Искушение

Черт появился в клубах зловонного серного дыма, как и положено уважающему себя бесу. Отец Ксенофонт молодой инок N-ского монастыря только приготовился творить полуночницу – особое монашеское правило, для этой цели он приподнял потертый подрясник и опустился на колени.

Увидев давнего недруга отец Ксенофонт заревел как раненый бык и ретиво подскочил с потемневших от времени половых досок:
- А-а, враг рода человеческого, – инок высоко поднял правую руку готовясь перекрестить демона, – я щатя ожгу крестом честным и непорочным!
- Не надо, – запаниковал бес, – я ненадолго и по делу, а потом сам, того..., изыду, добровольно.
- Какие у меня с тобой дела могут быть? – монах удивленно посмотрел на черта и медленно опустил руку, затем, видно ему в голову пришла новая мысль и он опять яростно зарычал на демона. – Хочешь, чтобы я от Христа отрекся, ирод!
- Ничего я от тебя Ксенофонт не хочу, – бес примирительно улыбнулся, – только не крести меня, пожалуйста, вся шкура от этого в шрамах.
Демон был прав трудиться в монастыре чертячей братии было сложно. Одно слово – ортодоксы. Другим бесам, которые трудились на ниве человеческого грехопадения было не в пример легче. Здесь же, для того чтобы заставить согрешить этих неулыбчивых и вечно хмурых монахов следовало основательно попотеть. Все время только и делают, что молятся и работают. В остальное время читают, изредка общаются на богословские темы, еще реже спять.
Вот и поди искуси этих отшельников, пока на самый никудышный грешок соблазнишь, сам не рад будешь. А как заметят чего, то сразу давай крестами жечь. Поэтому и обитали возле монастыря самые крепкие бесы, так сказать матерые. Вот и этот незваный отцом Ксенофонтом демон был ушлым чертякой, думал легко начнет изводить молодого инока блудными помыслами, гордыней и чего там еще для них припасено. Но монах, несмотря на возраст был ушлый, усмирял плоть многочасовыми молитвами, скудной пищей и сном на жесткой как стол кровати. Работник преисподней совсем приуныл и решил просить начальство перевести его на другую работу,так сказать в связи с отсутствием прогресса с отцом Ксенофонтом.
- Ты третьего дня согрешил, – будничным голосом протянул демон, это было не вопросом, а констатацией случившегося, – возжелал оскоромиться куриным яйцом.
- Что? – молодой инок густо покраснел. – А откуда ты..., хотя, что я спрашиваю, и так понятно, твоя работа?
- Моя, - не стал отпираться демон, – но не вся, а частично.
- Как это? - удивился монах.
- Давай по порядку, – бес строго поднял кривой волосатый палец, – отделим мух от котлет.
- Я сразу исповедовал этот грех, – вздохнул отец Ксенофонт. Третьего дня игумен монастыря отец Питирим благословил инока на послушание в курятник. До Рождества Христова оставалась неделя и весь монастырь строго постился. В среду и пятницу вкушали раз в день сухую пищу без соли, в другие дни трапезничали дважды, но без елея. Говели и сугубо молились, все как обычно перед сочельником. Вот тут инок и соблазнился.
- Это ваши дела, – скривился черт, – меня они не касаются, сами разбирайтесь. Тут вопрос в другом, что ты с яйцом сделал?
Отец Ксенофонт покраснел еще сильнее, это можно было без труда заметить даже в освещенной только одной лампадой келье. Третьего дня, как и сказал бес, монах трудился на птичьем дворе, убирал куриный помет, вытаскивал из-под несушек еще теплые яйца. С утра он выпил пол кружки святой воды и сжевал сухую просфору, но молодой организм требовал другой пищи. Перед глазами инока вставали образы аппетитных яств, которые он вкушал в миру и те, что описывались в прочитанных им книгах. Отец Ксенофонт брал в руки округлые, с прилипшими к скорлупе соломинками яйца и боролся с диким желанием выпить их.
Вот тут-то демон его и подловил, он что-то шепнул несушке, и та сбросила свое яйцо прямо в карман старого пальто, которое отец Ксенофонт накинул на подрясник. Вернувшись в келью инок полез в карман за четками, дабы сотворить иисусову молитву и обнаружил там бесовский подарок.
С глухо бьющимся сердцем монах сел в пальто на кровать и вперил свой исступленный взгляд на яйцо. Боролся отец Ксенофонт с искушением долго, но не очень...
- Молчишь? – спросил бес, он сейчас больше напоминал полицейского следователя, чем посланца ада. – Ты попытался его запечь и использовал для этой цели большую восковую свечу за двадцать гривен.
На молодого монаха больно было смотреть, отец Ксенофонт низко опустил голову и внимательно изучал свои старенькие тапочки, руки его слегка подрагивали, бедный инок снова переживал минуту позора.
- А потом в келью без стука зашел отец Меркурий, и что ты ему сказал?
Монах оторвал глаза от горбатого из-за повышенной влажности пола, и со вздохом посмотрел в маленькое оконце. Зима рано пришла на южную Волынь, первый снег выпал в конце октября, полежал неделю и полностью растаял. А потом пришли лютые морозы, и земля застыла, скованная стужей. За оградой монастыря в свете месяца открывался прямо-таки лунный пейзаж, свирепый ветер гонял по голым холмам остатки осенних листьев и гнул измученные холодами деревья.
- Ты сказал – "прости отец Меркурий, не сдержался, бес попутал".
Инок оторвал взгляд от окна и полными слез глазами, посмотрел на демона.
- А мне, – скривился от обиды черт, – такое даже в голову не пришло бы!