​Хитрец

Багровое солнце всходило над гладью морской, волны ласкали бока кораблей, стоявших в мутной залива воде. Клубы едкого дыма с запахом тлеющих человеческих тел приносил тёплый ветер с востока, где всю ночь бушевал огонь и царствовал Гефест. Тысячелетний, могучий город пал, объятый гневом ахейцев.

Грязный, измазанный пеплом, сажей и кровью, мужчина сидел на песке и устало всматривался в утреннюю дымку, опоясывающую каменные стены и башни Трои. Вот всё и закончилось, наконец-то, долгих десять лет, десять лет он не был дома, не видел жену и сына.

«Как они там, дома? Сын стал совсем большой, наверное, уже лихо ездит верхом», – размышлял мужчина, украдкой улыбаясь в склоченную бороду.

Рядом с ним на песке покоилось оружие – бронзовый шлем с высоким гребнем из конского волоса, чуть опалённый огнём, и обоюдоострый меч, со следами запёкшейся крови на массивном лезвии.

Глаза болели, сон накатывался тёплыми волнами и пробегал по уставшему телу царя с головы и до самых ступней, веки то и дело норовили закрыться. «Нельзя, нельзя спать», – думал мужчина, – «Ещё рано отдыхать».

– Одиссей! Одиссей! – надрывал глотку солдат, двигающийся вдоль берега.

Мужчина тяжело поднялся и неохотно махнул рукой, давая воину понять, что вот он – Одиссей.

– Тебя зовёт Агамемнон, – заорал солдат, – Он ждёт тебя в своём шатре.

Мужчина надел на голову шлем, взял меч и двинулся следом за воином.

– Не спеши, – выдохнул царь, заметив, как молодой воин припустил вперёд. Одиссей хромал, спина болела, и он не мог полностью выпрямиться. «Неужели старость так близко», – подумал царь.

Через четверть часа Одиссей с сопровождавшим его солдатом добрёл до лагеря Агамемнона. Тут толпились военачальники, они кивали при виде Одиссея, все знали, что именно благодаря ему сегодня они отправятся домой. Одиссей не только великий воин, но и самый хитрый среди богов и людей, теперь в этом не было ни у кого сомнений.

Агамемнон, услышав шум воинов, приветствующих Одиссея, вышел из шатра к нему на встречу. Царь царей тоже ещё не успел умыться после ночного боя, но это его нисколько не беспокоило. Агамемнон широко оскалился. Одиссей все десять лет не видел, чтобы царь Микен хоть раз позволил себе улыбку, он был постоянно зол, его лицо сильно похудело, щёки впали, а скулы стали ещё острее.

– Моя Ифигения отомщена! – прокричал Агамемнон, в ответ послышались дружные крики одобрения.

– Елена возвращена! – опять шум и гвалт голосов.

– Мы победили! – заорал ещё громче Атрей. Воины забренчали мечами о щиты.

Всё это время Агамемнон смотрел в глаза Одиссею. Воины перестали шуметь. Атрей мотнул головой, приглашая Одиссея в свой шатёр и, не дожидаясь царя Итаки, исчез за пологом.

В просторном шатре было прохладно, жаровни на высоких львиных ножках были давно потушены. Помимо Агамемнона в шатре находился Менелай, младший брат царя Микен. Он уставился своими маленькими тёмными глазами на Одиссея так, словно хотел пронзить его взглядом. Агамемнон небрежно махнул рукой в сторону клисмоса.

Одиссей проковылял к стулу и уселся. Он медленно снял шлем и стал ждать, пока Атрей нальёт себе в кубок вина и, наконец, объяснит, что хочет.

Агамемнон рычанием прочистил горло, отпил вина, поморщился и начал:

– Война ещё не окончена, – немного подумав, он продолжил, – Точнее, этой войне конец, Троя пала, но не войне вообще. Я думаю, ты меня понимаешь, Одиссей.

Одиссей медленно кивнул. Менелай продолжал сверлить взором царя Итаки.

– Хорошо, – сказал Атрей, – Будет ещё много войн. Не время расслабляться. Как только пребудем домой, следует начать набирать новые армии. У Трои ещё остались союзники, которых мы не покорили. В Элладе после войны множество городов потеряли своих царей и нужно навести там порядок. Во всех этих будущих походах я хочу видеть тебя, Одиссей, своим союзником и соратником.

Одиссей опять кивнул.

– А потом мы пойдём в Азию, – встрял в разговор Менелай. Атрей гневно глянул на брата.

– Это дела грядущего, – бросил он.

Одиссею очень не нравился этот разговор и затеи царя Микен. «Какие ещё походы и войны?», – думал он. Лишь одна мысль о новой войне болью отдавалась в его сердце. Он очень устал, он хотел домой.

– Итак, – продолжил Агамемнон, – на следующую весну я жду тебя, Одиссей, с твоим сыном, воинами и кораблями в Спарте. Там, под руководством Менелая будет собрана новая армия. Ты будешь главным советником моего брата на будущей войне.

Одиссей был поражён. Менелай будет командующим? Что за бред? Агамемнон видимо спятил. После всей этой истории с Еленой во всём войске ахейцев не осталось солдат, которые бы уважали Менелая как мужчину и воина. От Менелая не скрылось разочарование Одиссея, хотя тот и быстро взял себя в руки.

– Ну что, царь Итаки, ты приведёшь своих людей в Спарту в будущем году? – констатировал Агамемнон.

Одиссей тихо вздохнул, поднялся со стула и сказал:

– Конечно. А сейчас, могу ли я, не тратя времени, отплыть домой?

Агамемнон сощурился, отпил ещё вина из кубка, опять поморщился и махнул рукой в сторону выхода.

Одиссей надел шлем и вышел из шатра.

– Он придёт? – спросил Менелай.

– А куда же он денется, – оскалился царь царей.

***

Солнце высоко стояло над горизонтом, становилось душно. Вёсла вспенили воду. Корабли отчаливали. На мачты поднимались белые паруса с изображением дельфина. Одиссей стоял на корме и всматривался в море, блики солнца играли на воде. Царь был угрюм. Он пришёл к Трое с двенадцатью кораблями, полностью укомплектованными воинами, а покидал Малую Азию с экипажем, которого еле хватило на шесть судов. «О какой, к Аресу, войне говорит этот проклятый дурак Агамемнон», – гневался Одиссей, – «Ещё один такой поход, и на Итаке не останется мужчин способных держать оружие».

К Одиссею сзади тихо подошёл Перимед. Он встал рядом с царём, тоже взглянул на море и промолвил:

– Мы забрали много золота, мой царь, корабли полны.

– Хорошо, – кивнул Одиссей, – передай кормчим, что мы плывём на Иос.

Перимед удивился, открыл, было, рот, чтобы что-то сказать, но взял себя в руки и двинулся исполнять поручение.

Одиссей никогда прежде не бывал на Иосе, но знал, что это очень красивое место с удобными бухтами и изрезанной Посейдоном кромкой берега. Когда остров возник на горизонте, Одиссей, наконец, немного расслабился. Эти несколько дней он не мог спокойно спать, его влекло домой, он немного нервничал, вдруг его план не осуществим.

К Иосу подошли только два корабля из всей флотилии царя Итаки, остальные, не теряя попутного ветра, скользили по глади моря к Итаке. Одиссей в сопровождении нескольких воинов высадился на берег, где его уже встречали улыбающиеся рыбаки. Местные жители редко видели солдат, поэтому из домиков рыбацкой деревушки высыпали женщины с детьми, приковыляли несколько седых стариков из числа местных старейшин. Одиссей вышел вперёд и оглядел людей. Самый ветхий старик, которого под руки поддерживали двое бородатых рыбаков, приблизился к царю и прогнусавил:

– Хайре, Кайсар! Кто ты, откуда и куда путь держишь?

Одиссей громко поздоровался. Обвёл взглядом всех собравшихся на берегу людей и прокричал, чтобы всем было хорошо его слышно:

– Я Эфон, сын Девкалиона и брат Идоменея. Великий Крит – моя родина. Я возвращаюсь домой из-под стен Трои. Я слышал, что здесь живёт мудрый Омер. Я хотел бы повидаться с ним.

Среди людей пронёсся шёпот изумления. Старик, немного поколебавшись, ответил:

– Да, это правда, сын Девкалиона, мудрец Омер уже несколько лет гостит у нас на Иосе.

– Прошу проводить меня к нему, – улыбнулся Одиссей.

Омер обитал в усадьбе под горой на дальней стороне деревни. Усадьба включала в себя обнесённый деревянной оградой плодовый сад, за которым, похоже, никто не ухаживал. Омер не занимался земледелием, он был философом, а не крестьянином. Одиссей вошёл в прохладный каменный мегарон. Это было просторное помещение без какой-либо мебели. Внимание Одиссея привлекли стены их когда-то окрасили охрой в бледно-жёлтый цвет, но никаких изображений поверх не нанесли. Потолок мегарона поддерживали четыре каменных столба, между ними было отверстие в крыше, через которое лился солнечный свет, под отверстием находился очаг, в нём тлели угли, рядом сидел старик в белом хитоне. Он поворошил угли палкой и посмотрел на Одиссея. Глаза старика были темно-синего цвета, они ярко горели в полутёмном помещении. Эти глаза излучали мудрость. Одиссей немного поёжился под взглядом старика. Белая борода Омера была расчёсана и собрана в маленькие пряди. Высокий лоб мудреца окаймляли редкие волосы, которые, в отличие от бороды, ещё не совсем потеряли свой цвет. Омер облизал губы и, словно хотел что-то сказать, но передумал, перевёл взгляд с гостя на очаг.

Одиссей поздоровался, прошёл без приглашения к очагу и уселся рядом с философом.

– Я царь Итаки, моё имя Одиссей, я сын Лаэрта.

Повисло молчание.

– И что ты хочешь от меня, царь Итаки? – Омер оторвал взгляд от очага и тут Одиссей понял, что старик абсолютно слеп.

– Ты великий мудрец, философ и сказитель, Омер. Твои гимны знает весь мир. Они распространяются быстрее ветра, и даже боги внимают им.

Старик усмехнулся.

– Ты такой большой мальчик, а всё веришь в богов, – хихикнул Омер, – и во всё, что обо мне говорят люди.

– Неважно, во что я верю, – рассердился Одиссей, – Мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты сочинил гимн про меня.

– Твое имя известно, сын Лаэрта, зачем тебе это, тебе мало славы?

– Дело не во славе. Помоги мне – и я осыплю тебя золотом. Мои корабли под завязку набиты драгоценностями Приама. Я отдам тебе всё, что захочешь.

– Мне не нужно золото, Одиссей. Я слишком стар, я обошёл всю ойкумену, когда был молод, и даже тогда мне не нужно было богатства.

Одиссей напрягся:

– Ты должен мне помочь. Что ты хочешь, я готов заплатить любую цену?

– Любую-у-у, – протянул старик, как бы пробуя на вкус это слово, – хорошо. Я хочу видеть, – улыбнулся Омер, – я уже несколько лет живу в темноте.

Одиссей опешил, как он вернёт старику зрение? Омер хрипло засмеялся, его смех перешёл в глухой кашель. На глазах старика выступили слёзы.

– Мне кажется, я сейчас увидел твоё лицо, – Омер опять зашёлся старческим хохотом, - Говорят, ты великий хитрец, Одиссей, почему ты молчишь? Придумай, как мне обмануть мои глаза.

Они сидели молча. Одиссей впервые в жизни был поставлен в тупик. Из этого лабиринта он не мог найти выхода, ничего не приходило ему на ум. Омер понял Одиссея, почувствовал его боль, смятение и усталость. Его не просто так величали философом, он действительно был мудр и прозорлив. Омер поднялся и погладил Одиссея по голове.

– Не волнуйся, сын Лаэрта, я сочиню про тебя гимн. Твоё имя останется в веках, я подарю тебе десять лет покоя, никто и никогда не узнает, что ты вернулся домой сразу после Троянской войны. Я отправлю тебя и твоих воинов к далёким берегам лотофагов, ты встретишь циклопов, тебя будет преследовать Посейдон, я протащу тебя сквозь пасти Сциллы и Харибды. Я, ведь, так же, как и ты ненавижу войну.