Симпатичный Домик

Домкратий Хряк вернулся домой пьяным и сгоряча избил домового. Бил он его добросовестно и умело, приговаривая:

- И где ты шляешься… По ночам, погань вонючая?! У всех домовые как домовые, а у меня чисто кот мартовский… Хозяйство в разоре, кобыла околела, а ты всё гуляешь, нечистая сила!..

Утомившись, Хряк бросил домового, плюхнулся на лавку и захрапел. Домовой, обиженно шипя, пополз к сундуку, где у него на такие случаи лежала початая четвертинка живой воды. Приложившись, он с грустью обнаружил, что она от долгого хранения утратила свои живительные свойства и даже протухла. Охая и причитая, домовой направился к соседу одолжить свежей живой воды или, на худой конец, крысиного яду.

Утром Хряк проснулся со страшной головной болью. Он огляделся, с трудом припоминая, что он делал вчера. В хате неприятно воняло прелыми онучами. На печи, угрюмо нахохлившись, сидел домовой.

- Доброе утро, Ваня! - слегка осипшим голосом проговорил Хряк. - А что это у тебя за синячишки-то? - с неподдельным интересом спросил он.

Домовой зыркнул на Домкратия и с достоинством повернулся к нему задницей.

Хряк всё понял. Он с кряхтением поднялся и принялся шумно пить рассол; затем, отдуваясь, Домкратий оторвался от бочки и рассудительно сказал:

- Ты, Ванюша, не серчай особо… С кем не бывает! Спьяна-то и не такое натворишь… А больше я нигде ничего не делал? - осторожно спросил он.

На прошлую Пасху, когда Домкратий был особенно хорошо выпивши, он упал в общинный деревенский колодезь с живою водою и испоганил её, за что и был жестоко бит мужиками.

- А тебе что, мало того, что ты дома вытворил? - озлобленно огрызнулся домовой. - Вот уйду я от тебя… Живи, как знаешь!

- Ну, ты, Ванюша, брось! - встревожился Хряк. - Аль тебе у меня плохо? Живу я один, без супружницы, никто тебя не обругает, слова плохого впоперёк не скажет. Да и как я тут без тебя? - подхалимским голосом продолжал он.

Домовой заулыбался, отмяк и упал с печки. Хряк ловко подхватил его на лету и посадил на стул.

- А ещё, Домуша, ты вчерась в дружину записался, к самому Красну Солнышку, - ласково улыбаясь, сказал домовой. - Так что магарыч с тебя!

Этого Хряк не ожидал и не помнил, и слова Ванюши-домового неприятно поразили его. Теперь перед ним открывалась дорога к славе, богатству и скорой почётной смерти. Смерти Хряк боялся больше всего. Он побледнел, но бодреньким голосом сказал:

- Ну что ж, собирай, Ванюша, харчи на дорогу, поедем, что ж делать-то…

Теперь побледнел домовой, но перечить не решился.

Хряк, верхом на престарелой лошади, списанной из княжьего войска и проданной ему маркитантом Равелем втридорога, с понтом подъезжал к княжескому подворью. Лошадь узнала знакомые постройки и жалобно заржала. Хряк молодецки ударил ее между ушей, отчего она скончалась, и вошёл во двор. Подьячие записали его в летопись и выдали ему кольчугу, в которой напротив сердца зияла большая рваная дыра. Хряк заплатил две гривны и принял присягу, после чего был брошен на очистку княжьих конюшен.

Когда Ванюша-домовой, весь в навозе, прибежал докладывать, что всё готово, Хряк доканчивал четвертый штоф водки.

- М-молодцом! - промямлил Хряк и ласково ударил его между ушей, но не попал, а только зашиб себе руку о притолоку. Ванюша плюнул, выругался и побежал к дядьке Антону, лешему Черниговского уезда, потешить душу и в охотку попугать девок по мшаникам и буеракам. Когда он утром, избитый и исцарапанный (девки попались бессовестные и наглые), приковылял к корчме Бени Равеля, где догуливали ночь княжеские новобранцы, выяснилось, что Домкратий проиграл его в бабки Никите Волобуеву. Ваня очень обрадовался и подбежал к пьяному Никите.

- Так я теперь ваш, Никита Сергеевич?!

- М-м-мой, - промычал Никита и хозяйственно ударил его в зубы. Домовой опешил и с перепугу очистил Никите карманы.

В это время во дворе заорали княжьи крикуны:

- Мать вашу так!.. Растак и перетак!.. Собирайся, дармоеды, война!

Корчмарь Беня Равель первым отреагировал на это известие, вдвое подняв цену на водку, за что и был тут же удавлен Никитой. Тридцатипятилетний сынок Равеля Исаак философски отнесся к обрушившемуся на него удару судьбы и, на полдня наняв Никиту с Домкратием вышибалами, ещё раз поднял цену.

… 

Князь Владимир Красное Солнышко вышел на крыльцо багровой тучей и упал в обморок, не снеся воздуха после семи недель пьянства по случаю собственной (четвёртой по счёту) свадьбы. Дворовые петухи торопливо побежали выклевывать ему глаза, но не успели: князь, почесывая кусанную клопами грудь, уже очнулся и сел, тупо глядя перед собой. Подоспевшие дружинники древками секир били наседавших кочетов, отгоняя их на безопасное расстояние.

Красное Солнышко икнул и по-княжески выругался.

В это время в городе начался переполох. Забили колокола, завыли бабы. Народ кинулся к воротам.

В город с хаканьем и молодецким свистом входила славная княжья дружина, очередной раз побитая печенегами. Впереди на грязном белом коне ехал воевода Святогор Клоп, по привычке высматривая по дворам девок. За ним на верёвке тащился в пыли печенежский хан, старательно увертываясь бритой головой от вонючих лаптей следовавшей за воеводой дружины. Хан был случайно пленён на обратном пути молодым, почти насильно угнанным в ополчение дружинником Домкратием Хряком, который теперь шёл рядом с правым стременем воеводы в полном блеске славы; воевода извлекал выгоду из присутствия Хряка, так как тот могучим торсом напрочь закрывал полное отсутствие правой ноги воеводы. С левой стороны шел Никита Волобуев, прикрывая отсутствие левой ноги. Ноги воеводе в целях издевательства отрубили печенеги.

Князь вылез из лужи, надел шапку и приосанился. Войско остановилось перед княжьим крыльцом. Владимир помахал рукой, разгоняя мух и, с трудом ворочая языком, сказал:

- Ой вы гой еси… Тьфу, чёрт! О чем, бишь, я? Да, как там дела наши ратные?

- Мы и бились и ратались, князь-батюшка, да сила не взяла, - привычно забормотал воевода. - Уж и живота не щадили. Жалованье дружине три месяцы не плочено… Вон супостата с собой привели. Чё с ним делать-то? Может, на кол? - оживившись, предложил он.

Солнышко подумал, побагровел, засучил ногами и приказал выпороть воеводу Клопа кнутами. Потом плюнул, и пошёл в терем к жене. Из спальни во все стороны прыснули думные дьяки.

Великий князь давно уже скучал, а вернувшаяся из похода рать давала повод к развлечениям. По настоянию жены, которая князю уже изрядно опостылела, был объявлен пир. В подвалы были посланы слуги, которые выкатывали бочки с сорокалетними медами. Кухарки на кухне сворачивали головы лебедям и стерлядям. Срочно отлавливались и привязывались к наиболее прочным пням в лесу медведи для псовой охоты. Княжеская дружина чистилась, латалась и била вшей. Вши, однако, не бились, а скорее наоборот, чувствовали себя неплохо, отдыхали от походной жизни и жирели на дармовых харчах. Короче, все как умели готовились к празднику.

Вместо праздника в княжестве начался мор. Умирали организованно: в городах - улицами, в деревнях - целыми деревнями. Старый князь ссутулился, пожелтел, бросил пить и тоже умер. Молодой князь Самослав Владимирович, похоронив папу и насыпав высокий курган, провёл несколько неудачных финансовых реформ. В результате одной из них разорился молодой еврей-маркитант Исаак Равель. Следствием этого явилось полное отсутствие наконечников стрел, копий и подков, чем и было обеспечено завоевание Руси татаро-монголами. Таким образом, когда мор кончился, на Руси уже висело ярмо Золотой Орды.

Князь жил припеваючи, несмотря на иго, и даже решил жениться. Сам он ехать за невестой не собирался, так как невеста, по имеющимся сведениям, проживала где-то в тридевятом царстве. Поэтому, посоветовавшись с боярами (из которых ехать тоже никто не согласился), князь решил послать человека подневольного. Выбор пал на героя недавней печенежской кампании, молодого смышлёного дружинника Домкратия Хряка, каковой и был немедленно вызван к Самославу. Домкратия привел поп со странным греческим именем Андрон, ибо сам Хряк идти уже не мог по причине крайнего опьянения.

Держа Хряка за шиворот, поп браво выпятил живот и принялся есть глазами начальство. Начальство назидательно подняло перст и по складам прочитало из толстой книги:

- За мо-рем ца-ревна есть, что не мож-но… Гм… Хм… Ну и всё такое. В общем, ясно… Бери коня и езжай, вернешься без царевны - на кол!

- Да игдеж она живет, стерва? - осоловело изумился Хряк.

- Я те дам стерва! - замахнулся князь. - Ясно сказано: за морем. Давай-давай! И чтоб завтра к вечеру - нет, к утру! - царевна была здесь.

Хряк зачесался и пошел к двери. Князь, окинув внимательным взглядом плечи Хряка и всё остальное, вполголоса сказал ему в спину:

- И смотри у меня, чтоб без этого самого… Узнаю, шкуру спущу.

Хряк молча вышел, поддерживаемый Андроном.

Весь вечер, всю ночь и все утро (то, в которое он должен был привезти царевну) Домкратий гулял с друзьями - Волобуевым, отцом Андроном и Ванюшей. Утром его кое-как посадили в седло, засунули в котомку бутылку водки и Ванюшу и отправили подальше от княжьего гнева.

Очнулся Хряк в поле. Заунывно пели жаворонки и крестьяне.

Домкратий подъехал к ближайшему мужику, который, впрягшись в соху, с грустной песней тянул борозду.

- Где тут море-то, мил человек? - спросил Хряк.

- Там, - неопределённо махнул рукой пахарь, не проявив ни малейшего удивления и уважения к княжескому посланцу.

Домкратий изо всех сил задумчиво ударил его между ушей и потрусил в указанном направлении. Мужик смирно стоял по колено в земле, глядя из-под руки вслед удаляющемуся всаднику.

По лесу шныряла нечистая сила. Шебуршились лешие, с весенним мявом в кустах сигали чёрные коты. Где-то вдалеке голосили - к дождю, видать, подумал Хряк - чем-то потревоженные русалки-мавки. Нечистые зыркали из чащи и гулко клацали зубами. Домкратий дразнил их кукишем, а наиболее обнаглевших стращал оторванным чёртовым хвостом, который ещё в незапамятные времена добыл князь Трувор в битве со степными таврическими чертями. Теперь хвост достался Домкратию от побратима, отца Андрона. Как хвост попал к Андрону - неизвестно, но хвост был настоящий, ибо нечисть при виде его плевалась, визжала и в ярости сучила копытами, не решаясь, однако, до захода солнца губить божью душу.

Хряк приближался к опушке. Невдалеке показалась полуразвалившаяся избушка на куриных ногах. Домовой Ванюша, который успел дорогой высосать всю водку из бутылки, лежавшей рядом, высунулся из вещмешка:

- Домуша-а-а! Ты тут гляди! Эта-а… Ну, живет тута. Скажи: избушка-избушка, повернись к лесу задом… Она и повернется. А лучше бы нам ретивара… терирова… Тьфу! Удрать бы! Злющая старуха-то, поганая! Одно слово - ведьма…

Домкратий, однако, ласково ударив его между ушей, продолжал движение.

Баба Яга жарила какого-то Иванушку-дурачка. Иван-дурак был не дурак, вился вьюном и жариться не хотел. Отчаявшись разжалобить старую каргу горючими слезами, дурак вылез из печи и принялся заталкивать туда растерявшуюся старуху. Она попыталась удариться об пол, дабы обернуться крокодилом, но впопыхах только сломала себе костяную ногу и, заорав от боли, до смерти перепугала дурака.

В это время приотворилась дверь и в избу просунулась морда Домкратия Хряка. Морда повертелась в разные стороны, дверь распахнулась, и в избу, гарцуя и постоянно поднимая коня на дыбы, с криком “так твою растак, самогону не найдется, бабка?!” - въехал богатырь. Курьи ножки подогнулись, и избушка с кудахтаньем рухнула на колени. Дурак, чувствуя подмогу, снова набросился на бабку, но Домкратий неожиданно для самого себя ударил его между ушей. Дурак упал. Выбравшийся из сумы Ваня кинулся вязать злыдня.

Не найдя в хате самогонки, Хряк насел на Ягу:

- Сказывай, старая, где тут у тебя тридевято-царство? Далёко ли? К вечеру-то поспею? И гляди у меня!.. - с этими словами он приблизил огромный волосатый кулак к носу Яги.

Бабка с наслаждением обнюхала кулак и пробормотала, мечтательно прикрыв глаза:

- Русским духом пахнет…

Домкратий легким тычком вернул ее к действительности, потребовав в проводники волшебный клубок, который бабка, куражась и торгуясь, тут же выменяла на его богатырского коня. Конь в пояс поклонился Хряку и, пожав плечами, на задних лапах отправился в конюшню, где призывно ржали ягины кобылицы.

Утром Хряк выбрал лучшую лошадь и стал ее седлать, но Яга с криком кинулась на него, однако упала, запутавшись в сене.

- Ты, бабка, брось, - поучающе сказал Домкратий, вскакивая в седло. - Стара уже для этих дел!

Он швырнул клубок, гикнул, свистнул, взвился и упал с коня. Поднявшись с земли, Домкратий надавал коню (а заодно и Яге) тумаков за скверный нрав и галопом помчался в путь, который указывала ему заветная нить.

Время близилось к полудню, когда Хряк въехал в такую чащу, что не знал, как оттуда выехать. Волшебный клубок давно кончился, стало быть, богатырь уже находился в тридевятом царстве. Ванюша, протрезвев, вновь высунулся из мешка и тревожно стрельнул вокруг мутными глазёнками:

- Домуша, свистит кто-то! Аль не слышишь? Не к добру это!

Хряк, у которого уже давно стреляло и свистало в ухе после прощальной попойки с Волобуевым и Андроном, досадливо запихнул было его обратно, но и сам заметил в ветвях самого могучего дуба какое-то шевеление.

- Соловей-разбойник! - прошептал Ванюша и сам юркнул в мешок.

Действительно, это был Соловей. Он вил гнездо и посвистывал, прикидывая, сколько соловьят может в нем поместиться.

Хряк остановился, снял со спины лук и послал пробную стрелу в самую гущу. Калёная стрелка взвилась и скрылась в листве. Оттуда послышалось шипение, посыпался сухой помёт, и вдруг из ветвей выглянула разъярённая морда Соловья. Домкратий, недолго думая, послал вторую стрелу. Соловей заревел и, махая крыльями, коршуном кинулся на него, свистая изо всех сил. Лошадь под богатырём заколдобилась, упала на землю и закрыла копытами уши, морщась от омерзения. Домовой Ваня забился в бутылку и сам себя заткнул изнутри пробкой. Хряку, хотя он и сильно испугался, деваться было некуда: упавшая лошадь придавила ему ногу.

Домкратий зажмурился, уронил лук и ударил на звук кулаком.

Он попал по лошади, которая со страху орала громче Соловья. Лошадь брыкнула обеими ногами, и налетевший Соловей получил такой удар, что внутри у него что-то оборвалось и заболело. Он попытался свистнуть, но с удивлением обнаружил, что у него начисто пропал голос. Пустив петуха, Соловей кинулся разбегаться для взлёта, но крылья тоже отказали. Соловей попытался удрать пешком, но тут Домкратий открыл глаза, отпихнул лошадь и, богатырским прыжком достигнув Соловья, схватил его за хвост.

Соловей покорно упал, глаза его затянулись плёнками. Богатырь, недолго думая, приторочил его к седлу вверх ногами, выпытал у него дорогу и поехал дальше.

... 

Срок, назначенный Самославом, давно уже прошёл, и владыка нервно бродил по терему, сжимая в руках томик Пушкина. Челядь, пугаясь, слушала голос князя, бессвязно бормотавший:

- Царевна… Свет Божий… Во лбу звезда… На кол!..

Иногда князь останавливался, тоскливо икал и требовал квасу, водки или царевну. Если первое и второе удовлетворялось незамедлительно, то взамен третьего ему подсовывали то кулачные бои, то масленицу, то снова водку. Князь, на некоторое время забываясь, впоследствии начинал буйствовать с новыми силами. Особенно доставалось друзьям Хряка - Волобуеву и Андрону, которых теперь по очереди пороли на конюшне. Никита, сперва хвалившийся крепкой шкурой, через неделю приуныл и в перерыве между очередными порками женился. Жена попалась настырная и уже через месяц выхлопотала у князя прощение для мужа (а заодно и для Андрона) и родила Никите сына,  которого в честь доброты князя решено было назвать Добрыней.

Добрыня Никитич, мало того, что рос не по дням, а по часам, но оказался необычайно прожорлив и силён. Вскоре он пустил отца по миру, предварительно поколотив его. Никита поменял фамилию и сбежал в храм к отцу Андрону, который устроил его на полставки схимником. В свободное от работы время Никита надевал дополнительные вериги, становился при входе и взимал милостыню с прихожан. Связываться с Никитой никто не хотел, поэтому подаяние поступало регулярно.

У отца Андрона родился очередной первенец, Алёша. Андрон, наученный горьким опытом Никиты, расстригся и бежал. Попович остался сиротой.

… 

Солнце склонялось к западу. Хряку на пути всё чаще стали попадаться обглоданные человеческие скелеты. Сначала Домкратий пытался не обращать на это внимания, но когда дорогу перегородил завал из любовно высосанных мозговых костей, он понял, что пора поворачивать назад. Он повернулся и нос к носу столкнулся с громадным змеем. Аспид уже три версты на цыпочках шел за богатырем, стараясь не шуметь. Он опасался нападать: его смущала волшебная кобыла.

- Горыныч, - представился змей. - Слезай с коня, лапотник, жрать хочу!

- Это вы мне? - побледнел Хряк.

- Тебе, тебе. Давай шевелись.

- Сейчас, - ответил Хряк и ударил змея между ушей.

Змей растерялся: его ещё никогда не били. Хряк ткнул его копьем в глаз. Змей досадливо моргнул оставшимися пятью и выбил Домкратию два зуба. Хряк, прикрыв рот щитом, снова ткнул его в глаз. Горыныч стал кусаться и ударил Домкратия хвостом. От удара разбилась бутылка с Ванюшей. Больно порезавшись, Ванюша озверел и укусил коня. Бедная лошадь брыкнула змея обеими ногами в пах. Горыныч взревел благим матом и, потеряв сознание, тяжело завалился на бок.

Хряк, соскочив с коня, жесточайшим образом связал его, вывихнув змею все лапы и шеи, дабы обездвижить пресмыкающееся до своего возвращения. Замаскировав его веточками, Хряк двинулся дальше. Он нутром чувствовал, что царевна уже недалеко.

Вместо царевны через полчаса ему попался Кощей Бессмертный. Он совершал ежевечерний моцион по своим владениям, попутно измышляя и тут же исполняя различные чёрные дела. Он был до того худ, что Домкратий сперва его не заметил, тем более, что на Кощее была шапка-невидимка. Раздался тихий хруст из-под копыт, и Кощея не стало. Хряк ничего не понял, пожал плечами и остановился на ночлег.

Царевна Несмеяна сидела со звездой во лбу. Звезда горела неровно и то и дело тухла: у царевны с утра болела голова. Чтобы развеяться, она принялась вышивать шелком по атласу, тяжко стуча кандалами. В темнице было темно и скучно. В дальнем углу спаривались тарантулы. По заплёванному полу с визгом бегали мокрицы. Параша под нарами нестерпимо воняла. Бриллиантовые песочные часы, подарок Кощея, пробили полудень, показывая, что скоро принесут похлёбку. За похлёбкой обычно следовала обязательная прогулка, во время которой царевна постоянно пыталась убежать. Эти ежедневные попытки ей давно надоели; куда бежать, она тоже не знала, но уж больно донимал проклятый Кощей, да и жить в сырости не хотелось.

Лязгнул глазок, и в камеру просунулся глаз дежурного надзирателя. Несмеяна равнодушно воткнула в него иголку. За дверью завозились и заорали. Глаз лопнул и прянул обратно. Двери бесшумно распахнулись, и два чудовища, брезгливо кривясь, внесли лагун с баландой. Царевну мигом стошнило, она утерлась и жадно принялась есть. Съев полную миску, отплёвываясь, она с отвращением попросила добавки, в чем ей было немедленно отказано.

На прогулку царевна шла по сводчатому каменному коридору, в нишах которого стояли, плотоядно облизываясь, лупоглазые чудовища. В крохотном дворике, обнесенном колючей проволокой и поросшем чахлыми кустиками анчара, ползали отвратительные гады. Тут же, в анчарнике, за обе щеки с чавканьем пожирали свежую падаль стервятники. Несмеяна не преминула приласкать своего любимца – плешивого орла Федю – который узнал царевну и с радостным клёкотом клюнул ее в лицо.

Неожиданно во дворе появился витязь. Он схватил царевну за волосы, бросил поперёк седла, повернулся, пришпорил коня и был таков; проезжая мимо начальника равелина, он мимоходом крепко ударил его между ушей. Монстр ошеломлённо захлопал глазами…

Хряк подъезжал к монастырю. Лошадь была в мыле: ей трудно было тащить змея, который, за хвост привязанный к луке седла, болтая лапами и цепляясь чешуёй за неровности почвы, подвигался вперёд, бороздя гребенчатой спиной глубокую колею. Змей бы с большим удовольствием полежал на солнышке без всякого движения, но выбирать не приходилось. Кроме змея, коню приходилось тащить Хряка и краденую царевну, которая за последнее время сильно растолстела.

Итак, Хряк подъезжал к монастырю. Монахи бросили молиться и на всякий случай ударили в набат. Колокольня зашаталась и упала вместе со звонарем, произведя некоторое замешательство среди чернецов. Тем временем Домкратий приблизился к воротам и вышиб их. Пришпорив коня, он хотел было лихим аллюром влететь на подворье, но лошадь неожиданно дёрнулась и остановилась.

С молодецким криком Хряк упал прямо под ноги игумену. Продолжая молодецки кричать, Хряк поднялся и выдернул из ворот застрявшего там змея. Лошадь облегчённо вздохнула. Игумен протянул Хряку хлеб-соль, которые Горыныч из-за плеча богатыря тут же слопал, отхватив при этом монаху руки по локти. Игумен перекрестил локти и тихо отошел в небытие. Хряк бросил змея посреди двора и направился в трапезную, прихватив с собой царевну и коня.

Наевшись и напившись (впрочем, большую часть съел и выпил Ванюша, выбравшийся из торбы на запах съестного, чему Хряк немало изумился, так как считал, что нечистая сила должна чураться святых мест), Хряк вызвал к себе заместителя игумена, которым оказался, к обоюдному восторгу, отец Андрон.

После взаимных объятий и дружеских тумаков Хряк спросил:

- Ты чего здесь делаешь, в глухомани такой?

- Грехи замаливаю.

- Какие ж у тебя грехи, святая душа?!

- Всякие… Один Бог без грехов. Я тут новый сан принял. Юродствую помаленьку.

- Ну, это дела ваши, духовные, - сказал Хряк. - А пока будешь игуменом.

- Как так игуменом?!

- Сказал, будешь - значит, будешь. Я у князя-батюшки правая рука, так что будь спокоен.

Новоиспеченный игумен обрадовался и вместо торжественного погребения покойного устроил мерзкую пьянку на свой обычный манер, которую шумно поддержали Хряк и Ванюша и к которой постепенно присоединились, поборов природную скромность, царевна и змей Горыныч. Напоили даже Соловья-разбойника.

Утром Хряк заявил Андрону о своем желании прославиться.

- Да куды тебе? - удивился Андрон. - И так уж славен! Змей вон… Рептилия… Страшный какой. Ишь как пьёт-то, в три горла! Да и нехристь этот, Соловей…

- Да не то чтобы прославиться - увековечиться хочу. Для потомства, - объяснил Хряк, искоса взглянув на царевну.

- А-а-а! Для потомства! Ну, это особа стать. Есть тут у меня один монашек, подкалымливает. Рублёвым потому кличут. Ничего, усердный такой… Непьющий, правда. Ну, да тебе с ним не меды распивать.

- Вас как, до пояса или в полный рост? - спросил богомаз, возникший как из-под земли.

- Чего-чего? - недоверчиво переспросил Хряк.

- А может, бюст будем делать?

- Не, лучше икону… Только смотри, чтоб большую!

- Сделаем! Фас, профиль? Фон с пейзажем?

- С пейзажем! - сказал Хряк. - И спереду!

- Спереди, извиняюсь, змия не влезет.

- Тогда сбоку, и змея можно поменьше.

Считая дело улаженным, Домкратий повернулся, но живописец так не считал. Он вежливо тронул Хряка за рукав и улыбнулся.

- Какие деньги?! - заорал Домкратий и с разворота треснул его между ушей.

- Помилуйте, как можно, я не о деньгах, а о натуре, - пояснил оскорбленный монах.

- А-а! Так тебе натурой? - заревел Хряк и добавил со второй руки.

- Я просто хотел сказать, что вы должны…

- Я тебе ничего не должен! - отрезал Хряк.

Через полчаса они договорились. Домкратий резво ратал змея, гоняя его по двору. Змей, не желая рататься, увёртывался и кричал человеческим голосом. Богомаз орудовал у мольберта, то и дело покрикивая:

- Левей! Змию придержите! Придержи, говорю!! Теперь пущай! Во даёт… Господи помилуй!

Так прошёл день и вечер. На рассвете увековеченный Хряк, простившись с Андроном, отправился в дальнейший путь. Дорога лежала перед ним заколодевшая и замуравевшая. Там, где не было муравы, находились огромные лужи с коричневой водой, затянутой ряской. Несмеяна, сидешая впереди (сзади она сидеть уже не могла), жаловалась на судьбу и головную боль. Между ушей у кобылы открылся стригущий лишай. Ванюша маялся животом после церковной пищи. Соловей-разбойник находился в процессе сезонной линьки; процесс усугубляла Несмеяна, выщипывая соловьиный пух для устройства перины.

Хряк, полагаясь на чутьё лошади, спокойно спал. Разбудило его заунывное пение жаворонков и крестьян.

Хряку во сне взгрустнулось, он рефлекторно ударил Несмеяну между ушей и проснулся. Перед ним по колено в земле торчал давешний крестьянин.

- Эге, да это мой беглый холоп Микулка! - заорала царевна. - Хватай его, Домик, век воли не видать!

Хряк приосанился и громко закричал:

- Держи вора!

- Житья не стало! - хмуро пробурчал Микула и ударил Хряка между ушей.

Домкратий пришел в себя от ночной прохлады. Роса конденсировалась на шеломе и стекала под кольчугу редкими холодными каплями. Хряк повертел головой, так как больше ничем повертеть не смог, и обнаружил, что проклятый мужик загнал его в землю по самую шею.

Внизу бился конь и хрипела Несмеяна. Контуженный Ванюша тихонько постанывал. Соловей-разбойник вообще не подавал признаков жизни, и Хряк уже начал за него беспокоиться.

Надвигались сумерки. Хряк подвигал плечами, но вылезти не смог. Он долго кричал, устал и проголодался. Нестерпимо чесался нос. Богатырь почесал нос о камешек, горько вздохнул и заснул, справедливо рассудив, что утро вечера мудренее.

Проснулся он от тяжелого топота и криков. Хряк заорал в ответ. Топот сейчас же прекратился и крики смолкли, но вскоре в лунном свете Хряк различил фигуру крадущегося витязя, ведущего в поводу лошадь.

- Эй, мил человек, - позвал Домкратий. - Иди-ка сюда!

Витязь мгновенно вскочил на коня, выставил пику и заученной скороговоркой затараторил:

- Я еду, еду, не свищу, а как наеду, не спущу!

- Да не бойся ты, иди сюда! Не съем я тебя!

Витязь неуверенно приблизился к Домкратию и остановился, опасливо рассматривая его.

- Да слезай с коня, придурок! - теряя терпение, крикнул Хряк.

- Молчи, пустая голова! - ответил витязь. - Я еду, еду, не свищу, а как наеду…

- Хватит, наехал уже! - заорал Хряк. - Бери лопату, копай, чтоб ты сдох!

Путник достал маленький походный заступ и откопал сперва тулoвище, затем ноги Хряка, Несмеяну, Ванюшу, Соловья и, наконец, лошадь. Лошадь, к сожалению, уже околела.

Хряк, на радостях разминая затекшие члены, натаскал дров и затеял громадный костёр. Захлопотала у огня Несмеяна. Ванюша блеснул перед гостем сноровкой и мигом наловил лягушек. Узнав, что лягушки не котируются, он побежал в другую сторону и приволок медведя.

- Ого! - сказал гость. - Как же ты его?

- Защекотал, - скромно признался домовой.

У путника нашелся небольшой бочонок вина, и вскоре они дружно пили за знакомство.

- Да, так как тебя кличут-то? - спросил Хряк.

- Руслан, - ответил гость, - а по батюшке Лазаревич.

- Эге, да ты не из Рюриковичей ли?

- Из них, - согласился Руслан.

- А чего орал?

- А знаешь, как страшно ночью-то одному?

- Дак чего шатаешься по ночам, раз страшно?

Руслан тяжело вздохнул.

- Нечистый попутал. Понимаешь, такое дело. Была у меня зазноба одна. Ну, не то чтоб любовь, а так, увлечение. Да и сосватаны мы с трёх лет. Опять же родители… Тут уже свадьба сладилась, а ее возьми и унеси нечистая сила. Махонький такой, с бородёнкой…

- Э, да это мой троюродный дедушка, Черномор! - встрял в разговор Ванюша. - Он у меня затейный такой старичок, любит пошутить. Старый маразматик, что с него возьмешь!

- Во-во, Черномор, - встрепенулся Руслан.

- Да ты не бойся, он старенький уже. Только летать духу-то и осталось, - успокоил его домовой. - Ты его попужай маленько, он и отдаст.

- А что ж он, такой пужливый, что ли?

- Да ему особо пужаться нечего. Бессмертный он, - пояснил Ваня.

Руслана передёрнуло, он зябко повел плечами, опрокинул в рот чарку и, скривившись, помотал головой.

- А знаешь что, - сказал Хряк, - подарю-ка я тебе свой кладенец. Первейший булат. Двух кощеев зарубал, и ни одной зазубринки, - соврал он. - А они знаешь, какие костлявые, кощеи-то.

- Ух ты! - восхитился Руслан, но тут же замялся. - А как же сам-то?

- Что, отдариться нечем? - простодушно спросил Домкратий, хитро мигнув Ванюше.

Ваня все понял и тут же напустил порчу на русланова скакуна. Руслан растерянно огляделся и прикинул, что наименее ценной частью его имущества является конь, который из гладкого упитанного жеребца превратился в старого бельмастого мерина, больного сапом, которому Ванюша, не слишком доверяя чарам, для верности незаметно перебил палкой хребет.

- Ну вот бери хотя б коня! - сказал Руслан. - Арабских кровей. Жизнь три раза спасал. Побежит - земля дрожит!

- Ох, спасибо! - сказал Домкратий. - Подарок истинно княжеский… Ну, благодарствую за компанию и прощевай пока. Недосуг мне. А насчет бабы - зря ты убиваешься, ничего в них путного нету, по себе знаю.

Он ловко посадил Несмеяну на коня, взгромоздил суму с Соловьем, вскочил в седло сам, свистнул Ванюше и дал коню шпоры. Конь закричал и, осторожно ступая разбитыми копытами, двинулся прочь от костра.

Когда огонь пропал из виду, Домкратий обратился к Ванюше:

- Ну, хватит, слышь, сымай порчу!

- Не обучены мы порчу сымать, - обиделся домовой. - Напущать - это могём, а сымать…

- Могём, не могём! А напущал зачем? Хоть сап-то сыми!

Ванюша пожал плечами и что-то шепнул в сторону. У лошади тут же выпали хвост и грива и пошла горлом кровь. Сап остался на месте.

- Ты чего ж, паршивец, делаешь? - изумился Хряк.

- Кровь порченую спущаю, - хмуро ответил домовой, сам не ожидавший такого эффекта.

- А волосья зачем повыпадали?!

- Надо так! А тебе-то что? Так даже и красивше.

Хряк с сомнением оглядел лысую холку.

- А бегать-то он будет?

- Будет, - твёрдо сказал Ваня. - Недолго, правда.

Хряк понял, что надо торопиться. Он подстегнул коня плёткой-семихвосткой и обнаружил, что конь уже издох.

- Перестарался ты, Иван! - с укоризной сказал Хряк, пристраивая седло к спине домового.

- Смилуйся, кормилец! - взмолился Ванюша. - Грыжа у меня паховая! Ты б лучше этого бугая-разбойника к делу приспособил, а то только жрёт да пьёт он у тебя!

Хряк подумал и снял седло. Соловей, хоть и не понимал по-русски, почувствовав дурное, закудахтал и заёрзал.

...

Баба Яга перекрестилась. Видение не исчезало.

- Господи помилуй! - пробормотала Яга. - Что ж это там такое? С нами крёстная сила! Спасу нет!..

- Самогону не найдется, бабка? - послышался издалека знакомый голос. Яга узнала его и бросилась к ступе. Громко крича заклинания, она попыталась взлететь, вспомнила, что забыла помело, метнулась было за ним, но опоздала. В избушку уже ввалился Домкратий Хряк.

- Явился, ирод, - в сердцах подумала Яга.

- Добро пожаловать, - вслух сказала она. - Дурак в печи, на столе калачи, берите ложки, поешьте с дорожки...

Ваня облизнулся.

- Кулебяки давай и блинов побольше, - сказал Хряк, бодро спрыгивая с Соловья.

- Сожрут всё, проклятые, - подумала бабка. Она сама любила блины, а дураков ела с неохотой: положение обязывало.

- Чай не масленица, Домуша, да и нельзя мне постного… Уж чем Бог послал!

- Ты ещё червей накопай, старая дура, - сказал Хряк. - Кулебяки на стол!!! - надсадно заорал он и ударил Ягу между ушей. Баба Яга вздохнула и подала кулебяки.

- Жрите, чтоб вас… - подумала она.

Домкратий усадил всех за стол и быстро поел. Бабка выставила долгожданный самогон. Домкратий, однако, пить не стал, чем здорово напугал бабку. Он поднялся из-за стола и, сурово глядя на Ягу, сказал:

- Ну, веди коня.

- Какого коня, касатик?!

- Мово, давешнего. Не околел он у тебя тут?

- Да ты что? Креста на тебе нет! Своими же руками отдавал!..

- Своими же и заберу, - сказал Хряк. - Я человек подневольный, а лошадь казённая.

- Так хоть моего верни!..

Несмеяна вдруг глупо захохотала. Хряк недовольно взглянул на нее и, потупившись, заговорил:

- В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, где горюч-камень на плакун-траве лежит, имеется агромадный курган; а на том кургане дуб в три обхвата. На дубу сундук висит кованый, в сундуке заяц, в зайце утка, в утке яйцо, а в яйце игла, каковая и является кощеевой смертью. Ежели ту иглу...

- Постой-постой! А конь-то где?

- Дак я ж тебе и говорю: аккурат под тем дубом косточки его белые и находятся. Ну, в общем, сперва мёртвой водой, потом живой - глядишь, и выйдет что.

- Где курган-то? - заплакала бабка.

- Дак я тебе толкую, недалеко тут… Куда ворон костей не заносил, - сказал Хряк и пошел на конюшню.

Разъярённая Яга попыталась испортить жеребца, но ничего не вышло, так как накануне она приглашала заграничного специалиста-лошадника, и тот крепко заговорил коня от дурного слова и сглаза. Хряк вышел из конюшни, ведя в поводу уже осёдланного скакуна. В конюшне тоскливо ржали кобылицы.

Домкратий взгромоздил на коня свой скарб, поудобнее устроил Несмеяну, крест-накрест расцеловал Ягу и взлетел в седло:

- Не поминай лихом, мать!

Яга стояла и глядела вслед удаляющемуся Хряку. Когда он скрылся в клубах пыли, она охнула и забилась в эпилептическом припадке, молотя сухонькими кулачками по вытоптанной земле.

… 

Так, в кухарки, значится, ты не хочешь, я так понимаю… В девках дворовых с пузом тебе трудно будет… Разве что в корчму к Равелю, судомойкой?

- Уж лучше к Кощею, - сказала Несмеяна. - Царевна я всё-таки!

- И это не так, и то не этак; прямо ума не приложу, куда ж тебя девать, - сказал Хряк. Не к князю ж везти. Он хоть и дурак-дураком, а может и на кол посадить… А то выходи за меня замуж! Живу я один, никто тебя не обидит, слова плохого впоперёк не скажет… Мужики, обратно, меня уважают. Изба у меня большая, пятистенок… Курей заведем, утей. Дитё, опять же…

- Куда ж я от тебя, Домик, - всхлипнула Несмеяна, сложив руки на животе. - Присушил ты меня, окаянный…

- Ну и ладно, - сказал Хряк. - Фамилия тебе будет Хряк, а звать - Настасья. Так и порешим.

- Кажись, подъезжаем! - подал голос Ванюша. - Ну, слава Богу.

- А, вот и златоглавая, - сказал Домкратий, всматриваясь вперед. Действительно, уже виднелись крайние избы, вдалеке сияли колокольни, слышался малиновый звон.

- Тут у меня сродственница одна неподалёку проживает, - продолжал Хряк. Побудешь пока у неё, а я тем временем в город наведаюсь. Может, и попа заодно привезу… Кажется, здесь.

С этими словами он решительно свернул в маленький аккуратный дворик, слез с лошади и расцеловался с хозяйкой - толстой жизнерадостной бабой, которая болталась по двору без всякого дела. Хозяйка обрадовалась гостям и особенно лошади, которая в хозяйстве была очень кстати. Когда все перезнакомились, Хряк обратился к ней:

- Ну, Акулина свет Мартыновна, поручаю тебе наречённую мою - поучи дуру хозяйству; Ванюшу вот - поможет, где надо; ну и этого придурка…

- А этого я живо в курятник, - решила Акулина, щупая Соловья, - Петух у меня пропал третьего дни.

- Во-во, в курятник, самое ему там место, - подтвердил Домкратий. - А я пока дела кое-какие улажу.

Для начала Домкратий пошел на разведку в корчму к Равелю.

У Равеля было шумно, людно и дорого.

- Инфляция, - подумал Хряк.

- Саша! - позвал он Равеля, - иди сюда.

- А-а-а, старый знакомый! - испугался Исаак. - Чего изволите, Домкратий Димитриевич? Сёмужку имею, балычок… Может, пивка - чешское поспело?

- Нет, - строго сказал Домкратий. - Пиво потом. Ты мне вот что скажи: как князь-то?

- А что князь? Живой, слава Богу, - громко сказал Равель. - Налоги недавно увеличил, мать его за ногу, - потише прибавил он.

Под окном забряцали вериги, и в корчму, матерно ругаясь, вошел святой Никита. Равель перекрестился и бросился за прилавок. Народ упал на колени и принялся молить Бога, чтобы он побыстрее забрал к себе Никиту. Бог не отозвался, а Никита рассвирепел, накинулся на людей и стал их колотить веригами, но вдруг получил крепкий удар между ушей. В глазах у него помутилось, а когда он пришел в себя, то увидел, что его крепко держит за вериги Домкратий Хряк.

- Домкратий!!! - вскричал Никита. - Дай я тебя, друг, облобызаю! Эй, жид, пива! Садись, Домушка, рассказывай, как там что, ладно ль за морем, иль худо, и какое в свете чудо. Царевну-то нашёл?

- Да нашёл, - вздохнул Домкратий. - А как там князь, убивается небось, кобель?

- Чё убиваться-то, - захохотал Никита. - Ты ж не знаешь! Уже убили его! Давно уж тризну справили! Ох и пожрали!.. А сейчас новый у нас, не хуже прежнего.

- Ну и слава Богу, - подумал Хряк, а вслух сказал:

- Вечная ему память, хороший был князь, душевный.

- Ага, душевный, - согласился Никита. - Всю задницу в кровь!

- Слушай, Никита, - спросил Хряк. - Ты вроде как поп?

- Поп, - кивнул Никита. - А чё, крестить, отпевать али ещё какая надобность?

- Венчать.

- И кого же?

- Меня, - сказал Хряк.

- Ой, - сказал Никита.

- А ты не ойкай, - сказал Хряк. - Недосуг мне…

Хряк, пуская зайчики новеньким обручальным кольцом, вошел в Денежный Приказ.

- Вам кого? - безразлично спросил дежурный дьяк.

- Не кого, а что, - сказал Хряк. - Денег. И много: за шесть месяцев жалованье, командировочные, потом полевые, дождевых четыре дня и за вредность.

- Документы, - сказал дьяк. - И на дождевые - отдельную справочку.

- Откуда справка, неграмотный я… - растерянно пожал плечами Домкратий.

- Пёс смердючий, - закричал дьяк. – Что, сила есть, ума не надо? Думаешь всю жизнь так прожить? Сначала грамота, потом деньги. Иди в казарму - там два приезжих монаха грамоте обучают. Спросишь Кирилла и Мефодия.

- Доберемся и до Кирилла, - озлобленно сказал Хряк, - а сейчас я с тобой говорить буду. Деньги давай, тыловая крыса!

- Я вам не крыса, - оскорбился дьяк. - И попросил бы без рук!

- Можно и без рук, - сказал Хряк и ударил его между ушей. - Значит, три дня дождевых…

- Четыре, - поправил дьяк.

- Четыре. Потом полевые и за вредность.

- За вредность талонами дам, - сказал дьяк.

- А чего, золота нет, что ли? - огорчился Домкратий.

- Давно нет, кончилось, - осклабился дьяк золотыми зубами.

- Ладно, давай серебром. Дождевые талонами возьму, а за вредность - ни-ни… И коня спиши - пал от сапа. Смертью храбрых… Меч тоже спиши - сломал об кощея; знаешь, какие они костлявые! Ну, и шелом на всякий случай тоже спиши - трещину дал. Да и не по размеру он мне.

- Сапоги могу списать, а меч, не обессудь, оружие, это только воевода может. Валенки вот могу выдать: с Юрьева дня на зимнюю форму переходим.

- Валенки - это хорошо… Да ты деньги давай!

- Ну, ладно; правда, для татарвы оставлено, на ясак… А, для хорошего человека не жалко, а Орда… Пущай в Казани берут, не обеднеют там!

- Считать я умею, - сказал Хряк. - Давай сюда казну, разберусь как-нибудь.

… 

Домкратий Хряк вернулся домой пьяным и сгоряча избил домового…