Ванечка Муха
− Ванечка, сыночек, вставай.
Ванечка потягивался и открывал глаза − мама улыбалась и смотрела на него светло и счастливо. Только она могла так смотреть. Ванечка хоть и маленький, но знал точно − никто не подарит ему столько счастья, сколько дарила мама.
− Сынок, ну же, хватит валяться.
Мама хмурилась и свет гас. Ванечка не хотел, чтобы свет гас. Он подскакивал и громко смеялся, это заставляло маму снова улыбаться и рассеивать тьму.
− Мама. Ты моя мама, − Ванечка брал в ладони мамино лицо и тянулся к нему пухлыми губками, сложёнными бантиком. − Мояя, − пропевал он после громкого поцелуя.
− Побежали, сынок, кушать будем на поляне, я Машку подоила. У нас на завтрак молоко и хлебушек. Пойдём сынок, пойдём.
Мама стояла у дверей и махала ему рукой. А за дверями играл солнечный свет. Где-то там на поляне – покрывало. А на нем − кувшин с белой пенкой молока до краев. На белой бумаге − белый хлеб. Белая Машка рядом тянула мокрым носом звенящий утренний воздух, а челюсти у неё – вправо-влево, вправо-влево. Ванечка соскакивал с кровати и босиком бежал к маме раскинув руки.
...
Бахх... Лбом обо что-то твёрдое. И сразу – чернота, тухлый запах, мерзь.
− Муха, ты че? Ёпть... − трёхэтажный мат. – Куда полетел, синяк, спи ещё, рано.
Всё сразу становится понятно – никакой он теперь не Ванечка, он Муха... Вонючий грязный бомж. И живёт он под теплотрассой с такими же, как и он – грязными, вонючими бомжами.
− Мама...
Тишина. Нет мамы. Теперь она всё вокруг не осветит. И молока не нальёт, хлеба не отломит. А Машка давно сдохла. Эх...
Ноги опухли. Болят. Воняют. Похоже гнить начали. Всё тело чешется. Ну что − Муха и есть Муха. Папаша, сволочь − наделил фамилией, как приговор подписал. Пока мама жива была, фамилия ничего не могла сделать. А мамы нет и жизнь навозная началась. Так теперь мухой и лететь по грёбаной жизни.
− Муха, твою ж мать. Ты чё там бубнишь.
− Ты мою мать не трогай.
− Муха сыкатуха мать твоя.
− Падла, убью гад.
…
− Ванечка, сыночек. Вставай.
− Мама, ты там?
− Открывай глаза, сынок, не жмурься.
− Я не муха?
− Не муха, не муха.
−Я не смог без тебя. Ты ушла, и я мухой стал. Там грязь, вонь.
− Тебе приснилось сынок. Вставай. Я Машку подоила, хлеб свежий. Вставай, на полянке завтракать будем.
− Мама. Ты моя мама. Мояя…
п.с. объяснение самому себе чего? что он до такой жизни скатился, потому что мамы не стало? а как же миллионы других?
на мой взгляд, такой эпизод зашел бы, если бы вы к примеру, описывали тяжелую судьбу этого человека, почему и как он стал бомжом, и в конце жизни, когда он умирает, то в бреду ему грезится мама и весть тот эпизод, что вы написали. Он маленьким убегает к свету, к маме… и все умер. вот было бы пронзительно, открылась бы его детская чистая душа… ну как то так, на мой взгляд.
а так не получилось. но это только личное мнение.