Sterne hoch

Приведи меня туда, где плывут облака.

Дай мне разок взглянуть на небо сверху.

Проскользни со мной сквозь царство облаков,

Промчись со мной туда, где заходит солнце.

Беззвучно…

Unheilig

Знал ли я Штерни? Да, конечно. Настолько, насколько это возможно, если вы вынужденно участвуете в одном проекте с человеком, о существовании которого до одного прекрасного дня даже не подозревали… Да, вы не ослышались, именно так и сказал: Штерни. Он ведь терпеть не мог официальное Хайнрих Штернберг… эээээ… ах, да… ваша фамилия Штайнхофф, верно? Когда мы познакомились? Дайте подумать… в октябре?.. нет… в октябре мы начали подготовку к проекту. Значит, сентябрь… да, в первый раз мы встретились в сентябре. Вы хотите знать, как мы познакомились? Зачем? Окей… я понимаю… В расследовании важна любая мелочь. Почему бы мне не рассказать. Это случилось так.

- Андреас, - руководитель проекта Ахим Мейерс выглянул из своего кабинета, - вы как раз кстати. Зайдите ко мне на минутку.

- Что такое, директор?

Оказалось, что ничего. Просто он здесь.

Он.

Человек, с которым я буду выполнять это очень ответственное задание. Если прокатит (да, так мне и сказали прокатит), то человечество выйдет на совершенно новый уровень воздухоплавания и космические полёты станут такими же доступными, как вода из-под крана. Звучит, красиво, но на деле всё оказывается гораздо сложнее. Мало спроектировать и собрать аппарат - нужно ещё убедиться, что на нём можно, а главное безопасно летать. Вот тут-то в игру и вступим мы, лётчики-испытатели.

- Знакомьтесь. Это Андреас Кольвитц, о котором я вам говорил.

Человек, расслабленно утопающий в мягких объятиях кресла, тут же повернул голову и открыл глаза. За мгновение до этого он дышал глубоко и спокойно, сомкнув в колечко большой и указательный пальцы на обеих руках. Клянусь… он медитировал.

- Очень приятно.

У него оказались карие глаза и совершенно невообразимое произношение.

- Что вы так на меня уставились, Кольвитц?

- Откуда вы?

- Бергиш-Гладбах.

Всё, что в Кёльне, - так или иначе тоже «кёльш», будь то марка пива или язык.

Я прищурился и разобрал имя на комбинезоне.

Х. Штернберг.

Что, интересно, означает это «Х»?

- Хайнрих, - подсказал он, заметив, куда я смотрю. - Немного старомодно, да?

Если учитывать специфику нашей работы, я бы даже сказал, что это чересчур.

- Зовите меня Хайни. Или, если хотите, Штерни. Второе даже лучше.

- Хорошо, Штерни.

Его рука оказалась тёплой и сухой - это хорошо, потому что я терпеть не могу влажных ладоней, движение быстрым, хватка - цепкой. Нам, лётчикам всё приходится делать по-другому: и реагировать, и прилагать усилия. Зазеваешься - и машина тебе этого не простит.

- Вы врач?

Неужели это так видно, что я могу не только тянуть на себя или толкать штурвал?

- Нет, не совсем.

На его безымянном пальце я заметил обручальное кольцо. Женат. В отличие от меня, хотя я далеко не урод, в жизни моего нового коллеги присутствует женщина, готовая делить с ним отнюдь не романтические будни военного. Такая особа должна либо быть не в себе, либо страдать комплексом жертвы. По-другому и быть не может.

Я перевёл дух.

- С вашего позволения я бы…

Не дожидаясь разрешения, я протянул руку, взял графин и наклонил его над стаканом.

- Где сейчас его жена? Ей сообщили?

Значит, он не в курсе про Марианну.

- Марианна… она…

Позвольте узнать, зачем вы ею интересуетесь? Она не имеет ко всему этому никакого отношения и точно не сможет быть вам полезной! Что вы говорите? Вам виднее… Ну хорошо, я расскажу… Да, я встречался с этой женщиной, если, конечно, можно так выразиться. Почему вы удивляетесь? Я говорю, как Сфинкс, загадками? Отнюдь… Вам сейчас всё станет ясно.

Это случилось примерно через неделю после нашего со Штерни знакомства. Да, я помню число: пятнадцатое сентября. Ээээ?.. Да просто у моей младшей сестры был день рождения и я звонил ей, чтобы поздравить.

Вернувшись, я застал Штерни в его неизменной позе - сидящим на кровати, поджав под себя ноги, сцепившим в колечко пальцы и слушающим музыку через наушники. Вы совершенно правы, в каждой комнате есть свой телефон, но я не изменяю своей привычке говорить с родными без того, чтобы на меня глазел кто-то посторонний. И неважно, что это коллега, с которым я работаю в тандеме.

Не открывая глаз, Штерни сделал мне знак, что сейчас закончит, и действительно, через минуту-другую он вытащил наушники и спустил ноги с низкой односпальной кровати. Честно говоря, я так и не понял, зачем нас поселили вместе, ведь мы не космонавты.

- Что вас не устраивает, Андреас? - возразил директор Мейерс, когда я задал ему этот вопрос. - Вам неудобно? Вы испытываете дискомфорт?

Андреасу Кольвитцу всё удобно. Делить с кем-то комнату и слышать по ночам храп или стоны соседа - это ещё не самое худшее в жизни. В конце концов на такие случаи имеются беруши. Просто непонятно, зачем это понадобилось. Я и Штерни ведь и так большую часть времени проводим вместе: выполняем какую-то работу, занимаемся на тренажёре, иногда летаем, мы вместе принимаем пищу и нередко оказываемся за соседними компьютерами или подсаживаемся друг к другу во время нечастых посещений библиотеки. Теперь мы ещё и ночуем в одном помещении. И я в первую же ночь случайно узнал его секрет, его, выглядящего всегда таким собранным и невозмутимым.

Я наклонился к Штайнхоффу и сказал, понизив голос почти что до шёпота:

- Хайни Штернбергу почти каждую ночь снились кошмары.

Эээээ?.. Я ничего не думаю, господин Штайнхофф! Послушайте, если бы дело было только в проблемах со сном, Штерни имел сотню возможностей совершить ошибку… ладно, не сто… а только десять… именно столько раз мы поднимали в воздух нашу детку. Тринадцать месяцев! Тринадцать! Простите… я вышел из себя…

Я снова потянулся за графином. После инцидента с деткой жестокие головные боли почти не прекращаются. Чудо, что я вообще остался жив.