Dum spiro, spero

На столе у Сказочника листки черновиков и тарелки с присохшими рыбьими костьми. Пустые стаканы с алым венцом вина на донышке и засохшие хлебные корки. Мысли перемешаны с объедками, склеены ими, будто дополнены. Сказочник топит очаг даже в самую лютую жару. И когда гости, задыхаясь, бросаются распахивать окна, читает нараспев, театрально протянув руку: «Я сердце вынул из груди, и жар его спалил меня». Сказочник грезит жаром сердца. На полу, у кресла, словно придворные подле трона, стоят рядком стопки книг. Тысячи историй.

Сказочник живет на самом верху старого маяка. Подобно чайкам, белые листы сo сказками и стихами летят вниз, в город, залетая в окна, попадая в вазоны. Люди счастливо смеются, когда достают их и говорят: «Бог лета опять чудит». Ночами он говорит со звездами и, бывает, засыпает только с первыми лучами солнца. Но спит ли или просто грезит — наверняка не узнать никому, из посетивших его гнездо.

Охотник потерт временем, отшлифован многовековым прикосновением. Его старая сумка пахнет тиной, а черная куртка покрылась жестким белым налетом океанской соли — он частый гость на маяке. Верный спутник Охотника — арбалет с отполированным прикладом. А неверный — Сказочник. Охотник приносит ему вино и фрукты, пропитанные запахом солнца. Это дань за долгие беседы, во время которых Охотник молчит и только улыбается уголками губ, глядя, как мечется из угла в угол, неистово жестикулируя, его собеседник. Иногда Охотнику хочется взять его за руку и наконец открыть все, что засело глубоко в сердце, но тот бегает по комнате не останавливаясь, и поймать его ладонь — все равно что пропахшей тиной сумкой ловить свежий бриз. Когда Сказочник засыпает, Охотник укрывает его шерстяным пледом и гасит свечи.

Иногда, чаще зимой, во время снежных буранов Сказочника мучают нестерпимые головные боли. И Охотник понимает это мгновенно, только увидев, как тот слоняется от окна к окну, перетянув лоб вязаным шарфом. Неисправимый выдумщик и неутомимый собеседник в обычные дни, он жалуется на незатихающий вой и если засыпает, то прямо на старом диване у очага, поджав колени и обхватив их руками. Охотник выходит тихо, чтобы не потревожить хрупкого сна и прикрывает за собой дверь. Еще на лестнице он кладет арбалетный болт в гнездо и натягивает тетиву. Выйдя на улицу, поправляет колчан, становится напротив двери и ждет. Когда она распахнется, и с лестницы, из недр маяка вырвутся они — Охотник будет готов.
Их много, и они всегда разные. Иногда, как гигантские черные пауки, иногда — скользкие черви. Но каждый раз, чуя человеческие души, они рвутся наружу и вниз: по крутому склону холма, в город, где можно поживиться на славу. И каждый раз, каждого из них останавливают арбалетные болты, не оставляя чудищам ни единого шанса навредить людям — Охотник неизменно на посту.

Иногда, когда вокруг на земле остаются только мертвые туши, откуда-то из пелены метели приходит Плакальщик. Он по очереди касается кончиками пальцев каждой их них, и черные уродливые тела рассыпаются искрами.
— Ему снова снятся кошмары? — спрашивает Плакальщик. — Ты же заметил, что теперь все чаще. Однажды… Что будет, если однажды ты не успеешь их одолеть. Или они одолеют тебя…
Охотник не любит Плакальщика и молча ждет, когда тот уйдет. Странное существо, будто сотканное из тумана с водянисто-зелеными глазами, пугает. На прощание Плакальщик обязательно положит руку ему на плечо и черная куртка невольно вздрогнет, но это прикосновение — всего лишь прикосновение.
— Тебе не уйти от этого, — говорит Плакальщик с неизменной грустью в голосе, — этот мир жесток, и тонкие, ранимые души в нем не могут существовать долго. Они пачкаются и портятся. Даже если хранить их от бед, даже если поселить на маяке, подальше от дурных дел и слов. Он перестает понимать, где реальный мир, а где всего лишь фантазии. А они скоро будут наполнены лишь тьмой и кошмарами. И у тебя не будет выбора, кроме как окончить его мучения и привести нового Сказочника. Чтобы снова был солнечный свет, а не проклятая удушающая метель. Ты ведь проходил через это уже не раз, так почему сейчас, с ним, медлишь и не можешь решиться?

Охотник сбрасывает руку Плакальщика с плеча и, не оглядываясь, уходит. Ему нет нужды выслушивать то, что и так хорошо известно. Он торопится: добежать наверх, отсчитать двести ступеней и очутиться у дивана. Убедиться, что складки на лбу Сказочника разгладились, а дыхание выровнялось. Коснуться щеки. Провести тайком по рыжим непослушным вихрам. Незатейливое счастье, но другого не надо. Пока еще спит. Пока еще можно.