Поезд счастья часть 1

Автор:
Таня Мочульская
Поезд счастья    часть 1
Аннотация:
Первая часть повести, о девушке волей случая попавшая из мира пост-апокалипсиса, в наш мир.
Текст:

Разведчик это не профессия, не призвание, это состояние души. Ты постоянно находишься на чужой территории. Среди нет, не врагов, противников, они не хотят тебя уничтожить, они ждут твоей ошибки. По этому, будь всегда начеку. Нельзя отставив дробовик в сторону, и сняв ботинки сесть под дерево прислонившись спиной к могучему стволу, закрыть глаза. Враждебная среда мгновенно нанесет удар. И боже упаси тебе на него ответить. На удар не отвечают ударом, от него уходят. Ты не воин, ты разведчик уйди в тень, растворись, ляг на дно, слейся с местностью. От тебя не ждут подвигов, от тебя ждут информации. Смотри, думай, запоминай.

Когда солнце осветит макушки березовой рощи, это значит, что вновь утро постучалось в нараспашку открытую дверь, и очередной дозор подходит к концу, еще минут двадцать и можно выкапываться из-под снега. Но Настя ни когда не торопится. Надо ждать разводящего, и пускай ее пост последний, и Сашка с Виктором уже наслаждаются возможностью двигаться, пускай все промерзло до костей, надо терпеть и ждать. Этот пост не зря называют номером один. Он перекрывает сход с дороги, и контролирует кротчайший путь к роще, где можно накопив силы, напасть на деревню, идеальный путь в обход цитадели. Не зря разведчики соседей, постоянно маячат на горизонте при установки секрета. Поэтому каждый раз, он устанавливается на новом месте, и разводящий еще минут двадцать, ползает с куклой сбивая с толку соглядатаев. Этот пост настолько важен, что даже в момент атаки, строго настрого запрещается открывать огонь, а надо лишь дать сигнал лазерной указкой.

Мышиный писк, не редкость в поле, особенно вблизи с человеческим жилищем, два тоже ни кого не удивят, ну а три, три это уже сигнал. Настя потянулась, мышцы отозвались ватной немотой.

– Настюх вылазь, – крикнул, не скрываясь, мальчишка тот, кого звали Сашкой.

– Вот ведь мастер мимикрии, – с улыбкой проговорил тот, кого звали Виктор, на плече у него висела прекрасная вертикальная двустволка, да и внешний вид утверждал, что вот он именно Виктор, в отличие, от его друга Сашки.

– Анастасия вставайте, я не могу сориентироваться, я даже дыхания вашего не слышу, – дед Михей тот, что занимался с новобранцами рукопашным боем, обслуживал паровой котел, дающий электричество для цитадели, а сегодня он еще и разводил посты.

– Как я встану, когда вы на мне стоите, причем все, трое, – голос звучал глухо, как будто, говорящему заткнули рот подушкой, и откуда-то снизу.

Все трое отскочили по сторонам, как словно увидели черного таракана, что в огромных количествах обитают в общественной столовой. Снег вздрогнул, тяжело вздохнув, легкая корочка наста расползлась трещинами, и побежала по сторонам прозрачными стеклышками льдинок. Из-под застиранной, до стойкой желтизны простыни, вылезла девочка. Она села по-турецки и стала энергично массировать онемевшую ногу.

– Они и так затекли, – пожаловалась Настя, с укором посмотрев на пришедших, – а тут, и вы еще все оттоптали, гиппопотамы плоскостопие.

– На, хлебни, – старший, почувствовав нечто похожее на уколы совести, расщедрился и налил из термоса тягучей коричневый жидкости, окутанной густой пеленой пара. Девушка жадно в три глотка выпила. Тепло побежало по телу приятно согрев и обнадежив.

Настя поднялась на ноги и потянулась вытянувшись в струнку. Ну, вот, еще одна ночь позади, а впереди два дня почти счастья. Можно будет забежать к Светке, поболтать о Мишке с хутора. И о том, хватит ли им угля для отопления вагонов, а если не хватит, то будут ли собирать в набег, на «Воронью пустошь». Там вроде его много, и охрана так себе, возьмут ли ее, а если не возьмут, то она пойдет и без участия в доле, так помочь. Высказать отцу всю правду о ценах на его портянки, ведь скоро купцы приедут. Поседеть с бабушкой. Поиграть с сестрами. Дважды поругаться с братом. Придумать, что такого сделать с мамой только, чтобы непременно вместе. Два дня уволенной от службы, это же почти целая жизнь.

Дозор выстроился, гуськом выйдя на дорогу, и направился в сторону деревни, здесь снег укатали громадные траки купцов и, идти стало на много легче. Сашка был в обиде на весь мир, причем уже целых двенадцать часов. Но вот именно на Настю он не мог так долго обижаться:

– Настен, ты не поверишь, разведчика взяли, – Сашка попытался напустить как можно больше таинственности, даже дважды бросил взгляды, по сторонам, оглядывая горизонт, явно опасаясь, что вот сейчас, от туда выскочат злодеи и что-то подслушают. – Здоровый такой, был у него шанс, а наших убивать не стал, Семен сказал, троих бы положил, а не стал, прикинь!

– Про поезд счастье уже рассказал, – Насте тоже было, за, что держать за пазухой камень на Сашку и, она зашла с козырей, и театрально заламывая руки, продолжила: – Сумрачный поезд, мчащийся через время и пространства, соединяя полустанки безнадеги и тающей надежды.

– Давай, давай, глумись! – Сашка честно попытался обидеться снова, но хватило его, только на сорок секунд, – так вот интересно, что скажет, что у них там, на востоке случилось, что стреляли почитай целую неделю, а может и вовсе говорить не станет.

– Пока еще ни чего не рассказал, но еще не вечер у Прохора и не такие пели,– дед Митяй развод проводил по всем правилам, поэтому шел из цитадели и многое уже знал. – А так вообще парень справный, плечистый такой, наши его втроем ели, ели завалили. Так что помяли сильно, а он и на месте не раскололся, и экспресс допрос без проблем выдержал.

Поимка разведчика всегда событие из ряда вон, разведчики, вот так просто не попадаются, в этом году он вообще первый. Хотя деревня находится на торном пути, сюда и купцы первыми приезжают, на этом очень неплохо зарабатывает община, построив большой ткацкий цех, купцы везут сырье, здесь из него ткут полотно. И это дело, с большим удовольствием перехватили бы любые соседи. По этому, кругами ходят, высматривают, выслушивают, пытаются зайти в деревню вместе с торговым караваном, но как их отловишь, они же разведчики.

Дорога, хотя, правда так ее можно назвать только зимой, летом это полу проходимый, изрытый глубокими ямами и промоинами тракт, местами и вовсе указывающий всего лишь направление, сделав петлю, уткнулся в забор.

– Стой, кто идет? – строго окликнули откуда-то с лева.

– Это Михей, я же только что вышел отсюда, секреты снимать.

– Я, бывают разные, пароль говори.

– Гнилая портянка! – раздраженно выкрикнул дед.

– Что гнилая портянка? – очень искренне удивился невидимый постовой.

– Ты гнилая портянка, вот ты придешь вечером домой, я тебя высеку, родного деда не признавать, и какое-то слово от него требовать. Память, поди, не как у молодого, разве я запомню, и Голова как назло придумывает каждый день новые.

Дверь, слегка скрипнув, отворилась, и втянула пришедших сквозь себя. За забором, над не широкой площадью, нависал то ли ангар, толи гигантский сарай, что с гордостью именовался «Цитаделью». Изначально, выложенный из красного кирпича, местами обшитый листами железа, местами выцветшим шифером, он напоминал выброшенный на сушу морем корабль, побитый волнами, проржавевший, но так и не побежденный.

Настя, войдя вовнутрь, тут же кинулась на остывающую печку, ей очень хотелось побыстрее согреться, и, усевшись на вторую полку, прижалась спиной к горячей стенке, впитывая через одежду, такое приятное тепло. Мальчишки же, сразу пошли сдавать оружие, к металлическим ящикам в углу, где собственно и находился арсенал. У Сашки совсем плохенький одноствольный охотничий карабин, двадцать восьмого калибра, да еще нормальный раструб, из него даже привязанную к забору собаку, с десяти метров не убьешь. А вот у Виктора, полноценная вертикальная двустволка, двадцатого, оба чока верхним, пулей метров на пятьдесят попасть можно. Еще шесть патронов. Не густо с оружием у постовых в секретах. Да оно не очень-то и нужно. Секрет лишь сигналит об атаке, отбивают ее уже совершенно другие люди. А вот у них и мощные арбалеты, и трехлинейки Мосина, есть даже три АК 47 и ручной пулемет Калашникова. Вон они в ящиках стоят, поблескивая вороненой сталью, вот только к пулемету патронов нет, как кончились год назад при отражении атаки диких, так до сих пор еще не прикупили у купцов, дорогие аж спасу нет.

– Настюх, ты там не засни, хотя в принципе можешь, только оружие сначала сдай, – вот тут Сашка прав задремать она здесь может и продрыхнуть часа два, потому что ни у кого не поднимется рука будить. Она же с первого поста.

– Ладно, тем более любопытственно, что-то за разведчик, – Настя потянулась, и тут же вернула шпильку другу. – И за одно расписания сумрачного экспресса срочно надо узнать.

Сашка фыркнул, сделав вид, что обижен в лучших чувствах, и направился в сторону выгородки покрашенной в черней цвет, где стеною стояла толпа.

– И охота тебе его дразнить, – попытался вступиться за товарища Виктор, – не сладко ему здесь, а ты над сокровенным издеваешься.

– А где это ты у меня много сладости заметил, ну кроме, рекламного каталога фабрики «Красный Октябрь», – задиристо начала Настя, хотя потом сразу же сбавив обороты, практически, примирительным тоном добавила: – я ведь тоже мечтаю попасть в тот мир на картинке, только прячу это, хороню в самой глубине души. А он, вот так, даже не спросив, ковыряется там вилкой.

***

Разведчик умирал. Схватка при задержании не прошла даром, но вел себя достойно как положено войну. Спокойно, без особого крика стерпел пытку, и вот теперь сидел с безучастным выражением лица. Обезболивающее подействовало и допрос можно продолжить. Насте ни когда не нравилось смотреть, как истязают людей. Но тут отдельный случай. Это разведчик, знающий многое. И она полезла в первые ряды. Пропустили сразу, ее здесь уважали. За то, что стоит на первом посту. За то что в прошлом году при атаке диких, не струсила, не впала в панику, а проявив просто чудеса мужества и самообладания, кроме того продемонстрировав отменные боевые навыки, сутки в одиночку удерживала южный кордон. После чего Глава демонстративно начал называть ее полным именем, и пользовался любым удобным случаем отметить.

– Говори, давай! – резко и очень жестко выкрикнул Прохор.

– Зачем? Я все уже рассказал, – даже не напрягая голосовые связки, сказал разведчик.

– Повтори, посмотрим, как складно получиться? – уже почти спокойно, поняв, что горлом такого не возьмешь продолжил Прохор.

– Отвяжите руку, никуда я уже не денусь, – попросил разведчик, и когда это сделали он взял ее здоровой рукой и стал ее баюкать, сел по удобней и заговорил: – Они пришли с востока, ночью, не посчитавшись с потерями, прорвались к заставе, им удалось нас обмануть, и как только все силы стянули для обороны, они ударили по периметру, легко сбили заслоны, и разбежались по поселению. Четыре дня мы сражались на улицах, на пятый, они ушли сами, они заготовили мясо, разграбили и изломали все, до чего смогли дотянуться, и ушли туда, откуда пришли, без сомнения там у них была договоренность.

– Он врет, какая может быть договоренность с дикими. Договоришься, они тебя же и съедят, – не выдержал кто-то из собравшихся.

– Соседи сразу после атаки диких, пошли в набег, – пленник проигнорировал обвинения во лжи, – мы были сильными они слабыми вот и договорились, они сами своих есть стали. А мы и от диких отбились, и от соседей с востока, вот только много сил потеряли. Говорили нам: надо было с сильными договариваться, слабых подкармливать, мы не верили вот и получили. Жадность всегда боком выходит.

– Рассказывай где посты у вас с юга.

– Здесь ни чего нет, все ушли, все бросили и ушли, весною все сами увидите, не будет посевов. А какие там хорошие поля были, – с горечью закончил разведчик.

– Надо идти в набег, еще чего ни будь урвать!

– А если заманивает, весной все сами увидим, в набег надо идти, но не туда, здесь миром все займем, – из-за спин вышел Голова, и внимательно посмотрел в полузакрытые глаза пленника, – вот ты сказал договариваться с сильными, ну а вот мы сильные?

– Вы такие же, как и мы сейчас. В худшие годы, у нас по пятьдесят килограмм муки на человека приходилась, я слышал даже вам купцы возили. Голодных вообще не было. С вами тогда надо было договариваться, а сейчас вы подберете, что плохо лежит, станете сильнее, больше захотите.

– Ну, а почему к нам пошел, если не договариваться? А ну говори! – Прохор вернул жесткость в голос, видимо появление начальства обязывало.

– Вы все равно меня убьете, – разведчик даже как-то усмехнулся, удивляясь непонятливостью окружающих, – в набеге погибли все мои. Все это случилась на моих глазах, я видел, как их убивали, как освежовывали, замораживали, бросая останки в снег, как после этого жить, само существование для меня стало не выносимо.

– Ни уж то, на поезд счастья подался.

– А что попытка не пытка, – криво улыбнулся пленный.

Достойное поведение, особенно способность шутить в таком положении, вызвало не поддельное уважение, чего такого мучить, что хотел сказал, а остальное попробуй выведать. Не смогли сломать волю. Такой достоин смерти вольного человека. Трое здоровяков оттащили на улицу, умирать, Прохор даже расщедрился на еще одну дозу обезболивающего.

– Надо идти на запад, там уже так обленились, что уже заслоны не ставят только секреты, и то, я заметил в одни и те же места, – воспользовался присутствием Головы, завел любимую шарманку Прохор, – идти надо! Кровь из носу, надо! Нужны работники, ткацкий план еле, еле выполняем, не выполним, купцы другим заказы отдадут, станок сделать ни чего не стоит, все наши секреты, небось, уже давно выведали.

– Полгода назад скольких на муку обменяли, – возмутился кто-то из толпы, – вот и работать некому. Хорошо мелкие помогают, если б не они, то совсем плохо было бы.

– А вспомни, какой был неурожай, еды вообще не стало.

– Я так понял, общество желает обсудить насущные проблемы, – Глова поспешил перевести стихийно возникший митинг, на конструктивные рельсы, возглавив внеочередное собрание.

Началось привычное, Настя уже десятки раз, присутствовала при этих жарких баталиях, когда, по второму, по третьему кругу, обсуждалось одно и то же, рабы, еда, безопасность, семена на посевную, когда приедут купцы, о мышах и крысах с которыми нет сладу. Достали списки одобренных товаров, на которых хватало средств, потом и не одобренных, пытались что-то куда-то впихнуть, но все заканчивалось сакраментальным, где бы взять еще денег.

Насте, все это казалось настолько оторванным от жизни, что когда весь молодняк позвали завтракать, она вздохнула с облегчением, порадовал не только удобный случай плотно набить брюхо, в общественной столовой, но и возможность избежать нудных разговоров, и этого вечного переливания из пустого в порожнее. Завтраки, иногда главная причина решения связать сою судьбу с общественной службой. Дома иной раз шаром покати, а здесь всегда есть похлебка с мясом. Правда лучше не интересоваться, откуда оно, то ли кому-то особо удачливому в силок дичь попалась, или одичалая собака, а могут и крыс выварить. С другой стороны, и то и другое мясо, а тетка Федора так все приготовит, что не отличишь зайчатины от полевых мышей. И хлеба, сколько хочешь, причем не так как пекут дома, а из одной муки, без всех этих опилок крахмала и измельченной бумаги. Даже обед не так хорош, как завтрак, причем сейчас его надо еще заработать.

Последние пол года с работниками в ткацком цеху стало совсем плохо. С десяток, в последний заход купцов, обменяли на муку. В прошлом году пол урожая потеряли из-за набега. И вот стали привлекать свободных от службы, в принципе всегда можно отказаться, но это нужно общине. Не будет общины, ты сам превратишься в лучшем случае в работника, а скорее всего в раба. И все, что у тебя будет это подстилка из рогожи да миска объедков, и то по большой милости. Можно выбрать смерь свободного человека, вот только ее, наверное, выбирает тот, кто действительно свободен.

Дорога к цехам совсем короткая, мимо вагонов поставленных на фундамент, и таким образом превращенных в жилые дома. Оттуда направо мимо кузни, к строящейся паровой машине. Но Сашка потащил всех по длинной дороге, обратно, через Цитадель. Он наверняка хотел увидеть пленного разведчика и поговорить, если удастся. Тот оказался еще жив. Горло перехватило жалостью.

– Тебе больно? – Сашка, не нашел ни чего лучшего, чем поинтересоваться у умирающего о его самочувствии, он бы еще о здоровье спросил.

– Уже нет, – разведчик оценил участие к своей персоне, он не держал зла к своим вчерашним противникам, – холод заместил все чувства. Смерть скоро освободит меня.

– Ты что-то сказал о поезде счастья? – волнение пробило. Сашка вымучивал каждое слово.

– В моей жизни не осталось ни чего вот, и решил проверить чудо.

– И как туда попасть? Многие пробовали, сумрачный поезд слышно, он несется неосязаемым туманом мимо, можно встать на пути, он пронесется сквозь тебя.

– Один из диких, он не мог добраться до меня, а у меня оставался всего один патрон, злоба душила его, глумясь над моим горем, рассказал, что поезд очень хорошо видно сверху, с фермы моста, вот я и решил, просто влезть на нее и спрыгнуть.

– Это большой риск.

– А что мне терять то, жизнь, я ее уже потерял, и не сейчас, а когда остался один, один я уже умер.

Пленный разведчик завалился на бок и замолчал, Виктор сделал знак, чтобы не докучали умирающему, всякой ерундой, ему перед смертью, как свободному человеку, надо побыть наедине с собою.

***

Сегодня уже пустовали два станка, совсем плохо, придется на полчаса дольше работать, а ведь так недавно, три смены было. Но не чего, будет и на нашей улице праздник. Лишь бы купцы договор по работам не разорвали. И именно поэтому кровь из носу нужно выполнять план.

Монотонней ручной труд отупляет, в тишине время останавливается, и не хочет ползти даже со скоростью черепахи. Приятно скоротать время в дружеской беседе, но Сашка разве даст спокойно поработать. Он как тот вшивый, который постоянно о бане трындит, мгновенно завелся.

– А ты смеялась, вон есть этот поезд, многие в него верят.

– Я смеялась не над поездом, – Настя лениво вступила в дискуссию, – а над тобой, давно бы сходил и проверил. Залезь на ферму и сигани вниз. Проверь имперически, то есть, основываясь на собственном опыте.

– Ну, да, и терять тебе здесь особо нечего, – Виктор тоже поддел друга, возвращая обратно много раз сказанные им же слова, – правда, хочешь проверить, иди проверяй, не хочешь давай поговорим о менее волнующем вот, о Данте можно. Можно даже вместе прочитать четвертую песнь.

– А вот и пойду и проверю, – вспылил Сашка, и мгновенно осекшись, добавил, – вот только веревка нужна.

– Я тебе дам, – Настя даже ехидно улыбнулась, и совсем уж перейдя на издевательский тон, продолжила: – только не думай, что мы хотим от тебя избавится, ты нам дорог, как друг.

Сашка надулся, нет, он не обиделся, он прекрасно понимал, что до колик в почках надоел всем этой своей навязчивой идеей. Но и признаваться, причем себе в первую очередь, не выносимо, в том, что ни куда, ни проверять, ни тем более прыгать он не пойдет. Даже Виктор не пошел бы, слишком много у него здесь, отец без него как без рук, да и сестер поднимать надо. В помощь пошел бы, а сам нет. А вот Настя и в одиночку ломанулась бы, возьми она это в голову. Вот такой она человек, скажет, как отрежет. И будет на своем стоять, до зубовного скрежета. А обижаться, да как на них обидишься ведь, если честно, эти двое это все что у него есть в жизни, и боевые товарищи, и друзья, и семья.

***

Зимой солнце садиться рано. К счастью, сегодняшний план уже выполнили, когда оно только коснулось горизонта и мастер ткацкого цеха, тетя Глаша распорядилась электричество не включать, а всем работникам расходиться по домам. Она отозвала Настю в сторону и презентовала четыре картофелины, в благодарность за работу ведь за ней и другие подтягиваются, вот и сегодня план за светло осилили, электричество пойдет впрок на аккумулятор, а ведь зимой ой как много его надо.

Коротко попрощавшись с ребятами, Настя заторопилась домой. Через старый город, где и сейчас стоят огромные дома в пять и девять этажей, глядящие своими пустыми глазницами окон, вот интересно как такие громадины отапливали зимой, ни печей, ни котельных там нет, встречаются в некоторых комнатах чугунные радиаторы, но вот как туда должно попадать тепло не понятно. Именно поэтому в них ни кто не живет, живут в полуземлянках, чтобы тратить на отопление как можно меньше дров, или если повезет угля. Ставят в середину громадную печь сверху сруб, с одной стороны кухня с другой комнаты перегородками выгораживают, и непременно, чтобы печка в комнате была.

Дорога домой всегда тороплива. Хочется как можно быстрее преодолеть расстояние, отделяющие тебя, от родного тепла, от света, от радости. Настя даже дважды непроизвольно переходила на бег. На душе было хорошо. Картоха приятно утяжеляла руку, а еще отцу случайно в силок, что, но ставит на опушке, попалась одичалая собака, и им на радостях, откатили всю левую заднюю ногу, завтра можно устроить настоящий пир. Поселковые, те, что живут в пассажирских вагонах, собрались в набег за углем, если возьмут в долю, будем с углем, а не возьмут тоже не беда, чем ни будь, да отдадут.

– Мама смотри! – Настя как фокусник высыпала на стол из холщовой сумочки, картофелины.

– Что это? Картофель надо же даже не подмороженный, завтра сварганим чего ни будь. Минутки через три сядем за стол, только тебя и ждали.

Настя, всю дорогу рисовала в воображении, как радость осветит мамино лицо, как она тут же захлопочет, строя планы, на счет завтрашнего дня. Как тут же вспомнит о Сашке, и непременно попросит, пригласить его на ужин. И тут такое. В груди неприятно заерзало. Она по привычке уселась к печке, причем таким образом, чтобы касаться спиной ее горячего бока. Минут через пять стали подтягиваться домашние, сначала вечно визжащие сестры, потом отец и его работники, распространяя едкий запах горелых шин. Отец делает обувь, заливая сделанные по ноге чуни расплавленной резиной. Тем самым создавая относительное благополучие семьи. Многие пытались делать тоже самое, только не чего не вышло, резина у них просто горит, и оседает копотью. Чинно расселись. Мама попыталась что-то сказать.

– Скажешь после трапезы, – остановил ее отец.

И все принялись за еду, не смотря на то, что бабушка еще не пришла, ей накрыли, но почему-то ждать не стали. Ели быстро. Без разговоров, смотря лишь в тарелку. Настя осталась помочь маме убрать со стола.

– Мама что случилось? – как можно мягче спросила она.

– У бабушки парализовало руку, – слова давались тяжело, они стекали слезами по щекам, – тебя не было почти два дня, вот ты еще и не знаешь, и мне кажется, что она только тебя и дожидалась. Сходи, отнеси бабушке, уговори ее поесть, она тебя любит. Сейчас для нее самое сложное время.

Вернулся отец, он не выглядел расстроенным, в глазах читалась отчаянная решимость.

– Иди доча, постарайся, сейчас главное, чтобы она хоть что ни будь, съела, – и после того как Настя вышла с кухни, обнял жену и продолжил: – ты же знаешь свою мать. Сторожить ее надо. Я буду следить ночью. Ты утром. Она не будет обузой. Хватит всем вон, каике помощники растут и работы много. Когда Глова собаку принимал, говорит, а это передайте Анастасии, и на разводе с ней на вы, девчонке еще семнадцати нет, а мужики говорят, ее от дозора хотят отстранить, учить будут, счетоводству, механике, управлению, говорят, в советники готовить будут. Не уж-то при таком раскладе мы маму твою не прокормим. Видела мелкие трех крыс притащили, справимся.

***

Бабушка встретила своей мягкой и очень доброй улыбкой, сидя в кресле и перебирая какие-то свертки, кулечки, и записочки.

– Бабуль что за дела! – как всегда задиристо начала Настя, – меня не было всего два дня а тут такое. Поесть надо. А то придет серенький волчок, и сам все съест.

– Сыта я Настюшенька. Стоит ли переводить продукты, – Настя хотела начать протестовать, но старушка не позволила, – помолчи, послушай старую. Отжила я, спеклась, как выгорают свечки, что твой Виктор делает. Устала. А теперь и полезной перестала быть, вот рука омертвела так чего тянуть…

– Бабушка, бабушка ты нужна всем, нужна: – не сдерживая слез, Настя кинулась, обнимая ее колени.

– Я ничуть не сомневаюсь в ваших чувствах ко мне, но тому чему быть, того не миновать, я ведь могу еще долго прожить, и подумай как я сама измучаюсь, и как измучаю всех вокруг, а сколько съем. Да и в памяти я хочу остаться, здоровой и полной жизни, это лучше чем день за днем смертушку звать.

– Сегодня взяли разведчика с востока, так вот он, умирая, сказал что смерть это освобождение.

– Да, деточка да. Моя мама, твоя прабабка, застала еще мир до катастрофы, про это я много раз рассказывала, она говорила, что от нас души должны на прямую попадать пряма в рай, минуя даже чистилище. Так сильно мы тут страдаем. А еще что мир стал злее, а люди добрее и очень жалела, что мир так и не удалось восстановить.

– Так это что мы добрые люди?

– Да ведь все те ужасы мы делаем только по острой необходимости. А на прощание…

– Бабуль не смей такое даже говорить!

– Помолчи немножко, уважь старость. Хочу тебе кое-что подарить, – она достала из маленького кисета массивный мужской перстень, с огромным прозрачным камнем, – пускай это самый не нужный подарок, но мне очень хочется, чтобы он был у тебя. До катастрофы он стоил огромных денег. А сейчас, даже буханку ржаного хлеба не выменять. На, держи.

– Спасибо, – не радостно сказала Настя.

– А теперь ешь сама, и чтобы я видела! – строго прикрикнула бабушка и сразу сменив тон на мягкий, почти нежный, – я полюбуюсь, как ты это делаешь. Тем более надо успокоить твою маму. Я ведь вижу, какая ты голодная.

Продолжить разговор не получилась, бабушка выглядела уставшей, и докучать ей более было, мягко говоря, уже не хорошо. Насте послышались в ее словах слабина, и она решила не спать всю ночь прислушиваться, и отследить все передвижения по дому, тем более завтра, с утра, не надо ни куда идти. Плюс лишняя порция, как нельзя, кстати, легла на желудок, и посему сторожить она решила сидя, хотя вот лежа, намного удобней и ничего страшного, от того, что она положит голову на подушку, не произойдет.

И в тот же миг крик за тонкой стенкой, и стук открывающейся двери, в дверях мама:

– Насть, вставай, будешь на связи, бабушка ушла. Искать идем.

На улице уже поднималась заря, все домочадцы бросились в разные стороны, проверять куда могла уйти старушка. Настя легла на скамейку, около входа, закрыла глаза, и прислушалась к своим ощущениям, их не было, понятно, что бабушка поступила правильно, все так поступают. Но зачем тогда жить, когда все вот этим и кончится пускай днем раньше днем позже. Где ценность того пути, которым суждено пройти, вот ради чего, она всю прошлую ночь, пролежала закапавшись в снегу, промерзнув до костей. И каждая третья следующая ночь, ни чем особо отличаться не будет. А вот если…

Входная дверь распахнулась, и в землянку влетел Сашка, на ходу обшаривая все вокруг глазами в поиске хоть кого-то. И наткнувшись на лежащею на скамейки Настю, на секунду остолбенел.

– Я не сплю, я думаю.

– Я там твою бабушку…

Настя порывисто соскочила со скамейки, быстро, но без суеты накинула пончо, сделанное из байкового одеяла и все так же ничего не говоря, вышла на улицу. Бежали так же молча, берегли дыхание, впрочем, и расспрашивать не было смысла, ведь лучше один раз увидеть.

Бабушка замерзла, сидя поджав ноги, баюкая парализованную руку, она улыбалась. Все теплые вещи те, что могли еще пригодиться, она аккуратно сложила рядом, оставшись в своем любимом голубом платье, в крупный белый горох. Рядом валялась зеленая бутылка с этикеткой на не понятном языке, и тонким запахом, алкоголя, редкий случай ведь катастрофа случилось семьдесят пять лет как.

– Ночь была тихая, звездная, – шмыгнул носом Сашка, как будто это могло, что-то изменить.

Слез не было, опустилась какая-то пустота. Еще вчера вот эти губы говорили, лоб морщился и сердился, глаза улыбались, а теперь, это все покрыто инеем и не оживет больше ни когда.

Из оцепенения Настю вывел, топот множества ног приближающихся со стороны поселка. Людей отозвавшихся на просьбу о помощи оказалось много, они остановились, поняв, что поиски окончены, мужчины обнажили головы. Настина мама кинулась на шею уже окоченевшего и давно не живого, но такого любимого человека.

– Зачем!? Как же мне теперь?! Как же я?!

Она не могла больше говорить, рыдания душили, вырывались лишь хлипы и междометия. Ни кто не спешил успокаивать, все понимают, что успокоить невозможно, у каждого есть такая же история и не одна, каждый такое переживал и вот переживает снова. Все правильно свободный человек всегда сам выбирает свой путь.

– Зачем жить в этой ледяной мясорубке, зачем изо дня в день рвать жилы на работах, чтобы, как только остановишься тебя, сразу не станет, ты сам себя убьешь. Ну почему на этой земле, нет хотя бы маленького уголочка, чтобы пожить в покое, только на тот свет.

– Насть, пойдем тебе лучше не видеть как ее будут забирать, – со спины подошел Виктор, разгоряченный быстрым бегом видимо тоже помогал в поисках, – пошли а еще лучше поплачь. Должно легче стать. Мне помогало.

– Не могу, не течет ни чего, в душе как какая-то дыра черного и крутится как смерч над большой воронкой.

– Мастерица тетка Глаша сказала, что ты сегодня можешь не выходить все, все понимают, – Сашка пристроился рядом, ему, как ни кому другому, было понятно состояние Насти, он как-то вот так в одночасье потерял всех, кого мог считать родней.

– Да, нет, я лучше на людях побуду.

– Тогда пошли скоро смена начинается.

Проходя мимо Цитадели, Настя заметила труп разведчика, он все так же лежал на боку. Она подошла по ближе. Вот еще одна жертва, этого мира точно такая же, как и ее бабушка. Вот только по нему ни кто не рыдает, всех кто мог о нем поплакать, забили на консервы, дикие. А ведь наверняка это был славный парень, как стойко он терпел боль, и как спокойно принял смерть. Вот от чего он не среди нас. И тут ее прорвало, слезы хлынули не остановить и не понять, а главное стоит ли.

– Сожгут вместе с твоей бабушкой, – Сашка подошел и прикоснулся к плечу бывшего разведчика, наверное, стараясь зарядиться энергией от погибшего героя.

– Жаль он не встал с нашими, плечом к плечу, – прочитал Виктор мысли Насти.

– Никто ему бы не поверил, он же разведчик.

– Он и не остался бы, он к сумрачному поезду шел.

– Я тоже туда пойду! – твердо сказала Настя, в одно мгновение она обрела решимость, вид погибшего, похожего на могучего льва, умершего от ран, придал сил и отваги.

– Когда?

– Сегодня после работы. Кто со мной?

– Я! – с чувством выкрикнул Сашка.

– Я тоже пойду нельзя вас одних отпускать, наверняка заблудитесь.

***

В ткацком цеху работалось как в последний раз, с полной отдачей и план который и так уменьшили, сделали за несколько часов. До центральной площади шли, молча, печаль накрыла, не оказалось ни одного слова, которое хотелось бы сказать вслух. Здесь уже все началось. Насте не удалось пробиться даже к основанию: «Мемориала памяти». Он представлял собой стену из деревянного бруса, в большие ниши прямоугольной формы, вкладывали гильзы от тридцати миллиметровой пушки. Глава уже начал траурную церемонию. Подчеркнуто, сдержано, одним движением руки он попросил тишины, собраться сложно даже для него ведь Светлана, бабушка Насти, долгие годы выполняла обязанности учительницы, и многие, да почти все, в той или иной степени знали и любили ее.

– Сегодня очень скорбный день, – начал Глова мучительно подбирая правильные слова, – мы провожаем, в последний путь, наверное, лучшую из нашей общины. Она долгие годы делила с нами, все горести и радости, дарила знания и тепло своего сердца. Я очень хорошо помню, Светлану, нашей классной дамой, выстой, красивой, умной, давайте, сделаем все, чтобы в памяти каждого она останется такой навсегда.

Секретарь подала, картонную коробку с прахом, Глава пересыпал прах в гильзу и положил к другим, умершим раньше.

Секретарь взяла еще одну коробку.

– Еще провожаем достойного война, хоть мы тебя и убили, но не было в нас ненависти, нам очень жаль, что ты не оказался с нами плечом к плечу.

Собравшиеся помянули и его. И новая гильза легла в стену памяти.

Люди не спешили расходиться они просто стояли, не плакал, ни кто, некоторые даже улыбались, видимо вспоминая что-то доброе, а доброго вспомнить о Светлане, бабушки Насти, можно было много.

***

Первый шаг он самый сложный, всегда очень трудно начать движение, собрать всю мужество и бросится вперед. Но его надо сделать, решимость придает сил, смелость укрепит дух, воля не позволит повернуть обратно. Ведь всегда лучше объяснять, почему не получилось чем презирать самого себя, что даже не попробовал.

Настя явилась последней, ее уже ждали минут двадцать. Законсервированная южная застава, сруб без крыши с большим количеством бойниц, настилов и помостов, стал неплохой точкой сборки. К вечеру сначала усилился ветер, а за теми началась и пурга. Четыре стены надежно защищали ожидающих от не погоды.

– Пойдем? – спросил Виктор, как только Настя протиснулась в параллельный проход острожка, – как бы бурана не было.

– Я все решила, – с металлом в голосе ответила Настя.

Разведчик, не обращает внимания на погоду. Ведь когда ветер, поднимает столбы песка и пыли, норовя набить ими глаза и уши, когда стеной льет дождь, а снег забивается в складки одежды, норовя дотянуться до тела, став там отвратительной лужицей промозглого холода. Когда ноги скользят по наледи, когда промокшая одежда облепила все тело, и хочется по быстрей в тепло, а хороший хозяин зовет собаку домой. Так вот это и есть по-настоящему хорошая погода для разведчика.

Идти по чужой земле всегда сложно, всегда опасно, но и одновременно волнительно. Нет известной, до мелочей тропы, все настораживает с каждым шагом, требуя усилить внимание. К счастью, после вчерашнего мороза, окреп наст, что очень упростило и ускорило движении. Ветер дул сначала в левый бок, потом когда маршрут повернул немного на восток, стал подгонять в спину. Поземки снежными молниями указывая дорогу, увлекали вперед, пытаясь сбить с ног, но это не пугало ветер в спину, значит в глаза врагу. Скрывать следы нет смысла, все сдует бураном, даже если проломить наст пролом тут же засипит, сравняет, сотрет, и вновь белоснежная пустыня.

Еще в деревне решили большую часть дороги пройти по руслу реки, и не прогадали. Высокий берег теперь защищал от сильного ветра. Сначала отдышались, переводя дух, сжевав шесть хлебцев на троих, взбодрились. Пошли дальше, по течению, здесь тоже не нужно скрывать следы, на люду они вообще не остаются. Пурга где-то ревела над головами, пронося тучами снега, прекрасная погода для разведчика.

Мост, то ли из-за бурана, то ли из-за того, что ни кто не следил за происходящим выше плеча, появился сразу и весь, нависнув всей своей громадой над головами. Не смотря на годы, он оказался в прекрасном состоянии, и рельсы, и шпалы, конечно, давно растащили, но сам мост, стоял исполином как памятник прошлым достижениям человечества. На ферму поднялись по ПЭ образным ступеням, ржавые, но ни одна не подвела. Путь подошел к своему логическому концу.

Трое, уже за гранью времени, сидели на металлической ферме моста, свесив ноги и крепко прижавшись, друг к другу. Здесь почему-то улеглась пурга, ее сменил не выносимый мороз.

– Настюх, а что будет, если разобьемся? – спросил Сашка скорее у самого себя. В словах не звучало страха, проскочила даже нотка какого-то удовлетворения.

– Сразу в рай! Потому что заслужили. Минуя чистилище. Будем на облаке авокадо кушать и пепси с колой запивать.

– А, если это не вкусно?

– Да уж по вкусней, чем драники из гнилой промороженной картохи. Хорошо представь стол, а на нем много хлеба и ешь сколько хочешь. А ты такой на облаке и весь в белом.

– А, что не в ангелы? – удивился мелочностью запросов друзей Виктор.

– В ангелы берут тех, кто здесь еще не наработался.

– Как там соберемся? – вспомнил о деле Сашка.

– Кто бы, куда не попал, доезжает до последней остановки и ждет там до последнего, – на раз выдала целый план Настя.

Когда на горизонте появилась светящая точка, не заметил ни кто, она как будто выскочила из-за поворота. Свет ярким пятном, немного увеличиваясь в размерах, стал быстро приближаться, где то в двух километрах стал слышен стук колес на стыках рельс, а перед мостом он немного притормозил, и призывно свистнув.

– Это не сумрачный, тот шумел как порывы ветра, он другой, передней фары вообще не было. Я знаю, я же видел его, – слова Сашки потонули в грохоте поезда выехавшего на мост, ферма завибрировала от несущегося многотонного левиафана.

Настя развернулась, чтобы прыгать по ходу поезда. На мгновение решимость покинула ее, но только на мгновение. Шаг вперед, и под ногами ни чего нет.

+1
15:07
595
Замешано круто, начало увлекает, стиль живой. Но текст не вычитан, небрежный. Жаль. «ни кто, ни чего, ни будь, не чего, Ни кто, по ближе, не погоды» и т. д. Но продолжение жду.
Очень благодарна за ваши добрые слова. Что касается сырости текста, я это писала на конкурс, но по глупости, не разобралась со знаками. Надо было быстро писать другое. Когда появилось свободное время, уже немного повзрослела, изменилась концепция самого мира, проще написать что-то новое, а редактура и корректура стоит денег. По этому приношу глубокие извинения, за то что получилось, с точки зрения грамматики и пунктуации.
Извинения принимаю, но где же продолжение?
Загрузка...
Анна Неделина №3

Другие публикации