Бессонница

  • Опубликовано на Дзен
Автор:
Игорь Шанин
Бессонница
Текст:

Ночь заходит в комнату запоздавшим гостем, и я снова обнаруживаю себя лежащим в кровати и бездумно разглядывающим потолок. Известка там потрескалась и местами начала осыпаться. На прошлой неделе я задумался бы о ремонте, но сегодня мне все равно. Все безразлично.

Веки чудовищно тяжелы, но стоит их прикрыть, как сонливость отступает в сторону, прячется где-то в темноте, будто зовет поиграть в кошки-мышки. Тело так ноет от усталости, что кажется: я никогда не смогу подняться с кровати.

Это уже вторая бессонная ночь, и если первая вызвала лишь легкое недоумение, быстро списанное на нервное напряжение (хотя откуда ему взяться?), то теперь подобрать объяснение сложнее. Наверное, я заболел. Наверное, следует обратиться к врачу. Наверное, все можно поправить.

Боже мой, если в двадцать лет я сталкиваюсь с такой проблемой, то что будет в сорок? А в шестьдесят?

Я смутно помню, чем занимался днем. Пытался заснуть, но мешали солнечный свет и шум вытянувшейся за окном змеи-автострады. Подумать только, раньше я никогда не замечал, насколько она громкая. Даже сейчас то и дело доносится гул моторов проезжающих мимо автомобилей. Слышно смех, раздающийся из одного – кому-то весело.

Когда я выглянул в окно ближе к полудню, то не увидел ни одной машины. Ни единой. При этом дорога продолжала шуметь, будто запомнила рокот моторов и воспроизводила его подобно экзотическому попугаю. Я не понял этого, но не удивился. На тот момент способность удивляться уже растаяла.

Укушенная комаром лодыжка зудит. Она тоже мешает заснуть, но нет ни сил, ни желания дотянуться до нее рукой и впиться в укус ногтями. Откуда-то я знаю, что даже если смогу укротить зуд, это мне не поможет.

Вечером я выпил стакан горячего чая с ромашкой. Читал где-то, что ромашка способствует засыпанию.

Не способствует.

Глаза покалывает, будто кто-то сыпанул в них мелким песком. Снова опускаю веки, и сон снова ускользает, как ускользает рыбка в реке, если пытаться поймать ее голыми руками.

Я считаю овец. Пытаюсь мысленно воспроизвести все события предыдущего дня. Пытаюсь ни о чем не думать. Это все должно помогать, если верить народным методам и рассказам знакомых. Кто именно говорил об этом? Не могу вспомнить ни одного имени. Не могу вспомнить лиц друзей и близких. Не могу вспомнить, есть ли они у меня. И это действительно странно.

Я не могу заснуть.

Все сереет, когда наступает утро. Краски задыхаются и блекнут, выпитые предрассветными сумерками, а потом в комнату осторожно закрадывается свет нового дня.

Этот день проходит как во мгле. Я бесцельно шатаюсь по квартире, открываю и закрываю пустой холодильник. Потом пытаюсь найти мобильник, чтобы пролистать адресную книгу в поисках знакомых имен, но его нигде нет. Телевизор не работает, дорога за окном по-прежнему пуста и разговорчива, светофор на самом краю картинки за оконным стеклом беспорядочно мигает разноцветными глазами, будто решил сойти с ума вместе со мной. Что-то происходит здесь, но не понятно, что именно.

Смутно и отстраненно вспоминаю, что нужно куда-то идти. На работу? На учебу? К врачу? Теперь это неважно – покидать квартиру не хочется. Не хочется оказываться в том сюрреалистическом мире, что развернулся за окном.

Голова наполняется нудной тяжелой болью. Я стою на одном месте, опустив лицо и закрыв глаза. Несколько часов подряд. Сознание опустошено – ни одной мысли. Только усталость.

Ночь возвращается, до краев наполняя квартиру бархатной темнотой. Я снова в постели, снова разглядываю потолок. Изредка по нему пробегает свет фар проезжающих мимо машин, но я их не увижу, если выгляну наружу.

Из всех чувств и эмоций осталась только тихая глухая злоба на самого себя. Она медленно и неспокойно ворочается где-то внутри большой нервной кошкой. Я злюсь, потому что не могу заснуть. Похожее ощущение бывает, когда чешется спина, но рукой не достать.

Мерно тикают висящие в прихожей старые часы, редко и звонко капает в ванной кран. Повседневные незаметные звуки стали теперь запредельно громкими и отчетливыми, будто решили помочь бессоннице добить меня. Кажется, можно даже различить шелест, с которым сидящая на потолке муха чистит крылья.

Когда мутная мгла окончательно застилает мозг, вытесняя все остальное, приходит холодное осознание того, что в комнате кто-то есть.

Приподнявшись на локтях, я вижу их – темные силуэты, словно человеческие тени, обретшие объем и плотность. Различаю худую длинноволосую женщину у окна, высокого мужчину, он сидит в кресле и задумчиво поправляет очки. А еще маленькая девочка с большим плюшевым фламинго, которого прижимает к груди. Она стоит рядом с кроватью, задумчиво рассматривая меня темными провалами огромных наивных глаз. Все они, эти силуэты, словно сотканы из черного тумана, они сливаются с темнотой и были бы вовсе не заметны, если бы не двигались.

Я медленно сажусь в кровати, ноги касаются пола. Понимаю, что должен испугаться, но страха нет. Ничего нет, кроме все той же неизбывной злобы. Злобы на себя и теперь вот на них.

– Почему вы не даете мне заснуть? – хрипло спрашиваю, спугивая осторожную тишину.

Женщина у окна вздыхает и потирает переносицу. Мужчина смотрит на нее, потом на меня, и в его движениях проступает какое-то обреченное сострадание. Девочка улыбается и подходит ближе, словно хочет меня обнять.

– Уходи! – сиплым шепотом бросаю я и взмахиваю рукой.

Удар приходится по голове ребенка, и на несколько мгновений она рассыпается густым вязким дымом, чтобы почти сразу вернуться в прежнюю форму. Детское лицо, исходящее жидким темным туманом, продолжает улыбаться.

Они неотрывно смотрят на меня и ждут чего-то, будто зрители, пришедшие в театр. Мне что, нужно станцевать? Впасть в истерику? Биться об стены?

Тихо проходят минуты, тикают часы, капает кран.

Не знаю, кто эти черные призраки и что им нужно, но отчетливо понимаю, что они – причина моей бессонницы. Почему-то они не хотят, чтобы я засыпал, почему-то им лучше, если я буду бодрствовать. Почему-то они не понимают, что мне от этого хуже.

Я поднимаюсь с кровати и медленно подхожу к женщине. Размытый свет уличных фонарей падает на нее через окно, поэтому ее видно лучше, чем мужчину и девочку. Можно различить тонкие черты лица, словно искуснейшим скульптором выложенные из дыма, ровно и медленно клубящимся так, чтобы не терять формы. Она смотрит на меня, как смотрит школьный учитель на ученика, ожидая правильного ответа.

Только вот я не знаю, что должен сказать. Я плохой ученик.

Что-то происходит, и женщина поворачивает голову в сторону окна. Видит то, что ей не нравится – на черном лице отражается смутная тревога, женщина хмурится. Мой находящийся в трансе мозг на секунду выныривает из мглы, воспринимая эту тревогу как зацепку – то, что не нравится призракам, может их прогнать. Они уйдут, и тогда я засну.

– Что там? – спрашиваю я, приникая к окну.

Все та же дорога, тот же сумасшедший светофор, фонари, шум и пустота. То же самое, что было днем, только теперь под занавесом темноты. Я не вижу ничего, что могло бы помочь.

Женщина качает головой, мужчина поднимается с кресла и пытается задернуть шторы, но руки проходят сквозь ткань, на мгновение превращаясь в обычный дым. Девочка прижимает к груди фламинго, смотря на всех с легким, искренне детским непониманием.

Там не пусто. Там кто-то есть.

Натягиваю брюки, бреду в прихожую, руки ныряют в рукава куртки. Тело слушается неохотно, будто превратилось в старый ржавый механизм, требующий смазки. Свет не включаю – глаза давно привыкли к темноте.

Темным всполохом они бросаются за мной и встают у двери, закрывая ее собой. Не хотят, чтобы я выходил. Значит, туда мне и нужно.

Несколько минут я смотрю на жуткую троицу, пасмурно размышляя, как их обойти, а потом делаю глубокий вдох и просто двигаюсь вперед.

От моего прикосновения они растекаются по прихожей липким пряным туманом. Он окутывает меня со всех сторон и жжется, когда случайно вдыхаю. Кашляя и отплевываясь, я закрываю лицо рукавом, сквозь мутную мглу нащупывая дверную ручку. Она с щелчком поворачивается, и квартира выпускает меня в темный подъезд. Задыхаясь, я бегу по ступеням, пока не оказываюсь на улице.

Холодный ночной воздух поздней весны вымывает из легких вязкую чернь, и я жадно дышу им, глотаю вдох за вдохом, не в силах напиться. Сердце бешено колотится, а ноги едва меня держат. Хочется растянуться на земле, уткнуться лицом в грязный влажный асфальт и лежать так, совершенно не двигаясь. Но я здесь не за этим.

Оглядываюсь по сторонам. Город мертв – ни одного горящего окна, ни одного случайного прохожего. Словно кто-то тщательно выстроил этот макет, забыв впустить в него жизнь, и теперь он бесполезно высится вокруг темными безлюдными многоэтажками, начисто лишенный смысла.

Черных призраков нет рядом, но чувствуется, что они не покидают меня – в одном из окон мелькает изящная фигура женщины, где-то вдалеке пробегает девочка, на мгновение черной кляксой перекрывая свет уличных фонарей. Мужчина наблюдает из-за угла, то и дело поправляя очки.

Я не знаю, что делать, поэтому просто иду вперед.

Ночь течет по замершим улицам ровно и неспешно, звук моих шагов отскакивает от безжизненных каменных стен гулким эхом. Меня шатает – сил почти не осталось, но сна ни в одном глазу. Кажется, скоро я просто упаду замертво, но эта мысль ни капли не пугает. Я слишком устал, чтобы сопротивляться.

Из сумрака доносится:

– Если ты умрешь здесь, то обретешь жизнь, которая хуже любой бессонницы.

Этот негромкий женский голос кажется до боли знакомым. Я осматриваюсь и вижу ее – невысокая женская фигура, она прячется в тени старой арки, протянувшейся между двух пятиэтажек. В отличие от черных призраков, девушка выглядит настоящей – не по сезону легкая зеленая кофточка, джинсы и босоножки. Она поправляет длинные каштановые волосы, глядя на меня пронзительными серыми глазами. Девушка стоит в темноте, но темнота не скрывает подробностей. Даже если закрою глаза, я буду видеть незнакомку в мельчайших деталях.

Призраки снова рядом, возникают между мной и аркой, загораживая путь. Значит, именно этой девушки они боятся.

Она выходит из тени и останавливается, окунаясь в тусклый оранжевый свет уличных фонарей. Не может идти дальше – призраки мешают ей.

Я делаю неуверенный шаг. Женщина предостерегающе качает головой, мужчина подается вперед, а девочка лишь крепче прижимает к себе фламинго – словно не понимает, что происходит и почему она здесь оказалась.

– Я хочу спать, – почти жалобно шепчу я, делая еще один шаг.

– Они не хотят отпускать тебя, – с непонятной горечью отвечает девушка.

Я снова двигаюсь вперед. Черное лицо женщины уродует гримаса ужаса, она срывается на бег и толкает меня в грудь обеими руками, окутывая непроглядной мглой. Будто тугая волна ветра налетает на меня, я отшатываюсь назад, все нутро пронзает запредельная боль – тысячи потерь и расставаний, глухая неизбывная тоска. Бездонная, лютая скорбь.

Горячие слезы обжигают мои щеки. Стиснув зубы и стараясь не дышать, я продолжаю идти к девушке. Она, только она способна меня спасти.

Вслед за женщиной вперед бросается мужчина. Я еле удерживаюсь на ногах, когда он разбивается об мою грудь. Бесшумный черный ураган кружится вокруг, я оказываюсь будто внутри желейного торта – двигаться и дышать почти невозможно. Я размахиваю руками как неумелый пловец, прорываясь сквозь мглу к девушке. Мужчина и женщина обретают прежнюю форму, хватают меня за плечи, толкают назад. Я едва стою на ногах, но сантиметр за сантиметром продвигаюсь к цели.

Когда до девушки остается едва ли пара шагов, я задыхаюсь и падаю на колени. Она смотрит с отчаянием, тянет ко мне руки, а я не могу дотянуться. Тесные объятия женщины и мужчины тянут прочь, будто я стал рыбой, попавшейся на крючок. Сил не остается, теперь можно только сдаться.

В этот момент девочка бросается ко мне, но не для того, чтобы помочь черной паре – напротив, она отталкивает их прочь, и я чувствую, как растерянно разжимаются на плечах призрачные пальцы. Есть всего один миг свободы, и я его использую.

Собравшись и сделав глубокий вдох, я бросаю себя вперед и падаю у ног девушки. Она садится рядом, переворачивает меня на спину, с тревогой заглядывая в лицо. Черные призраки замирают в полуметре от нас, не в силах приблизиться.

Я смотрю на девушку снизу вверх – на фоне темного беззвездного неба и блеклых фонарей ее лицо кажется воистину прекрасным. Прекрасным и родным.

Хрипло выдавливаю:

– Почему... Почему они это делают?

– Потому что любят тебя.

Я смотрю на призраков. Женщина сидит на коленях и плачет, плечи содрогаются от бесшумных рыданий. Мужчина медленно гладит ее по голове, а девочка стоит чуть в стороне – провинившийся ребенок, боящийся наказания.

И я наконец вспоминаю их.

– Мама...

Она поднимает голову, черные слезы срываются с лица вязкими каплями тумана и растворяются в ясном ночном воздухе.

– Папа.

Он качает головой, глядя на меня с растерянным осуждением. Всегда так смотрит, когда я его расстраиваю.

Девочка подходит чуть ближе, и я слабо машу ей рукой. Моя маленькая, моя любимая сестренка.

– Не сердитесь, – тихо прошу я и перевожу взгляд на девушку. Когда-нибудь мы должны были пожениться.

Но теперь это все в прошлом.

Ее прохладные ладони ложатся на мое разгоряченное лицо, и я больше не чувствую тела. Усталость меня добила. Я закрываю глаза, вокруг будто бы поднимаются тихие морские волны. Меня покачивает и уносит в неизвестность.

– Спи, – говорит девушка.

И я засыпаю.

***

Зигзаги на кардиомониторе вытягиваются в бесконечную ровную линию, палату наполняет монотонный писк. Женщина, сидящая у кровати, где лежит молодой светловолосый парень, ее сын, с криком вскакивает на ноги и хватает его за плечи, будто так можно вернуть к жизни.

В палату врываются врач и медсестра, взволнованные и деловитые.

– Всем покинуть помещение, – командует медсестра.

Женщина отчаянно мотает головой, изо всех сил прижимаясь к сыну. Ее муж мягко, но настойчиво обнимает ее за плечи и тянет наружу, вслед за молодой девушкой с каштановыми волосами.

Они сидят на стульях в коридоре, где спит девочка, прижимающая к себе розового фламинго. Женщина горбится вопросительным знаком, до крови кусая руки, а мужчина гладит ее по спине, растерянно глядя в пустоту сквозь толстые стекла очков.

Девушка держит спину неестественно ровно, плотно сжав губы и нервно теребя край зеленой кофты. Она прислушивается к ночной больничной тишине, периодически нарушаемой мягким жужжанием дефибриллятора из-за закрытых дверей палаты.

– Он умер, – шепчет она будто в трансе, когда молчание становится твердым и тяжелым будто камень, взваленный ей на плечи.

Женщина мгновенно вскидывает голову:

– Нет! Не смей так говорить!

Девочка просыпается и растерянно хлопает сонными глазами, с непониманием глядя на родителей.

– Они же сказали, даже если он выйдет из комы, то останется овощем. – Девушка говорит до жути спокойным тоном, но по щекам текут слезы. – Это не та жизнь, которой бы он хотел.

– Думаешь, он хочет умереть? – крик женщины срывается на визг, красивое прежде лицо раскраснелось и распухло от слез. – Это ты этого хочешь!

– Так будет лучше, – бормочет девушка. Нельзя говорить такие вещи безутешной матери, но слова сами срываются с языка. Она будто во сне, где не получается себя контролировать. – Нельзя постоянно держать его рядом, это же эгоизм. Так лучше вам, а не ему. Надо отпустить, вот и...

Женщина шипит:

– Заткнись! Ты ничего не понимаешь!

Она замахивается для пощечины, но тут двери палаты распахиваются, и в коридоре появляется врач. Следом растерянно бредет медсестра. Она отворачивается с подавленным видом, стараясь не смотреть на собравшихся в коридоре.

– Все в порядке? – выдыхает женщина, бросаясь к ним. – Все ведь в порядке, правда?

Врач медленно снимает маску с лица и качает головой:

– Примите мои соболезнования.

Взревев раненым зверем, женщина бросается в палату. Остальные следуют за ней, сутулясь и переглядываясь. Напряжение сгущается в воздухе, будто кто-то пустил по больнице отравленный дым.

Женщина горько плачет, уткнувшись лицом в грудь сына. Посмотрев на них, мужчина сползает по стене и садится на пол, закрыв лицо руками. Девочка замирает посреди палаты, теребя своего фламинго, и выглядит напуганным ручным зверьком, вдруг оказавшимся в самой глубине дремучего леса.

Девушка замирает у порога, не решаясь подойти ближе. Парень на койке выглядит спокойным и умиротворенным, как заплутавший в лесу путник, вышедший наконец на знакомую тропу.

Больше не о чем волноваться. Что бы там ни произошло, в этой его коме, он нашел правильную дорогу.

Другие работы автора:
+3
14:36
1251
19:47 (отредактировано)
+1
Интересная трактовка и тяжелый вывод. Мне понравился рассказ, несмотря на трагедию сюжета. И состояние сознания, когда тело в коме, тоже очень реалистично, как по мне.
Непонятно лишь одно — почему образ сестренки из подсознания, оттолкнул родителей? Что сподвигло? Получается, что ребенок намного мудрее родителей.
05:15
Дети обычно действуют интуитивно, не подвергая свои действия критическому мышлению. Поэтому их поступки порой мудрее поступков взрослых. Во всяком случае, в эмоциональном плане.
13:02
+1
В том то и дело, что оттолкнуть родителей(!), да еще когда все плачут и что-то плохое происходит — тут мудрость нужна, а не эмоции, как мне кажется. Мое мнение, что ребенок в той ситуации либо спрячется, либо кинется на шею ища защиты, но то такое, субъективное)
Тем не менее, рассказ силен) Спасибо
Очень понравился текст. Тяжелый, заставляет задуматься. Да и стиль у вас просто потрясающий.
Буду следить за вашим творчеством.
05:15
Очень рад, буду стараться)
18:49
Задумалась, почему малышка помогла брату уйти на волю. Скорее всего, во сне открывается истинная суть человека — возможно, душа девочки куда старше, чем ее физический возраст.
Впечатлена рассказом. Очень здорово.
Загрузка...
Alisabet Argent

Другие публикации