Поясок Читы

Автор:
valeriy.radomskiy
Поясок Читы
Текст:

Сейчас я уже и не припомню, кто из дворовых пацанов первым обозвал Юльку Самгину «Читой», но это прозвище прилипло к ней, - не отодрать! Поначалу прозвище заменило ей фамилию, а когда Юлька подросла и на неё стали засматриваться взрослые парни и мужчины, завистницы-одногодки трансформировали прозвище в словосочетание: блядь Чита. Так наше, дворовое, невежество и молва-пустомеля изменили девчонке имя и фамилию, а может – и судьбу. Юлька на это откровенно «клала с высокой горки», что и заявляла каждый раз, когда к ней обращались не по имени, да со временем окончательно утратила связь с двором, что и предопределило на годы вперёд наше к ней пацанье отношение.

Мы встретились с Юлькой случайно, зимой, когда нам было уже по двадцать… Я и имя её не сразу-то вспомнил, к тому же, назвать «Читой» то, отчего глаза мои сразу же согрелись на морозе, означало бы – так и не повзрослел. Но я повзрослел. Только что «дембельнулся», потому и стоял у подъезда, покуривая, в наброшенной поверх плеч армейской шинели.

Юлька не просто приятно удивила – она меня взволновала: расспрашивала о службе в Армии – в каких войсках…, как служилось и когда вернулся…, – а я, откровенно растерявшийся и буквально онемевший, не мог оторвать взгляд от её светлого и чистого лица, от зеленоватых глаз с изморозью на ресницах; меня опоили её запахи, а высокая и большая грудь под кремовым пальто, сбила дыхание; розовые губы искушали и пленили лишь только тем, что я их видел, не говоря уже о возникшем желании – прожить и прочувствовать с Юлькой её же дыхание в поцелуе…

Нет, это не было любовью с первого взгляда. Скорее, чувственное, оттого и горячее-горячее откровение момента встречи с женщиной, какую сразу же захотелось… Поэтому, когда Чита поймала мой восхищённый, пусть и явно похотливый взгляд, блеснув в ответ бирюзой глаз, сказала:

- Я могу прийти к тебе в понедельник…, ты всё мне тогда и расскажешь?

…О, как же я ждал понедельника! Признаться, я и боялся предстоящей близости с Читой, но в то же время и страстно этого желал. Я уже тогда понимал, что она – первая женщина в мой жизни, которая сама поведёт меня к наслаждению собой; отдастся мне не потому, что этого хочу я, а из-за себя: её возжелали (!) как женщину, от которой «снесло крышу», а это, в конечном результате, далеко не совсем одно и то же с тем, после чего хочется спать, отгородившись спиной…

Понедельник. Зима затаилась в облаках, временами просыпая снег.
…Чита, в полуобороте, сидела напротив меня за столом. Маленькими глотками пила вино и слушала. Ей действительно было интересно знать, где и кем я служил… Время от времени она даже перебивала мой рассказ каким-нибудь уточняющим вопросом, …и снова слушала, точно пришла именно за этим: знать, каково это служить за границей? При этом её милое, чуточку порозовевшее лицо то сострадало мне, то бурно радовалось за меня, и в какой-то момент я даже засомневался, что наполовину открытая грудь и пухлые коленки, играющие искорками черных чулок – это для меня. По крайней мере, не сегодня… Но мои сомнения оказались напрасными.

Допив второй бокал вина, Чита встала из-за стола и подошла ко мне. Глазами приказала: «Допей», дождалась этого, и, приподняв мой подбородок своими горячими пальчиками, легонько коснулась моих губ. Точно, и не целовала, а лишь попросила, задержав на мгновение дыхание: «Поцелуй меня». А ещё, в её открытом взгляде и в том, как она уверенно взяла мои ладони в свои, читался один единственный вопрос, который оставила именно для этой минуты: ты готов?!.. Кажется, я даже что-то ей ответил тогда, а она этим, моим нечаянным, словам и не удивилась вовсе.

…Алая роза-заколка, щёлкнув, пролила на спину Чите плёс её огненных волос – я пошёл за ней в спальную комнату, дрожа все телом.

Чита сняла с меня все, что на мне было, и уложила в постель осторожно, словно ребёнка. Робея, но не стыдясь, и сама разделась у меня на глазах, одарив пленительными формами и линиями стройного золотистого тела. Формы были округлыми, а линии выразительно тонкими (будто только что сошла с гравюры). Прилегла рядом, попросила не двигаться, и склонилась надо мной. Её губы неторопливо заскользили по моей дрожащей коже, лаская и обжигая истомой. Руки обнимали и гладили какое-то время мою голову, лицо, а потом сползли по груди вниз к животу, ниже… Впервые я услышал голос, обращённый, вроде как, ко мне, да не совсем ко мне лично:

- …Да-да, красивый мой, я тебя тоже рада видеть. Ух, какой ты, нетерпеливый!.. Я тоже тебя хочу… Вот только сейчас и тебя поглажу, поцелую… Вот так, вот так…, тебе нравится, да, нравится?..

Больше я ничего уже не слышал. Словно провалился в тишину, и лишь стремительно падал, не желая остановки этого по-настоящему головокружительного падения, в сладкое-пресладкое наслаждение. Потом сросся с пахнущим фиалками девичьем телом, мягким и сочным…, вошёл в него…, растворившись в нём, точно в бокале упоительно нежного вина. Так и воспылала страсть двух сердец, если даже и не любовью, то с искренностью обоюдного желания одарить друг друга удовольствием.

Признаться, это была сказка блаженства – такую я ещё не читал и не слышал ни от кого. Мне не хватало рук, чтоб касаться прелестей гибкого, увлекающего тела, не хватало губ, чтоб их целовать, я задыхался от взаимности чувств и желаний – все падал и падал в безграничное безумство неги… Наконец, закричал неистово одержимо, будто сходил с ума от радости переживаемого…, и этот мой самодовольный рык молодого самца, наполнил такую же молодую самку торжеством и умилением от того, что произошло.

Ах, как же чертовски хороша была Чита: ее дыхание подымало меня на гребни ее упругих грудей, секунда, другая… – плавно опускало к чуть приоткрытым зацелованным устам, голова шла кругом от запаха её волос, – растрёпанных, влажных, но пылающих заревом на белой простыне.

Вечер застал нас в постели. Мои губы не могли нацеловаться, а руки по-прежнему не находили покоя на её сладко пахнущем теле. Благодарным щенком я облизывал ей живот (точно блюдце из-под молока), и это очень забавляло Читу. Она была всё так же нежна и непосредственна, ещё и потому, что всё во мне ликовало оттого, что она – рядом. Этого, пожалуй, нельзя было не заметить. Ведь я получил то, чего мог лишь себе желать, а она отдала мне себя, будто знала о таком моём желании.

…Вино придало нам сил, и развязало языки. Вспомнили себя малыми, смешными и глупыми. Посмеялись – покурили.

Я снова припал к её губам, она не отказала в поцелуе, но тут же сказала:

- Давай договоримся, что это будет в последний раз?! После я уйду, и ты забудешь обо мне. Договорились?

Я даже и не понял, к чему это она сказала. Не помню, что согласился, но на миг мне показалось – Чита глубоко одинока и несчастна. Как вдруг, лицо её просияло, стало загадочным. Она спросила:

- А у тебя поясок есть? Ну, в брюках пояс есть?

Конечно, у меня был пояс. Я вытащил его из брюк, что лежали на полу, и показал Чите. Она его взяла, приподнялась и, пропустив пояс вдоль талии, туго затянулась им. Затем легла на спину, никак не отвечая на моё удивление, раскинула ноги, чуть приподняв колени. При этом чёрная полоска темно-прозрачных чулок едва успела отмерять высоту колен, как мои пальцы, скользнув по шёлку, обхватили плоть…

- Постой, – Чита прикрылась руками, – слушай: когда ты почувствуешь, что все…, ну, понимаешь, да, ... скажи мне. Хорошо?

Сказав это и выдержав паузу, она убрала руки, и приняла меня с придыханьем… Ее глаза были открыты, а тело напряжено. Пытливый и в одночасье притаившийся в ожидании взгляд удерживал меня от чего-то лишнего в ласках. Я снова провалился в тишину её дыхания, и снова падал в безмятежность чувственного наслаждения. Сладость обволакивала и пеленала. Сердце разбивало грудь, но не было ни боли, ни страха. Когда же время рассыпало на нас минуты любовной суеты, и только миг вопрошающе сиял её глазами, я – то ли прорычал, то ли проскулил:

- Все!..

Она тут же раздёрнула пояс у себя на талии, и меня стало буквально затягивать в неё. От неожиданности такого нового для меня ощущения ничего другого не оставалось, как упереться ладонями ей в бёдра. На это Чита, вроде, довольно хихикнула или даже рассмеялась, хотя мне ведь могло и показаться. Ошарашенный новизной переживаний, но с ещё ошалелыми глазами, я лишь чувствовал, как что-то живое и постоянно пульсирующее ниже её чрева не отдаёт мне меня самого; оно требовало меня всё больше и больше, глубже и глубже. Было забавно, дивно, вместе с тем хотелось навсегда раствориться в этом новом ощущении. Я расслабил руки, просунул их под Читу и, прижав её к себе так сильно, как только смог, отдал то, что её невидимая фея просила себе в награду… Какое-то время я не принадлежал себе: мной то игрались, то восхищались, то отпускали, но не на совсем… Меня переполняли разные чувства, но лишь одно переполняло до краёв: благодарность!

Прощались мы долго.

Сказать Чите: «Прощай!» – было выше моих сил. Но она ушла сама. Издалека дороги, крикнув:

- Не ищи меня. Мы ведь договорились?!

И, хоть я ей ничего не обещал, не стал перечить и в этот раз. Лишь помахал рукой, а мой взгляд всё цеплялся и цеплялся ей за плечи, покуда ночь не спрятала силуэт и не приглушила шаги. Как тут – повалил снег, плотный и безжалостно холодный, отгородив от меня и наползающую ночь, и Читу. …Юльку Самгину!

Эта декабрьская ночь упадёт в бесконечность моей памяти, а снег будет бесконечно долго падать.

…Май запалит землю маками, июнь прольётся чубатыми и стрекочущими дождями, сентябрь перекрасит все вокруг в жёлтое и серое. …Чита повесится на бархатном пояске от собственного платья, – в квартире, где она родилась, в доме, в котором про неё стали забывать, но куда вернулась …навсегда.

(2016 г.)

0
02:09
565
08:00 (отредактировано)
Мат на сайте запрещен. Жанр в тегах отметьте, пожалуйста, или в разделах укажите.
Загрузка...
Светлана Ледовская №2