Подземная авиация (8)

8

Служба в подземной авиации была такая же, как и во всей остальной армии – размеренная, тягомотная и бестолковая. Строевые смотры, показуха, бесконечная приборка, окраска стен пещер в светло-жёлтый цвет... Чего стоил, например, циркуляр «о проведении физической зарядки» – там категорически предписывалось, чтобы солдаты непременно совершали ежедневный кросс вокруг территории части. Конечно, это требование было рассчитано на обычные, наземные войска. Поскольку же существование войск подземных находилось под грифом строжайшей секретности, то и предусмотреть такую возможность создатели инструкции никак не могли. Однако это обстоятельство отнюдь не означало, что от абсурдного требования можно было отмахнуться: армия испокон веку стояла на строжайшей дисциплине и неукоснительном исполнении приказов.

Как этот идиотизм можно было реализовать на практике, никто придумать не мог: вокруг гигантской каверны, в которой базировался батальон, сплошным массивом располагались плотные диабазовые породы, продвигаться в которых могли только боевые «кроты». Но приказ есть приказ, поэтому каждое утро весь личный состав поротно грузился на десантные борты и совершал своеобразный «круг почёта». Внутри десантного корабля при этом приходилось заниматься бегом на месте. Такой гениальный выход из положения предложил замполит части, майор Фитюк. С идиотизмом приходилось справляться идиотизмом же, и в этом отношении батальон особого назначения ничем не отличался от остальных частей Министерства обороны.

Впрочем, после того, как курсант Зайцев специальным распоряжением был переведен из учебной в линейную часть, кое-что изменилось. Во-первых, теперь он щеголял в новеньких белых кроссовках – предметом вожделения и зависти всех остальных, не удостоенных пока такой чести, а во-вторых, у него наконец-то появилось личное время. К тому же теперь Артур не был обязан по подъёму вскакивать под надсадный рык дежурного по роте, имел право посещать столовую вне строя и с удивлением обнаружил, что его мнение вдруг начало что-то значить для сержантского состава.

Поскольку сооружать свой подземный резервуар для каждой войсковой части было достаточно затратно, то линейная часть располагалась тут же, рядом с учебной. Фактически это проявлялось в том, что оба гарнизона жили бок о бок, Артур даже спал на той же койке, что и раньше. Только непосредственным командиром его теперь являлся не ефрейтор Гребе, а сержант Лукинский. Вообще, перевод этот имел значение более номинальное, чем реальное.

Армейский быт этих совмещённых частей официально определялся уставами, но в большой мере также и традициями. Традиции в армии – это вообще нечто особое. Например, солдатами свято блюлся обычай розыгрыша и обмана офицеров, и солдатская смекалка в этом направлении подчас творила чудеса. Воин, сумевший облапошить начальника и при этом увернувшийся от наказания, приобретал непререкаемый авторитет– до тех пор, пока уязвлённый командир, в свою очередь, не отыгрывался на обидчике. Причём прямые, что называется, «в лоб», наказания не котировались, и опустившегося до таких методов командира презирали все, в том числе и сослуживцы-офицеры. Нет, требовалось ответить хитростью на хитрость и прижучить дерзкого выскочку так, чтобы выставить на посмешище перед всей частью. Это было неким своеобразным спортом, в котором выигравшая и проигравшая сторона регулярно менялись местами. Доходило до того, что наиболее отчаянные солдатские сорвиголовы заключали с офицерами пари, берясь выполнить то или иное действие в условиях жесточайшего контроля со стороны второй заинтересованной стороны.

Так случилось и тогда, когда очередной раз служба снабжения должна была получать спирт. Да-да, тот самый классический случай – военнослужащий и казённый спирт! Причём спирт в данном случае был медицинский, высшей очистки – ожидалось прибытие нового суперсекретного образца техники, и техслужба заблаговременно запасалась расходными материалами для регламентных работ.

На этот раз схлестнулись Лукинский и майор Фитюк, временно сочетавший основные функции замполита с исполнением обязанностей заместителя командира части по техническому обеспечению. По условиям пари Лукинский должен был добыть продукт в количестве не менее одного литра, причём из той самой партии, которая только что поступила. И добыть в течение суток. Призом в случае успеха служило добытое, а недостающее количество майор должен был восполнить за свой счёт.

Драгоценный расходный материал бдительный Фитюк слил в широкую стеклянную бутыль с притёртой пробкой и поместил в сейфе, ключ от которого демонстративно прицепил к брелоку и сунул в карман. Мало того, сам сейф был перемещён из его кабинета, который не охранялся, в продуктово-вещевой склад. Склад представлял собой изолированную пещеру с бесконечными стеллажами, на которых хранились запасы тушёнки, запасных коробок к противогазам, веников – и обычных, и банных, аккумуляторов, походных пехотных фляжек, банок со сгущённым молоком, пожарного инвентаря, мешков с сахаром и мукой, сигарет и всего прочего, необходимого для обеспечения многочисленных армейских потребностей. На входе в эту сокровищницу, естественно, выставлялся круглосуточный караульный пост, а единственная дверь опечатывалась дежурным по части и вскрывалась только в его присутствии.

Тем не менее, соглашение было заключено и стороны разошлись – каждая в свою сторону, готовиться и принимать необходимые меры.

– Ну и как ты собираешься действовать? – нетерпеливо спросил Артур, когда Лукинский с безразличным видом развалился на своей койке, по обыкновению задрав ноги в кроссовках на дужку кровати.

– Увидишь, – невозмутимо ответил сержант.

– Даже не представляю, – сказал Артур. – Там же пост. И сигнализация. Откроешь – у дежурного сирена завоет.

– Не завоет… Байдиков!

– Я! – отзвался проходивший мимо курсант.

– Головка от х#я! Где вас только берут, здоровенных таких?

– Я из Тамбова, товарищ сержант, если вы это имели в виду.

– Ясно. Слушай боевой приказ. К двадцати двум часам ноль-ноль минутам раздобыть тазик и полотнище мешковины для мытья полов. Понял?

­–Так точно, понял. Разрешите выполнять?

– Не разрешаю. Уточняю задание. Тазик должен быть абсолютно чистым и блестеть, как у кота яйцы. Тряпка должна быть новой, но дважды постиранной в горячей воде и тщательно высушенной... Да! И ещё одно. Вон огнетушитель висит – видишь?

– Вижу, товарищ сержант.

– А я вижу, что на нём слой пыли. Немедленно вытереть! Чтоб ни пылинки, понял? Остальные огнетушители не трогать. Не дай бог что-то будет не так – урою. Дошло?

– Дошло...

– И последнее. Раздобудешь флакон тройного одеколона.

– Где?

– В п##де! Родишь и скажешь, что нашёл. Ясно?

– Ясно.

– П#здуй!

Утомлённый разговором Лукинский прикрыл вежды и погрузился в дремоту, никак не отзываясь на настойчивые атаки Артура, вкрай заинтригованного такой странной подготовкой. Единственное, чего Артур добился – приказания найти ефрейтора Гребе, командира отделения курсанта Байдикова, и передать, что оный курсант вплоть до завтрашнего утреннего развода поступает в распоряжение сержанта Лукинского. Всё.

– Да зачем он тебе?

­– Надо. Видишь, какой он лось! Здоровый, чёрт.

– Ну и что?

– Ну и ничего.

Так и остался Артур с этим «ни с чем».

Впрочем, и Лукинскому подремать не дали. В связи с тем, что послезавтра в часть внезапно (ага, внезапно, как же…) должна была прибыть инспекторская проверка, объявлялся аврал. Отцами-командирами было решено украсить интерьер с помощью природных декоративных элементов. Проще говоря – нарезать молоденьких деревьев и натыкать везде, где только можно. Предполагалось таким образом убить сразу двух зайцев: зелёные насаждения должны были создавать хорошее настроение в широкой воинской массе, что должно показывать заботливость командования – и одновременно эти же насаждения позволяли замаскировать явные огрехи в окраске стен. Кстати, идея красить стены так и не прижилась из-за проблемы вентиляции: у личного состава от запаха краски болела голова, а взять свежий воздух в достаточном количестве под землёй было негде.

Итак, Лукинский, погрузив на борт два отделения лесорубов, срочно отбыл на поверхность. Предполагалось брать молодые пушистые сосенки: лиственные породы за время пребывания комиссии могли потерять свежесть и поколебать таким образом положительный имидж части. Рядового Зайцева тоже не оставили без дела: срочно потребовалось выпустить «боевой листок». Этот шедевр стенной печати обычно выполнялся на фабричным способом напечатанной заготовке формата А-три. На заготовке имелось изображение некоего абстрактного солдата, поднимающего руку торжественно-призывным жестом на фоне мчащихся в атаку танков и самолётов, а ниже располагалось пустое место для самобытного рукописного текста. Текст на сей раз должен был быть посвящён надвигающейся министерской проверке, но таким образом, чтобы сразу было ясно, что о самом факте проверки никто ни сном, ни духом не ведает. Режим секретности – прежде всего, как торжественно воздев палец, задекларировал развивший бурную деятельность замполит Фитюк. На недоуменный вопрос Артура, как такое вообще может быть, последовало категорическое указание не выёживаться, а приступать немедленно, об исполнении доложить.

– Пля, и чё теперь делать? – озадачился Артур, глядя на Серёгу Степанова – взводного поэта, так же, как и он, назначенного ответственным за еженедельные выпуски.

– Да хня, первый раз, что ли, – отмахнулся тот. – Ща заделаем стих, пиши только буквы покрупнее, чтобы на весь лист растянуть… Не бзди.

– Серый, ты очередной раз спасаешь наши задницы, – проникновенно сказал Артур и ушел за цветной тушью и набором писчих перьев (старинные перья «редис» были гордостью замполита, сберегавшего их ещё с лейтенантских времён). Удивительно, но в век всеобщей компьютеризации (и более того – принтеризации) начальство в лице Пидадона требовало, чтобы агитационные материалы писались вручную; это, его по мнению, подчеркивало, что исток вдохновения исходит непосредственно из глубины народных масс. Пидадон – было заглазное прозвище замполита Фитюка.

Когда Артур вернулся, стихотворение было уже готово:

Пока стране спокойно спится,

И экономика крепка,

Державы нашей на границе

Активны вражие войска.

Дрожи, агрессор агрессивный,

Отныне на себя пеняй.

Напав, узнаешь нашу силу,

Да будет поздно, негодяй!

У нас и под землёй граница.

Россия твёрдо верит в нас.

АК в руке, суровы лица,

Когда исполним мы приказ.

­– Как-то не очень, – прочитав, засомневался Артур. – «Агрессор агрессивный» ну совсем уж… Да и «АК в руке»… Много ты автомат в руках держал? Разве на стрельбах только. Переделай.

– Ты что! – взвился уязвлённый автор. – Ты просто в стихах не понимаешь. Человек с автоматом – это, знаешь ли, такой устойчивый художественный образ солдата-защитника. Вот увидишь, как Пидадон доволен будет: у всех листки прозой, а у нас – поэзия!

– И «вражие» неправильно. Надо «вражеские».

– Сам знаю. «Вражеские» в размер не лезет, тут четырёхстопный ямб. Ничего, так тоже нормально. Да и я не Пушкин, в конце концов!

– А почему про проверку ни слова?

– Как это ни слова?! «Напав, узнаешь нашу силу» – что такое нападение врага, как не проверка боеготовности? Самая проверистая проверка!

– Ну ладно, – вздохнул сдавшийся Артур и вновь поплёлся к замполиту – согласовывать. Согласовывать положено было каждый публикуемый текст – во избежание появления в стенной печати идеологически не выверенного материала.

Когда он вернулся с резолюцией «В печать» и размашистой майорской подписью, Степанов уже подготовил рабочее место: на листке-заготовке чуть заметно была пролинеена карандашная разметка для будущих строчек.

- продолжение следует -