Ветра Унтара глава 1

Дом С Золотым Флюгером

Глава 1, в которой ни дождь, ни ветер не предвещают ничего хорошего

Если бы кому-то из нас дано было знать, что ветра могут принести с собой не только долгожданную перемену погоды, но и прорву серьезных неприятностей, мы бы не стали так опрометчиво торопить норд-вест. Нам предстояла ветреная весна, но тем холодным апрельским утром я еще об этом не знала.

Во дворе стоял туман, такой свежий и плотный, что его можно было наливать в стакан. День медленно надвигался из-леса, проступали очертания сада: мокрые, точно написанные акварелью черные ветви яблонь. Небо лежало прямо на вершине Тополя-Великана. Было зябко, неуютно, но при этом торжественно красиво.

Я вздохнула, застегнула куртку поплотнее и полезла в сарай. Конечно, посадками в основном занимаются ребята, но в этом году я честно продула табачную делянку в нарды. Табачная рассада уже взошла в горшках у кухонной печки, и теперь ее нужно было посадить в едва оттаявшую землю. Эмиль обещал накрыть грядки тентом, пока не явится солнце и не согреет наш огород. От меня требовалось всего лишь как следует поразмяться с тяпкой.

Но возиться в земле ужасно не хотелось – посадка откладывалась который день.

Теперь, придирчиво осматривая полки сарая, я втайне надеялась подыскать занятие поинтереснее. Взгляд сам собой задержался на большой банке белой краски с прошлогодними подтеками по бокам, оставшимися после реставрации кухонного стола.

То, что нужно! Этой замечательной краской можно с чистой совестью покрасить двери и перила веранды, окончательно почерневшие после зимы. Покрасить не спеша, с удовольствием, самым толстым флейцем, который найдется у меня в мастерской. Надо ли говорить, что табачная рассада сразу и безнадежно была позабыта?

Сначала я ошкурила двери. Лоскутки старой краски с легкостью снимались шпателем и планировали на крыльцо, словно сгнившие прошлогодние листья. Мне никто не мешал. Ребята копались в огороде, Ив спала, ревниво сохраняя свою красоту. Я была предоставлена сама себе. Иногда с веток капало на дождевую бочку, полупустая бочка натужно кряхтела и опять наступала тишина. Пару раз доносился заразительный смех Эрика и разок занудливый басок Эмиля, но разговора слышно не было.

Работалось с удовольствием. Тут нельзя торопиться – такую краску, тем более белую, нужно укладывать слой за слоем, тогда оттенок получится почти голубой и очень нежный. Для веранды, ведущей в сад – лучше не придумаешь. В душе поселились мир и благость. Веранда преображалась на глазах, словно получилось поворотить время вспять к тому прекрасному моменту, когда дом был построен и все здесь блестело чистотой, дышало деревом, свежей краской и обожженной глиной. Вернуть красоту – что может быть замечательнее для художника?

Я осталась довольна результатом, гордость распирала. Хотелось сделать еще что-нибудь полезное. Может, даже посадить табак. Но все же лучше покрасить какую-нибудь важную вещь. Краски-то оставалось много. Хватило бы на целую рыбацкую лодку, и не на хлипкую плоскодонку, а, пожалуй, на средненький однопарусный баркас.

Это могло порадовать ребят. Они как раз присматривали себе ялик. А, на мой взгляд, ялик просто обязан быть белым, как лебединое крыло.

Не в силах подавить искушение похвастаться новенькой верандой и озвучить свое царское предложение на счет ялика, я положила флейц на открытую банку и отправилась к мальчишкам.

Ребята копали картофельные грядки и спорили. Обычное, в общем-то, дело. Я явилась как раз в тот момент, когда возмущенный Эрик вонзил лопату в землю намертво, одной рукой держась за нее, как за мачту, а другой - отчаянно жестикулируя.

– Какой же это панцырь? Просто чешуя! – горячился он. – Меч возьмет ее на раз, отвечаю!

– Чем отвечаешь? – невозмутимо продолжая копать, парировал Эмиль. – Говорю же: сломаешь меч. А уж тем более зубочистку эту – клинок свой. Только стрела одолеет мандгору. Да и то, целься в глаз. Если попадешь, конечно!

– Попаду! Будь покоен! – заводился Эрик. – Будто я мандгору не видел! Видел! Вот так же близко, как тебя, упрямого болвана! Чешуя у нее так – пшик, тоньше рыбьей! Спорим, я докажу!

– Докажешь? И каким таким волшебным образом? – поинтересовался Эмиль, разбив острым краем лопаты земляной ком.

– Поймаем ее в Желтом Лесу! Вот выберемся туда и поймаем! Как еще-то? – разгоряченный Эрик попытался выдернуть свою лопату из земли, но не тут-то было – лопата не поддавалась.

– Ладно! – согласился Эмиль, наконец, прекратив копать и выпрямившись. – Проверим! Но, учти! Если меч не выдержит, будешь носить красную повязку на голове до следующего солнцеворота. Забили?

– Красную повязку?! Позор Гильдии? – возмутился Эрик. – Ну уж дудки! Не забили! И не надейся!

– Тогда не о чем говорить! – удовлетворенно подвел итог Эмиль и снова ковырнул лопатой чернозем.

– Спорите?! – вмешалась я. – Привет!

Тут ребята наконец-то заметили, что я стою невдалеке у яблони и подслушиваю. Эрик зыркнул на меня оценивающе: пригожусь – не пригожусь. Затем вытер перчаткой веснушчатый нос и решил рискнуть:

– Итта, вот хоть ты скажи! Возьмет меч мандгору или нет?

– Понятия не имею! – честно ответила я. – А как тут у вас с огородом?

– Думаю, лучше, чем у тебя с табачком, – справедливо предположил Эмиль. – А если бы Эр меньше болтал всякие небылицы, а работал, было бы вообще отлично.

Строгие губы Эмиля на миг вытянулись в самодовольную улыбку. И откуда он узнал, что я не прикасалась к табачным делянкам?

– Между прочим, холодно для табака, – обиженно ответила я. – Ночью может приморозить.

Желание говорить о веранде, а уж тем более о ялике сразу улетучилось.

– Ты придумала или правда чуешь, что приморозит? – с иронией спросил Эмиль.

– Не все ли равно?! – окончательно разобидевшись, бросила я в ответ. – Ты все равно все по-своему сделаешь! Что же касается мандгоры, думаю, Эрик прав: меч возьмет ее на раз! Наточите только мечи свои. А то заржавели, наверное, за две зимы-то.

На этой фразе я поспешила убраться подобру-поздорову, пока Эмиль не придумал очередную колкость. Но он только посмеялся мне вслед.

Свежевыкрашенная веранда выглядела просто прекрасно, но меня заботило, что окна теперь точно придется мыть, потому что стало слишком заметно, какие они грязные. Раздумывая над тем, что сделать раньше: помыть окна или покрасить рамы, я совершила непростительный шаг назад и, конечно, перевернула банку с краской. На кирпичной дорожке тут же появилась молочная лужа в форме большущего кленового листа.

«Плакал наш белый ялик!» – с досадой подумала я.

Вот в тот момент все и началось.

Словно кто-то невидимый щелкнул пальцами около уха, и я услышала чужую тревогу. Прибрежный шиповник, растущий на самом высоком откосе, заметил далеко в море странные волны, а вслед за шиповником заголосили чайки, кружащие над мелью у Пустых Островов. Предчувствие, живущее во мне с прошлой весны, всколыхнулось под горло, лопнуло там и переросло в ощущение ветра. Накатило осознание стремительности и неизбежности, потемнело в глазах. Ветер ворвался в меня, из всех чувств оставляя только стук сердца у самого горла: опасно! Я огляделась – тишина, ни ветки не дрогнуло. Флюгер продолжал указывать на северо-запад, а ветер мчал с востока, мчал прямо на нас.

Я заорала что есть мочи, так, что ребята поняли - не шучу и прибежали сразу.

– Быстро в дом! – распахивая дверь, приказала я.

Они перемахнули через разлитую краску и влетели на крыльцо.

Эмиль придавил дверь плечом, пропуская вперед меня и брата. Рукав его зеленой рабочей куртки сразу стал белым.

– Что случилось? – спросил он.

– То самое! – ответила я, когда защелкнула дверную задвижку. Я все еще сердилась на него, но сейчас было не до обид. – Ветер! Очень сильный ветер!

– Подумаешь! – фыркнул Эрик и плюхнулся в кресло в гостиной. – Давно пора! Погода – ни рыба, ни мясо. Ни тебе солнышка, ни тебе дождика…

Я не слушала. По лесам, задевая море, летело нечто, явившееся откуда ни возьмись. Подобно внезапному крику зверя, шум шелестящего воздуха вдруг огласил долину, и ветер, словно птица, бросающаяся за добычей в воду, камнем упал на нас. Дом вздрогнул от неожиданности, стекла зазвенели, Эрик бросился к окну, но я удержала его:

– Не смей!

– Да что такого-то? – огрызнулся он, но к окну подходить не стал.

Дом затрясло, в трубе завыло, камин потух, и пепел облаком вылетел из него в комнату. Что-то зазвенело на крыше, и почти сразу же на лестнице, что ведет на второй этаж прямо из гостиной, показалась Ив. В одной рубашке, со следами подушки на щеке, она перевесилась через перила и спросила:

– Ребята, это что? Буря? У нас в спальне окно разбилось!

В подтверждение сказанного ветер насел на окна, и они прогнулись так, точно были сделаны из рыбьего пузыря.

– Какой-то ведьмовый ветер... – сообщил Эрик. – Итта загнала нас в дом. Малышка, да ты еще спишь. Посиди-ка здесь, под моим присмотром. – С этими словами Эрик вбежал по лестнице на второй этаж, подхватил Ив на руки и, спустившись с добычей в гостиную, усадил девушку в кресло.

В тот миг раздался жуткий грохот на крыше и осколки черепицы дождем хлынули на подоконник. Что-то огромное сползло по карнизу, а затем шарахнуло о водосточную трубу.

– Флюгер! – ахнула я, потому что услышала, как он падает в траву и катится. Тяжелый золотой флюгер катился, как перышко. Наша гордость и слава - герб музыкального отделения Туона, золотой лев с двумя хвостами лежал на земле.

Следующим порывом ветра переломило боярышник. Он вскрикнул, крона царапнула по стене дома и упала. За окнами гостиной пролетело колодезное ведро.

Метнувшись по дому, Эмиль запер щеколды на окнах, проверил чердачную дверь, а лесенку в башню подпер кочергой.

– Не выдержит твоя лопата ... – буркнул он, когда вернулся. Эрик не ответил, сидел притихший, серьезный, сидел и не сводил хмурых глаз с бушующего за окнами сада. Ив свернулась калачиком в кресле, рассыпала Эрику по плечу белые волосы. Она слушала, как истошно и яростно воет непрошеный ветер, но на ее щеках еще румянились утренние сны, Эрик был рядом и ей не было страшно. Отвалился громоотвод, повис на мгновение в воздухе, звякнул о кирпичную стену и копьем пронзил дождевую бочку.

Мне оставалось только дожидаться, когда чувство ветра, владеющее мной без остатка, пройдет. Чем быстрее это будет, тем больше надежды на то, что дом устоит. Но в камине по-прежнему свистело так, что хоть уши затыкай, окна звенели и выпрыгивали из рам, а деревья трещали и сгибались до земли.

«Сколько же людей работают сейчас в полях!» – с ужасом подумала я. – «Что с ними будет?!» Зажмурившись, я расслабила руки, как учил Улен, и заставила дар слушать холмы любимой долины. Грохот и свист приглушился в толще пространства. По ту сторону ветра царили покой и тишина. В полях ветра не было, ветра не было в долине, ветер был только у нас. Мы оказались одни в тонущей лодке, «вода» прибывала.

– Осторожно! – кто-то тронул меня за плечо. – Отойди от стены!

Свист ветра и шорох листвы вернулись вместе с голосом Эмиля. Они разбились на оглушительные порывы и звон бьющегося стекла. Звуки опережали события. Окно у правой стены треснуло, рама покосилась, стекло осело на пол, дернулось и разлетелось в алмазную пыль.

Ветер ворвался в комнату, сбил с камина подсвечники, уронил книги. Справочник по целебным растениям взвился под потолок и, шелестя страницами, грохнулся на перила второго этажа. Эмиль и Эрик содрали со стены картину, чтобы загородить дыру в окне, но ураган тотчас выбил ее из рамы и утащил прочь из дома. Я видела, как воздушным змеем вспорхнула она над деревьями. А ветер меж тем листал страницы книг, хватая одну за другой, точно искал что-то и никак не мог найти. Заскрипели крепкие двери, замок надломился, ветер ринулся в чулан, а оттуда - в башню!

Едва я успела подумать, что Белой Гильдии не с руки погибать под обломками собственного дома, как внезапно налетевший ветер так же внезапно исчез. Исчез, как не бывало. Растрепанные деревья прогнулись и выпрямились, книги рухнули на пол, звякнули задвижки, окна и двери замерли, трубы подавились и замолчали. Осталось только куча пепла на полу перед камином. И тишина...

Какое-то время все молчали.

Раздался скрип. Еще.

– Полка! – крикнула я.

Высоко из-под потолка, где ветер выдернул штифт, накренилась и посыпала книгами дедушкина полка. И все остальные полки, надежно скрепленные между собой, стеной поползли на нас.

Ребята бросились вперед, успев подставить под бесценную мебель высокие плечи. Шкаф осел на братьях, как выступающий балкон, и замер.

– Этажерку! – громогласно потребовал Эмиль.

Мы с Ив приволокли этажерку. Вскарабкались, нажали на полку.

– Бесполезно! – отчаянно ломая ногти о наваливающееся дерево, воскликнула Ив.

– Книги! Сбрасывай книги! – приказал стиснутый четырех метровым шкафом Эмиль.

Энциклопедии, приключения, романы и повести, рукописи и Королевский печатный двор прошлого века полетели на пол. Шкаф полегчал, полку тотчас удалось запихать на место.

– Ведьма, а? – высказался Эмиль. – Ураган что надо! Итта, может объяснишь, что это вообще было?

– Думаешь, ее рук дело? – рассмеялся из-под потолка Эрик.

Он стоял на этажерке, как аист на крыше, и ладил сорванные в пролете полки на старые крепежи.

– Все может быть! – продолжал рассуждать Эрик. – Темная колдунья не хочет сажать табак и злится на своего парня.

Все засмеялись, этажерка покосилась, отчего Эрик чуть не рухнул. Только мне было не до смеха:

– Не паясничай, Эр! Это был волшебный ветер!

– Да ну! – Эрик спрыгнул с этажерки и, язвительно щурясь, вручил мне отвертку. – Так уж и волшебный?

– Ты дурак, да? – возмутилась я. – Ветер... он напал на нас!

– То есть как?! – не понял Эрик. – Специально напал? Ты не надышалась краски случайно? Я там видел, всю веранду выкрасила.

– Да послушай ты! – я начинала злиться ни на шутку. – В Долине не было ни ветра, ни урагана, Эр! Ветер был только здесь! Здесь и нигде больше! Он словно прилетел сюда специально и набросился на Дом С Золотым Флюгером…

– Скорее уж на Дом Без Золотого Флюгера, – хмуро перебил Эмиль. – Ну все, успокойтесь уже! Книги потом поставим. Пошли посмотрим сад...

Все, что произошло в саду, смахивало скорее на нашествие серных ведьм, чем на ветер. Повсюду валялись обломанные ветки, даже в колодце было полно сучьев и почерневших листьев. Ведро нашлось в кустах жасмина. Конечно, Ив тут же обнаружила разлитую краску.

– Хорошенькое дело! – возмутилась она. – Ветер испортил нашу дорожку! – Она огляделась и поплотнее закуталась в куртку. – А что с верандой? Итта?

Белая веранда больше не была белой. Свежая краска наморщилась, а прошлогодние листья, с досадой брошенные ветром, безнадежно прилипли к ней неаккуратно и хватко. Я только вздохнула.

Флюгер лежал перед домом. Привалился на бок, уткнувшись носом в ростки маргариток. Эмиль с трудом поднял его и очистил от земли золотую львиную голову.

– Флюгер мы починим! – уверенно сказал он.

– Жалко боярышник! – Ив погладила сломанный ствол.

Что и говорить, боярышник было действительно жалко. Бочка для дождевой воды, точно пронзенный гвардеец, лежала на боку и истекала прозрачной кровью. Мы обнаружили еще два разбитых окна на чердаке, дверь от сарая упала и придавила собой пресловутую табачную рассаду.

Устояла только лопата. Эрик обошел вокруг нее и торжественно призвал нас убедиться в том, что никому не под силу сразиться с ним, даже урагану.

– Ветер может вернуться? – спросил меня Эмиль.

– Не знаю, – почему-то солгала я.

Сад выглядел удручающе, надо было попытаться спасти боярышник и спровадить Эрика на кухню. Не помешало бы выпить кофе.

Это было только начало. Предстояло вычистить печи, починить бочку, расставить по местам все книги, убрать битое стекло и, самое сложное, – водрузить назад на крышу наш флюгер. Дел прибавилось настолько, что пресловутые грядки показались нам ерундой и забавой. Но главное, ветер начисто выдул из меня надежду на то, что все обойдется. Я знала – он вернется...

На этот раз Эрик ограничился одной разбитой тарелкой, но завтрак все равно обещал быть невеселым. Яичница напоминала подметки старых ботинок, четыре тарелки – четыре подметки. Эрик превзошел себя. У стола качалась ножка, и нечто черное и странное проливалось из чашек прямо на скатерть. Огонь в печи погасил ураган. Мерзли молча. Пить такой кофе было невозможно, и, признаюсь, я рассердилась.

– Эр, возьми перо и пиши! Пишешь? Диктую! Кофе достаточно довести до кипения, а не варить его полчаса на медленном огне! Записал? Поставь восклицательный знак! – я отодвинула чашку, встала и подошла к окну.

– Тоже мне гурманка! –­ вспыхнул Эрик, который, не чуя подвоха, потянулся, было, к перу. – Варила бы сама!

Но меня тут же поддержала Ив:

– Предполагается, что блюдо под названием «яичница» должно выглядеть как-то иначе, – рассудительно сказала она, – но, может, я ошибаюсь и это какой-то новые рецепт?

Вряд ли Эрик согласился бы с нами в какой-нибудь другой день и уж тем более сегодня. Сегодня было слишком много неожиданных неприятностей, а такие неприятности он не переносил ни в каком виде, они возмущали его до глубины души. Поэтому Эрик швырнул тарелку в раковину, встал и, смерив нас всех негодующим взглядом, вышел, хлопнув дверью.

За окном все было спокойно. Тучи, наконец, двинулись и потянулись к морю. Я не чувствовала ничего, кроме того, что будет дождь. По тропинке, вернее по тому, что от нее осталось, уходил Эрик. Он взял с собой гитару, а это означало, что он опять пошел в таверну дядюшки Сима.

Разговаривать не хотелось. Ив молча развела огонь в печке, я сварила свежий кофе, потом мы нашли в кладовке солонину. Настроение не особенно исправилось, но зато мы согрелись и поели.

***

За недолгие годы правления молодого Кавена королевская гвардия совершила множество славных дел. На то нашлись причины. Время смут в Дремучих Каньонах и войны с серными ведьмами прославило немало доблестных воинов, среди которых одним из первых стал Феодор Травинский. О подвигах королевского трубача сложили песни, их помнят и поют во всех уголках нашего королевства. Ну а в Туоне, в тайной королевской семинарии, Феодора Травинского знают не только, как героя, и не только, как прекрасного трубача, но и, что скрывать, как дедушку Эмиля и Эрика. Конечно, ребята очень гордятся своим дедушкой, ведь они очень любили его. Дедушка погиб в Желтом Лесу от укуса ядовитой дигиры три весны тому назад, но Эмиль и Эрик горюют по нему до сих пор. Печально об этом вспоминать. Мы с Ив познакомились с Феодором Травинским незадолго до его смерти и сразу же полюбили его. Он был могучим воином и добрым веселым человеком.

Еще до войны с серными ведьмами дедушка Эмиля и Эрика закончил строить свой прекрасный дом. Поговаривают, что чертежи ему подарила Угрюмая Фея, которую он вызволил из Черного Ущелья, но, наверняка, это вранье. Скорее всего, он все сделал сам, а, может, одолжил чертежи у своего друга, королевского архитектора. Так или иначе, но в том, что Феодор Травинский выбрал для строительства самый красивый уголок в мире, можно не сомневаться.

Когда мы с Ив впервые оказались в долине и увидели Дом С Золотым Флюгером, мы не поверили своим глазам. Такого чудесного дома больше не сыщешь, не только в долине – во всем королевстве. Красную черепичную крышу мы заметили издалека, ярко горел на башне золотой флюгер – Туоновский герб дедушки Феодора.

От свежего морского ветерка поскрипывала калитка. Как только мы вошли, сад потянулся к нам и обнял своими зелеными теплыми руками. Секунда, другая и мы с Ив опьянели от сладкого цветочного благоухания. Ребята светились от гордости, глядя, как замерли мы перед домом от восторга. Все было бы как в сказке, если бы Эрик случайно не наступил на железную лейку. Он выругался громко и неприлично. Тогда дверь парадного входа отворилась, и появился седой и широко улыбающийся дедушка Феодор. Рядом с ним на крыльце, на каменных ступенях и поручнях устроились голуби. К сожалению, они перестали прилетать с того дня, как погиб дедушка Феодор. Но тогда они были здесь, ворковали и клевали пшено.

Дом с Золотым Флюгером весь порос плющом. Видны были только огромные окна, которые впускали столько света, что хватило бы на целый дворец. У парадной висел обычный колокольчик, перила и двери украшала знаменитая озерская чеканка. Мы вошли и сразу поняли, что мансарда выходит окнами на северо-запад, а это значит – утром мы увидим, как встает над морем солнце. Дедушка построил лестницу на второй этаж прямо из гостиной, поэтому гостиная получилась очень просторная, а стены ее были целиком из книжных полок. Камин, сложенный из редкого черного камня, окружали кресла и звериные шкуры. Каждая комната была проста и уютна на свой манер. Арочные двери не уступали высотой нашим ребятам, да и самому Феодору Травинскому. На втором этаже, кроме двух спален, мы обнаружили кабинет, а в мансарде – крохотную комнатку для гостей. Веранда и кухня с множеством хитроумных кладовок выходили в сад, и все, что только не попадалось нам на глаза, было сделано с любовью и потому показалось нам таким прекрасным. К счастью, мы смогли найти слова, чтобы выразить свое восхищение.

– Идемте, идемте! – сказал польщенный хозяин. – Я покажу вам свой капитанский мостик! – и, хотя вовсе не был капитаном, повел нас вверх по скрипучей винтовой лестнице.

Вот тогда-то мы впервые очутились внутри башенки с Золотым Флюгером. Через глубокие круглые окна мы увидели всю долину и Море. О, Море! Оно искрилось и сияло перламутровым светом там, за зелеными цветущими холмами, за черепичными крышами маленьких крестьянских домов, за садами, за пастбищами. Рыбацкие шхуны стайками приютились у песчаного берега, чайки парили высоко в небе, ярко-белые на ярко-синем, а где-то в южной стороне сурово и одиноко темнели хвойные леса.

Я обомлела. Я слышала и чувствовала так много и так сильно, что не могла ничего толком разобрать. Мне хотелось остаться в башне навсегда. Только кисти, краски и мои чувства. Помню, Эмиль положил руку мне на плечо и передал бинокль. В бинокль удалось как следует рассмотреть и берег, и шхуны, и рыбаков, и чаек, кружащих над свежей рыбой, и маки в соседнем саду, и все остальное, что только вздумается.

– Знаете, когда бывает самый красивый закат? – спросил дедушка Феодор. – Когда наутро выпадет первый снег.

– Ну, до этого еще далеко, – ответил ему Эрик.

Тогда мы не предполагали, что останемся здесь навсегда. Но когда осенью Феодор Травинский ушел в Желтый Лес убивать полыньяков, мы еще гостили в долине. Он не вернулся ни зимой, ни весной, ни следующим летом. Мы прождали его напрасно, и первый снег выпал без него. Мы сами посадили огород и сами собрали урожай. Осенью пришла депеша от Улена, мы ушли работать и вернулись в долину только новой весной, вернулись домой.

Улен рассказал Эмилю и Эрику, что случилось. Когда конвоиры Желтого Леса принесли ему Феодора Травинского, тот уже умирал. Улен не смог остановить отравление ядом дигиры ни одним из своих снадобий – было слишком поздно. Он показал нам могилу дедушки Феодора. Его похоронили по всем правилам нашего королевства, у Светлого озера, в Синем лесу.

Мы стараемся, чтобы в доме все оставалось так же, как было при дедушке. Прошло еще две весны, боль потери немного утихла. Дом С Золотым Флюгером стал нашим домом, мы полюбили его еще сильнее, чем тогда, когда приехали сюда впервые.

Внезапный ураган постарался разорить нас, как смог. Но дедушка Феодор построил очень крепкий кирпичный дом, и ветер, по большому счету, остался ни с чем. Мы ломали голову, что за напасть к нам пожаловала. Это могло быть все что угодно, но, если бы оно пришло с Моря, я бы об этом знала. Море часто приносит сильные бури, они поют в трубах, гнут деревья и срывают капюшоны наших плащей. Но в этом ветре были другие силы и другие намерения, он действительно напал на нас. Эмиль предположил, что это, и впрямь, могли быть серные ведьмы, но вряд ли. Во-первых, серным ведьмам не разрешено покидать южные границы, а, во-вторых, они источают такое омерзительное зловоние, что не почуять его просто невозможно. И все же это были волшебные силы, по крайней мере куда более опасные, чем просто ветер.

Дождь пошел как раз тогда, когда Ив домыла последнюю чашку и поставила ее на полку. Это был совершенно обычный, мелкий и скучный дождик, но чувство тревоги вернулось. Выходить во двор не хотелось, в самый раз было устроиться в гостиной, покурить трубки и обсудить план действий. Камин снова горел, Ив свернулась калачиком возле него и грелась. Разумеется, она не курила, она ела сушеную землянику, листала одну из разбросанных книг и, наверняка, думала об Эрике. Я тоже понимала, что не стоило всем сразу на него набрасываться, тем более сегодня. Хотя, с другой стороны, он умудрился совершенно угробить завтрак. Предполагаю, малыш надеется, что с дежурствами по кухне его оставят в покое, и, похоже, дело к тому идет. Можно подумать, что Эрик какой-нибудь там разгильдяй и бездельник, но, честно говоря, именно за это все его и любят. Учителя в Туоне говорили, что он очень талантливый, только упрямый, но и им приходилось прощать ему все проказы и шалости, потому что Эрик лучше всех играет на гитаре, да и на лютне, пожалуй, тоже. Кроме того, Эрик не хуже Эмиля разбирается в астрономии и оптике, и секрет состоит в том, что ему нравится смотреть на звезды. Этой зимой ребята начали конструировать телескоп. Они провозились до самой весны, в итоге им не хватило какой-то сложной линзы, и работа приостановилась. Думаю, ненадолго, телескоп – их мечта, а мечты на то и существуют, чтобы к ним возвращаться.

Вскоре дождь разошелся, как следует, и мы совсем задремали. Вам приходилось когда-нибудь, сидя у камина, слушать, как дождь барабанит по подоконнику? Если приходилось, то вы наверняка знаете, что это успокаивает мысли и к тому же клонит в сон. Можно вообразить, что дом — это корабль. Он качается на волнах в самой середине моря, но капитану можно доверять, он такой же, как дедушка Феодор, и знает самые дальние дали, как свои пять пальцев. Ты сидишь в кают-компании, и тебе нет никакого дела до того, что снаружи ветер и дождь, а, может быть, даже буря. Под трюмом простирается мрачная зеленая бездна, но тебе тепло, ты смотришь сонными глазами на играющий в камине огонь...

Я незаметно заснула и оказалась в лесу. Сквозь кроны деревьев светило алое солнце, небо казалось белым, но было страшно, как ночью. По лесу, петляя между сосен, бежал Эмиль. За ним гнались волколаки, трое. Эмиль почти летел, но звери неслись гораздо быстрее. Нагнали! Повалили в траву. Я хотела закричать, но тут волколаки обернулись нами! Мы принялись обнимать Эмиля и смеяться, смеяться... Алое солнце играло на наших лицах, но Эмиль не смеялся... Он вырвался и бросился бежать прочь...

Во сне я стала звать его так громко, что сама себя разбудила. Диван в гостиной, камин почти догорел. Ив раскладывает по местам книги. Эмиль… стоит с вытаращенными глазами посреди комнаты, в плаще и сапогах на босу ногу и держит в руках грязный флюгер.

– Ты чего? – спросонья удивилась я.

– Это ты чего так кричишь? – переспросил тот и не дожидаясь объяснений, сказал:

– Там такое, девчонки… Даже не знаю, как начать. – Эмиль скинул капюшон, посмотрел за окно: за окном лил проливной дождь. Тогда он недоверчиво прищурился, облокотил флюгер на книжную этажерку и выпалил:

– На меня напал дождь…

– То есть как?! – я села на диване.

– Ведьма знает, – буркнул Эмиль. – Колдовщина какая-то творится! Взгляните сами! Осторожно только!

– Что за глупости ты говоришь, Эм? – удивилась Ив, но она уже натягивала сапоги.

С дождем было не все в порядке, это точно! Мы с Ив убедились в этом, как только вышли на крыльцо. Разумеется, мы надели плащи, иначе нам прошлось бы несладко. Да, у Эмиля были все основания удивиться, и мы сделали то же самое, хотя, по большому счету, удивить нас непросто. Но даже червивые грибы Перепусков не поразили меня так, как дождь в нашем собственном саду.

Шум стоял такой, будто целая королевская армия рукоплескала своему военачальнику. Сад исчез в водопаде дождя. Сверкающие стрелы поливали наш двор, наш дом и наши деревья. Пожалуй, это были очень сильные стрелы, даже сломанная бочка кряхтела и поскрипывала. Дождь хлестал по всем направлениям, струи собирались в пучки и тогда их удары становились еще сильнее. Смородину прибило к земле, бельевые веревки оборвались и болтались, а больше ничего не было видно. Чтобы разглядеть, что стало с вороньими гнездами на Тополе-Великане, мы вынуждены были высунуться из-под навеса. И как только мы это сделали, дождь неистово бросился на нас. Искрящиеся кровожадные струи сбежались в гигантские пучки, забарабанили по нашим плащам, обожгли лицо и руки. Раздумывать не приходилось, вмиг мы спрятались под козырек крыльца, но дождь не отступал. Он норовил достать нас, он бился о деревянные перила, и только теперь мы, наконец, поняли, в чем собственно дело. Дождя не было, иными словами, дождь был сухой! Именно так. Не было никакой воды, только дождевые стрелы. На наших плащах не нашлось ни единой капли, ударяясь о нас и обо все остальное, он просто-напросто исчезал без следа. Сад оказался сухим, никаких луж, никаких водоворотов из водосточных труб, ничего подобного! Даже на сбитой с окна паутинке не сверкало ни единой дождинки.

– Ведьма знает что! Леший его носит! – выругался Эмиль. Он снял с гвоздя брезентовый плащ Эрика и вышел во двор, его тут же окружило облако дождевых пучков.

– Куда ты? – удивилась я.

– Хочу вернуть домой нашего повара. Кто знает, что еще произойдет? И, вот что - из дома - ни на шаг! – он скрылся под сухим дождем, как под занавесом.

Ладно хоть плащ Эмиля толстый и прочный. «Ни на шаг!» Раскомандовался!

Ив и я вернулись на кухню. Мы прижались носами к кухонному окну и стали наблюдать за дождем. К сожалению, немногое удалось рассмотреть, но того, что мы увидели, вполне хватило, чтобы понять: дождь с ветром заодно. Бедная, бедная травка, она только что проклюнулась из земли и так и не дождалась солнышка, она погибла так же безнадежно, как и вороньи гнезда на Тополе-Великане.

Ив рассердилась не на шутку, она начала бранить дождь и того, кто все это устроил. Мы припомнили все, что знали о ведьмах, угрюмых феях и мокролапых кунтах. Никто из них не практиковал агрессивные лжедожди, по крайней мере мы ничего об этом не слышали. Так или иначе, но дождь шел, он срывал с крыши черепицу, губил траву и прибивал кусты смородины к земле. Сегодня сажать табак и толку не было...

В таких бессмысленных раздумьях мы провели вечер. Без ребят было скучно, а на душе тревожно. Чтобы как-то отвлечься, Ив предложила играть в образы, но игра не клеилась. На третьем кону мы не выдержали, выбросили карандаши, вернулись на кухню и доели остатки солонины. За пеленой дождевых стрел сумерки ложились на дали позже вчерашнего, день шел в рост, потому что предстояла весна. Весна, от которой не знаешь, что ожидать.

Эмиль и Эрик явились только тогда, когда во всем доме горели свечи. Сначала хлопнула дверь, а затем они ввалились на кухню прямо в сапогах. Плащи братьев избороздили косые царапины, чехол гитары порвался, ребята скинули капюшоны и молча положили перед нами на стол мертвую красноглазую перепелку.

Маленькая полосатая птичка беспомощно поджала лапки, ее пурпурные глаза остекленели, в тусклом свете коптилки в них не отражалась смерть, но я чуяла – птица умерла совсем недавно.

– Дождем забило, – угрюмо объяснил Эмиль, – прямо у порога...

– Это перепелка Улена! – воскликнула Ив и всплеснула руками. – Да как же так!

– Она прилетела к нам, – сказал Эмиль, – прилетела по делу... И тут такое...

– Конечно, по делу! – горестно выпалил Эрик. – И наверняка очень важному! Вот досада! Как теперь узнать? Мертвые птицы не разговаривают, даже если это красноглазые перепелки Улена.

По понятным причинам Эмиль промолчал. Он выскользнул из плаща облокотился о стол, сильнее подкрутил коптилку и внимательно осмотрел перепелку. На правой лапке птички тускло поблескивала толстая цепочка. Эмиль отвязал находку, поднес ближе к свету… Мы опустили руки, на кухне вдруг стало тихо и душно, как в склепе. Только у посвященных в королевскую разведку есть такие малахитовые кулоны, украшенные каждый неповторимой инкрустацией. Эту, самую старинную Розу Ветров, знала вся Белая Гильдия. Зеленую восьмиконечную звезду обвивала рубчатая медная змейка, она словно приподняла голову, глядя на северный луч.

Я вдруг отчетливо вспомнила, как однажды Гильдия гнала полыньяков через Дымные равнины к реке. Во что бы то ни стало нельзя было подпускать их к Желтому Лесу. Полыньяки петляли в поисках своих колодцев, черные скользкие пальцы царапали землю, гибкие гладкие тела извивались между деревьев. Улен хотел выпустить колонию в Аагу, река сама позаботилась бы о том, чтобы унести тварей своим бурным течением в Море. И вот когда полыньяки заметались вдоль кромки воды, Улен повернулся к нам, поднял руки и велел не стрелять. Тогда кулон выбился из-под куртки, всем хорошо знакомый амулет Улена...

Теперь цепочка порвалась, и оставалось гадать, при каких обстоятельствах. Эмиль застыл, Эрик сел и уронил лохматую голову на ладони. Он долго-долго тер лицо костяшками пальцев. Эрик любил Улена больше, чем мы все, вместе взятые.

Никто не проронил ни слова, пока он не поднял голову. Он посмотрел на нас, как будто впервые увидел. Его глаза горели беспокойной решимостью. Мы знали, о чем он думает, и он знал, о чем думаем мы. Ветер, дождь и перепелка принесли недобрые вести.

– Мы идем искать Улена! – сказал Эрик.

– Разумеется! – ответил Эмиль.

Перепелку пришлось похоронить в саду под черемухой. Ив не хотела показывать слезы, но они катились сами собой, что она могла поделать? Слишком много было пережито за один день. На нас навалилась тяжелая усталость. У меня болела голова, Эрик ушел спать один в башню. Когда мы с Эмилем поднимались в спальню, Ив еще сидела на кухне и смотрела сонными глазами на горящую перед ней свечу. Но и эта свеча вскоре погасла.