Жизнь отбросов. Глава 2. Глава 3

Глава 2

Чем хороши трактиры? «В них можно напиться до риз, поесть, отдохнуть, послушать заезжих артистов» — скажут многие, и будут, пожалуй, правы, разве что они упускают из виду одну немаловажную деталь. Трактир — это не только здание, пиво и скамья для отдыха, вернее охарактеризовать его как место беседы, место, где собирается самый разнообразный люд.

Когда ты сидишь за шатким столиком в подобном заведении, самое трудное — это угадать, кто есть человек, сидящий напротив тебя. Можно, конечно, подмечать различные детали его одежды, вроде распахнутого нараспашку сюртука или грязного ворота рубахи. Тем не менее, задача эта очень трудная и даже непосильная по обычным человеческим меркам.

Так или иначе, но трактирщик заведения «Под ложечкой» обладал этой невероятной способностью. Достаточно было одного его беглого взгляда и вся подноготная, все тайные помыслы, не говоря уже о таких пустяках как род деятельности и достаток, открывались перед ним, словно по волшебству.

Беглый взгляд, и Фред уже знал, как ему вести себя в данный момент. Если перед ним стоял человек с увесистым кошельком (а увесистый кошель Пустобрех чувствовал всегда, это была еще одна его способность), то, значит, посетитель будет лицезреть донельзя любезную и беззубую улыбку и слушать елейный, чуть писклявый голосок (перед купцами и власть имущими Фред всегда переходил на фальцет). Однако сейчас ситуация была совершенно другая.

Сейчас перед трактирщиком чуть ли не на коленях стояли двое грязных оборванных нищих. Один из них, коротышка с кривыми ногами и нелепой головой, был одет так, что лучше бы он ходил голым.

Пустобрех молча смотрел на его лицо, покрытое угрями, язвочками и гнойниками, смахивающее на большую сморщенную картошку, на выцветший от времени жилет, одетый на голое тело, костлявое и смуглое, на брюки из мешковины, на сальные соломенные волосы.

Второго трактирщик знал. Вторым был Толстяк, так, по крайней мере, он себя называл на людях. Огромное, нелепое существо в смешных шароварах до колен по мирсийскому образцу и в разноцветной рубахе (этим сокровищем нищий дорожил больше жизни) с одним рукавом. Глядя на его черты лица, на вечную блаженную улыбку люди говорили: «Не от мира сего». Пустобрех говорил иначе: " Придурок«.

— Что с ухом? — Фред решил начать разговор первым и указал на Джо.

— А что с ухом? — спросил Толстяк со святым непониманием на лице.

— Так его нет, — сообщил трактирщик, всплеснув руками.

— А раз его нет, что может с ним быть? — удивился нищий, почесав затылок.

Спорить с ним было бесполезно, поэтому трактирщик промолчал, протер мокрой тряпкой широкий стол и окинул взглядом трактир. Все было прекрасно. Людей — много. Столов — мало. Денег (Фред надеялся) — много. Неожиданно дверь в трактир скрипнула, и Фред поёжился от холода и от внешнего вида впустившего холод человека. Дорогой черный камзол, чистая обувь (это при постоянных дождях!), высокий, солидный, с мечом и двумя спутниками.

— Ночки холодные стали, — проскулил Джо.

— Что у тебя с ухом? — снова спросил трактирщик.

— А что с ним? — удивился вмешавшийся в разговор Толстяк.

— Его... Ах, что тебя. По новой! — воскликнул Фред и грязно выругался. — Зачем приперлись?

— Свен пропал! — закричал на весь зал Толстяк и, уронив большую слезу на пыльный пол, добавил чуть тише. — Мы охотились вчера. В подвалах. На крыс...

— Это что за намеки? — воскликнул трактирщик, и его щеки гневно вспыхнули. — У меня в подвале крыс нет. Как у тебя мозгов! Пропал и пропал старый хрыч. Эк какая проблема, тоже мне дело государственной важности. Налакался он где-то и храпит, так что облака пугает.

Неожиданно к столу, где беседовали наши герои, подошёл, стуча подошвами кожаных сапог, тот самый «чёрный камзол». Фред бросил беглый взгляд.

Острые черты лица, приятные, но не слишком. Черные усики. Борода реденькая, растительность едва пробивается. Фигура стройная. Рост высокий. Одежда дорогая. Из парчи. Медальон инквизиции поверх камзола. «Принесла нелегкая, чтоб его. Боги, за что»? — пролепетал про себя Фред.

— Приветствую, достопочтенные господа. Мы с друзьями, — инквизитор кивнул на стол у входа. — Хотим выпить вина, согреться после холодной ночи.

— Вот и Джо говорит, ночки холодные нынче, — вздохнул Толстяк.

— Правда? — улыбнулся в ответ инквизитор. — Рад, что наши с ним мысли сходятся.

«Эдак этот идиот мне проблем с церковью создаст. А оно мне не надо. Нужно что-то делать?» — подумал Фред и, выругавшись, закричал на нищего:

— А ну, заткнись, дубина ты деревянная. Не мешай господину инквизитору делать заказ.

— Закрой пасть и не мешай ему говорить, — прервал его инквизитор. — Неси вина к тому столика, а ты продолжай. Меня зовут Клаус и я, действительно, инквизитор. Что вылупился, хозяин? Я не вижу бутылок на том столе. Шевелись или я сожгу твой хлев святым огнём, грешник, — сказал он, сделав издевательский акцент на последнем слове, и пожал грязную и широкую ладонь Толстяка.

Трактирщик послушно кивнул и, пятясь, с подносом в руках направился к указанному Клаусом столу. Благо, слух у Фреда всегда был отменный.

— Инквизитор, — нищий задумался. — Знавал я одного рыбака, что жил в пригороде у реки Вонючки. Жил он с дочкой и старой тещей. Все как положено и как у людей — семья под боком, боли в спине и кружка пива после скудного ужина. А что почитай ужин? Утром — рыба да хлеб, днем — хлеб да рыба, вечером опять рыба да хлеб, ночь пройдет и по новой. Рыбачил он себе днем, ночью клопов считал и дочку бил, а потом взял и помер.

— Захватывающая история, — усмехнулся Клаус. — Только разве она к месту?

— А почему ты спрашиваешь?

— Ну, ты после слова «инквизитор» ее рассказал, следовательно, она должна быть связана со словом «инквизитор». Разве нет?

— А морковь связана с дождем? — спросил Толстяк с серьезным лицом.

— Нет, — ответил Клаус, оглядываясь.

— Вот и слово «инквизитор» не связано с моей историей, — завершил нищий и хлопнул Клауса по плечу.

— Ты начинаешь мне нравиться, — усмехнулся инквизитор. — Люблю общаться с людьми подобного тебе типа. У них и в мыслях нет обмануть кого-нибудь. Да, о чем я? У них вообще мыслей нет. А нет мыслей — нет греха.

Трактирщик, не упускавший из их разговора ни слова, решил вмешаться.

— Вы не обращайте на него внимания, — пропищал он, хлопоча у пузатого бочонка с пивом. — Этот тип того. Как бы это сказать. Придурок.

— К слову о придурках, — резво повернулся к трактирщику Клаус. — Как называется человек, который при офицере святой церкви смеет называть другого человека обидным словом, то есть совершать грех, не задумываясь о последствиях?

— Придурок... — пролепетал Фред, сгорбившись и осунувшись, словно нашкодивший мальчик, уронивший крынку с молоком.

Инквизитор хищно усмехнулся.

— У тебя есть чеснок, приятель? — спросил он вдруг.

Фред испуганно кивнул, вернулся к столу и достал из-под него связку белого панферского чеснока.

— А теперь посыпь язык солью и жри чеснок, — улыбнулся Клаус и его улыбка стала еще шире, когда Фред послушно опустил потную ладонь в горсть соли, бросил ее себе в рот и принялся жадно, но осторожно, есть горький и острый чеснок.

Трактирщик плакал, давился — чеснок больно обжигал язык. Он бросал себе в рот все новые горсти соли, поглощал одну дольку чеснока за другой.

Все в трактире, затаив дыхание, смотрели на эту экзекуцию со страхом и с трепетом, как и положено смотреть на действия святой инквизиции.

Старый бард, что играл до этого в центре зала, тихо положил свою лютню на стул, надвинул красную шляпу на глаза и бесшумно, словно кошка, вышел из зала. Его примеру последовал мальчик-поваренок и девка из борделя Папеньки, что был неподалеку.

Неожиданно Толстяк заплакал. Сначала он тихо всхлипывал, смотря на то, как дольки чеснока исчезают во рту трактирщика одна за другой, потом нищий окинул взглядом сжавшихся в ужасе посетителей, посмотрел на грустное лицо Джо и воскликнул громко и храбро:

— Инквизитор, ты чего? В богов что ли не веришь?

После его слов дверь несколько раз хлопнула, и зал опустел еще на несколько человек.

В трактире остались только Клаус, с лица которого не сходила улыбка, Толстяк, Бедолага Джо, два инквизитора (после слов нищего они остались у входа) и трактирщик.

Фред стойко ел едкий чеснок (а как известно панферский чеснок намного острее обычного) и, как пьяница на пустую бутылку, с мольбой и жалостью смотрел на Клауса.

— Закончим, — кивнул инквизитор, и Фред со всех ног, на ходу выплевывая остатки чеснока, помчался к бадье с холодной водой. — А тебя вроде как Толстяк зовут, да?

Нищий с достоинством кивнул.

— С чего это ты взял, что я не верю в богов? — удивился Клаус.

— Кабы верил, над людьми бы не издевался.

— Я инквизитор, — произнес Клаус. — Работа обязывают.

— Значит быть инквизитор, быть неверующим. Я так думаю, — вынес вердикт Толстяк и сложил крестообразно руки на груди.

«Теперь он нас точно сожжет», — обреченно подумал Фред, не выпуская из рук крынку с холодной водой.

К его удивлению Клаус улыбнулся.

— Ты начинаешь мне нравиться. Зачем ты пришел к трактирщику? Быть может, я смогу тебе помочь?

Глава 3

Однако оставим пока Клауса, Толстяка и Джо. Ведь совсем рядом с трактиром "Под ложечкой" на Арене - главной достопримечательности Эргоса - происходили не менее важные для этой истории события.

– Убей его!!!
– Выдави ему глаза!!!
– Отрежь голову!!! Отрежь этой псине голову!!!
– Пусти ему кровь!!!
Раздавалось с разных сторон. Феокл, оглушенный всеобщей эйфорией, держался за ржавую решетку и с восторгом смотрел на арену, где в яростной схватке сцепились, словно голодные псы, два бойца.
Первый из них, Рейган – громадный варвар, чемпион арены - выглядел так, будто сошёл со страниц древних легенд. На две головы выше любого, кого знал Феокл, он обрушивал на соперника целый шквал беспощадных ударов. Издали обнаженного по пояс варвара можно было принять за бога.
Трибуны восторженно ревели. Мужчины, женщины, старики и дети, голодные и оборванные, забыв об обидах и заботах, следили за каждым ударом, каждым выпадом чемпиона и отмечали их восторженными возгласами.
Противник Рейгана всеобщего восторга не разделял. Щуплый и слабый - таких как он трудно заметить в толпе. Боги, словно предвидя этот день, нарочно одарили его тщедушным телом. Бедняга носился по арене, как трусливый заяц, и уклонялся не только от ударов чемпиона, но и от попаданий камней и гнилых овощей, которые летели в него с трибун, словно снаряды из катапульт. Казалось даже сияющее над ареной солнце смеется над ним.
– Давай, трус! – кричал чемпион под восторженный вой толпы. – Давай, жалкий червь. Порази меня! Пронзи клинком мою грудь. Собери волю в кулак! Соберись! Нападай!
Его противник собрался и напал,но сделал это неуклюже и неумело. Он нелепо укрылся щитом и, размахивая мечом, бросился на врага. Один миг, и он уже лежал на земле с выбитым из рук оружием и отрубленной по колено ногой. Рев толпы заглушил страшные вопли бедолаги.
Феокл завистливо хмыкнул. Как бы он хотел сейчас оказаться на месте чемпиона, почувствовать горячий песок под ногами, ощутить вес клинка. Но такого в его ближайшем будущем не предвиделось. Кто же его нескладного, женоподобного, пятнадцатилетнего паренька на арену пустит? Хотя среди бойцов он был на хорошем счету. "Отличный молодчик" – так говорил о нем сам ланиста Стефан. "Полный дурак" – описывал его старик-распорядитель, который приходился ему родным дядей.
– Феокл, – раздался голос совсем рядом. – Ты чего здесь забыл, малец?
Юноша оглянулся. Позади него стоял тот, кого Феокл хотел видеть последним. Тот, кто пугал юношу, внушал отвращение. Позади него стоял чуть сгорбленный и седой старик, известный в Арене под прозвищем Задохлик.
Трудно сказать, что в нем пугало Феокла. Внешне он ничем не отличался от других азаронских стариков. Простое, чуть вытянутое изрыхленное морщинами лицо с потрескавшимися губами, слегка кривоватым носом и двумя шрамами над правым глазом.
Старик был сгорбленным, из-за чего казался ниже. Опираясь на деревянную клюку и содрогаясь облаченным в лохмотья телом, он подошел к юноше, схватил его за руку и попытался оттащить от решеток.
– Отстань, – воскликнул возмущенный юноша, оттолкнув от себя Задохлика, - не мешай. Ты только посмотри, что он делает. Ты только посмотри на Рейгана. Воистину достойный чемпион арены!
В этот самый момент чемпион отрубил своему противнику правую руку, настойчиво тянущуюся к потерянному мечу. Оглушительный рев толпы снова заглушил душераздирающие вопли бедняги. Люди с восторгом смотрели на кровь, но им было мало, они требовали еще. Чтобы она лилась и лилась на горячий песок без остановки.
Рейган внял желанию толпы, усмехнулся и нанес еще один удар. Взмах меча, и красные капли полетели во все стороны. Но противник чемпиона – вот ведь насмешка – был еще жив, хоть и лишился всех пальцев на левой руке.
– Зачем он тянет время? – проворчал старик. – Убил бы этого сопляка и дело с концом, а он разделывает его как свинью.
– Замолчи, старый дуралей, – зашипел на него Феокл. – Тебе откуда знать, как убивать следует? Ты же кроме мух и комаров и не убивал никого. Не мешай смотреть! Это чемпион, понимаешь? Он привык убивать красиво!
Старик вместо ответа пожал плечами. Затем всего на миг его лицо приняло задумчивое выражение, будто бы воспоминания, которые старик успешно забыл, вдруг нахлынули на него с новой силой. Он стоял, не двигаясь, лишь изредка вздрагивал и смотрел через железные решетки на Арену.
Толпа между тем ликовала. Чемпион уже успел разделаться со своим противником и поднял на острие меча его отсеченную голову под восторженные крики. Кричали горожане, кричал распорядитель, кричал Феокл – крики были пронзительными и радостными.
– Вам понравилось?! –прошипел вдруг Рейган. – Как вам мое выступление?! Я доказал вам, что я чемпион? Доказал? Скольких еще мне надо убить? Я убью всех. Нет, и не было еще на земле тех, кто остался бы в живых после боя со мной. Если кто-то считает иначе, пусть приходит. Пусть приходит сюда. Я орошу песок его кровью, я отделю его конечности от его поганого, жалкого тела. Он проклянет чрево своей матери, изрыгнувшей его на свет лишь ради того, чтобы я разделал его, как мясник разделывает свинью.
Со всех сторон раздались шумные аплодисменты. Громкие и сильные. Затем толпа заревела, завыла в экстазе, ловя жадным взглядом каждый шаг Рейгана, каждое его движение. Она внимала каждому слову чемпиона, следила за каждой складкой его одежды, за каждым бликом солнца, отраженным его мечом.
– Вы хотите большего? – закричал чемпион.
В то же мгновение под одобрительные вопли толпы он сильным ударом ноги размозжил голову своего противника. Голова лопнула как перезревший орех. На желтый песок во все стороны брызнула кровь вперемешку с кусочками мозга.
- Он богоподобен! - воскликнул Феокл.
- Жалкое ничтожество, - проворчал старик. – Убивать нужно быстро. Растягиваешь, значит, получаешь удовольствие. А раз получаешь удовольствие, значит, как пить дать, урод ты.
- Да хватит тебе уже, зачем ты вообще пришел? – сквозь зубы презрительно процедил юноша.
- Тебя вызывают. Ланиста. К себе. Не трать время попусту, малец.