт удался.

Экипаж остановился у большого тёмного дома на Невском. Простившись с Пушкиным, Петрушевский скрылся в парадном.
Заспанный Архип в накинутом на плечи потёртом сюртуке, открыв ему двери, недовольно проворчал:
- Эх, барин, барин, опять дома не ночевали!
- Уймись, брюзга! – Сергей шутливо раздражённо поморщился. – Ведь я трезв, просто был в гостях у хорошего человека.
- Знаем мы энтих хороших человеков, - не унимался камердинер, приглаживая взъерошенные волосы. – Кофею изволите?
- Изволю. В спальню подай.
Сергей остановился у окна и долго задумчиво смотрел в него. Первые солнечные лучи зарумянили край небосвода. Предрассветный туман начал постепенно исчезать, уступая место утреннему свету, и сквозь его отдельные клочья проступали очертания зданий, и проглядывала стальная гладь Невы.
- Вот кофей, как просили, - Архип вошёл в комнату, держа пред собою поднос с дымящейся чашкой кофе.
Рассеянная улыбка сошла с лица Петрушевского. Архип поставил чашку на маленький туалетный столик около широкой кровати и остановился, выжидательно глядя на Сергея.
- Чего тебе? – спросил тот.
- Жду, когда выпьете, чашку унести, - отвечал старик.
Петрушевский усмехнулся.
- Архип! Сколько могу отучать тебе от дурацких выходок? Ступай! Чашку я сам принесу.
Выпив кофе, он бросился на кровать и стал читать накопившуюся за неделю почту. Когда через некоторое время Архип вернулся в комнату, Сергей крепко спал, зажав в руке недочитанное письмо.
- Умаялся…- пробормотал камердинер, - вот этак цельную ночь прошатается невесть где, а потом кофей пьёт и засыпает на ходу.
Старик взял чашку с остатками кофе, поднёс её к носу, поморщился и проворчал:
- И как этакую мерзопакостную штуку пить можно, прости, Господи?!.. Иноземцы завсегда что-нибудь удумают… И запах мерзкий, не то что пить, нюхать противно…

Он вздохнул и поплёлся на кухню, намереваясь отчитать кухарку за разбитый дорогой графин с наливкой. Графин, конечно, было очень жалко, но тяжелее всего Архип перенёс утрату первоклассной вишнёвой наливки собственного изготовления. И чтобы хоть как-то развеять свою тоску, он уже три дня подряд ругал бедную кухарку, которая при виде своего надзирателя начинала испуганно таращить глаза и большими красными руками лихорадочно теребить подозрительно-неопределённого цвета фартук.

***
Весна выдалась ранняя. Она как-то сразу, незаметно взяла верх над зимой. Однажды проснулась река и, словно уставший от долгого колдовского сна богатырь, поднатужилась, сбросила зимние оковы и с шумом, треском, ломая белые, как сахар, льдины, понеслась мимо коричнево-бурых, с последними островками снега, берегов. За одну ночь лопнули на берёзах почки, показав пахучие клейкие листики, с полей и лугов сошёл запоздалый ноздреватый снег, уступив место молодой травке, а лес, подёрнутый зеленоватой дымкой, наполнился трелями птиц и журчанием растревоженных ручьёв. По первой пашне степенно, с важным видом стали прохаживаться носатые грачи, то и дело выуживая из влажной комковатой земли толстых червей.
А солнцу всё был мало! Не удовлетворившись сделанным, оно припекало и припекало, не по-весеннему ласково и щедро одаривая землю своими лучами.

Низко склонившись над книгой, Анна сидела за столом. Несмотря на такую позу, она не была увлечена чтением. Мысли витали далеко отсюда. Яркие свечи медленно оплывали, отдаваясь пламени, причудливые тени плясали на стене. Осторожный стук в двери вывел её из задумчивости. Анна увидела Танюшку, девочку лет тринадцати, новую горничную Марьи Фёдоровны.
- Анна Александровна, - быстро зашептала та, - в саду вас ждёт человек. Он очень просит выйти к нему.
- Кто, кто ждёт, Таня? – удивлённо и взволнованно спросила Анна.
- Он… просил не говорить… Идёмте же, - Таня нетерпеливо тянула её за руку. – Там увидите, не бойтесь…
Накинув шаль, Анна последовала за ней. В весеннем саду было прохладно и сыро. Су-мерки уже спустились на землю, в воздухе витал аромат сирени. Остановившись у старо-го тополя, Танюшка тихо сказала:
- Дальше вы одна идите, он в беседке, - и она указала рукой вперёд.
Сердце Анны тревожно забилось.
- А ты? – спросила она.
- Я тут буду, - отвечала девочка, - ежели увижу кого, дам знак.
- Хорошо…
Анна медленно пошла к беседке, оглядываясь по сторонам и зябко кутаясь в шаль. Ещё издали она заметила высокую тёмную фигуру, силуэт которой показался ей незнакомым.
- Кто здесь? – с опаской спросила девушка, нерешительно остановившись у беседки.
Фигура шагнула к ней навстречу, и Анна, вздрогнув от неожиданности, узнала Ивана.
- Не бойтесь, барышня, - тихо проговорил он, - я, вот, вас увидеть решил… Потому как, кроме вас, мне никто ничего не расскажет…
Он низко склонил голову, терпеливо ожидая её ответа. Анна тоже молчала, трогая пальцами влажную колонну беседки.
- Иван, я ничего не понимаю, - наконец, выдавила она.
- А чего понимать, барышня? – усмехнулся парень. – Убёг я… Обещал Луше, вот и… - он махнул рукой, понимая, что ничего объяснять не надо.
При упоминании имени Лукерьи Анна как-то сникла. Помолчав, тихо спросила:
- Что ты хочешь узнать?
- Я вчера сюда приходил за ней… Танюшка мне и сказала, - опуская голову, объяснил Иван. Голос его дрогнул. - Вы ведь всё время тут были. Расскажите мне …
Анна растерянно смотрела на него, не находя слов. Потом ответила:
- Я, конечно, расскажу, но знаю я мало… Быть может, вообще чего-то не знаю…
- Всё едино… Другие-то вообще ничего не скажут, да и нельзя мне ни с кем видеться, - отозвался Иван.

***
… Неясные крики и шум разбудили Анну. Проснувшись, она поняла, что едва светает. Накинув шаль, выскочила в коридор и поймала за рукав бежавшего мимо лакея Митрофана.
- Что случилось? — встревожено спросила она. – С барыней что-то?
- Да нет! – махнул рукою слуга. – Поджигателя поймали. Сарай поджечь хотел.
Митрофан убежал. Анна торопливо вышла во двор и поспешила к группе дворовых, собравшихся у амбара. Пробравшись сквозь неё, девушка резко остановилась – увиденное поразило её настолько, что не было сил даже двинуться.

Два приказчика держали за руки старика в изорванной грязной рубахе. Его лицо было опущено, и Анна сначала не узнала его. Но вот старик медленно поднял голову и обвёл толпу затуманенным усталым взглядом. В бликах факелов этот взгляд был ещё ужаснее. Разбитый рот, из которого, стекая старику на шею, сочилась кровь, исказила горькая усмешка. Матвей – а это был он – хотел что-то сказать, но только хриплый, надсадный кашель вырвался из его груди.

Дворня гудела. Чьи-то руки теребили Анну за одежду. Но она, ничего не чувствуя и закрыв лицо руками, бросилась бежать. Опомнилась в своей комнате, но уже другая картина встала перед глазами, воскресая недавние события.

У кромки серого пруда с плававшими прошлогодними листьями виднелось голубовато-белое лицо. К щеке прилипла травинка. Казалось, лицо отрешенно смотрит в высокое весеннее небо в кудрявых облаках, и ничто не волнует его. Анна, словно зачарованная, смотрела в эти застывшие черты. Она никак не могла понять, почему Лукерья не встаёт, что заставило её улечься на молодую, едва пробившуюся влажную траву. Вся трагедия случившегося дошла до Анны уже позднее, когда в сырую чёрную яму опустили небольшой гроб, и тяжёлые земляные комья глухо стукались о жёлтую поверхность свежеструганного дерева. А потом высокий старик со всклоченной седой бородой беззвучно плакал у могилы. Тогда он тоже поднял глаза. Красные от слёз, они медленно скользнули по собравшимся, и немой укор пополам с невысказанной болью, казалось, навсегда застыл в них.

- Вот так Лукерья решила оставить нас, - прошептала Анна, не скрывая перед Иваном слёз. - Она утопилась вскоре после того, как тебя увезли в рекруты. А отец твой решил отомстить за смерть твоей невесты...
- А барыня знала, что засекли его? – хриплым голосом спросил Иван.
- Нет… - Анна покачала головой. – Староста сам приказал… А когда опомнился, было уже поздно.
- Они ещё попомнят меня! – Иван сжал кулаки так, что ногти впились в жёсткие мозолистые ладони.
Испугавшись, девушка торопливо принялась уговаривать:
- Это безумие, Иван… Опомнись! Ты погубишь и себя, и других, невинных! – она взяла его за руку и твёрдо добавила: - Послушайся меня… Их ты не вернёшь, а себя погубишь… Не повторяй безумия отца...
- Да вы не бойтесь, барышня, - Иван криво усмехнулся, - пока вы в этом доме, им страшиться нечего. — Он устало опустил голову и добавил: - Лукерья любила вас… А я в Сибирь уйду. Авось, не споймают!
Он опять помолчал, надвинул на глаза шапку и сказал:
- Прощайте, Анна Лександровна… Наверное, уже не свидимся, простите, ежели чего…
- Прощай, Иван…- Анна смотрела ему в лицо, не зная, какие найти слова, чтобы хоть на сотую долю развеять невыразимую печаль этого большого, непокорного человека.
- Прощай, - повторила она, - удачи тебе… И знай, я тоже любила Лукерью.
Иван хотел сказать что-то ещё, но махнул рукой и решительно шагнул в темноту.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ