Дарьюшка

Давно это было. А когда — не вспомнит уже и никто.

Стояла средь лесов дремучих деревенька одна. С названием не замудренным: “Лесная”. И люди там жили деревушке под стать, простые и работящие.

Росла там девчушка юная, тринадцати зим от роду. Одна совсем, без семьи и помощников. Хозяйство вела, пряжу плела да соседей в беде не оставляла.

Средь местных и не дивился никто, что дитя само со всеми делами справляется. Заведено так было в том роду с незапамятных времён. Мать девочки так жила, и бабка её. За кроткий нрав и взгляд, что теплее солнышка, звали ее ласково: Дарьюшка.

А Дарьюшка и не жаловалась, подмоги не просила. Бывало, выйдет за околицу с лукошком, по грибы да по ягоды, а тропки скрытые сами заведут на полянку, лесными дарами богатую. Лес тот густой, но ветви могучие перед девочкой расступаются, открывая дороги, даже леснику не ведомые.

Соберёт она целое лукошко малины да грибов белых, и домой. А следом бревно сухое по земле тянется, что ветром было повалено. Следует, словно пёс за хозяйкой.

Дома уже топор дров нарубил, вода с колодца собою ведра заполнила, метла двор метёт. Сейчас дрова к печи поползут, другие в баньку. Останется лишь печку растопить да ужин сварганить. Опосля и попариться можно.

Силы у Дарьюшки были древние, из колено в колено, от дочери к дочери передаваемые. Вещи она вокруг себя зачаровывала, на службу к себе ставила. В деревне каждый ведал, чьих она кровей, но ведьмой обидно не кликали — уважали. Порой и помощь просить приходили.

Девушка та доброй была, никому не отказывала. Хворь лечила и человеку, и скотине. Заговоры мирные шептала, отвары целебные варила. Лес просила путников за нос не водить, да дичью с охотниками делиться.

Люд простой в благодарность продуктами одаривал, кто чем мог: мукой и солью, мясцом и крупой.

Так и жили бы, душа в душу, да повадился к девушке барин один из столицы. Весной тому назад выкупил он земли эти: и леса, и реку, и деревню ту в нагрузку.

Случилось так, что занемог новый хозяин, животом приболел. Лекари лишь руками разводили: что только не перепробовали, лучше не становилось. Отпевать уже вельможу приготовились. Тогда до больного молва дошла, что есть в деревушке “Лесной” колдунья молодая. Она-то болезнь и вытравит.

Времени посылать за ней уже не было, и барин, корчась от боли, отправился сам. Девушка сыпанула травок, только ей ведомых, в отвар, прошептала что-то тихо и напоила несчастного. Наутро тот проснулся здоровее прежнего.

И больно уж ему Дарьюшка приглянулась. Хороша собой, с волосами светлыми, устами сладкими, да лицом пригожа так, что и в столице краше не сыскать. Увезти он её вознамерился, да женой своей сделать.

Но та воспротивилась. Говорила, мол, нельзя ей эту землю покидать. Барин не уставал засылать сватов с богатыми дарами из столицы. Речи его текли, будто мёд из чаши.

Девочка оставалась непреклонной. Не терпев отказов доселе и не намереваясь терпеть впредь, столичный жених в который раз ступил на ее порог.

Но Дарьюшка прервала те пламенные речи о любви. Она поведала барину, что станет невестой лишь в назначенный срок и никогда не покинет этих краёв.

Те земли, на которых стоит их деревушка, прокляты еще с давно забытых пор. Но обитающее в лесах зло надежно сковано древними обетами. И замком на этой темнице является её кровь. Она пользуется их силами, истинных хозяев леса. Но уйти не может. Ибо обречет этим живущих здесь на страшную участь.

Придёт время, и она родит дочь, чтобы потом отдать себя лесу, как было предписано в обетах. Как ушла её мать. И уходили все женщины её рода веками. Но не ранее положенного срока.

Барин рассмеялся девушке в лицо. От него пахло луком и вином, и плевать ему было на участь горстки вонючих деревенщин. Он возжелал её и не видел ни коих препятствий завладеть желаемым.

Дарьюшка пыталась прогнать незваного гостя, но руки того уже обхватили её, задирали подол. Хмельная голова не внимала мольбам и крикам. Мужицкой силой был он наделен и с хрупкой девой совладать бы смог легко.

Девушка зашептала ему в лицо, и хозяева леса откликнулись на зов. Барин расстелился на полу горницы без всяких сил для движения. Лишь очи его вылезли из орбит, да краска залила морду. Давил из себя ругательства, да не выдавил.

Так и пролежал отвергнутый он на холодных половицах всю ночь, пока первые лучи рассвета не сняли с него невидимые оковы. Из дома барин бежал так, будто за ним гнался леший.

С тех пор затаил он обиду лютую на деву невинную.

Начал с того, что в деревушке старосту сменил. И человека своего назначил. И попа позвал из города, интригами умудренного.

Начали они народ стращать да всякие гадости на колдунью наговаривать. Поп тот орал громче всех, брызжа слюной из пасти, мол, якшается девка с самим диаволом да мракобесием всяческим занимается.

Простой люд извечно кары небесной за дела сатанинские страшился. А барина они боялись пуще прежнего.

Местные слушали кричащих на углах, нового старосту, своего барина и святошу и забывали, сколько добра им Дарьюшка сделала. Косо смотреть начали, бабы сплетни свои плели за спиной, старухи вслед плевали. Больше никто не звал её ласково. Лишь цедили сквозь зубы: “Ведьма”.

Той ночью барин устроил пир для жителей деревни, окончательно купив их преданность. А следом повёл разгоряченную плясками и выпитым толпу прямо к дому юной девы.

— Сжечь ведьму!

Десятки факелов разорвали тьму.

— Убить её!

Вилы и рогатины легли на плечи.

Она вышла к ним без страха, совсем одна, прекрасна и обнажена. Платье заменили ей листья деревьев, что, кружа в бесшумном вихре, прикрывали собой наготу.

Она смотрела в лица предавших её людей, которых дала клятву защищать и которые пришли за ее кровью. Всех тех, кто поддался лживому бреханию псов.

И не могла им простить.

Барин, стоявший поодаль и направляющий толпу, поразился её совершенству.

“Разрази меня гром!” — ахнул он.

Тотчас, будто услышав его слова, небеса ответили яркой вспышкой. Пораженный молнией, столичный вельможа рухнул навзничь и более не издал ни вздоха.

Люди расступились, пропуская свою бывшую покровительницу. Никто не осмелился преградить ей путь. Она уходила в лес, прочь отсюда. И не оборачивалась, когда слышала за спиной жуткие крики.

Тени отделились от деревьев и сомкнулись над оставленными людьми, начиная кровавую жатву. Обет нарушили, хозяева были свободны и забрали свое.

Свободной стала и Дарья.

Давно это было. А когда — не осталось кому вспомнить.

С тех пор никто колдунью не видывал, а места те стороной обходит всякий знающий человек. Ведь от теней, что тихо сползают с крон, спасения теперь вовеки не сыскать.