Конь без пальто

Уж не знаю, друзья мои, насколько вы разбираетесь в «Академической» жизни – общество это крайне закрытое, со своими легендами, предрассудками, амбициями, эх… Да чего там только нет… Стороннему человеку, пожалуй, сразу-то и не понять, однако живут «академики» бок о бок с нами и воспринимаются, как некая неотъемлемая часть бытия. О чем это я? Да вот о чем – представьте себе персонаж – сухонький старичок с остроконечной седой бородкой, в черной чеплашке, на манер татарских тюбетеек, в круглых проволочных очках, с могучим портфелем, свиной кожи, зажатым в костлявой, старческой лапке. Кто он? Ну, конечно же! Профессор! И не то, чтобы других профессоров не бывает. Еще как бывают! И толстые, и лысые, и молодые, и не очень… Скажу больше – их большинство. Но, обязательно, в каком-нибудь из десятков и сотен академических институтов, всегда есть такой вот, почти карикатурный, ученый муж. Стереотип? А дьявол его знает, наверное… Однако факт на лицо – они есть! А что вы скажете по поводу не менее знаменитого обитателя академической поляны - «ботана»? Только произнесите это слово и вот, тут же, знакомая до боли картинка – сутуло-перекошенная фигура, могучие очки, короткие, едва до середины щиколоток, брючки, всклокоченная шевелюра и абсолютная неприспособленность к обычной жизни. Скажете – таких не бывает? Да сколько угодно! Они такие же неотъемлемые персонажи нашей жизни, как и компьютерные гики, или братки с привокзальной площади, да мало ли их, типажей-то… Не суть, речь не об этом. А вот о чем – существует в академической фауне еще один, крайне редкий, но чрезвычайно занятный подвид. И зовется он – Вечный Старший Лаборант. Именно так – все слова с заглавной буквы! Обитает этот персонаж, обычно, в цокольных этажах институтских зданий и представляет из себя хмурого, нелюдимого мужика неопределенного возраста. Он всегда одет в один и тот же, прожженный всевозможными кислотами и паяльниками сине-серый халат, проговаривают, его носил еще сам Менделеев. Ему первому подает руку высокое начальство, и только он один может назвать директора института Матвеечем… Ну, или там - Петровичем… Потому как еще помнит, это самое начальство те, теперь уж кажущиеся нереально далекими, годы аспирантской юности. Когда хлопнув неразбавленного спиртика, вместе, они просиживали ночи на пролет над очередным лабораторным проектом. Да, было, граждане… Было… Еще одна отличительная черта Вечного Лаборанта – он всегда неимоверно занят. У него есть работа! И не приведи вас господь поинтересоваться – а что же он такого делает. Ни-ни. Ни в коем случае! Вы тут же будете испепелены «миллионноватно-лазерным» высверком из-под кустистых бровей. Вас окатят ледяной волной презрения, а после, посмотрят, как на жалкого, обделавшегося щенка и, покачав в искреннем сожалении головой, пройдут мимо, словно есть вы предмет неодушевленный. Так, табуретка какая-то… Даже сами небожители академического пантеона – членкоры с академиками и те, стараются избегать подобных, возмутительных, вопросов. Потому как есть у человека работа, и он ее работает! И все, и точка!

Итак. Конь принадлежал к этой малочисленной, но от того не менее пристнославной, касте двигателей академического прогресса – он был старшим лаборантом. Почему – «Конь»? Никто уже и не помнит, за давностью лет, каким образом прилипла к нему эта институтская кличка. Слухи ходили разные, но имели ли они хоть какое-то отношение к реальности? Думается – вряд ли. Поговаривали, что в те далекие, уже подернутые пеленой забвения, годы аспирантской юности, Конь и наш теперешний директор - академик Завадский, ухватив парочку барышень с параллельного курса, отправились на концерт известнейшего сатирика. Откуда были с позором изгнаны, поскольку Конь, своим оглушительным ржанием, перекрывавшем смех остального зала, просто сорвал спектакль. Правда ли? Скорее всего – нет. Конь и театр – вещи уж совершенно не совместимые. Другие рассказывали, что кличка появилась во время сдачи институтской молодежью обязательного, в те давние годы, комплекса ГТО. Конь был определен в забег на длинную дистанцию, но никто, вразумительно, не объяснил академическому спортсмену, что выстрел стартового пистолета бывает только в начале забега. И вот, когда остальные участники соревнования благополучно пересекли финишную ленточку, наш новоявленный стайер продолжал наматывать круг за кругом, погруженный в свои, высоконаучные мысли, ожидая финального выстрела… Правда? Тоже, навряд ли… Затащить Коня на какие-либо официальные мероприятия можно лишь под страхом смерти, хотя… Хрен чем его напугаешь… Нет, имя-отчество у него, конечно, тоже были – звался он Юрием Николаевичем, да и фамилия, опять же, вполне себе обычная – Коновалов. Но этот факт знали, разве что, в отделе кадров, и то не все, и не наверняка… Конь был худ, поджар и волосат. Он носил широкую лопатообразную бороду, по которой всегда можно было прочитать, что сей ученый муж ел за завтраком, и всклокоченную сивую шевелюру, чем очень походил на памятник Карлу Марксу. Ну, на тот, который на Театральной площади, если кто не знает. Лабораторных халатов у Коня сроду не бывало, поскольку принадлежал он к славному геологическому племени. Поэтому на службе он постоянно появлялся в одной и той же, протертой на сгибах до белизны, старой штормовке, вытертых джинсах и навороченных ковбойских сапогах, подаренных ему на юбилей нашим шефом, лет эдак пятнадцать тому назад. Работал же старший лаборант в коллекторской, расположенной… Да, да! Не смейтесь! В цокольном этаже институтского корпуса. Где среди тысяч пеналов с кернами разведочных бурений и горами экспедиционного оборудования стоял могучий, помнящий еще Пржевальского, письменный стол, и обшарпанный вьючный ящик – стульев Конь, почему-то, не переносил. Вся поверхность немалой столешницы, была завалена горами исписанных вдоль и поперек машинописных листов, всевозможными папками и скоросшивателями. Это и была святая святых, Шамбала, не побоимся этого слова, Вечного Старшего Лаборанта – это была его «Работа»! Подходить ближе, чем на шаг, а тем паче прикасаться к этим бумажным пирамидам было равносильно смертному приговору. С немедленным приведением оного в исполнение, перед строем младших научных сотрудников! Вот таким вот и было местообитание нашего Вечного. Хотя… Случился однажды прецедент, чуть не поколебавший ту самую – «вечность». Это было в те, тяжкие, для отечественной науки годы (интересно, а когда они легкими-то были?), когда начались повальные сокращения бюджетов и увольнения сотрудников. Высокое начальство, промокнув платком вспотевшую лысину, уже взяло в руки перо, дабы вписать фамилию нашего героя список подлежащих увольнению бедолаг, когда, неожиданно , выяснилось что… Постойте, постойте! А кто же тогда сможет засесть в одиночку в таежном зимовье, где до ближайшей человеческой души полторы тысячи верст, в ожидании подвоза новых аккумуляторов для радиостанций? Которые обязательно забросят с большой земли вертолетом, на следующей неделе… Ну…К концу-то месяца точно… Если погода будет… А кто отправится на поиски группы студентов ( господи, избавь нас от запоя и практикантов!), ушедших картировать восточный склон, всего-то в каких-то двадцати километрах от лагеря и пропавших на неделю? А с эвенками скандалы улаживать кто будет, я вас спрашиваю?! А самое, а самое-то главное – кто тут у нас еще «интуитивист»? Тут, друзья мои, я вынужден сделать некоторую ремарку, поскольку именно эта особенность Конячьего организма и стала катализатором всей последующей истории. Дело в том, что Конь слыл одним из самых отпетых институтских «рукожопов». То есть, поручить ему сделать что-нибудь своими руками – не желать самому себе добра и покоя. В качестве ярчайшего примера подобного мастерства у нас, до сих пор, хранится изготовленная им коробка для образцов. Простой, метр на метр, деревянный ящик на постройку которого ушел весь наличный запас гвоздей экспедиции. Жуткими, криво-ржавыми букетами, торчат они из всех мыслимых мест, навевая воспоминания о самой бесчеловечной пыточной камере братьев святой инквизиции. Жуткая штука получилась… Человеконенавистническая… Ну так вот, в дополнение к этой, потрясающей, своей особенности, Конь имел еще одну – он был «интуитивистом». Например: проходя мимо, бьющихся уже третий час над умершим лодочным мотором, механиков, этот типус, тыкал своим кривым пальцем в какой-то проводок - и мотор оживал, наполняя радостным ревом Путоранские озера. Или, походя, стукнув кулаком по напрочь отказывавшейся работать армейской радиостанции – возвращал ее к жизни, под восторженные визги радистов. Вот такая вот особенность, объяснить которую, он и сам не мог. Эдакое экстрасенсорное чувство, что ли… И высокое начальство, основательно поразмыслив, решило, все таки, вычеркнуть фамилию нашего героя из «проскрипционных» списков академии. А поскольку слушок-то уже давно разошелся, и увольняемый народ бился в состоянии близком к истерике, это самое начальство удумало подсластить пилюлю, и… Подписало приказ на внеплановый, оплачиваемый отпуск старшему лаборанту - Коновалову Ю.Н. И надо же было такому случиться, просто мистика какая-то! Что именно в этот карьеро- и нерво-дробительный момент, Конь, получил совершенно невероятное приглашение, с которого, собственно, и началась эта история.

Оно было доставлено прямо в Конячью квартиру, улыбчивым молодым человеком в форменной тужурке экспресс-почты. И представляло собой большой, «забугорный» конверт, из высочайшего качества, снежно-белого картона. С трудом разодрав упаковку, естественно, в месте противоположном тому, которое было предназначено для комфортного открывания бандерольки, Конь вытряхнул на стол ее содержимое. Это были два, скрепленных аккуратной блестящей скобкой, стандартных листа и узкая, черно-золотая открытка с двуязычным текстом.

- Тэ-э-кс…- удивленно пробухтел в бороду Конь, и взяв скрепленные листы, углубился в чтение, далеко отставив держащую их руку (ему давно уже нужно было купить очки, но... Настоящий геолог-полевик, таежный бродяга, покоритель тундры, черт побери! И в очках?! Нонсенс, право слово!). Быстро пробежав глазами оба листа, Конь, плюхнулся на табурет, вытащил из мятой пачки сигарету и, пустив к потолку струю сизого дыма, вновь уткнулся в письмо. Послание сообщало, что господин Коновалов, приглашается на торжественное празднование тридцатилетия окончания школы, в числе прочих своих одноклассников. И то, что это занимательное действо будет проходить в одном из самых престижных банкетных залов города Иерусалима… Далее следовала информация о том, что все расходы, включая перелет и проживание гостей, уже оплачены и беспокоиться приглашенным господам совершенно не о чем! Потому как, все проспонсировано одним из богатейших людей Израиля, а именно – господином Кацнельсоном, имевшим удовольствие учиться в их классе.

- М-да…- Конь задумчиво поскреб бороду. И что же делать-то? Нет, отпуск штука хорошая, но все дело в том, что он, за все годы работы в институте, никогда его не брал. Ну, незачем было… Единственными местами в мире, где Конячья душа пребывала в абсолютном покое и умиротворении, были отроги таежных хребтов, берега могучих рек и бескрайние, накрытые весенним разноцветьем, просторы заполярной тундры, в оспинах кристально чистых озер. Так на кой черт, этот отпуск?! И для того, чтобы попасть в эти благословенные края никакой загранпаспорт не требуется – так пускают. Поэтому, Конь, никогда в жизни не обращался за получением сего документа. Да и Кацнельсон этот… Нет, он его помнит, конечно – мелкий такой, все на первой парте сидел, подхалим. Друзьями, они никогда не были, да и интересы-то совершенно разные… Хотя… Ну когда еще такой случай выпадет – Иерусалим посмотреть? Конь раздавил окурок сигареты в консервной банке, заменявшей у него пепельницу, и тяжело вздохнув, сдернул с вешалки штормовку – интересно, паспортный стол до скольки сегодня открыт?

Словно в поставленном на максимальную перемотку фильме - бумкнули о посадочную полосу шасси самолета, мелькнули кабинки паспортного контроля и ленты багажных транспортеров, пронеслись, за окнами комфортабельного автобуса, ряды подстриженных пальм, мигнул ярчайший калейдоскоп узких, гомонливых улиц и…

Конь окончательно пришел в себя сидя за небольшим, круглым столом, накрытым хрустящей, ослепительно-белой скатертью. Еще с десяток подобных же столиков было разбросано по всей площади огромного зала. Он сжимал, в слегка подрагивающих пальцах, широкий, тяжелый стакан, заполненный на добрую половину тягучей, темно-янтарной жидкостью, и мрачно взирал на происходящее вокруг него торжество. Какие-то лысые старые дядьки, обнимались с толстыми тетками, опрокидывая в себя неимоверное количество рюмок и бокалов, хлопали друг друга по плечам, орали какую-то несусветную чушь – «А помнишь, как в восьмом я тебе накостылял!», «А ты ведь, в десятом, за Пашкой бегала!»… Жуткий кошмар… Бред, да и только… Он не узнавал практически никого. Нет, какие-то отдаленные, размытые временем, знакомые черты, у окружающих, все же проступали… Иногда… Но вот так, чтобы сразу сказать, что та, похожая на резвящегося бегемота, потная, крашеная блондинка и есть, красавица Верка Пономарева, в мечтах о которой пускали слюни все пацаны его класса… Эх, страшная эта штука – время… Конь зябко передернул плечами и залпом осушил свой стакан. Что они в этой самогонке нашли? Виски, виски… Тьфу ты, гадость какая! Он недовольно сморщился и, отодвинув стул, выбрался из-за стола. Немного поплутав по залитым мягким светом вычурных бра, коридорам, и подивившись стерильной чистоте туалета, Конь вышел в фойе, где нос к носу столкнулся с хлыщеватого вида молодым человеком. Затянутый в умопомрачительный костюм, парень, сверкнул ослепительной голливудской улыбкой и мгновенно подскочил к Коню, слегка склонив голову.

- Вновь рады приветствовать Вас в Израиле! Чем мы можем помочь? – затараторил молодой человек.

- А… М-м-м… - Конь инстинктивно шагнул назад, - Да вот… Мне бы город посмотреть, если возможно… - промямлил он, отчего-то отчаянно стесняясь.

- Одну минуту, - жестом циркового факира, парень, извлек неизвестно откуда тончайший прямоугольник планшетника, и проведя пальцем по экрану спросил, - Вы ведь господин Коновалов, не так ли?

- Угу, - Конь энергично затряс головой.

- Отлично, дорогой Юрий Николаевич! Спешу сообщить Вам, что на завтра у нас запланирована экскурсия по достопримечательностям Иерусалима. Сам профессор Абрамсон, декан факультета археологии, будет гидом вашей группы. Отъезд из отеля в десять часов утра! Поверьте, это будет незабываемая поездка!

- А… Ну да, спасибо… Экскурсия… - Конь тяжело вздохнул, и нерешительно переступив с ноги на ногу, замявшись, спросил: - А можно мне самому, сейчас… Прогуляться? – молодой человек удивленно вскинул брови, и отступив на шаг назад поднес руку ко рту, тыльной стороной. Конь увидел, что к обшлагу рукава у парня прикреплен маленький квадратик микрофона. Бросив несколько коротких ивритских фраз, молодой человек снова расцвел белозубой улыбкой.

- Дорогой господин Коновалов! Для гостей господина Кацнельсона, в этой стране, нет ничего невозможного! Прошу, - он аккуратно подхватил Коня под локоток и шагнул к выходу из банкетного зала, - Через минуту подойдет машина, которая отвезет Вас в старый город, а после прогулки доставит в отель. Порошу Вас, Юрий Николаевич, счастливо прогуляться!

Уже второй час Конь шатался по кривым, узким улочкам старого города. Проходил мимо туристических развалов, отбиваясь от тучи торговцев на все лады предлагавших «самые настоящие кусочки креста распятия», лоскуты плащаницы и прочие, не менее важные артефакты. Заходил в таинственные тупички и аркады, протискивался в узкие сумрачные проходы между соприкасающихся крышами домов, пока, неожиданно, не вышел на широкую полукруглую площадь, ограниченную могучей, двадцатиметровой стеной. Сложенная из огромных серо-палевых блоков, стена, закупоривала площадь с ее западной стороны. Все пространство вокруг было ограждено сотнями металлических турникетов, с дежурившими возле них вооруженными солдатами и полицейскими, пристально оглядывающих каждого, кто проходил через этот кордон. Сотни, если не тысячи человек толклись в длинных очередях к десятку рамок металлодетекторов, установленных между турникетами. Кого тут только не было! Черно-белые, словно стаи антарктических пингвинов, ортодоксальные иудеи, серо-зеленые мундиры солдат, разноцветные, как перья попугаев, группы разноязыких туристов, торговцы-лоточники, люди, люди, люди… Ошалевший от такого вавилонского столпотворения Конь, сперва заметался, ежесекундно натыкаясь на сновавших вокруг посетителей, а потом пристроился в хвост к какой-то группке туристов, целеустремленно несшихся в направлении длинного здания, ограничивающего площадь с левой стороны. Гид – маленький, почти шарообразный мужичонка, лихо семенил впереди группы, экспрессивно размахивая руками. Язык, на котором разговаривал с туристами коротышка, Конь так и не уловил – какой-то славянский, то ли сербский, то ли болгарский, иди их разбери… Но часто повторяющееся словосочетание – «изкопни работи», заинтересовало его чрезвычайно. И действительно, прогалопировав еще метров сто, они нырнули под какую-то арку и начали спускаться вниз по узкой мраморной лестнице, по направлению к черневшему невдалеке входу в тоннель. После ослепительнейшего летнего солнца, темнота тоннеля показалась практически полной. Однако, через мгновение, глаза свыклись и Конь увидел редкую цепочку ламп, вывешенных на проводе-времянке под потолком сооружения. Пол тоннеля постоянно понижался, петляя под совершенно немыслимыми углами, и вдруг, резко оборвался, открывая выход на неширокую галерею. Внизу, метрах в пятнадцати под галереей, располагался обширный археологический раскоп. Десяток молодых парней и девчонок ползали на коленях между основаниями каких-то колон, аккуратно расчищая малярными кистями участок пола со странным, мозаичным рисунком. Мощные, укрепленные на треногах, прожекторы заливали раскоп ярчайшим белым светом, оставляя в темноте галерею, на которой и стояла группа туристов. Конь задумчиво смотрел на археологов, ползавших внизу: «А ведь это соплячье и не осознает, что елозят своими коленками по тому самому полу, по которому ходил Царь Соломон, Ирод, или там… Понтий Пилат… Вон ржут, бездельники, тоже небось - практиканты!», думал он, теребя свою бороду. Задумавшись о былом, Конь не сразу заметил, что колобкообразный гид испарился, уведя с собой группу. Ну и куда они могли деться? Он оглянулся по сторонам и, пожав плечами, двинулся по галерее в обход раскопа в надежде найти лестницу вниз – уж очень ему захотелось постоять на этом древнем полу. Пройдя буквально с десяток метров, Конь увидел темный арочный проход, перекрещенный красно-белой пластиковой лентой с висящей на ней картонной табличкой. Он тупо уставился на ярко-красные ивритские буквы-каракули и, презрительно хмыкнув в бороду, пролез под лентой внутрь. Что, в общем-то, было совершенно оправданно. Он ведь был – «наш» человек, то есть, с младых ногтей впитав с молоком матери, что ежели у нас где-то чего-то перекрыто и «посторонним вход воспрещен», то сделано это лишь для того, чтобы скрыть от народа самое важное и интересное. А как же иначе-то?! В узком тоннельчике, где он оказался, было совершенно темно. Пошебуршав рукой в кармане, Конь вытащил связку ключей, на которой, вместо брелока, болтался небольшой цилиндрик диодного фонаря. Узкий, ослепительно-белый луч света, высветил крутую каменную лестницу, с практически стершимися за века ступенями, зажатую между сложенными из разновеликих блоков стенами. Исходя из того, что лестница вела круто вниз, Конь решил что это и есть кратчайший путь на нижний этаж, и бодро зашагал вперед. Однако, пройдя метров десять, он, к своему удивлению, обнаружил, что стершиеся ступени не обрываются у выхода на мозаичный пол, а продолжают вести его куда-то вниз, в непроглядную тьму… Лестница несколько раз повернула под крутыми углами и незаметно превратилась в слегка наклонный, выложенный квадратными плитками, коридор.

- Во, блин! Куда ж меня занесло? – пробормотал Конь, шаря лучом фонаря по стенам. По ощущениям, он был уже намного ниже виденного с галереи раскопа. Пройдя еще с двадцать метров, он увидел, что коридор поворачивает влево, практически под прямым углом и обрывается перед завалом из кучи здоровенных, с микролитражку, каменей и горами мелкого щебня.

- Тьфу ты! – он в огорчении сплюнул и потянул из кармана пачку сигарет. Закурив, Конь мазанул лучом по правой стене и обнаружил три странные каменные розетки, прилепившиеся в верхней части – у свода. В обрамлении замысловато переплетенного растительного орнамента, из розеток торчали барельефы звериных голов. Что это за животные – разобрать было сложно – время не пощадило каменные морды. Какие-то рога… Клыки… Высунутые из разинутых пастей, раздвоенные змеиные языки… Античный сюр, своего рода… Конь цокнул языком и вдруг, совершенно необъяснимо для самого себя, за каким дьяволом он это делает, подошел и с силой вдавил крайнюю розетку внутрь. Противно заскрипев мелкой песчаной крошкой барельеф вдавился в глубь стены. И тут же, словно повинуясь безмолвной команде, могучий, двухметровый каменный блок, выбросив облако мелкой, словно мука, пыли, повернулся вокруг своей оси открывая узкий чернильно-темный проход…

- Ну ни хрена себе… - от неожиданности, Конь выронил сигарету из рук, - Вот это да… - прошептал он, и почему-то воровато огляделся вокруг. После чего, неуверенно потоптался на месте и, сделав глубокий вдох, протиснулся внутрь. Это была маленькая, не больше кухни в старой хрущевке, совершенно квадратная комната. Посередине, торчала невысокая, едва по грудь, витая колонна на вершине которой покоился, укрытый сугробом пыли, вычурный чайник… Ну… То есть, это Конь так решил, унимая мигом задрожавшие руки. Тут, нужно сделать еще одно отступление. Дело в том, что у Коня было хобби – где только возможно, он находил, и тащил в свою обшарпанную двушку всевозможный старый хлам. Он «фанател» от монстрообразных, допотопных буфетных самоваров, угольных утюгов, огромных, с колесо мотороллера, амбарных замков и прочей лабазно-скобяной белиберды. В «раньшие» годы его бы назвали – старьевщиком, он же позиционировал себя, как – антиквар! Ну, мало ли какие у людей «тараканы» бывают… Кто не без греха?

Едва взглянув на стоящий перед ним «чайник», Конь преисполнился всепоглощающим коллекционерским зудом – поездка в Израиль – удалась! Предмет вожделений напоминал небольшую больничную «утку», к которой с одной стороны приделали узкий и длинный носик, с другой же – вычурную, в завитушках, изящную ручку. На почти черной от времени бронзе, под слоем вековой пыли, проступал затейливый орнамент и какие-то маловразумительные письмена. Это будет несомненный бриллиант всей его коллекции! Потирая от предвкушения руки, Конь подошел к колонне и аккуратно провел пальцами по корпусу «чайника», стирая пыльные пелена. Ослепительная вспышка резанула по глазам, заставляя непроизвольно прикрыть их рукой, из-под крышки, с низким, утробным гулом, вырвался столб призрачно-зеленого света, который, ударившись в потолок, залил все пространство маленькой комнаты. Упругая, пахнущая озоном волна, отбросила Коня к стене, припечатывая к серым камням. Открыв слезящиеся глаза, он уставился на световой столб, судорожно пытаясь вдохнуть, вдруг ставший тягучим и плотным, воздух. В метре над поверхностью «чайника» повисла огромная, пышущая языками зеленого пламени, рожа… Гладкий череп с парой мощных рогов, раскосые, с бордово-красной радужной оболочкой и черными вертикальными зрачками, глаза… Загнутый крючковатый нос и огромный, безгубый рот, с длинными, как у саблезубого тигра, клыками…

- Приветствую, оператор! – проревела жутчайшим басом голова, - Мемо-репликатор к работе готов, ожидаю приказа!

- Э-э-э… М-м-м… Э-э… - Конь, словно выброшенная на берег рыба, судорожно разевал рот в попытке выдавить нечто членораздельное, - Эт-т-то, эт-т-то… Кто… Что… К-к-кто, это? – его дрожащий палец вытянулся по направлению к видению.

- Это? – жуткая рожа растянула в улыбке рот, - Это визуализация последнего оператора.

- К-кого?

- Последний оператор мемо-репликатора – Ала – ад – Дин аль Кумрани, возраст – пятнадцать лет, психофизиологическое развитие по шкале стандартных индексов – ниже среднего, по исторической эпохе. Другими словами – тупица непроходимый с крайней формой подростковой гиперсексуальности!

- Аль К-кумрани… - заикаясь пролепетал Конь.

- Это значит из города Кумран, - тут же ответила рожа.

- О-о-о… А-а-а… - Конь, мелко закивал головой и уставился на свои ходящие ходуном руки.

- Я вижу, что прежняя визуализация негативно сказывается на психологической устойчивости и восприятии оператора, - проревел голос, - Устраняю… - изображение монстра подернулось рябью, затуманилось, и стало плавно меняться. Исчезли рога, лысина подернулась по краям венчиком слегка вьющихся волос, нос сжался до вполне нормальных размеров, багровые глаза потухли, превращаясь в хитрые щелочки, из-за подперевших их толстенных щек, и спрятались за тонкой оправой очков, рот сжался в подобие куриной гузки…

- От е-мое! – Конь ошарашено замер и стал медленно сползать по стенке на пол, - Федор Иванович?! – на него смотрело лицо директора института – академика Завадского, - И вы тут…

- Ага! – лицо директора заулыбалось, - Так-то гораздо лучше! Итак, оператор, каковы будут ваши указания?

- Ща… Подожди секунду… - все еще дрожащими пальцами он, с трудом, вытащил сигарету из пачки и, сжав зажигалку обеими руками, поднес пляшущий во все стороны огонек. Минуты три Конь нервно курил, глубоко затягиваясь отдающим палеными тряпками дымом и, наконец, вдавив докуренный до самого фильтра окурок в щель между стыками каменной кладки, уже почти без содрогания посмотрел на зеленоватую физиономию висящую перед ним.

- Уф… Ну, давай с начала – ты кто?

- Полевой мемо-репликатор, с вашего позволения, - ехидно хмыкнула голова.

- И это означает… - протянул Конь с интонацией следователя из популярного телебоевика.

- И это означает, что я прибор для материализации мыслеобразов оператора.

- Ага! То есть ты можешь материализовать любые мои… Хм… Желания?

- Именно так. Практически любые мыслеобразы, о которых оператор имеет твердое представление.

- Угу… - буркнул Конь, поднимаясь на ноги с пола, - Практически, но не все… Так? Что, есть какое-то ограничение?

- Да, - голова утвердительно кивнула в воздухе, - Я не могу повторять биологические объекты, а так же те предметы, о которых оператор не имеет четкого представления. Например, сканирование мозга оператора выявило такие понятия, как машина времени… Ну, или… - видение смущенно шмыгнуло носом, - Или… фотонный звездолет…

- Но, а все остальное? - с трепетом в голосе спросил Конь.

- А все остальное – с нашим удовольствием! – директорское лицо расплылось в широчайшей улыбке.

- Так-так-так… - он вцепился двумя руками в свою шевелюру, и принялся быстро ходить от стены к стене. Это что же получается, ексель-моксель – всемогущество?! Нет-нет-нет, бред какой-то… Хотя… А почему, собственно, бред? А потому, что так не бывает! Но, ведь есть же… Вот оно… Мысли, словно тараканы на свету, разбегались в разные стороны, не давая возможности сосредоточиться. А если проверить? Конь резко прервал свой бег из угла в угол и повернулся к директорской голове.

- А сейчас… Ну, в смысле… Немедленно, я могу что-нибудь э-э-э… Пожелать?

- Дык, без сомненья, Юрий Николаевич! Любой каприз! – масляным голосом академика ответила голова.

- Тогда… - Конь с силой сжал свои костлявые пальцы в разом побелевшие кулаки, - Тогда… Выпить хочу!

В ту же секунду, на полу, у его левой ноги, что-то звякнуло. Конь опасливо скосил глаза, и увидел стоящий на плитках пола овальный жостовский поднос, на котором красовался граненый стакан, до краев наполненный прозрачной жидкостью, и простое белое блюдце с кусочком черного хлеба и половинкой соленого огурца. Он хлопнулся на четвереньки, и словно сапер обезвреживающий адскую машину, почти не дыша, медленно потянулся носом к стакану. Хм-м-м… Пахло водкой… Аккуратно, словно хрупчайшую драгоценность, взял в руку стакан, и крепко зажмурившись, сделал первый глоток. Водка! Конь судорожно выдохнул и тут же потянулся за огурцом – водка, самая обыкновенная водка… Получилось? Да, несомненно! В один присест допив стакан до дна и занюхав хлебной коркой, он уселся на пол, скрестив по-турецки длинные ноги, и потащил сигарету из пачки.

- Слушай, - Конь глубоко затянулся, - Совсем забыл спросить – а откуда ты тут взялся?

- В результате самой что ни на есть обычной халатности, уважаемый Юрий Николаевич. Был забыт экспедицией посещения, - трагически вздохнув, сообщила голова.

- Небось тоже, практиканты прошляпили? – хмыкнул в бороду Конь. После принятого «на грудь», он чувствовал себя на удивление замечательно. Стресс прошел, уступив место спокойной уверенности в себе и в том, что будущее будет исключительно радужным.

- Именно, именно они, - подтвердило изображение академика.

- Ну, так я и знал. А откуда экспедиция? Пришельцы? Другая галактика? Или… Параллельные миры?

- К сожалению, Юрий Николаевич, не уполномочен… Программа не позволяет, знаете ли… Информация оглашению не подлежит. Как это у вас говорят… Для служебного пользования! Да что это мы все обо мне да обо мне, может еще чего-нибудь пожелаем? А, Юрий Николаевич? Построим дворец, или разрушим город? Эх, застоялся я без работы! А для меня – это смерти подобно!

- Чего разрушим? – Конь резко вскочил на ноги, - Да, тьфу на тебя! А пожелать – обязательно пожелаем! Только не здесь, а дома. Эх, а планов-то сколько… Громадье! – и он вновь принялся бегать из угла в угол маленькой комнаты.

- Что, говоришь, скучаешь без работы?

- Хуже, Юрий Николаевич, много хуже. Без нагрузки, элементы системы выходят из строя, разрушаются, тем самым сокращая мне жизнь… - с какой-то глубокой, неземной грустью в голосе сообщил репликатор.

- Не переживай, работы будет – море! – на бегу крикнул Конь, и вдруг резко остановился, ухватив бороду в кулак, - Ох же, твою в дивизию… А как я этот «чайник» через таможню-то протащу?

- Какие проблемы, Юрий Николаевич! Кстати, между нами, это не чайник, а лампа. И… Это тоже – визуализация последнего оператора. А для вас… Сделаем так! – воздух вокруг лампы дрогнул, пошел мелкой рябью, сминая, будто пластилиновые, бока сосуда… Секунда, и перед изумленным Конем, на навершии колонны, блеснул темным экраном тонкий прямоугольник планшетника. В точности такого же, какой всего лишь пару часов назад, он видел в руках хлыщеватого секретаря Кацнельсона… Дела…

Последующее, спрессовалось для Коня в какой-то маловразумительный калейдоскоп событий. Часы стали минутами, минуты – секундами, все летело в бешенном круговороте. Он не мог найти себе места, куда-то бежал, с кем-то ругался, проталкивался, чуть не на ходу выскакивал из аэропортовского чартера, быстрее, быстрее, быстрее… Хлопнула подъездная дверь, спринтерский «взлет», через две ступеньки на третий этаж… С трудом попадая трясущимися от нетерпенья руками ключом в замочную скважину, заклацал старым, заедавшим замком… Все! Дома, можно начинать!

Усевшись за кухонный стол, Конь выложил на середину планшетник и, проведя пальцем по экрану, откинулся вместе с табуретом на стену, наблюдая за рванувшимся к одинокой «лампочке Ильича» столбом зеленоватого света.

- Доброе утро, Юрий Николаевич! – физиономия академика Завадского расплылась в приветливой улыбке, - Давненько не виделись, я уж, право слово – заскучал! Ну что, приступим?

- Ой! Здрасьте… Все не могу привыкнуть… - слегка дернулся Конь, - Приступить, говоришь… А и приступим! – он вскочил на ноги и заметался по кухне, в исступлении потирая руки. С чего начать? Ох, как много всего нужно…

- Так-так-так… - Конь вцепился пятерней в шевелюру, - Чего же мне надо-то… Сейчас… Сейчас… «Бенелли», шестнадцатого калибра… Или нет, к черту «Бенелли», у каждого второго олигарха есть! Нет-нет… «Холанд и Холанд» с муаровыми стволами? Или… Золлингеновский клинок? Дьявол! Не знаю… Не знаю… - он ткнулся лбом в прохладную стену.

- Юрий Николаевич! Юрий Николаеви-и-ич, дорогой, - вывел Коня из ступора голос репликатора, - Давайте я вам помогу! Вот, смотрите сюда, - слева от головы воздух вдруг словно загустел, пошел мелкой рябью и превратился в большой, прямоугольный экран, нежно-зеленого цвета. В туже секунду на экране появились, сменяя друг друга в бешеном темпе, вереницы образов: какие-то виллы с пронзительно бирюзовыми бассейнами, автомобили, самолеты, пирамиды золотых слитков, яхты, россыпи искрящихся драгоценных камней… Конь ошалело взирал на несущиеся по экрану картинки, разинув в изумлении рот.

- Ваш выбор, уважаемый оператор. Ваш выбор! – голова блеснула дугами очков, - Ну, смелее!

- А-а-а… Пропади все пропадом! – он до хруста в суставах сжал кулаки,- Машину хочу! – совершенно не осознавая, выкрикнул Конь.

- Прекрасный выбор! – лицо академика расплылось в широчайшей улыбке.

- И что?!

- Как это – что? Прошу… - голова качнулась и кивнула в направлении окна. Конь бочком обогнул стол и шагнул к подоконнику. Словно отпетый шпион-заговорщик, двумя пальцами отстранил занавеску и, затая дыхание, глянул, через годами немытое стекло, вниз. На улице, перед самым подъездом, сверкало ярко-красное пятно…

- А можно… Посмотреть… - прошептал Конь.

- Нужно! Нужн-о-о! Уважаемый Юрий Николаевич.

Конь крадучись выскочил из подъезда. Перед ним, распластавшись на потрескавшимся уличном асфальте, стояла… Он даже и не знал как это назвать – самолет без крыльев? Широкая, ярко-красного цвета, со вздыбленным черным скакуном на желтом значке – машина… Он зачаровано провел пальцами по сверкавшей на солнце, низкой крыше автомобиля, заглянул внутрь, через затемненное стекло двери, и потянулся к утопленной внутрь ручке…

- Гражданин! – громкий голос арапником стегнул по ушам, - Гражданин! Это ваша машина? – Конь вздрогнул, словно от удара тока. Шагах в пяти, позади него, неслышно подкравшись на мягких широких колесах, стоял патрульный автомобиль.

- Чем это вы тут занимаетесь? – из машины вылез грузный патрульный с коротким автоматом на шее.

- Дык… Ничего… Смотрю, просто… - пролепетал Конь.

- Вы бы, лучше, руками-то не трогали, - полицейский подошел к автомобилю и тоже заглянул внутрь через стекло, - Мало ли что… Тачка стоит как весь этот дом… Семенов! – крикнул патрульный напарнику, - Телега без номеров, пробей-ка может из автосалона угнали,- он вновь повернулся к Коню.

- Так говорите не ваша?

- Да у меня и прав-то нет… - Конь развел руками и стал потихоньку пятиться к подъездным дверям.

- Угу, - пробурчал полицейский, - Семенов, ну что там?

- Да вроде не угоняли, - его напарник высунулся из окна, - Я эвакуатор вызвал, ща приедут, заберут на штрафстоянку - там разберемся!

Конь аккуратно закрыл за собой дверь и, тяжело вздохнув, уселся на табурет. Лихо поездили… И за каким бесом он пожелал автомобиль? Мало того, что прав у него сроду не было, так и водить он тоже, не умеет… И что теперь? Дом? Яхту? Он задумчиво выбил из пачки сигарету, и закурив мрачно уставился в окно. А документы? Да и вообще – ненужно ему все это – совершенно…

- Что будем желать, Юрий Николаевич? – качнулась в столбе света голова академика.

- Не мешай, дай подумать, - невежливо буркнул Конь, глубоко затягиваясь сигаретой. В этот момент, из прихожей донеслось пронзительное пиликание телефона.

- Кого еще там надирает, - он тяжело поднялся и шаркая тапками пошел к телефону, - Житья от вас нет…

- Але! Конь! Конь! С тебя пузырь! – заверещала трубка голосом Ваньки Гараева – геолога из соседней лаборатории.

- Какой пузырь? Ты что - принял с утра? – рявкнул в ответ Конь.

- Ничего я не принимал! Ты помнишь, как мы мечтали съездить к Ямальским кратерам? Помнишь? – орал в трубку Гараев, - Так вот, мы включены в состав экспедиции!

- Не может быть…- он на мгновение прикрыл глаза и вдруг, в маленькой пыльной прихожей, потянуло горьковато-пряным запахом цветущей тундры. Словно во сне, пронеслись у горизонта оленьи стада, гулко шлепнула по кристальной глади озера матерая щука, просвистела над головой стая уток, забухал, у костра, в кругу яранг, бубен шамана…

- Не может быть… - прошептал Конь.

- Может! Еще как может! Собирайся, борт ждать не будет!

Конь заметался по крошечной квартирке, собирая кучу вещей в видавший виды, таких теперь и не делают, рюкзак. Патроны, блесны, энцефалитка, носки, полотенца, компас, геологический молоток…

- Куда же вы, Юрий Николаевич! Куда же вы?! – зеленая голова ошарашено смотрела на мечущегося по комнате оператора, - Давайте желать! В этом мире так много всего, Юрий Николаевич!

- Знаешь-ка что… - Конь резко остановился перед планшетником, - А не пошел бы ты, паря…

- Вы что же – меня отпускаете?!

- Не, я тебя посылаю!

- Что же, желание оператора – свято… - в кухне раздался звон рвущейся струны, и с легким хлопком призрачный свет пропал, унося с собой лежавший на столе прямоугольник планшетника.

- Во, клоун! – хмыкнул Конь и вдруг со всей силы хлопнул себя по лбу, - Вот же старый дурак! Сейчас-то май, а вернемся мы в ноябре… Холодно будет… Э-эх! Надо было пальто попросить… - он разочарованно покачал головой, и вздернув на плечо лямку рюкзака шагнул к двери.

КОНЕЦ