Доказательство

(окончание).
- Мы не люди. Мы — эльфы. Мы милый веселый народец, всегда поем и веселимся, - слышится веселый щебет вокруг, и я понимаю, что нахожусь в сказочной стране подземных жителей.
Вдруг печальные звуки трубы прерывают общее веселье, и вот уже рядом нет никого, я стою одна на изумрудной дороге, а ко мне приближается странная кавалькада, плывущая над землей, сияющая всеми оттенками малахитового цвета. Величественные зеленые лошади, покрытые расшитыми зелеными попонами с праздничными изумрудными султанами на голове несут странных молчаливых всадников с застывшими лицами, суровых и воинственных, с мечами на перевязи и острыми пиками, с развевающимися зелеными знаменами. Они проплывают мимо меня беззвучно и строго, и лишь вдали слышна печальная песня. Но вот постепенно смолкает и она.
Передо мной на богато убранном, важно выступающем коне появляется всадница удивительной красоты. Огромные зеленые глаза, оттеняемые угольной чернотой бровей и ресниц, пылают неживым светом на бледном прекрасном лице; изумрудные волосы, волнистые и длинные, живым рисунком развеваются за спиной. Одета красавица в удивительный плащ, расшитый серебряными звездами и планетами, находящимися в непрерывном движении, на голове у нее маленькая корона из множества изумрудов. Она останавливается возле меня. Каким — то образом я понимаю, что передо мной Королева эльфов, самая прекрасная и могущественная на земле. Я склоняюсь перед ней в неумелом и неуклюжем поклоне.
- Ты мать, покинувшая свое дитя? - спрашивает меня Королева.
- О нет, все не так, - в тоске ломаю я руки.

- Да, это ты родила ребенка и оставила без капли материнского молока, без защиты материнской руки. Вы, люди, страшные и жестокие чудовища, способные покинуть своего ребенка. Но мы, эльфы, чутко отзываемся на боль каждого живого существа. Мы приютили твою малышку, у нас ей хорошо и не страшно. Посмотри.

И в редком зеленоватом тумане проступает изящная девичья фигурка с неуловимо знакомыми чертами лица; девушка радостно смеется и убегает вдаль от меня по изумрудной траве.

- Да, твоя дочь у нас, она счастлива и свободна. А ты…

Королева взмахивает рукой, спрятанной в полы плаща, и всадники обращают ко мне свои угрюмые лица — маски, наступают на меня, обхватывая кольцом, я сжимаюсь и превращаюсь в жалкую пылинку пространства, кричу и, наконец, просыпаюсь.

Дремлет зеленая планета, ненадолго затих неуемный город, спит палата счастливых женщин, а у меня подушка мокрая от слез. Ужас, вселившийся в меня, не проходит со сном, он разрастается, разбухает, лопается внутри и подбрасывает на постели. Я тихо крадусь мимо сопящих и храпящих кроватей во тьму коридора. Здесь ничего не изменилось, лишь усилилось ощущение потусторонности и чуждости всему живому. Я медленно проплываю в своей лодке горя и надежд мимо застывших островов палат и кабинетов. Навстречу мне разрастаются звуки кошачьего писка.

- Они плачут всегда, - понимаю я и убыстряю свой ход. И вдруг затхлую тишину коридора пронзает дикий вопль ужаса, он несется мне навстречу со стороны детского отделения, разбухая и взламывая двери палат и расцвечивая темноту белыми пятнами испуганных лиц.

- Опоздала! - понимаю я.

Прочь все запреты и правила, долой нелепые предписания! Я несусь вперед, сбросив мешающие шлепки, обливаясь кровью, не чувствуя боли и страха.

Вот и детское отделение. На полу я вижу изломанную беспамятством дежурную медсестру, а вокруг, в этой унылой комнате со стенами неопределенного цвета, в своих казенных колыбельках спят, пищат, сопят младенцы, целые вселенные, одинокие и еще не осознающие своего одиночества. Откуда — то приходит знание, где колыбелька моей дочери, я подбегаю к окну и вижу...нет, не ребенка. В детской кроватке лежит НЕЧТО, отвратительное и отталкивающее, со старческим сморщенным лицом, огромным серым черепом и ужасающей нитевидностью маленьких ручек и ножек. НЕЧТО смотрит на меня мудрым и понимающим взглядом и начинает злорадно хохотать. Из беззубого рта вырываются клубочки тумана ядовито — зеленого цвета, и я начинаю холодеть, леденеть, умирать, но в последний момент успеваю заметить, как вбежавший в палату врач разбивает окно, и НЕЧТО съеживается в потоке свежего воздуха и постепенно исчезает, оставляя напоследок тающие очертания жутких глазниц.

- Он умер, этот ребенок, - отвечаю я испуганной дочери, придя в себя, - я не хочу вспоминать об этом.

Не вспоминать, забыть, как старалась сделать я все эти долгие годы. Да и кто может знать, что произошло тогда? Медсестра спилась, так и не справившись с пережитым ужасом; молодой врач поседел, доказывая истину; милиция так и не нашла мое дитя. А у меня не было никакого вещественного свидетельства случившегося, ни клочка ткани волшебного плаща королевы, ни кусочка кожи отвратительного НЕЧТО. Мой первый муж давно погиб, так и не поверив моему рассказу.

Но я знаю твердо: так было. Именно после этого случая только что родившихся детей перестали отнимать у матерей. Вот неопровержимое доказательство случившегося. Я верю в это.