Spielzeugmann
Деревянный человечек висит на стене
с ножницами в руке.
Он отрезает нитку и падает вниз,
о мрамор ломаются его конечности.
Unheilig
I
Дом Грёз.
- Девушка, вы куда?
Эрике и в голову не пришло, что слова охранника были адресованы именно ей.
- Я задал вопрос: куда это вы направляетесь?
Эрика повернула голову направо, потом налево и, наконец, удивлённо ткнула себя в грудь.
- Вы это мне?
- Ясное дело, вам.
- Я на практику. Я должна быть в списках.
- А вот сейчас проверим, в списках вы или нет. Ваши документы, пожалуйста.
Охранник развернул подшитые друг к другу отпечатанные на принтере листки. Талмуды у него довольно объёмные, что, впрочем, неудивительно: Фуртбах – крупная клиника.
- Кунц… Кунц… Что-то не вижу ничего подходящего.
Эрика забеспокоилась.
- Проверьте ещё раз. Я от университета Альберта-Людвига.
Охранник поводил ещё по строчкам своим указательным пальцем с обгрызенным ногтем. Эрике стало неприятно. Его рукам не помешал бы маникюр.
- Нету!
Эрика подумала.
- Может, вы позвоните моему куратору? Это доктор Альберт Лемке, ваш главный врач. С ним согласовывали…
- Может, вы не будете меня учить, как мне работать? – перебил охранник и нехотя потянулся к телефону. – Барышня… Да, доброе утро… Соедините меня с доктором Лемке. Спасибо.
Пауза.
- Алло. Доктор Лемке? Тут у меня девушка. Говорит, приехала для прохождения практики от университета Альберта-Людвига.
Пауза. Телефон что-то квакает, но слов не разобрать.
- Ага. Присылают, кого попало, и возись потом с ними.
Кваканье.
Эй, я же тут стою и всё слышу!
- Доктор Лемке, что мне с ней делать?
Кваканье.
- Спуститесь через пару минут? Отлично.
Охранник положил трубку. Имя на бейдже – Мартин Термюлен.
Я тебя запомнила, герр Термюлен!
- Ждите, девушка. Доктор сейчас освободится и спустится за вами.
Лицо охранника приняло участливое выражение.
- Простите, если чем-то вас задел. Понимаете, не наша вина. Совсем не наша. Опять секретарь что-то напутала. Ей следовало бы подумать о работе, а не о личной жизни.
Всё это безумно скучно и неинтересно. Оскорбление всё равно нанесено.
- Госпожа Кунц? – доктор Лемке появился в холле через пять минут. – Здравствуйте.
Крепкое рукопожатие.
Ему лет сорок. Он высок и темноволос. Узкие очки без оправы.
- Простите ради Бога за путаницу. Разумеется, мы вас ждём. Пойдёмте ко мне. Термюлен… — это уже охраннику, - я забираю девушку с собой.
Подумав, Лемке добавил:
- Ваша бдительность как обычно на высоте. Будьте уверены, я похлопочу перед вашим начальством, чтобы оно достойно вознаградило такого исполнительного сотрудника.
Эрике:
- Пойдёмте, госпожа Кунц.
В лифте звучит приятная расслабляющая музыка. Насмешка, если вспомнить специализацию Фуртбаха. Сияющая металлом коробка моментально доставляет их на шестой этаж. Кабинет доктора в дальнем конце коридора, там, где потише. Обитель. Если не знаешь, что заведующий клиники работает именно тут, то тебе это и в голову не придёт. Простая дверь светлого дерева и простая табличка с именем. Никаких указаний: психиатр, главный врач.
Доктор Лемке тщательно запер дверь и жестом указал на кресло.
- Чай? Кофе?
Когда он говорит, его верхняя губа постоянно приподнимается, обнажая два ряда белоснежных ухоженных зубов. Эрика никогда не видела таких…а что это, улыбка?
- Кофе, если можно. Один кусочек сахара и каплю сливок.
Доктор нажал на кнопку селектора.
- Эрика, два кофе мне в кабинет. Один чёрный и один с кусочком сахара и сливками.
Через пару минут в дверь постучали. Тёзка Эрики молча поставила на стол две дымящиеся чашки.
- Что-нибудь ещё, доктор Лемке?
- Нет. Пока всё. Спасибо, Эрика.
Секретарша кивнула и молча удалилась.
- Скажу сразу, госпожа Кунц… Заниматься вами мне некогда…
Верхняя губа снова вздёрнулась.
- Понимаю…
- Но моя задача, как вашего куратора, дать вам полезный опыт и знания, получше всей той чепухи, которой вас пичкали в ваших родных пенатах.
- Я…
- Позвольте мне договорить. Я человек прямой и ни с кем миндальничать не привык.
Доктор сделал глоток.
- Итак я предлагаю вам следующее. Я дам вам наставницу, старшую медсестру, госпожу Катарину Хуберт. Мой вам совет: забудьте всё, чему вас учили до сих пор. Держите глаза и уши открытыми. Не отвлекайтесь на мелочи. Будьте бдительны. Не мне вам напоминать о том, кто наши пациенты. Слушайтесь Хуберт во всём. Беспрекословно и добросовестно выполняйте свои обязанности. И ваша практика будет успешно пройдена.
Ещё глоток.
- У вас будет один пациент. Сразу скажу: он очень и очень непрост, но проблем в общем-то особых не доставляет.
- Что я должна буду делать?
- Присматривать за ним. Следить за тем, чтобы он питался, выглядел, как человек, вовремя принимал лекарства. Всё в таком роде.
Доктор Лемке открыл ящик письменного стола и достал тощую стопку каких-то документов.
- Если вы согласны, то внимательно ознакомьтесь и поставьте вашу подпись. Вот здесь и здесь.
Эрика почувствовала себя Фаустом, продающим Сатане душу.
- Прекрасно. Добро пожаловать в Фуртбах.
Палец доктора снова нажал на кнопку селектора.
- Госпожа Хуберт, зайдите ко мне на минуту.
II
Пианист
Эрика и сестра Хуберт шли по коридору. Сопровождающей лет пятьдесят. У неё сухое иссечённое морщинами лицо, тусклые каштановые волосы, собранные в строгий узел, и накрахмаленная до хруста медицинская форма.
Стерильно-белые стены. Жужжащие лампы под потолком. Два ряда одинаковых дверей с крошечными оконцами. Старшая сестра остановилась возле одной из них.
- Проходите, госпожа Кунц.
В узкой тесной комнатке помещается железная кровать, пара стульев, тумбочка и лампа для чтения. Крючки для одежды прямо напротив входа. Налево – умывальник и мохнатое полотенце. Впрочем, нет, это не всё. На кровати спиной к вошедшим и лицом к забранному решёткой окну, неподвижно сидел человек, обитатель камеры.
— Вот ваш подопечный. Вы можете приступать к своим обязанностям прямо сейчас. Простите, но теперь я вас покину.
Дверь закрылась. Эрика осталась наедине со своим пациентом.
- Ээээ… доброе утро?
Никакой реакции.
- Извините?
Полная безучастность.
- Ээээ… простите…
Руки человека задвигались.
Что он делает?
Жесты повторяются. В них есть какой-то смысл, и Эрика вдруг поняла – какой: человек словно бы перебирает невидимые клавиши.
Голова, остриженная наголо, откинулась, и кисти задвигались быстрее.
- Простите…
Эрика обогнула кровать.
Его веки сомкнуты, а чувственный рот приоткрыт. Он дышит горячо и быстро. Он в экстазе.
Эрика накрыла его руки своими, останавливая это беззвучное представление. Кожа сухая и очень горячая. Боже, что у него с руками! Ногти местами обгрызены – чуть ли не до мяса – и под ними грязь. Должного ухода явно не было очень и очень давно.
Человек вздрогнул и замер. Глаза медленно открылись. Вместо радужки и зрачков – мутная белая плёнка.
Эрика отшатнулась. К горлу подступил липкий горячий комок.
Что с тобой случилось, незнакомец?
Чувственные губы приоткрылись, обнажая влажную полоску зубов.
- …Ты кто…?
Приятный голос и чёткая дикция.
- Э… Эрика.
- …Эрика…
Глоть.
И в моей каморке тоже он цветёт —
Тот цветок вереска.
На меня, стемнеет или рассветёт,
Смотрит, как Эрика,
А потом вдруг словно упрекнёт:
«Вспомни, что тебя невеста ждёт.
Там вдали она тоскует по тебе,
Слезы льёт Эрика».
- …Ты помнишь…?
Не голос – бархат.
- Ээээ…
- …Неважно…
Голова поворачивается вслед за её движениями, незрячие глаза, не мигая, смотрят на неё… сквозь неё…
- …Почему ты отодвинулась… Эрика…?
Рука поднялась и потянулась в её сторону.
- …Я пугаю тебя…?
Эрика не нашлась, что ответить.
- …Ты где… Эрика…?
Эрика прикоснулась к плечам пациента.
- …Хорошо…
Человек успокоился и снова безучастно уронил руки.
- А кто вы? Как мне к вам обращаться?
- …Кай…
Необычное имя. Эрика вспомнила сказку Андерсена. Всё то же самое. Только вместо роз и Снежной Королевы – ремни и Безумие.
Нужно с чего-то начинать.
- Давайте для начала немного приведём вас в порядок? Кай?
- …Делай… что хочешь…
В общей ванной никого. Эрика крутанула медные шишечки ручек. Зашумела вода.
- Снимайте ваши тряпки, Кай.
Пациент послушно поднял руки.
Шурх.
Чёткий рельеф мышц. До того, как попасть в эти застенки, он явно собой занимался.
- …Ты находишь меня привлекательным…?
- Ээээ…
- …Ответь… Эрика…
- Да… наверное…
Взгляд незрячих глаз смотрит в никуда. Руки поднялись и снова потянулись к Эрике.
- …А на тебя… я могу посмотреть…? Эрика?
- Ээээ… посмотреть?
Пальцы прикоснулись к её лицу, погладили его и волосы, ощупали плечи.
- …У тебя лицо горячее…
Глоть.
- …Ты красивая…
Шурх.
Рука схватилась за плечо Эрики, и он переступил из сброшенной на пол одежды.
- …Ты знаешь… почему я здесь…?
Незрячие глаза смотрят на неё… сквозь неё…
- Почему?
- …Потому что меня наказал Бог…
Глоть.
- …Я убил человека…
Кай замолчал.
Эрика тщательно обтёрла губкой всё его тело.
- …Хорошо…
Лицо больного приняло расслабленное выражение.
Он инстинктивно прикрывает глаза каждый раз, когда в них брызгает вода, или когда Эрика слишком близко проводит своей губкой. Глаза не видят – инстинкт остался.
В комнате Эрика осторожно усадила своего подопечного на кровать.
- …Спасибо…
Рука Кая дружески и благодарно сжала её пальцы.
Благородные ухоженные черты лица – это если отвлечься от мутных провалов на месте глаз - и совершенно безобразные ногти.
Нет, она, Эрика, не может на это спокойно смотреть! Она должна сейчас же исправить эти возмутительные разрушения!
- Кай… вы позволите?
- …Делай со мной… что хочешь…
Эрика быстро сбегала в комнату отдыха за своим крошечным кожаным кошелёчком и села рядом на кровать.
Для начала подровнять.
Щёлк.
Щёлк.
Щёлк.
Аккуратно, чтобы не попасть острыми лезвиями в и без того повреждённую мякоть.
Теперь пилка.
Вжжжих…
Вжжжих…
Один палец. Теперь другой. За ним и третий. А всего – десять.
- …Хорошо…
- Больше не грызите ногти, договорились?
- …Не буду…
Слабая улыбка.
Пик.
Пик.
Пик.
Кто-то набрал код и потянул за ручку.
- Привет.
Вошедшая – симпатичная улыбчивая девушка. Она, как и все, в медицинской форме. Светлые волосы заплетены в две задорные косички.
- Я Эмма, а ты, должно быть, Эрика, новенькая.
- Привет, Эмма.
Зелёно-серые глаза с интересом оглядели Эрику и безучастного человека на кровати.
— Значит, это на тебя Лемке спихнул Пианиста?
- Кого, прости?
Эмма удивилась.
- Так он ничего тебе не сказал?
- Нет.
Эмма закатила глаза.
- Впрочем, я не удивлена. Зачем ему лишние пересуды после такого скандала-то! Мы серьёзное заведение как-никак и своей репутацией дорожим.
- Боюсь, я совсем ничего не понимаю! – Эрика кивнула на пациента. – Кто он такой?
Эмма наклонилась и заговорщически произнесла:
- Кай Хонек, пианист. Он спятил, когда поклонница покончила с собой на его выступлении…представляешь, прямо у него на глазах!
III
Лунная Соната.
Пол отполирован так, что Кай отражается в нём с головы до ног, как в зеркале.
Стук…
Стук…
Стук…
Кай приблизился к той границе, что отделяет Тайное Закулисье от Яркой Сцены.
Тень.
Свет.
Сердце бьётся учащённо, разгоняя по всему телу волны адреналина, и покалывает самые кончики пальцев. Он любит это чувство Предвкушения. Через несколько минут он выйдет из-за красного бархатного занавеса. Свет мощных софитов ударит в глаза, и кожу рук и лица обдаст искусственным электрическим теплом. Он поклонится заждавшейся его появления публике, и поклон этот будет не очень глубоким, но и не просто небрежным кивком. Он будет грациозным, элегантным и продуманным.
Это твоё представление, и ты играешь главную роль.
Хлоп…
Хлоп…
Хлоп…
Его накроет с головой звуками рукоплесканий, и затем волна откатится назад. Он немного сощурит глаза, всматриваясь в эти лица, в отчётливо видные передние ряды и размытую галёрку. Улыбка приподнимет уголки его чувственного рта. Он, как обычно, выдержит небольшую паузу, подождёт, пока публика закончит приветствовать его выход, и объявит первый номер.
- Лунная соната.
Его дикция чёткая, голос хорошо отработан. Ни малейшей неровности. Никому и в голову не придёт, что в детстве и юности он, Кай Хонек, страдал от сильного заикания. И один Бог знает, каких трудов ему стоило избавиться от этого недостатка.
Он всегда начинает с Бетховена. Подушечки пальцев тронут чёрно-белые клавиши, и от них по всему телу и вниз до оконечности позвоночника пробежит мощный импульс.
Экстаз.
Наслаждаясь игрой, он закроет свои сияющие глаза. Он впитает энергетику зрительного зала и вернёт обратно с лихвой, когда спокойное вступление перейдёт в нарастающее крещендо.
Пора, Кай.
На его плечо ложится рука. Кай оборачивается, и мягкая улыбка трогает уголки его губ. Никлаус, брат, его самый главный после смерти родителей слушатель, импрессарио, поверенный и просто самый близкий человек и лучший друг.
Да.
Пальцы сжали в ответ руку брата. Кай сделал глубокий вдох и шагнул навстречу яркому свету, и, как обычно, сияние софитов поначалу ослепило его.
Хлоп…
Хлоп…
Хлоп…
Волна бурных аплодисментов прокатилась от галёрки до его ног, обутых в идеально начищенные ботинки. Он выдержал паузу, ожидая, пока стихнут восторги. Губы приоткрылись, готовясь объявить первый номер.
Всё как обычно.
Всё так, как и было уже не одну сотню раз.
- Кай!
Его окликнул чей-то голос, и Кай завертел головой.
- Я тут, Кай!
Прямо под сценой у своих ног Кай увидел девушку.
— Это всё для тебя.
У неё в руках пышный букет роз, и среди алых венчиков и тугих пахучих листьев Кай вдруг заметил куклу. У игрушки его лицо, его руки и его концертный костюм. Всё скопировано до мелочей, и это сходство поразительное.
Кай наклонился к девушке, принимая нежданный подарок, и губы коснулись щеки поклонницы.
- Благодарю тебя, милая барышня. Как тебя зо…
В руке девушки блеснул какой-то предмет, маленький, помещающийся в ладони, и не толще карандаша – пышный букет скрывал его.
- Я люблю тебя, Кай! – сказала девушка, пристально глядя ему в глаза. – Это всё для тебя!
Рука сделала движение.
Всплеск.
Горячие ярко-красные капли брызнули Каю в лицо, на руки, на костюм и на ботинки, а на горле поклонницы раскрылась рана, похожая на ухмыляющийся рот.
Грохот.
Тело качнулось и упало ничком на полированный пол.
Чей-то крик ужаса. Потом ещё. Ещё. И ещё…
IV
Кай.
- Внимание, персонал! Внимание, персонал!
Эрика дёрнулась и испуганно уставилась на динамик, устроенный высоко над головой - слыша резкий звук, человек всегда инстинктивно поворачивается в сторону его источника, всегда. Она что, задремала? Да, точно так: отрубилась в комнате отдыха прямо на своих тетрадках, в которые заносила свои записи.
- Внимание, персонал! Внимание, персонал! Код пятнадцать! Комната двести один! Код пятнадцать, красный! – динамик продолжает отрывисто лаять.
Что происходит?
И тут Эрика осознала: комната двести один. Кай!
Топ.
Топ.
Топ.
По коридору, чуть не сбив её с ног, пронеслись два крепких санитара. Эрика поспешила за ними.
Лестница. Нога подвернулась, и девушка чуть не скатилась вниз по ступенькам.
Поворот.
Ещё поворот.
Коридор оглашается нечеловеческими воплями. Эрика услышала их ещё наверху, когда распахнула дверь и побежала по лестнице. Неужели живое существо может так кричать?
Скрежет.
Что-то белое метнулось навстречу санитарам. Тела мужчин глухо столкнулись.
- Куда собрался, Пианист?
Удар.
Кая повалили на пол и заломили ему руки.
- Что вы делаете?
Больной услышал голос Эрики, и затянутые мутной плёнкой глаза тут же повернулись в её сторону.
- …Эрика… Эрика, помоги…!
- Оставьте его!
- Не вмешивайтесь!
Чья-то рука схватила девушку за плечо и грубо оттащила от барахтающихся на полу мужчин.
Альберт Лемке очень зол.
- Я же сказал: ваша задача – присматривать за ним, а не путаться под ногами и уж тем более не указывать, как нам лечить нашего пациента.
Пальцы разжались.
Пауза.
- Вы всё поняли, Кунц?
- Да…
— Вот и отлично!
Внимание главного врача переключилось на шевелящийся клубок. Правая щека Кая прижата к покрытию пола, он ещё слабо сопротивляется, но и так ясно, что сражение проиграно.
- В изолятор его. Пусть немного остынет.
- Окей, док.
- Вставай, Пианист. Концерт окончен. Вставай, тебе говорят!
Кая рывком подняли с пола.
- Давай, шевели ногами!
Эрика, прижалась к стене, когда пациента проволокли мимо неё. Движение головы. Кай обернулся. Незрячие глаза смотрят и смотрят на неё… сквозь неё…
- …Эрика…!
Эрика зажала уши.
V
Под звуки Шопена.
Жжжух…
Жжжух…
Жжжух…
Девушка низко склонилась над обеденным столом, покрытом ярко-красной клеёнчатой скатертью – это чтобы легче находить разложенные повсюду части изделия.
Жжжух…
Жжжух…
Она высунула язык от усердия и время от времени откидывает назад свои длинные тёмные волосы. Заплести? Нет уж, увольте!
Бормочет аудиосистема. Девушка пилит и пилит материал – в такт доносящимся из динамиков звукам.
Кай на своих выступлениях играет самые разные вещи. Он одинаково легко берёт говорливого Равеля, смешливого Шуберта и меланхоличного Огинского. Он много импровизирует на темы Глинки. Он неизменно начинает концерт «Лунной Сонатой» своего любимого Бетховена, а завершает «Дьявольским Скерцо» Алкана. Но лично ей кажется, что вальсы Шопена в его исполнении особенно удачны.
Вот и сейчас. Сверкающая россыпь звуков катится по столу, за которым она работает, и со стуком падает на паркет.
Девушка отвлеклась и посмотрела на портрет, висящий на стене, прямо напротив неё. Чёрно-белый Кай на фоне чёрно-белых клавиш и размашистая каракуля автографа. Она всегда поражалась возмутительному несоответствию образа Хонека и его почерка.
- Криста, заканчивай уже заниматься. Иди-ка, поешь! – раздался за стеной голос матери.
Улыбка тронула уголки её губ.
Быстрым движением она спрятала инструменты в кожаный чехол и собрала разрозненные части, пока мало на что-то похожие. Пальцы задержались на миниатюрной голове. Глаз ещё нет, только два отверстия под них, но то, что вскоре станет куклой несомненно имеет сходство с оригиналом.
— Это всё для тебя, Кай!
VI
Никлаус.
- Кай…
Человек неподвижно лежит перед ней на койке, стянутый ремнями. Как в коконе. Только прекрасная бабочка не вылупится из него, не расправит разноцветные трепещущие крылья и не полетит, куда ей вздумается.
- Кай, вы меня слышите?
Человек не реагирует – затянутые мутной плёнкой глаза устремлены в потолок.
- Не игнорируйте меня.
Он не моргает, и от этого Эрике жутко.
- Кай…
Губы дрогнули.
- …Развяжи, Эрика…
- Кай, вы же знаете, я не могу!
Пациент тут же перестал настаивать и снова впал в оцепенение.
- Кай…
Достучаться не получается, никакой реакции.
Что же с тобой приключилось, Кай Хонек? Как ты стал таким? Почему?
Шлёп.
Шлёп.
Эрика прислушалась. Звук шагов где-то в дальнем конце коридора, по левую сторону от изолятора. Кто-то идёт.
- …Нет…!
Утробный звук, изданный Каем, мало похож на человеческий голос.
Звяк.
Кай дёрнулся.
Звяк.
Звяк.
Ещё.
И ещё.
Эрика положила руки на обтянутые казённым хлопком плечи.
- Я тут, Кай. Я рядом. Тише… Успокойтесь…
- …Это он…!
- Кто, Кай?
- …Он…!
Дёрг.
Дёрг.
- …Развяжи меня…!
Звяк.
- …Развяжи…!
Шаги всё ближе. На окошечко в двери легла тень.
Глаза Кая расширились от ужаса.
…Хааааа… Хааааа… Хааааа…
В стекле показалось чьё-то лицо.
- Кай, смотрите… Это просто посетитель!
…Хааа…
…Хааа…
…Хааа…
- Видите? Вам нечего бояться!
…Хааа… хааа… хааааа…
Возбуждённое дыхание пациента понемногу успокоилось. Голова, остриженная наголо, откинулась на жёсткую, как кирпич, подушку, невидящий взгляд снова устремился в потолок.
Чьи-то глаза пристально смотрят в крошечное оконце – она, Эрика, чувствует это кожей.
Кто он? Почему пялится? Почему не уходит?
Эрика сердито посмотрела на чересчур любопытного незнакомца. Тёмные глаза. Чувственные пухлые губы. Некоторое сходство с Каем, только черты лица, пожалуй, резче, и череп не голый, как коленка – шикарные каштановые волосы уложены в стильную причёску.
Губы скривились в гримасу, и лицо исчезло.
- Простите!
Дверь закрылась за спиной Эрики и защёлкнулась с еле слышным сигналом на кодовый замок.
- Вы мне?
Незнакомец остановился и подождал запыхавшуюся девушку. А он быстро ходит – уже успел удалиться до половины коридора!
- Ээээ…
- Всё то же?
- Ну…
- Когда был приступ?
- Ночью.
- Понятно…
Пауза. Его губы снова скривились.
- После какого-то из них он либо спятит окончательно, либо, что вероятнее всего, его сердце просто не выдержит. Я постоянно спрашиваю себя: почему он?
Карие глаза внимательно посмотрели на Эрику.
- Вас как зовут?
- Эрика… А вы…
Узкая белая кисть протянулась и легко пожала ей руку.
- Я Никлаус Хонек, брат Кая. Можно просто Ник или Клаус – как вам больше нравится, Эрика.
VII
Клавиши.
- Входите, Эрика.
Девушка сняла обувь на пушистом клюквенно-красном коврике.
- Предлагаю выпить чаю. И вам, и мне не помешает немного успокоиться.
Эрика бросила быстрый взгляд на Никлауса Хонека.
Тебе-то чего «успокаиваться»? У тебя явно нет никаких проблем.
- Кай постоянно пил чай, когда был на гастролях – выискивал, находил и покупал что-то интересное… В той… другой жизни…
Его лицо омрачилось.
- Давно он… такой?
- Зимой будет ровно два года.
- Что тогда случилось?
Уголки рта Никлауса дёрнулись в каком-то подобии улыбки.
- Проходите. Я сделаю нам чай, там и поговорим…
Он указал на приоткрытую дверь в дальнем конце обшитой светлой деревом прихожей.
- Вон туда. Я недолго.
Он скрылся в арке справа, видимо, там помещалась кухня.
Комната очень светлая, в бежевых и ореховых тонах. Всё свободное пространство занимают стеллажи и полки. На них тесно от обилия книг и компакт-дисков, виниловых и современных, лазерных. Возле окна – фортепьяно. Эбеновая отполированная губа инструмента поднята, широкий рот ощерился улыбкой чёрно-белых клавиш. На стенах старые постеры – с туров и просто фотосессий. Кай на фоне своего инструмента. Кай, обнимающий за плечи коллег. Кай с поклонниками. Кай с букетом цветов. Есть и просто увеличенные фотографии. Тёмные глаза смотрят прямо в душу – теперь они пусты и не воспринимают окружающее.
Это совсем другой человек. Это было яркое горячее пламя. А теперь… еле тлеющий огонёк от зажжённой спички. Какая ужасная, разительная, невероятная перемена!
Под этим размноженным взглядом Кая Эрика прошлась по комнате, потрогала клавиши…
Пам…
Инструмент отозвался тонким пением.
Пам…
Ещё чей-то пристальный взгляд, чей-то холодный – не Каев – и очень внимательный. Эрика повернула голову и встретилась с ним глазами.
Кукла.
Всего лишь кукла, примостившаяся на каминной полке (у Кая и свой камелёк оказался!), между часами и вазой.
Господи, игрушечный человек как живой!
На нём стильный чёрный костюм, тёмный шёлковый галстук, белоснежная рубашка и блестящие, как зеркало, ботинки. Пальцы правой руки застыли в характерном жесте, левая – полурасслабленна. Аккуратная бородка, пухлые сексуальные губы и чёрные стеклянные глаза-угольки. Эти глаза смотрят слишком внимательно и осмысленно. Всё скопировано до мелочей, и от этого сходства и слишком осмысленного взгляда ей, Эрике, не по себе.
- Эрика.
Никлаус неслышно вошёл в комнату с двумя дымящимися кружками. Они парные, с Рафаэлевыми putti или ангелочками. Парные кружки, но сам Кай не был женат и, судя по всему, не имел какой-либо постоянной подруги.
Эрика вопросительно кивнула на куклу.
- Как живой… честное слово!
- Да… и от этого как-то не по себе… прямо мороз по коже! Очень странная игрушка! Собственно, она сыграла во всей этой истории важную роль.
- Какую?
- Присядем?
Никлаус указал на удобный низкий диванчик слева от инструмента. Умеет же он уходить от ответа!
Эрика отхлебнула из чашки. Ух ты… какой необычный вкус! Кай знал в этом толк.
- Можжевельник, морошка, облепиха… что там ещё… разная болотная ягода, короче и даже еловые шишки. Незадолго до того, как это случилось, где-то перед Рождеством, Кай был в России и зашёл в знаменитый Чайный Дом… так, кажется, он называется… Слышали про такой?
Эрика сделала неопределённый жест.
Глоть.
Карие, очень похожие на Каевы, глаза внимательно посмотрели на девушку.
- Вы, наверное, слышали о том, что случилось с моим братом? До вас должны были дойти слухи… хоть какие-то…
- Да. Я слышала, что поклонница покончила с собой… прямо у него на глазах…
Никлаус кивнул.
- Всё так. Она перерезала себе горло…
Никлаус Хонек поставил кружку на низкий журнальный столик, встал и направился к одному из стеллажей.
— Вот… Я сохранил… Не знаю зачем…
В чёрной кожаной папке казались вырезки из газет. Сплошь – громкие заголовки, набранные крупным жирным шрифтом.
Страшный подарок!
Кровавый концерт!
Люди гибнут за кумиров!
Буквы прыгают у Эрики перед глазами. Чёрно-белая фотография. Сцена. Занавес. Покинутый инструмент. Ленты оцепления. Тело, неподвижно лежащее, прикрытое полиэтиленом. Края завернулись. Видна рука с длинными ногтями на полусогнутых пальцах и нога, обутая в ботинок на низком каблуке.
Фотография самого Кая, официальная, до трагедии.
Лицо девушки вполоборота. Длинные чёрные волосы. Тёмные глаза. Уголки губ приподняты в улыбке.
Криста Э., самоубийца.
Её звали Криста…
- Она довольно долго докучала Каю своими письмами и странными подарками.
- Поклонники такие поклонники!
- Собственно обделённым женским вниманием его нельзя было назвать. Но согласитесь: поклонение кумиру – это личная придурь того, кто добровольно на это подписался. Оно лестно и ценно человеку искусства… да… но желающих много, а этот горемыка – один. Он не обязан прислушиваться, принимать близко к сердцу личные чувства всех и каждого, а уж тем более разделять их.
- Так Кай…
- Никогда. Дружеский поцелуй в щёку. Фото на память. Не более.
Глоть.
- Он однолюб.
- В смысле?
- У него уже была одна… хм… печальная история… Кай тогда заканчивал музыкальное училище. Он была с параллельного курса… Кстати, её тоже звали Эрикой. Чувство было взаимным… но…
- Но?
- Её сбила машина. Насмерть. Группа студентов отмечала выпуск. Их было человек семь или восемь. Они просто ждали свой транспорт на остановке, собираясь разъехаться по домам… Водитель был пьян. Погибли Эрика и ещё один паренёк. Трое – серьёзно пострадали.
- Виновного осудили?
- Каким бы ни было наказание… людей это не вернёт… Кай всё ещё любит её, хотя прошло уже много лет… Его первые записи посвящены именно ей. Дебютный диск так и назывался: «Erika» … «Вереск».
Так вот почему Кай так странно отреагировал, когда она назвала себя.
- Простите, я отвлёкся.
Глоть.
- Эта Криста оказалась настойчивее других. Если поначалу Кай читал её письма и даже что-то отвечал, слал маленькие пустячки, как и любому другому поклоннику, то потом, получив очередной конверт, стал просто бросать их в огонь нераспечатанными. Эту вещь… - Никлаус кивнул на игрушку, - сделала она. В день концерта Криста явилась на мероприятие, подошла перед началом к самой сцене, вручила Каю цветы и куклу… А потом… ну… - он запнулся. — Это случилось второго февраля, в его день рождения…
- Зачем она это сделала?
- Человеческая душа – потёмки.
Эрика мотнула головой.
- Кай не производит впечатления нервного человека. От того, что кто-то умер у тебя на глазах, не сходят с ума.
- А это и не сразу произошло. С чего вы взяли, что причина в смерти фанатки?
- А в чём же?
- В нём.
Никлаус кивнул на игрушечного человечка, так похожего на Кая.
- Эээээ…?
- После случившегося Кай лежал какое-то время в клинике закрытого типа…приходил в себя… а выйдя оттуда… пытался забыть… вернуться к работе… вести обычную жизнь… но…
Никлаус кивнул на свои вырезки.
Известный пианист болен!
Гений сошёл с ума!
Эрика вспомнила слова Эммы.
…Фуртбах – серьёзное заведение. Зачем Лемке лишние разговоры после такого скандала-то! А никто и не знает, что Пианист содержится у нас…
Кай Хонек лишил себя зрения!
Фотография дома Кая. Видна задняя часть кареты скорой помощи. Размытое изображение. Носилки. Неподвижное тело, прикрытое простынёй. На белых бинтах два тёмных пятна.
Семичасовая операция прошла успешно!
— Вот этими самыми ножницами.
Ножницами?
К горлу подступил липкий горячий комок.
Так он сам себя...?
- Когда я его нашёл, он истекал кровью и нёс какой-то бред.
- Что он вам сказал?
- Говорил… будто он придёт за ним.
…Это он…!
- Кто – он?
— Вот этот, - палец Никлауса ткнул в игрушечного человечка, сидящего между часами и вазой.
Действительно, бред.
Куклы не могут сами шевелиться, а уж тем более причинить кому-то вред.
- Мне пришлось поместить его в Фуртбах. Зрение и разум ему не вернут, но позаботиться смогут лучше, чем я.
Эрика смотрит и смотрит на ножницы, и ей чудятся рыжие засохшие пятна на блестящих остро отточенных лезвиях.
Скрип…
Ох!
Рука Эрики взлетела к верхней части груди и легла туда, где сердце, удерживая его стремительный стук.
На секунду показалось…
- Эрика?
…что кукла вздёрнула вверх подбородок.
Но ведь…это всего лишь игрушка? Она же не может шевелиться?
Скрип.
Показалось! Человечек сидит всё в той же застывшей позе и безразлично смотрит своими стеклянными глазами.
- Что с вами?
- Простите. Нет… ничего…
VIII
Галстук.
Щёлк!
Длинные ногти, покрытые пепельным лаком, выпустили воротник пальто – в её руке осталась чёрная шёлковая лента от галстука.
Шлёп.
Его рюкзак полетел на землю. Её всегда поражало, что он, Кай Хонек, небедный в общем-то человек, ходит не с элегантным кожаным кейсом или сумкой, которые бы больше соответствовали созданному им сценическому образу, а с простым армейским заплечным мешком.
- Ты что творишь?!
Он дёрнулся и повернулся всем корпусом – реакция моментальная! Крепкие пальцы стиснули предплечье, но девушка вывернулась и со всех ног бросилась наутёк, крепко сжимая в левой руке свою добычу.
- Куда?! А ну стой!
Топ.
Топ.
Топ.
Подошвы её «найков» стучат быстро, легко, еле слышно, а его поступь, напротив, тяжёлая, припечатывающая, но он и весит килограммов на двадцать больше.
- Я сказал, стой!
Перекрёсток. Мигает зелёный. Вот-вот загорится красный. Она бросилась наперерез горячо дышащим блестящим капотам.
Бордюр.Справа – чугунная фигурная решётка.
Что-то с силой толкнуло её в спину, и она плашмя упала на живот, больно ударившись коленками.
- Ты…
Её рывком перевернули на спину. Рот Кая приоткрыт, лицо от бега раскраснелось.
Хааааа… Хааааа… Хааааа…
Он часто дышит, выпуская белые облачка пара.
- Добегалась!
Пик.
Пик.
Пик.
- Алло… полиция?
Кай?
Не так она представляла себе их встречу!
- На меня только что напали!
Он поднял голову и, прищурившись, прочитал название улицы и номер дома.
- Хонек. Улица Вилли Брандта, дом… ээээ… двенадцать… возле станции Штатсгалери.
Кай! Ты же не сделаешь этого?!
- Преступник? Здесь… со мной.
Она дёрнулась. Ладонь хлопнула ей по плечу и снова опрокинула на холодные бетонные плиты, присыпанные белой снежной крупой.
- Нет. Не пострадал.
Глухое кваканье.
- Вы издеваетесь? Эта идиотка чуть не откромсала мне ухо! У неё, мать вашу, ножницы, причём здоровенные! Когда? Хорошо… Жду… Нет, она никуда не денется!
Она снова дёрнулась – рука вернула её на место.
- Сейчас приедет полиция и разберётся с тобой!
Пик.
Пик.
Пик.
Гудки.
Абонент не отвечает.
Пик.
Пик.
Пик.
Кай терпеливо набирает номер повторно. По-видимому, он намерен достать своего визави и непременно пообщаться.
Гудки.
- И этот туда же!
Пик.
Пик.
Пик.
Кто-то, наконец, ответил.
- Ты где бродишь?!
IX
Правонарушение.
- Надеюсь, вы понимаете, что у вас серьёзные проблемы, госпожа Эгерт?
Что он говорит?
- Господин Хонек написал на вас заявление с обвинением в хулиганских действиях.
Не понимаю…
— Поскольку это ваше первое привлечение, вы будете выпущены под залог. Ваши родители оповещены и уже на пути сюда.
Тесная казённая комнатка. Стол. Два стула. И холодный металл наручников, кольцом обхвативших её запястья.
Кай, почему?
Он в коридоре, перекидывается репликами с человеком в форме. И он зол, очень зол… Она никогда не думала, что Кай Хонек, виртуозно исполняющий Бетховена и Алкана, читающий со сцены во время своих выступлений стихотворения Рильке и Гейне, может нецензурно выражаться и тем более, что он способен ударить женщину. Но он ей вмазал. Смачно. От души. Скула до сих пор болит. Впрочем, о её лице побеспокоились и принесли пузырь со льдом.
И всё из-за какого-то несчастного галстука!
- Кай!
Появилось новое лицо.
- Что случилось?
По телефону он ничего не объяснял своему визави, только сказал, что его чуть не зарезала какая-то сумасшедшая и попросил приехать за ним в полицейский участок.
- Ты в порядке?
- Как видишь.
У него такие же карие глаза и чувственные губы, как у Кая. Лицо, пожалуй, вылеплено чуть резче. Каштановые волосы по-модному взбиты и стоят торчком от обилия фиксирующих средств. Он немного моложе.
Кай наконец-то посмотрел в её сторону.
- Эта… (непечатное выражение) … срезала у меня чёртов галстук! А эти… (снова непечатное выражение) … не желают заводить уголовное дело. «Вам, господин Хонек, - говорят, - не был причинён физический вред!» А если бы эта идиотка попала мне в глаз?
Идиотка!
Её рот дрогнул.
- Успокойся.
- Что – успокойся?! – Кай на взводе. – Как они меня все достали! Полюбуйся!
Из внутреннего кармана извлечён сиреневый конвертик. Её собственное письмо.
Pianocavalier, 19:22: Ладно, я на пробежку.
Fliederblumchen, 19:23: Будешь ещё онлайн?
Pianocavalier, 19:23: Вряд ли… Рано вставать… Самолёт.
Fliederblumchen, 19:23: Куда направишься?
Pianocavalier, 19:24: Вена, город композиторов. А что?)))
Fliederblumchen, 19:24: Нет, ничего)))
Pianocavalier, 19:24: Ладно, пиши как-нибудь ещё. Потрещим. Tschuss!
- Опять ЭТА строчит свой бред!
Шурх.
Пальцы Кая смяли и скомкали хрупкую бумагу и бросили мимо урны.
Кай…
Fliederblumchen, 17:11: Как слетал?
Pianocavalier, 17:12: Отлично! Напился кофе на год вперёд!
Её глаза наполняются слезами от осознания простой истины: Кай очень долгое время выбрасывает её письма, не читая.
Рука Кая взлетела к лицу и прикоснулась ко лбу, потом к глазам.
- Голова болит…
- Отвезти тебя домой?
- Да…
Кай…!
- Пойдём.
Она видит его удаляющуюся спину в чёрном пальто, остриженный наголо затылок, мужскую руку, обнимающую его за плечи. Он уходит. Он оставляет её одну с ними.
Fliederblumchen, 00:19: Кай?
Pianocavalier, 00:20: Извини, ты несколько… бесцеремонна… Я не люблю, когда ко мне приближаются вплотную и суют нос в мою частную жизнь.
Что-то прозрачное шлёпнулось на деревянную столешницу.
X
Криста.
- Уже целых два года прошло… - сказала женщина. – Почему вас так интересует эта история?
Найти адрес было довольно легко, а вот попасть внутрь – непросто.
Обычный многоквартирный дом. Табличка с фамилиями жильцов на входной двери. На «Э» только одна. Должно быть, это и есть квартира Кристы. Эрике и в голову не пришло, что за это время семья могла съехать, а одна и та же начальная буква фамилии – это просто совпадение.
Позвонить?
Раздался сигнал. Дверь открылась, и вышла какая-то парочка. Эрика, не раздумывая, шмыгнула внутрь. Последний, пятый этаж. Широкая двойная дверь. Почтовый ящик. Кнопка звонка. Эрика набрала в лёгкие побольше воздуха и прикоснулась к ней пальцем. Тишина. Никого нет дома? Эрика позвонила ещё.
- Кто там? – вдруг спросил женский голос – его обладательница подошла к двери совершенно не слышно.
- Меня зовут Эрика. Я хотела бы поговорить с вами… о вашей дочери…
Звяк.
Дверь приоткрылась на всю длину цепочки. На Эрику посмотрели пытливые тёмные глаза.
- Я ухаживаю за тем человеком, из-за которого Криста… ну…
- Где он теперь?
- В психиатрической лечебнице.
- Поделом, - отрезала женщина.
- Вы его ненавидите?
— Это он во всём виноват!
Дверь захлопнулась и тут же снова открылась.
- Ладно… входите… Только вряд ли я смогу что-то добавить к тому, что вы, вероятно и так уже знаете.
Со стены с увеличенной чёрно-белой фотографии на Эрику посмотрели глаза Кая.
— Это её комната.
Узкая девичья кровать. Платяной шкаф. Книжные полки. Комод. Широкий обеденный стол, покрытый красной клеёнчатой скатертью. Чёрное зеркало монитора.
- Когда это началось?
- За год до самоубийства или чуть больше. Я спрашиваю у себя, почему из сотен дисков в том проклятом магазине она взяла прослушать именно этот?
Эрика пожала плечами.
— Вот и я не знаю, но с тех пор её как будто подменили. Она забросила всё: временную работу, учёбу, друзей. Всё в своей комнате. Всё музыка и эта странная игрушка.
Женщина кивнула на деревянный ящичек справа от компьютера и кожаный футляр с инструментами – одного из них не хватает, того самого, который Криста Эгерт вонзила себе в горло.
- Из-за этого человека у Кристы даже был привод в полицию. Она украла у него какую-то вещь, а он обвинил её в нападении и требовал, чтобы по данному факту завели уголовное дело… Хорошая клякса на нашей репутации.
- Да уж…
Эрика с любопытством заглянула в ящик. Чёрная шёлковая лента свёрнутого кольцами галстука – он всё ещё слабо пахнет мужским парфюмом – и разрозненные части изделия. Эрика увидела правую кисть, застывшую в характерном жесте, обнажённый торс и округлую голую, как коленка голову.
…Выпусти… Эрика…
Ты же знаешь, что нельзя!
Хлоп.
Хлоп.
Хлоп.
Сжатые вместе пальцы Кая застучали по ладони, и рука потянулась к голове, к уху.
…Я знаю, что нельзя…
XI
“Für immer Ihr Pianocavalier…”
Щёлк.
…Данная группа посвящена творчеству того, кто сам себя называет Pianocavalier…
Щёлк. Щёлк.
Курсор передвигается по пунктам виртуального меню. Краткая информацияо деятельности, о количестве и содержании выпущенных пластинок, о прошедших и предстоящих турне, о съёмках… и ничего о нём самом… Ни возраста, ни имени – одно сплошное ничего.
Последний пост опубликован неделю назад.
«Приветствую, мои уважаемые поклонники. Я не заходил сюда целую вечность! Дела… дела… Рад сообщить вам, что между выступлениями я не сидел сложа руки и к Новому году вас ждёт сюрприз: сразу две мои небольшие работы! Это будет что-то ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ, поверьте! Остаюсь навеки Ваш, Pianocavalier…”
Щёлк.
Она нажала на ссылку в конце сообщения. Человека на фотографии нетрудно узнать по остриженному наголо черепу. Высокохудожественный профессиональный снимок. Всё та же монохромность. Все оттенки чёрного, белого и серого. Человек в расстёгнутой на груди рубашке лежит, раскинув крыльями руки, весь присыпанный искрящейся массой снега.
Тёмные, как ночь, полуприкрытые глаза.
Белая кожа.
Она подумала о Кае из сказки Андерсена про Снежную Королеву.
Запись закреплена.
«Приветствую Тебя, уважаемый поклонник. Благодарю за внимание, столь любезно уделённое моей персоне. Ты знаешь… лето движется к своему закату. Скоро его сменит осень, а затем наступит зима. Всё чаще мне бывает грустно, а Тебе…?»
Да… мне тоже…
Она немного наклонилась вперёд, к монитору, вчитываясь в текст.
«… Хотя в зиме есть своя прелесть, согласись! Нет этой суеты. Можно завернуться в мягкий плед и устроиться у камелька с чашкой ароматного чая. Можно наслаждаться тишиной и монотонностью течения времени… Составишь мне компанию…?»
Спрашиваешь!
«Я предлагаю Тебе и себе маленькое развлечение, игру, если хочешь…»
Я хочу сыграть с тобой в одну игру.
Ну, давай!
«Задай мне вопрос, которого я ещё не слышал ни в одном интервью! Если ты меня обыграешь, я сам Тебе напишу, и мы поболтаем. Ты сможешь говорить на любые темы и спросить обо всём, о чём пожелаешь. Как Тебе моё предложение?»
Хмммм… ладно…
Стук.
Стук.
Стук.
Пальцы с длинными ногтями, покрытыми пепельным лаком, настукивают сообщение.
«Классная фотография у тебя на страничке. Скажи, о чём ты думал в тот момент? Похоже на Кая из сказки Андерсена, тебе не говорили? Правда я его себе представляла помоложе и с волосами.»
Щёлк.
Отправить.
Она свернула окно и попыталась сосредоточиться на периоде Директории.
Булькнуло входящее сообщение.
Надо же… быстро он ответил!
Щёлк.
«Съем ли я тебя, как съедаю всех других? – спросил Мудреца Коварный Сфинкс. – Скажи мне правду, и останешься жив.» Ты выиграла. Жди ссылку на мой личный мессенджер.»
Через минуту снова: бульк!
Pianocavalierприглашает Вас в беседу.
Pianocavalier, 17:41: Привет.
Fliederblumchen, 17:41: Привет!
Fliederblumchen, 17:42: Неужели я где-то угадала?
Pianocavalier, 17:42: Моё настоящее имя Кай.
XII
Плохие сны.
-Ай!
На кончике указательного пальца тут же выступила крошечная красная капелька.
Ах ты противная!
Вишнёвые губы плотно его обхватили.
Это больно!
Игрушечный Кай лежит перед ней на спине, уже облачённый в нижнее бельё и носки, блестящие, как зеркало миниатюрные ботиночки стоят рядом.
Тик.
Тик.
Тик.
Это будильник.
Новых сообщений нет.
Почтовый ящик в социальной сети и чат пусты, как пересохший колодец.
В последнее время Кай совсем перестал отвечать на её письма. Занят, быть может?
Тихо бормочет радио.
…Похолодание… ожидается понижение температуры…
Она осмотрела свой повреждённый швейной иглой палец. Вроде перестало течь. Пустяки. Просто укол. Но всё равно было больно! И даже очень!
Сюрп.
Она прихлебнула из кружки свой утренний кофе.
Да… точно… Он просто занят. Судя по расписанию его выступлений, остаток ноября и весь декабрь выдадутся крайне напряжёнными.
Только не перетруждайся, кареглазик!
Тёмные стеклянные глаза повторяют Каевы и смотрят как будто прямо в душу. Они получились особенно хорошо… да…
Кай…
Кончик указательного пальца прошёлся по линии подбородка, по чувственным губам, по ямке между ключицами.
Это всё для тебя.
Она наклонилась и коснулась игрушечных губ своими живыми, человеческими.
Ммммм…
Облизнулась.
Скоро у него день рождения. Осталось только доделать костюм. Она всё успевает.
Тебе понравится, Кай.
Стук. Стук.
- Криста? – голос матери.
- Мам! Я же просила не мешать! Я занимаюсь!
- Тебе в одиннадцать к психотерапевту. Ты не забыла?
Чёрт… А ведь и правда… забыла!
- Да! Сейчас буду одеваться.
Извини, кареглазик… Ну ничего… Я вернусь, и мы с тобой продолжим!
Она воткнула иглу в клубок.
Психотерапевт странный дядька с седеющими волосами и длинными нервными пальцами.
Криста, как прошёл ваш день?
Хотя его святая святых довольно приятная, она, Криста, как будущий дизайнер, оценила ещё в первое посещение.
Расскажите. Поговорите со мной.
Ничего особенного, доктор…
Всё пытается залезть ей в голову. Ему не понять.
Вам придётся два раза в неделю посещать психотерапевта… И ещё, госпожа Эгерт… вам двадцать четыре месяца запрещено приближаться к господину Хонеку! В случае неповиновения вам грозит обвинение в преследовании и привлечение к ответственности со всеми вытекающими отсюда последствиями… Вы же этого не хотите…?
Психотерапевт всё время отпаивает её ромашковым чаем и угощает шоколадными конфетами. Один-два раза это его внимание было приятно, а теперь скорее напрягает.
Криста, расскажите, чем вы сейчас занимаетесь?
Хожу на учёбу. Работаю. Встречаюсь с друзьями. Иногда бываю в кино…Да… и ещё в свободное время делаю куклу…
Как интересно! На продажу?
Пока не знаю…
Прекрасно, Криста! Вы молодец!
Сюрп.
Криста допила свой кофе, выдвинула ящик комода и спрятала туда кукольного Кая.
Жди, Кай…
Пора идти.
Криста, вы всё ещё думаете о Кае Хонеке?
А кто это?
Непонимающая улыбка.
Я в первый раз слышу это имя.
Шутите… прекрасно! Ещё чаю?
С удовольствием, доктор.
Скрип.
Ящик комода не встаёт на место. Криста заглянула внутрь, в крепёжный механизм.
Скрип.
Пошевелила.
Скрип.
Ящик заскользил и с шумом встал на место.
Надо будет попросить отца посмотреть, в чём там дело. В последнее время это всё чаще и без всяких видимых причин.
****
Скрип…
Незрячие глаза Кая открылись и устремились в потолок.
Скрип…
Он знает этот звук… он слишком хорошо его помнит!
Скрип…
Кай рывком сел. Откуда это?
Скрип…
Он резко повернул голову вправо.
Скрип…
Да нет же, явно слева.
Скрип! Скрип! Скрип!
Звук раздаётся всё чаще и отрывистее. Отовсюду. С потолка. От окна. От холодного покрытия пола. Кай отполз и забился в самый дальний угол своей кровати.
Хааааа… Хааааа… Хааааа…
Руки взлетел к голове.
Хааааа… Хааааа…
Не слушать!
Ладони зажали уши.
Не слушать!
Кончики пальцев застучали по голому, как коленка, черепу.
Пик.
Пик.
Пик.
- Эй, ты! Что шумишь?
Звук прекратился.
А?
Сильная рука санитара сжала его плечо. Кай вздрогнул, потянулся, схватился за медработника, как за спасательный круг.
- Рановато для солирования, так что заткнулся! И это… убери от меня свои чёртовы руки!
Пальцы Кая тут же разжались.
- Давай… Пора принять лекарство.
Гммммыыыы…
- Ты меня прекрасно слышишь и понимаешь! Не прикидывайся. Руку давай…
Санитар закатал рукав больничной пижамы.
…Эрика…
- В девять придёт твоя подруга… Расслабься, пианист.
Игла вонзилась в сгиб локтя.
****
Хрусть.
Хрусть.
Хрусть.
- Кай, вы не устали? Может, присядем?
По пути как раз попалась скамейка.
- Давайте… Вот так…
Поддерживая пациента за плечи и руку, Эрика помогла ему сесть
Кай откинул остриженную голову и принюхался.
- … Пахнет… мокрым…
- Всё верно. Утром был дождь.
- … Расскажи… что ты видишь…
- Погодите, Кай… Вам не холодно? Ну-ка…
Эрика накинула ему на плечи серую толстовку.
— Вот так…
- … Хорошо…
Незрячие глаза закрылись отяжелевшими веками.
- Снова не спите?
- … Нет…
Серое хмурое облако сдвинулось, приоткрыв край солнечного диска. Кай, не открывая глаз, потянулся вслед за расширяющейся кляксой тепла.
- … Что вокруг…? Расскажи… Эрика…
- Ну… слушайте…
Она рассказала. Об уставшем осеннем небе. О начавших облетать деревьях. О всех оттенках цвета – от червонно-красного до изумрудно-зелёного.
Руки Кая зашевелились, задвигались, исполняя беззвучную партию на невидимом фортепьяно.
… Та-там… та-та-та-там… там…! Та-там… та-та-та-там…! Та-та… та-та…та-та…там… Та-та… Та-там… там…там… там… там… там… там…там…
Тихое бормотание.
… Бетховен… Двадцать первая соната из «Вальдштейна» …
Глоть.
… Будь я таким как раньше… я бы написал и сыграл прекрасные вещи…
Руки Кая безвольно упали на колени.
- … Освободи…
- Что?
Затянутые мутной плёнкой глаза смотрят на неё… сквозь неё…
- Освободи… меня…
- Я не могу. Вы же знаете… Вы должны быть здесь. Нельзя.
Правая рука Кая взлетела к голове. Пальцы сжались вместе и быстро застучали по ладони.
- … Нельзя… уйти… нельзя… нельзя…
Кай раскачивается в такт каждому слову. И повторяет его. Повторяет. Как заезженная пластинка.
Не впадай в это состояние.
Её руки легли на голову Кая.
Я всё время задаю себе вопрос: почему он?
Пальцы прекратили своё однообразное движение.
… Когда я умру… тебе будет грустно… Эрика…?
Он перестал раскачиваться. Длинные пальцы – пальцы пианиста – обхватили запястья Эрики и осторожно забрали её руки в свои. Незрячие глаза, не мигая, смотрят на неё… сквозь неё…
- Не говорите так!
Кай поёжился.
- … Мне холодно… уйдём…
Морг.
- … Спать… хочу…
- Вернёмся, и я вас уложу.
- … Ты будешь рядом… всё время…?
- Кай… я…
- … Ответь… Эрика…
- Я постараюсь.
- … Нет… всё время… Он не придёт… пока ты возле меня…
- Кто?
- … Он…
Когда я его нашёл, он истекал кровью и нёс какой-то бред. Говорил… будто кукла придёт за ним.
Длинные пальцы – пальцы пианиста – не выпускают её руки, пока Эрика помогает ему лечь и укрыться одеялом.
-… Не уходи… ладно…?
- Хорошо.
Хааааа… хааааа… хааааа…
Кай уже спит, дышит глубоко и спокойно, лицо расслабляется.
XIII
Ножницы.
Пам… пам… парам-па-па… парам-па-па…парам-па-па-пам…пам-пам…па-пам-па… па-пам-па…!
Он отражается в полированной поверхности инструмента в размытом, почти в карикатурном виде.
Пааааарам-пам… парам-па-па… парам-па-па…парам-па-па-пам…пам-пам…па-пам-па… па-пам-па…!
В прошлом году он даже подсобрал кое-какой материал для запланированного диска импровизаций на тему русских классиков: Глинка, отрывки из «Щелкунчика» Чайковского, «Петя и Волк» Прокофьева… Интереснейшего материала было много, и «Русский Сувенир» мог стать чем-то совершенно исключительным… уже не станет…
Хааа… хааа… хааа…
Раз… два… три…
Нога отстукивает такт.
Раз… два… три…
Он по-прежнему в отличной форме.
Ну-ка… а голос?
Скажи мне, Кай… Почему с таким голосом ты не поёшь?
Продолжая перебирать чёрно-белые клавиши, он вполголоса напел прокофьевскую тему Пети.
Впервые он её услышал лет в пять или шесть. В те рождественские каникулы мама отвела их с братом на детский кукольный спектакль. Клаус испугался страшного Волка и разревелся, а он, Кай смотрел во все глаза, раскрыв от изумления рот.
Я тоже так хочу!
Он, маленький мальчик, указал на очень серьёзных людей в строгих чёрных костюмах, занявших оркестровую яму.
Это непросто, малыш… Нужно много и упорно трудиться.
Я буду… мааам…
Он дёргает её за платье.
Шшшшш… смотри… Поговорим дома…
Он до сих пор помнит эти непослушные гаммы. Первые слёзы бессилия. Первую радость победы. Музыкальную школу. Похвальные грамоты и памятные статуэтки и ленточки – в младших классах, золотую медаль – в выпускном. Свои первые пробы себя. Свои первые ошибки. Свои первые разочарования. После них он отряхивался и снова рвался в бой.
Он подумал об Эрике и о том, как она нелепо погибла. Где теперь ребята из их выпуска и где теперь тот злосчастный водитель, убивший двух совсем молоденьких человек? Первую работу он издал в память о том далёком июне две тысячи десятого года. Прошло всего пара лет, и одна пластинка превратилась в две, потом в три. Сейчас их уже десять, это если не считать мини-альбомов и сплитов с другими молодыми исполнителями, а ведь ему всего тридцать.
Он вспомнил все свои выступления: первые, неумелые – в музыкальной школе, а потом и в училище, все сборные фестивали, а потом и сольные концерты. Все до того, самого последнего, рокового. Второго февраля две тысячи шестнадцатого года. Тогда погибла та поклонница…
Скрип…
Кай остановился. Что за звук?
Скрип!
Что это, чёрт побери?!
Скрииип!
Он завертел головой.
Скрип!
Звук справа. Да нет же, он слева. Откуда-то снизу. А теперь возле самого лица.
СКРИИИИП!
Что-то холодное и шершавое коснулось его шеи.
Кай скосил глаза вправо и увидел крошечную руку, застывшую в характерном жесте, повторяющем его собственный!
СКРИИИИП!
Он увидел неподвижные стеклянные глаза и своё в точности скопированное лицо.
Эта штука…
СКРИИИИП!
Рука шевельнулась и потянулась к его глазам.
Твою…!
Кай схватил игрушечного человека за ворот пиджака, оторвал от себя…
шлёп!
…и швырнул на паркет.
Кукла упала, стукнувшись спиной и затылком, вывернув руки и ноги под неввобразимыми углами.
Хааааа… хааааа… хааааа…
Что это, чёрт побери? Что происходит? Куклы не могут сами шевелиться!
Игрушечный человек неподвижно лежит, уставив свои стеклянные глаза в потолок
Хааа… хааа… хааа…
Его дыхание начало успокаиваться. Рука взлетела и прикоснулась ко лбу. Кожа мокрая и ледяная.
Скрип!
Снова.
Кай напрягся.
Игрушечная правая рука, застывшая в характерном жесте, шевельнулась.
Скрип!
Голая, как коленка голова крутанулась вправо… потом влево…
Нет!
Скрип! Скрип!
Человечек рывком перевернулся на живот.
Скрип!
Нога согнулась в колене…
СКРИИИИП!
…оттолкнулась…
Кукла стремительно заскользила по паркету. На него. К нему.
Хааааа… хааааа… хааааа…
Рука Кая нашарила что-то, крепко сжала и потянула на себя.
Звяк!
НЕ ПОДХОДИ!
СКРИИИИП!
Голова повернулась на звук его голоса, неподвижные стеклянные глаза уставились в лицо.
«СКРИИИИП!» - сказала игрушка, не раскрывая рта.
Кай занёс над головой блестящие канцелярские ножницы.
****
Скрип…
… ммммм…
Скрип!
Это никакой не сон!
Кай подскочил на постели и завертел головой, пытаясь определить источник звука.
Скрип.
Где-то у входа.
Скрип!
Теперь с потолка.
Скрип! Скрип!
От окна. С пола.
Скрип! Скрип! Скрип! Скрип!
Кай зажал уши.
Не слушать!
Звук всё громче. Всё отрывистей. Всё быстрее. Всё ближе.
Хааааа… хааааа… хааааа…
Едкая капля пота скатилась со лба. В незрячих глазах защипало.
СКРИИИП!
Шурх.
Простыни натянулись под чьим-то весом.
СКРИИИП!
Что-то тяжёлое рывком плюхнулось на его ноги.
Игрушечные руки со скрипом сгибаются в локтях, подтягивая тело всё ближе.
Шурх.
Шурх.
Шурх.
Нога запуталась в простынях, Кай упал и покатился по полу.
Шлёп.
Скрип!
Ползти к спасительной двери! Двигаться вперёд! Не останавливаться!
Хааааа… хааааа… хааааа…
СКРИИИП!
… Эрика…
«СКРИИИП!» - отчётливо сказали возле самого его лица.
Кай почувствовал, как шершавая рука, застывшая в характерном жесте, легла на его горло.
****
Кай!
Гмммммыыыыы…
Он лежит на полку лицом вниз и слабо, очень слабо шевелится.
Никлаус стремительно шагнул к распростёртому человеку…
Чавк!
- Что за…
По полу растеклось что-то тёмно-красное, издающее странный терпкий запах, и его ботинок как раз угодил в край этой липкой лужи.
- Кай… о, Господи…!
Пальцы, сжимающие костяную рукоятку канцелярских ножниц, побелели и ходят ходуном от напряжения.
- Дай мне это…
Дёрг!
- Не подходи!
Подбородок вскинулся вверх.
Пик.
Пик.
Пик.
Подавляя подступившую к горлу тошноту, Никлаус Хонек нащупал в кармане пальто мобильный телефон и набрал номер службы спасения.
- Алло! Немедленно приезжайте! Хонек. Зэнгерштрассе, 6. Несчастный случай!
Скрип…
Что за звук?
Никлаус спрятал телефон и с изумлением осмотрелся по сторонам.
Скрип…
Срань Господня, это всего лишь чёртов паркет!
Внимание снова переключилось на окровавленного человека.
Кай… нужно остановить кровь… сделать хоть что-то до приезда медиков.
****
Скрип…
А?
Скрип…
Этот звук…
Шурх…
Шурх…
Скрииип…?
Глаза Эрики открылись и уставились на размытое световое пятно от заглядывающего в незанавешенное окно уличного фонаря и маячащий в этой жёлтой кляксе игрушечный профиль. Кукла расположилась на её животе, скрестив ноги в позе лотоса и сложив на коленях миниатюрные руки. Стеклянные глаза устремлены вправо, в стену, туда, где входная дверь.
Как он…?
Скрип…
Голова крутанулась, подбородок вздёрнулся вверх, чёрные неподвижные глаза заглянули прямо в её…
- … Эрика… - отчётливо произнесла кукла, не разжимая игрушечных губ.
Хааааа… хааааа… хааааа…
Эрика подскочила на постели и села, пытаясь удержать ладонью рвущееся из груди сердце.
Никого.
Так это ей только приснилось…?! Какой-то чересчур реалистичный сон!
Хааааа… хааааа… хааааа…
… Эрика…
И тут до неё дошло.
КАЙ!
Девушка отбросила одеяло, схватила с кресла оставленную там вечером одежду и, нервничая, ругаясь, не попадая в рукава и петли, принялась натягивать её на себя.
****
Стук.
Стук.
Стук.
За её спиной с шумом захлопнулась дверь, которую она рывком распахнула.
Стук.
Стук.
Хааааа…
Хааааа…
Хааааа…
Двести восемнадцатая.
Двести тринадцатая.
Двести седьмая.
Господи, пусть он будет в порядке… пусть будет!
Двести первая.
Ноги заскользили по полу, и Эрика, чуть не упав, схватилась за металлическую ручку.
Пик.
Пик.
Пик.
Пииип!
Ошибка.
Пик.
Пик.
Пик.
Пииип!
И снова ошибка.
Да что ж такое!
Пик…
Пик…
Пик…
Загорелась зелёная лампочка. Замок разблокирован.
- Кай!
СКРИИИП!
Кукла расположилась на груди у распростёртого на полу неподвижного тела и совершает какие-то манипуляции руками.
Чавк.
Чавк.
Звук похож на тот, с каким вручную выжимают бельё.
Чавк!
Лица Кая она не видит – только нижнюю часть туловища и подошвы кроссовок.
Чавк.
Странный терпкий запах.
- Кай!
СКРИИИП!
При звуке её голоса кукла замерла, игрушечная голая, как коленка, голова медленно повернулась на сто восемьдесят градусов, и неподвижные стеклянные глаза посмотрели прямо ей в лицо.
СКРИИИП!
Теперь человечек повернулся к Эрике всем корпусом.
СКРИИИП!
Крошечные руки шевельнулись, подтягивая ноги к туловищу.
СКРИИИП!
Кукла соскользнула на пол и замерла. Эрика наконец-то смогла увидеть лицо Кая… вернее то, что от него осталось: красное месиво на месте глаз, струйку уже почерневшей крови, стекающую из уголка чувственного рта, раскрывшуюся на горле рваную рану, похожую на ухмыляющийся рот идиота… Руки и лицо игрушечного человека тоже выпачканы в этом красном – в крови Кая…
Кукла выжидает недолго.
Скрип…! Скрип…! Скрип…! Скрип…!
Маленькие руки задвигались, и человечек стремительно заскользил по полу… на неё… к ней…
Ладонь Эрики что-то сжимает, крепко, до боли. Ножницы. Длинные блестящие канцелярские ножницы с ярко-оранжевой костяной рукояткой. Точь-в-точь такие же, как те, которые Кай воткнул себе в глаза.
Пальцы крепче сжали оружие…
- … Ну… иди сюда! Давай!
… и взмахом занесли его над головой.
XIV
Эрика.
- Таким образом содержание вашего родственника составит…
- Доктор Лемке? – сказал селектор взволнованным женским голосом.
- Эрика, я же просил не беспокоить меня.
- Но доктор… тут такое дело… У нас тут следователи пожаловали…
Сорокалетняя супружеская пара, расположившаяся в кресле, вопросительно посмотрела на главного врача. Женщина – блондинка со следами преждевременного увядания на лице. Мужчина – худощавый, с неглубоко посаженными глазами, складкой между бровями и поджатыми тонкими губами.
- Что тут у вас происходит?
Лемке широко улыбнулся очень удивлённой женщине и нахмурившемуся мужчине.
- Ничего серьёзного. Мне придётся оставить вас минут на десять, а после мы продолжим. Может, кофе, пока ждёте?
- Было бы неплохо. Ты как, Линда?
- Тоже.
- Эрика, два кофе мне в кабинет. Эти господа в холле?
- Да.
- Я сейчас спущусь. Пусть ждут.
- Кригер. Вайншенк.
Мужчины в штатском поочерёдно показали свои удостоверения.
- Господа, у меня крайне мало времени, поэтому давайте сразу к делу.
- Убийством вашего пациента будем заниматься мы.
— Это был несчастный случай, - поправил Лемке.
- Ваша сотрудница ткнула своего подопечного не меньше шести раз. Вы это называете случайностью? – возразил Кригер.
- Или вы полагаете, что господин Хонек сам несколько раз упал на острия ножниц? – поддакнул Вайншенк.
Свои соображения они тоже излагают по очереди.
- Она не моя сотрудница, а всего лишь практикантка. И я ничего не думаю. Я просто делаю свою работу.
Лемке устало потёр глаза. Чёрт бы побрал эту Кунц.
- Кстати… – снова Кригер. – Где госпожа Кунц? Почему она до сих пор не в камере предварительного заключения?
- Ваши коллеги вам не передали? Это невозможно… Совершенно невозможно…
- Где она? Куда вы её дели?
- Я никуда её не девал! Она здесь, в Фуртбахе. Но забрать её вам не удастся.
- Доктор Лемке, вы что, угрожаете нам?
Боже… дай мне терпения!
- Конечно же нет!
- Тогда отведите нас к ней, если не хотите проблем. Вам ведь они не нужны?
Я и так в дерьме по уши.
Лемке погрузил лицо в сложенные лодочки ладони, а затем быстро провёл по своим седеющим волосам.
- Хорошо, сейчас вы её увидите. Прошу за мной.
Следовали почти синхронно шагнули к лифту.
— Это двумя этажами выше. Воспользуемся лестницей.
Стук.
Стук.
Стук.
Длинный белый коридор. Лемке идёт, сопровождаемый справа Кригером и слева Вайншенком. Он чувствует себя тюремным заключенным, которого ведут на электрический стул.
Два ряда одинаковых запертых дверей. Её камера – та же, где ещё два дня назад находился Кай Хонек, посередине прохода, с левой стороны. Лемке остановился и поманил к себе следователей.
- Ээээ… не понял…?
Кригер отстранился и уступил место Вайншенку.
- Тебе стоит на это взглянуть.
- Доктор Лемке? – Вайншенк в свою очередь оторвался от крошечного окошка и поднял на главного врача изумлённый взгляд. – Вы ничего не хотите нам объяснить?
- А что вам непонятно?
Запертая внутри пациентка слышит голоса и поворачивает в их сторону голову.
Звяк.
Тело туго стянуто ремнями.
Как в коконе. Только прекрасная бабочка не вылезет из него, расправляя разноцветные крылышки, и не полетит в поисках ароматного полевого цветка.
Звяк.
Бинты с проступившими на них двумя тёмными пятнами закрывают верхнюю часть лица.
- Эрика Кунц заколола своего пациента, а потом попыталась покончить с собой, вонзив в глаза канцелярские ножницы.
Эпилог.
Кукла.
Руди Бахоффнер с трудом втиснул свой потрёпанный «фольксваген» в чересчур маленькую площадку. Выйдя из машины, он окинул взглядом здание и присвистнул. А психи неплохо устроились! Ладно, пойдём, заценим, как там внутри.
Охранник недобро зыркнул на Руди своими водянистыми глазами. Странный дядька.
- Молодой человек, вы к кому?
О, Боже…
Руди со вздохом полез во внутренний карман джинсовой куртки.
- Рудольф Бахоффнер, практикант. Доктор Лемке должен меня ожидать.
Охранник нехотя раскрыл подшитые друг к другу отпечатанные на принтере листки и медленно поводил по ним указательным пальцем с обгрызенным ногтем.
Руди ухмыльнулся.
Мужик, ты бы хоть иногда следил за собой! Это же полная жесть!
- Ага, вижу. Сейчас, минуту.
Охранник потянулся к телефонному аппарату.
- Алло… Девушка, доброе утро. Соедините меня с доктором Лемке.
Пауза.
- Доктор Лемке? Тут у нас практикант…
В трубке раздалось глухое кваканье.
- Точно. Совершенно безответственный. Опоздать в первый же день на двадцать минут!
Чувак, вас ещё попробуй найди! Не так-то и это просто, хотя на карте вроде бы яснее ясного.
- Пусть поднимается? Ага, понял!
Охранник положил трубку.
- Шестой этаж. Прямо и до конца коридора. Доктор Лемке вас ждёт.
В лифте играет что-то для релаксации.
Отстой. Психам это точно не поможет.
В конце коридора небольшое окно, пальмы в кадках и лейка в виде слона. И это известная психиатрическая лечебница? Боже… ну и дыра! И неважно, что Штутгарт.
Руди постучал.
- Войдите.
Доктор Лемке довольно молод. Он высок и темноволос. Под медицинским халатом дорогой костюм. На лице – стильные очки без оправы. Вылил на себя не менее чем полфлакона KENZO. Или это HUGOBOSS? У Руди всегда было с идентификацией косметических и парфюмерных марок.
- Чай? Кофе? – спросил Лемке.
Ну и пижон!
- Порцию виски со льдом, - Руди одарил доктора сияющей улыбкой.
- Неплохая шутка… господин Бахоффнер, верно?
- Руди, - поправил тот.
- Окей. Так что предпочтёте?
- Энергетик есть? Заколебался пилить к вам через весь город.
Руди подумал.
- Ну или хотя бы минеральной воды.
- Думаю, первое у нас тоже найдётся.
Доктор нажал на кнопку селектора.
- Эрика, чёрный кофе для меня и энергетик со льдом для моего гостя.
Через пару минут в дверь постучали. Секретарша по имени Эрика поставила перед доктором дымящуюся чашку. Руди достался стакан со льдом и запечатанная банка шипучки.
Практикант окинул взглядом девушку. Умопомрачительно короткая юбка и белая блузка. Грудь под одеждой торчит высоко и остро. Хмммм… надо будет ею заняться. По крайней мере проходить эту долбанную практику скучно не будет.
- Спасибо, Эрика. Это всё.
Руди и хозяин лечебницы остались одни.
- Сразу скажу: заниматься исключительно вами у меня нет времени.
- Я здесь для того, чтобы вы меня хоть чему-то научили, - перебил Руди. – Есть варианты?
Доктор поджал губы. Он не привык, чтобы его речь прерывали. Особенно какие-то студенты. Но, может, это и к лучшему. Бахоффнер явно не из робкого десятка и за словом в карман не лезет.
- Предлагаю вам такой вариант, Руди. Я дам вам наставника из числа персонала клиники. Вам всё объяснят и покажут.
- Валяйте, - Руди закинул ногу на ногу.
- Также у вас будет одна пациентка…
Руди мысленно потёр руки. Это женщина. Если молодая и хорошенькая – то ты, Руди, в шоколаде, как «пьяная вишня».
- Ваша задача – присматривать за ней.
- Окей, док! - отсалютовал Руди.
- Если вас всё устраивает… - доктор полез в ящик письменного стола и достал тощую стопку каких-то документов, - то ознакомьтесь, пожалуйста, и подпишите здесь и здесь.
****
Длинный стерильный коридор, жужжащие под потолком лампы и два ряда одинаковых дверей с крошечными окошками.
Сопровождающая Руди – старшая медсестра Катарина Хуберт. У неё худое морщинистое лицо, похожее на печёное яблоко, и тусклые каштановые волосы, стянутые узлом на затылке и тщательно спрятанные под медицинскую шапочку. Всё гладко – ни единого волоска не выбивается! Она собранна. Она невозмутима. Настоящая Мэгги Тэтчер.
Хуберт остановилась возле одной из дверей.
- Ваша пациентка, госпожа Эрика Кунц.
Комнатка узкая. Вытянешь руку – коснёшься противоположной стены. Забранное прочной стальной решёткой окно. Обстановка самая простая: низкая железная кровать, пара стульев, тумбочка и лампа для чтения. Напротив входа на стене – крючки для одежды. Слева – умывальник и пушистое полотенце.
Сама обитательница камеры сидела на постели спиной к вошедшим и лицом к окну.
- Эрика? Это Руди Бахоффнер. Теперь он будет приглядывать за вами.
Полная безучастность.
- Бахоффнер, теперь я вас оставлю. Вы можете приступать к свои обязанностям прямо сейчас.
Руди остался наедине со своей пациенткой.
- Госпожа Кунц, приятно познакомиться…
Реакции по-прежнему нет. Никакой.
- Госпожа Кунц?
С таким же успехом можно взывать к глухой стене.
По спине Руди пробежало какое-то животное с очень холодными ногами. Да что не так с этой Кунц?
- Эрика! – Руди тронул её за плечо.
Сгорбленная спина вздрогнула, и пациентка, наконец, повернула к нему своё лицо. Руди отшатнулся. Боже, что с ней случилось?
Глазные яблоки затянуты мутной белой плёнкой.
Слепая.
Эрика, глядя куда-то сквозь Руди начала раскачиваться, как кобра под дудочку факира.
- Тсссс… Тсссс… Тсссс…
Не голос – змеиное шипение.
- Нельзя говорить!
Руди посмотрел на её руки. У неё на коленях сидела большая шарнирная кукла в чёрном строгом костюме, галстуке и белой рубашке. Пальцы на миниатюрных кистях словно бы застыли в жесте. Голый, как коленка, череп, пухлые губы, тёмные стеклянные глаза и стильная аккуратная бородка.
Руди уже где-то видел это лицо…
Он напряг память.
Была какая-то громкая история… Кажется, кто-то умер…
С чего же начать?
- Знаете, Эрика, давайте для начала приведём вас в порядок!
Что же тогда случилось? Девушка покончила с собой на выступлении своего любимого исполнителя. Совсем с памятью плохо. Кто же это был? Вспомнить не получается. Кажется, какой-то суперизвестный пианист.
- Позвольте…
Руди решительно забрал у Эрики куклу и пересадил на подоконник.
Ауч!
Эта пакость ещё и стреляется!
Сиди тут, мистер!
- Пойдёмте со мной, Эрика, - Руди помог пациентке подняться и взял её под локоток. - Не торопитесь… Вот так…
Открылась и снова закрылась дверь. По коридору прошаркали шаги и всё стихло. Элегантный миниатюрный человечек остался один. Через мгновение в камере раздался грохот. Видимо, Руди неаккуратно усадил куклу.
Шлёп!
Игрушечный человек свалился на пол и замер, вывернув руки и ноги под невообразимыми углами.
КОНЕЦ.
3.08.2018 – 23.09.2018
- 2 комментария
