Конец героя

Преуспевающий, уже немолодой беллетрист Шито-Крытов обдумы­вал жизнь свою. Поглядывал на яр­кие обложки собственных изданий, для которых была выделена полка в его кабинете. Книг собралось бо­лее двух десятков, объединенных неизмен­ным персонажем с отчаянным прозвищем Скаженный, порожденным буйной фанта­зией автора, пишущего в модном ныне жан­ре криминального романа.

Скаженный - ветеран всевозможных локаль­ных конфликтов, изра­ненный, контуженный и отравленный нервно-па­ралитическим газом -был неуловим, неуязвим и вездесущ. Всегда действовал в одиночку, ни­кому не доверял и обла­дал поистине неограни­ченными возможностя­ми. Ничто не могло оста­новить его в борьбе за справедливость. Скажен­ный, по мнению многих, боролся со всем, что ше­велится: с мафией и кор­рупцией, с терроризмом и незаконным оборотом наркотиков, с ФСБ и ЦРУ, а также с прочими развед­ками и группировками, подвернувшимися ему под руку. Какие бы изощренные ловушки ни готовил герою Шито-Крытов, каких бы подонков ни под­сылал на страницы своих романов - Ска­женный неизменно выходил сухим из воды, чем снискал всенародную любовь и высо­кие тиражи.

Романы Шито-Крытова пользовались бе­шеным успехом и раскупались прямо из ти­пографии. Издательства едва ли не дрались за право публиковать его произведения, а сам он был буквально прикован к пишущей машинке, как самурай - к своему пулеме­ту. Писатель стал жертвой обстоятельств и заложником Скаженного. Тень героя преследо­вала автора в ночных кошмарах, которые он затем переносил на бумагу.

Шито-Крытов начал тихо ненавидеть Ска­женного, что стоило последнему лишних хлопот с многочисленными врагами и жес­токой расправы в каждой главе. Писатель отправлял его «на отсидку» и в «психушку», взрывал и расстреливал в упор, предавал друзьями и любовницами, погребал зажи­во и сжигал в топке котельной, бросал под поезд, топил в водохранилище и еще сотней способов обрекал на погибель.

Но, вопреки всему, Скаженный восставал из праха, совершал дерзкие побеги и подвиги, делал пластические операции и самодельные бомбы, всячески избегал и не поддавался смерти, умножая число ле­генд и условных печатных листов.

Шито-Крытов с дикой злобой сдавал очередную рукопись в набор и с новой силой принимался за уничтожение порожденного им монстра.

Однако чересчур много защитников на­шлось у Скаженного как в среде читателей, так и в ближнем кругу автора. Первой поже­лала воскресить героя дочь Шито-Крытова: ей приглянулась норковая шубка из ката­лога...

А потом пошло-поехало: «Ягуар» - для зятя, жемчужное ожерелье - для жены, квар­тира - сыну и т.д. Гонорары от «Скаженных» прочно укрепились в доходной статье се­мейного бюджета.

Шито-Крытов попытался было бороться с произволом многочисленной родни, но безуспешно. Силы оказались слишком не­равными. Любой его бунт подавлялся в са­мом зародыше укоризненными взглядами близких - а заниматься чем-либо кроме со­чинительства он не умел. Писатель угодил между двух огней: долг и совесть раздира­ли его надвое. Лишь наедине с собой да в компании давних друзей мог позволить себе Шито-Крытов крамольные мысли за рюмкой доброго коньяку.

- ...Не желаю быть конъюнктурщиком! - убеждал он своего приятеля, известного продюсера Началовского, который экранизи­ровал его романы. - Я хочу сесть за серьезную вещь...

- У нас, обычно, сна­чала - отсидят, а уж за -тем - пишут... Чего тебе не хватает, старик? У тебя же все есть: дом полная чаша, слава, деньги... Еще бог зна­ет что! Ты - член Со­юза...

- Бродский говорил: «Я - ничего не член!» - и гордился этим!.. И получил Нобелевскую!..

- Эва, куда хватил! Хочешь попасть в энциклопедию? Теперь не те времена... Да и на премию не больно-то и разгонишься. Не дури, старик, все пуч­ком! Диссидентство изжило себя!.. Твой Скаженный прокормит тебя до конца дней, еще и внукам достанется. Гордись! Без Ска­женного ты - ноль!.. Что ты можешь наца­рапать кроме?.. Тебя не поймут... Так что куй свою монету, а бюст тебе отольют по­томки!

- Рано хороните!.. - не унимался Шито-Крытов и лихорадочно искал новых путей избавления от назойливого Скаженного. «Или я, или он!» - решил обреченный писатель после тяжких раздумий...

- ...Совсем дошел - не ест, не пьет, не спит... Все - курит и ку­рит, ходит и ходит... Думает, ду­мает... Кризис у него! - жаловалась жена Шито-Крытова Началовскому. Тот сочувственно замялся: - Да... Не хотел бы я оказаться в его шку­ре... - последние слова продюсера были встречены восторженным ревом выпущен­ного на волю слона, донесшимся из-за при­открытой двери...

- Свихнулся!.. - констатировала случившееся жена, с опаской и Началовским за­глядывая в кабинет мужа: картина была впечатляющей...

Шито-Крытов восседал за пишущей ма­шинкой - небритый, осунувшийся, с горя­щими безумным огнем глазами и сигаре­той в зубах. Он, с торжеством пианиста, ис­полняющего Героическую симфонию, пе­чатал один лист бумаги за другим и бросал написанное на пол. Кабинет напоминал комнату подпольщика после обыска «ох­ранки».

- Я тебя породил, я тебя и убью! - повторял Шито-Крытов со злорадством, вынимая очередной лист из машинки. - Теперь тебе - конец! - он оторвался от процесса и обратился к вошедшему продюсеру:

- С меня причитается, Началовский! Ты спас мою шкуру!..

Шито-Крытов прикончил Скаженного за семь дней и ночей... Такого творческого подъема он не испытывал со времени на­писания выпускного сочинения, содранно­го у соседки Лидочки.

Новый роман превзошел все предыду­щие и по силе интриги, и по оригиналь­ности сюжета.

Но особенно удался финал, решивший судьбы и Шито-Крытова, и зарвавшегося Скаженного. Автор поступил с ним бес­пощадно, сделав последнего... писате­лем.