Палач

С тех пор, как организованная преступность стала действительно организованной, то есть проникла и закрепилась во властных и силовых структурах, у людей не осталось выбора: стихийно начали складываться зачатки тайной организации, противодействующей угнетению и самому крайнему беспределу. У несчастного забитого земледельца, у бесправного раба-станочника появился шанс обратиться к Организации за покровительством и защитой. Правда, решался на такое далеко не каждый: обращение к Организации означало немедленную и безусловную передачу ей всех средств и всего имущества обращающегося. Борьба с криминальным государством стоила дорого…

День начинал вторую половину, когда Леший и Вадим высадились из горячего и душного пригородного дизеля. Состав остановился на две минуты, необходимые для того, чтобы сошли немногочисленные на этой станции пассажиры, а их место заняли другие. Затем, медленно набирая скорость, поезд двинулся дальше по своему раз навсегда определённому маршруту.

Приехавшие прошли через металлодетектор, подверглись стандартной процедуре обыска и двинулись каждый по своим делам. На разморенную зноем станцию вернулась сонная безмятежность, и только горячий воздух еле заметно дрожал над чёрными от отработанного масла рельсами.

Дачники со своими пожитками рассосались быстро. Да и чего им делать-то на станции? Ничего примечательного тут не было: пыльная зелень, старый серый асфальт в трещинах, привокзальный киоск, закрытый – с написанным от руки объявлением за мутным стеклом. Наверное, что-то вроде «буду через полчаса», только откуда эти полчаса отсчитывать – никто не знает. Старый велосипед у столба. Полицейский наряд на скамейке, вылезли из своего бронированного уазика, трое – казалось, зачем бы тут столько? – развалились, отдыхают, тоже, наверное, жарко им в форме. Собака спит. Этой никакая жара нипочём. Пара случайных прохожих. Да ещё вот они двое. И всё.

Леший был главный в их компании – и по сути, и по камуфляжу. На груди его висел тяжёлый архиерейский крест, в то время как Вадим был в рясе простого монаха. Конечно, молодо выглядел Леший для епископского сана, но для такого облачения были свои причины, и приходилось надеяться, что гримёр постарался на совесть.

Леший… Леший давно уже не называл себя никак иначе: прошлое осталось позади, и нечего было вспоминать о том, как его звали когда-то. Он по природе был молчалив, более предпочитая слушать, нежели высказываться, да и остерегаться не мешало, дабы кто-то не услышал и не запомнил его голос. Незачем это.

Вадим – напарник – тоже всю дорогу сосредоточенно молчал, за исключением тех нескольких фраз, когда они брали билеты. Вадим долго и жадно ждал этого дня, но теперь держался отрешённо – так, как и должен. Похоже, с ним не будет больших проблем.

Что ж, подумал Леший, коллега неплохо держит себя в руках – так, словно всё на время забыто, словно никогда и не слыхал про то, что случилось. Вадимову сестру, Лику, убили – зверски, перед тем надругавшись. И её сына Мишку, племянника Вадима, тоже убили. Зарезали. А мужа её, Глеба, сожгли живьём. На глазах у жены и сына. Нелюди.

Не нужно об этом думать, одёрнул он сам себя. Голова должна быть холодной и ясной. Тем более, сам через подобное прошёл. Когда-то, бесконечно давно. Четыре года назад.

Леший достал платок и, приподняв камилавку, вытер вспотевший лоб. Эх, бородища эта поповская, будь она неладна, чешется под ней… Очень уж жарко сегодня, как бы грим не расплылся.

Вадим тоже был в чёрной повседневной рясе и чёрной же иноческой скуфейке. У него-то своя борода, не фальшивая. Коротковата для монаха, да ладно уж… Хорошо, тут рядом монастырь, примелькались, верно, служители культа. Поди, ещё на двоих духовных никто и внимания не обратит. То и надо. А под рясами ого-го сколько всего спрятать можно.

И вдруг:

– Помогите!! – пронзительный женский крик резанул по ушам.

Они увидели девушку, а может – совсем молодую взъерошенную женщину, выбежавшую из здания вокзала. На щеке её под ухом была размазана кровь. Женщина чуть не наткнулась на Лешего и отчаянно вцепилась в него.

– Помогите, батюшка!

– Что случилось, дочь моя? – с принужденным участием спросил Леший, играя свою роль – духовного пастыря и одновременно утомлённого дорогой пассажира. Эх, как некстати эта история! Им бы край надо поскорее исчезнуть, раствориться, не привлекая внимания, а тут, как назло, такое!..

– Меня ограбили! – чуть не плача – да и плача уже, – женщина вцепилась ему в руку. – Деньги, забрал, кольцо… Серёжки сорвал!

– Кто? Где?!

– Только что! Да он ещё там! Заскочил в туалет…

Не вмешаться Леший с Вадимом уже не могли. А вмешаться – значит погубить всю операцию, так тщательно разработанную… И тут на помощь пришёл случай. Из-за угла показался тот самый наряд, сидевшие на скамейке лейтенант и двое сержантов. Увидев полицию, женщина бросилась к ним.

– Помогите!

Надо отдать должное, среагировал лейтенант профессионально быстро – и это говорило о многом. О том, что держатся они здесь начеку, и это скверно…

Тут же двое с автоматами вломились в мужской сортир и выволокли кавказской наружности мужика, руки – тоже профессионально – за спину вверх так, чтобы тело ломалось в пояснице, мешая идти.

– Он? – спросил лейтенант.

– Он, гад! – женщина попыталась вцепиться в грабителя, но ослабевшие ноги подогнулись, и она осела на гладкий бетонный пол. Сержанты же сноровисто обшарили карманы задержанного, в которых, действительно, оказались и женский кошелёк, и кольцо, и серёжки.

– Твои вещи?

– Мои…

– Валет, тебя предупреждали на моей территории вести себя тихо? – вполголоса зло сказал лейтенант, бросив косой взгляд на Лешего с Вадимом. – Предупреждали? Теперь огребёшь по полной.

– Гражданин начальник… – начал было Валет, но уже щёлкнули наручники, и сержанты, вновь дугой согнув задержанного, поволокли его прочь.

– Лейтенант Кобяков, – слегка коснувшись козырька фуражки, представился офицер. ­– Документы предъявите! – потребовал он у Лешего. – Возможно, будете вызваны в качестве свидетелей… А ты, Валентина, иди домой. Понадобишься – найду.

– Её на освидетельствование надо! – встрял Вадим.

– Зачем? – отрубил лейтенант, пристально взглянув на него. – И так всё ясно.

А потом случилось непредвиденное: лейтенант предложил подбросить их до монастыря. Там их, естественно, никто не ждал, что сразу же вызвало бы подозрение полиции, поэтому пришлось выкручиваться:

– Вы лучше наши вещички подбросьте, а мы пока пешком пройдёмся. После поезда, знаете, хочется воздухом подышать, – обмахиваясь платком, сказал Леший, ни одни движением не выдавая сожаления о том, что в недрах полицейского уазика «горят» их сумки. Конечно, ничего внешне подозрительного в сумках не было, но это лишь на первый взгляд. Если кому-то чересчур дотошному вдруг захочется исследовать их детально, его ждёт много сюрпризов. Что ж, придётся надеяться на то, что то короткое время, пока машина едет до монастыря, у них в запасе есть. Ну, плюс ещё минут пять – если куда-то завернёт по пути. И всё. Надо спешить.

Они пошли вдоль улицы. Внешне неторопливо, но тем особым шагом – выгибая таз и усилием икр перекатываясь на ступнях – который компенсировал скудость движений и позволял двигаться почти бегом. Поворот, ещё поворот – вот и дачный посёлок кончился, дальше только кладбище – и лес. Вроде успели.

И удачно – никто внимания не обратил на двух спешащих духовных. Да и вообще, как на заказ получилось, улица словно вымерла: только двое мальчишек попались навстречу – из магазина; да сторож кладбищенский ограду подновлял краской-серебрянкой – тот даже головы не поднял, недосуг ему было.

День обдавал жаром. Вдоль дороги, чуть поодаль от ленты раскалённого асфальта, стояли седые от спелости травы, над которыми волнами катился знойный воздух. В воздухе таял слабый запах луговых цветов – не какого-то особого сорта, а всех сразу; тот самый, неброский, который говорит о солнцепёке, лете и прижухлом от бездождья разнотравье.

Леший вытащил мобильник – особый, переделанный для работы на полицейской волне. Сами полицаи пока по рации не переговаривались, зато микрофон, установленный в вадимовой сумке, работал исправно.

– Какого х…, Валет?! – это лейтенанта голос. – Ты что, не мог аккуратнее? Сколько раз мне тебя отмазывать, а?!

И – смех чей-то. Слышно, и Валет зареготал. Эх, суки, они все там заодно, все…

– Да ла-а-адно, чё там! Бутылка за мной. Браслеты сними. У кого ключ?

И через какое-то время:

– Ну-ка, пододвиньте сумку сюда. Поглядим, чем там святые отцы балуются…

Всё. Детское время кончилось. Через минуту весь наличный личный состав (Леший зло ухмыльнулся: тот ещё каламбурчик получился) – вся полиция будет, что называется, носом землю рыть. В том, кто в районе держит власть, сомнений не было. А поскольку Организация всегда предупреждала жертву, то и этот местный фюрер, батоно Зураб Лагвилава, больше известный как Чёрный Зураб, конечно, очень даже начеку. Только дурак пренебрегает такими предупреждениями. С Организацией шутки плохи… Иногда, бывало, – правда, редко – случалось достичь цели одними словами, без стрельбы. Это всецело зависело от соотношения мозгов и гонору у клиента.

Они побежали – и бежали так, что, казалось, мошкара расплющивалась о тело, как о лобовое стекло летящей по шоссе машины. Удачно, что никого близко не было, не видели, где они юркнули в густой сосновый подрост, и тут же – тренировки не прошли даром! – мгновенно сбросили поповские одеяния, оставшись в грязно-серых джинсах. И незаметно, и вполне прилично для сельской местности.

Удобно оружейники продумали крест: нажмёшь незаметную кнопочку – там, где адамова голова – и пожалуйста, вот тебе нож. Да и посох архиерейский из хорошего дерева, пружинит, а внутри тетива… Из такого лука каждый из них сбивал птицу на лету, десять из десяти, проверено.

Леший лезвием взрезал дёрн, несколькими движениями выгреб песок. Все тряпки сунули в ямку; сверху – охапку валежника. Собаки, конечно, найдут, но это уж после – и пусть найдут, ничего это преследователям не даст.

След проложили дальше, опять на дорогу – ложный, это на какое-то время запутает погоню; потом по нему же вернулись и двинулись в сторону, присыпая за собой траву смесью перца и нюхательного табака: чутьё собакам отбить. В том, что погоня будет обязательно, сомнения не было.

Теперь начиналась главная игра. И расклад был не в пользу Лешего с Вадимом: они утратили главный козырь – неожиданность. Ничего другого не оставалось, как только переиграть соперника тактически. И ещё – где-то надо было перетаиться до ночи.

Они, конечно, и такой случай прорабатывали предварительно – неоднократно, с вариантами. Поэтому двинулись прямиком к Дорофееву скиту: был тут такой, жил в уединении старик-схимонах по имени Дорофей. Рассудил Леший, что на таком-то виду не станут искать их. Вряд ли ожидают такой наглости. Скорее уж кинутся лес прочёсывать.

Дорофей был стар. Он возился на пасеке, временами приостанавливаясь, с трудом переводя дух. На Лешего с Вадимом посмотрел без опаски, но и без интереса. Неторопливо закрыл улей, отошёл к сараю, сложил все свои принадлежности – дымарь, рамки с сотами, снял с головы сетку, перекрестился.

– С чем пожаловали, добрые люди?

–В гости зашли, – ответил Леший. – До темноты позволишь отдохнуть, хозяин?

–До темноты, значит… А потом что? Не по-людски. А вы кто же такие будете?

Леший молчал. Они прошли за монахом в тёмную келью, где в углу теплилась лампада и горело несколько свечей перед образами, и только там он неохотно ответил:

– Кто мы – про то тебе лучше не знать.

– Вот как… Знаете, я вам так скажу: я здесь один, Господь оберегает. Молюсь о душе своей грешной – и не мешайте мне, Христа ради! Вам, сами посудите, лучше бы в деревню пойти. Там и до ночи, и на ночь остановиться можно. Ступайте себе с Богом!

– Нам, видишь ли, отец, в деревне несподручно. А тебя мы не стесним, ты даже и не заметишь, как уйдём. Нам всего-то три-четыре часа переждать надо…

– Не смущайте душу. Зачем просите? Ведь всё равно сделаете так, как вам надо? Вы, поди, из Организации или… так?

– Из. Считаешь, плохо?

–О том не мне судить. Одно скажу – зло всегда родит зло. Задумайтесь. То, что вы делаете – неправедно это.

– А что мы такого делаем?

–Казните грешников. Что, не так? Так… А кто вам дал власть решать? На небесах-то об одном грешнике кающемся радости больше, чем о десяти праведниках.

– И там же сказано, – встрял Вадим, – что око за око! Не так разве?

–Не так! Теперь – не так. Ветхий завет Христос, – Дорофей сотворил крестное знамение, – смертию праведною опроверг. И заповедал иное ­– любите ненавидящих вас…

­– На этом возлюбленном тобой грешнике, – люто оборвал его Леший, – крови столько, что захлебнёшься! На его совести его жена и дочь, – он кивнул на Вадима. – И другие… Ох, много других! Ты что же, совсем не в миру живёшь? Ослеп, оглох, ничего не слышишь, что люди говорят? Так ведь нет, знаешь – вот и про Организацию слыхал. Может, просто знать не хочешь – мол, на нет и суда нет? Ошибаешься – есть суд. Вот он, перед тобой. Или ты думаешь, что и в этом случае другую щеку подставлять нужно?! Плохо же ты Библию читал, иконная твоя душа – Самсон филистимлян за меньшее зло побивал, однако ничего – угодником божьим считается!

– Мне отмщение, и аз воздам, – после паузы ответил монах. – Так Господь заповедал…

Видно было, как дрожит его подбородок. А может быть, так только казалось от дрожания пламени свечи.

– Если спросят о вас – солгу, – помолчав, добавил он. – Приму сей грех. А дальше – как Бог рассудит… Пройдите вон в комнату. Ступайте, ступайте, ложитесь – глядишь, подремлете. А я на молитве стоять буду… Как вас именовать? За кого молиться?

–Бог сам разберётся, – ответил Леший. – Ты за него не волнуйся.

Они и вправду прилегли. Леший лежал, расслабив мышцы, сосредоточенно заставляя тело отдыхать впрок. Вадим вытащил было пачку сигарет, но, оглянувшись на него, вздохнул и отложил её в сторону: курение на задании, мягко говоря, не поощрялось. Тем более – в монашеской келье. Под пристальным взглядом Лешего Вадим прикрыл глаза и тоже вытянулся на соломенном тюфяке – насколько позволяли его размеры.

А Леший снова телефон достал. Снова послушал, о чём говорят. Как и следовало ожидать, полиция ими вплотную занималась, не оставляя, впрочем, и повседневных дел. Фуру вон какую-то с удобрением конфисковали – фермер, видать, крышевое не заплатил. Шофёр стал возмущаться – получил по рёбрам, сидит в обезьяннике. Всё в норме, в общем.

Так лежали они около двух часов, лежали в том особом состоянии между сном и бодрствованием, когда мозг, чутко вслушиваясь в окружающее, сам собой отсеивает не представляющий опасности звуковой фон. Они слышали и не слышали потрескивание горящей свечи, монотонное бормотание Дорофея, шум листвы, резкие вскрики ссорящихся где-то в ветвях соек. Большая зелёная муха билась в стекло, не умея найти крохотную открытую форточку. Совсем близко раздалась гулкая дробь дятла – и всё это шло мимо, мимо, но когда из неведомой дали донёсся чуть слышный собачий лай, Леший мгновенно вскочил – бодрый, неутомимый, готовый бежать или драться, в зависимости от обстоятельств. Вадим тоже был уже на ногах.

И – снова лай. Теперь уж ясно было, что надо уходить: собака-то непременно учует, это от людей схоронишься, а от неё – нет. Да и всего-то осталось света полчаса каких, потом – темнота, побоятся они в темноте облаву устраивать. А им того и надо: за ночь всё успеть должны, потом можно и уходить. Потом-то – соли им на хвост пусть насыпят…

Леший махнул рукой, указывая направление, и они один за другим канули в густом подлеске.

И тут – прокол: хотели от собак хоть сигареты растёртые использовать – тот, табак-то с перцем, вышел весь – оказалось, Вадим пачку на тумбочке забыл. Плохо – теперь, если увидят, от старца так просто не отцепятся. Ну – ничего, церковь тоже мафия, своих, небось, в обиду не даст.

Шли сторожко, но быстро. Благо, в том направлении просека была. Это тоже они заранее знали: на дело идёшь – карту учи, по-другому никак. Тут вот, возле озера лесного, особняк – этого, конечно, ни на одной карте нет…

Было душно. Солнце садилось за лесом, и по озеру ярко стелилась оранжевая дорожка заката, жалящей рябью волн покалывающая глаза – здесь, в чаще леса, ветерок чуть-чуть дышал только над самой водой. Усадьба была, конечно, окружена глухим забором с колючей проволокой поверху. Наверняка и камеры наблюдения имелись. Ну-ну, наблюдайте… Много вам толку от них, когда солнце сядет.

Забора не было только там, где участок выходил на берег. Поначалу Леший оттуда и думал проникнуть на территорию, но отказался, поразмыслив хорошенько. Если ему ясно, что здесь самое слабое место, то и охране тоже. Не дураки, на это надеяться нечего. Здесь наблюдение будет строже всего.

Тут же, за периметром, начиналась дорога к станции. И асфальтированная стоянка была – для гостей. Любят они гостей принимать, не только этот, все любят. Кайфонуть, оттянуться… А какое же «оттянуться» без собутыльников рядом?

Нынче-то никого постороннего нет – кто ж к тебе, отмеченному, сегодня поедет, зло усмехнулся Леший. Своя шкура каждому дорога, приговор-то объявлен. Организация – тоже авторитет, да ещё какой! Поэтому на всей площадке только две машины – хозяйский джип да уазик ментовский, тот самый. И, в стороне чуть – КамАЗ с прицепом. Уж не та ли самая фура? А что, с них, с бандюков, станется – теперь тому бедолаге-фермеру своего драндулета вовек не видать. Пока не выкупит, конечно – если деньги есть.

Охраны что-то не видно. Не отсюда, видать, ждут подвоха. А это и на руку: тут, с краю, эстакада для ремонта, с неё-то – ладной, высокенькой, в рост человека – окно, им нужное, как на ладони. Вон оно, второй этаж, рядом с балконом. Теперь без затей: толовая шашка к стреле, да в форточку. Стёкла тут особые, непробиваемые, поэтому точно попасть надо. Ну, с этим-то проблем нет, тренировались. Тем более, на ночь во дворе прожектор включается – за это спасибо отдельное.

Вот с чем будет проблема, так это с собаками. После взрыва спустят их всех, как пить дать спустят, и придётся, уходя, бить их ножами, да так, чтобы ни одна не взлаяла. А им же не скажешь, чтоб по одной подходили, они скопом кидаются. Тоже ведь тренированные.

Оставалось дождаться, пока в нужном окне свет загорится, а потом погаснет: значит, хозяин спать лёг.

Чуток отошли они назад в лес. Леший в два счёта из посоха лук составил, там же и стрела – одна всего, да ведь больше и не надо. Тол тоже в специальной округлой форме отлит, чтобы, значит, оголовком служил. Так, детонатор – на место, бикфордов шнур – на место… Попробовал, натянул пару раз тетиву. Держит, отлично.

– Стрелять сам хочешь? – спросил у Вадима.

Тот аж позеленел.

–Сам, конечно. Я этого столько ждал…

– Напрасно. Стрелять должен тот, кто спокойнее. Промахнёшься – другой способ искать придётся. Срок на сегодня назначен. И никто его не отменит. Слово Организации – не пустышка.

– Я не промахнусь.

–Ну, смотри.

Леший оставил Вадима на месте, а сам решил обойти дом. Пока последний свет, глянуть, как часовые расставлены, пути подхода-отхода, да мало ли что ещё. Ещё раз всё осмотреть – это лишним никогда не бывает, особенно в таком деле, как у них. Да и напарнику сейчас одному побыть хорошо бы. Пусть повспоминает. Перегорит. Холодная злость – лучший катализатор.

Ничего нового, однако, не прибавилось по отношению к тому, что дали предварительные наблюдения. Тут ведь под видом грибников люди Организации не зря две недели паслись! Из нового – только автомобили на стоянке, вот их-то Леший осмотрел хорошенько (в уазике, конечно, их вещичек уже не было…). Мало ли, вдруг какая машина пригодится. По дороге уходить – последнее дело, да ведь и такой вариант – тоже вариант. Наметил: если так, левый, чёрный – наш, правому шины вспороть. Ну, это – на крайний случай. Дорога узкая, на ней особо не разъедешься, а вся полиция первым делом по ней сюда рванёт. И сейчас-то вон тоже тут…

Дважды пришлось хорониться: первый раз обход охраны, а второй – Валет, сучья душа, за сигаретами в багажник лазил. Тут же и пришил бы его Леший, да рановато: сперва главное дело сделать надо. Ладно, потом всё равно своё получит.

Вернулся. Тут и окончательно стемнело: там, на открытом месте, ещё видать, а в лесу хоть глаз выколи. И Вадима – не видать и не слыхать. Чуть на него не наступил – хорошо притаился. Это он молодец.

И – всё напрасно! Только свет зажёгся – тут же захлопнули форточку наглухо, да ещё и жалюзи спустили. Сперва внутри, потом снаружи. Теперь как стрелять? Одно дело, в комнате рванёт, совсем другое – за окном. Никакой гарантии.

Вадим даже зубами заскрипел:

– Что делать будем?

Лешему такой оборот тоже совсем не по нраву пришёлся.

– Думаю. Погоди.

А что тут думать! Всё ж сегодня должно быть кончено. И будет кончено.

– Так. Вадим.

– Что?

–Ты на дальние дистанции бегал?

–Да. Кандидат в мастера. А что?

– А то. Сейчас побежишь на станцию.

Аж взвился Вадим:

– Зачем?! Спровадить меня хочешь? Добренький, да? Никуда я не побегу! Здесь моё место! Здесь, понял?! И не надо красивых жестов…

– Цыц! Дослушай. На станции разыщешь кладбищенского сторожа – помнишь, который ограду красил?

– Н-ну, – Вадим тут же утих, когда понял, что его никто не «спроваживает». – Помню, конечно.

–Заберёшь у него всю алюминиевую пудру, какую найдёшь. Чем больше, тем лучше. И быстро сюда. За сколько управишься?

– Ну… Час туда, час назад. Два часа.

– Не успеешь за два: обратно с грузом придётся, да на месте минимум минут пятнадцать потеряешь… Ну, велосипед там, что ли, какой-нибудь найди. Короче, через три с половиной часа – не позже, понял? – жду тебя здесь. Двигаться придётся по дороге, так что будь настороже. Помни: всё сейчас зависит от тебя. Справишься – молодец, справишься раньше – герой. Дуй!

Вадим кивнул и, не говоря больше ни слова, исчез в темноте. Леший же приступил к подготовке самого важного этапа, исполнения приговора. Для начала он изъял аптечки всех трёх машин, особую надежду возлагая на дальнобойщика. И не ошибся – активированный уголь оказался в двух из них, причём, как ни странно, в джипе – довольно большой запас. Так-так, а с желудком-то у клиента хреновенько, оказывается. Ну, ничего, скоро такие мелочи его волновать перестанут.

Угля, однако, было мало, и Леший обследовал пару старых кострищ, которые приметил ещё при свете. С недогоревших поленьев соскрёб ещё угля толику. Не первый сорт, конечно, но пойдёт. Ещё как пойдёт! Удача, что фермер закупил самое эффективное азотное удобрение – аммиачную селитру. Мешки картонные, по полцентнера. Это Леший высмотрел точно.

Самым неподходящим решением было бы притащить сюда мешок с селитрой: неизвестно, сколько алюминиевой пудры сумеет добыть Вадим (и сумеет ли вообще). Да и потом – назад его волочь, что ли? Ага, как же. КамАЗ использовать – само просится. Стало быть, прямо на месте надо готовить…

Леший улёгся на тёплый мох и стал ждать, одновременно продумывая варианты на случай неудачи. И варианты, если не сработают и эти варианты.

Вадим поступил грамотно: велосипед оставил примерно за километр, и остаток пути проделал бегом, лесом. Дышал он тяжело, и потом от него разило крепко – Леший поморщился: этого он не просчитал, теперь напарнику нельзя слишком приближаться к забору – учуют. Хорошо ещё, что ветер от дома к ним тянет, хоть еле-еле, атянет. Иначе сторожевые псы уже бы заливались.

Алюминиевой пудры оказалось около семи килограммов: начатый десятикилограммовый мешок. Не иначе, как на всё кладбище было рассчитано.

– Сторожа связал, до утра не освободится, – отвечая на незаданный вопрос, отрапортовал Вадим.

– Отлично. Передохни пока. Надо, чтобы дыхание в норму пришло.

–Угу…

–Вадим!

– Что?

– Какая атомная масса кислорода, помнишь?

–Не-а. У меня по химии тройка была.

– Плохо. Шестнадцать. А у алюминия?

– Да зачем это?

– А вот зачем. Четыре эн-аш-четыре-эн-о-три плюс два алюминий плюс це равно алюминий-два-о-три плюс це-о плюс четыре эн-два плюс восемь аш-два-о. Последние три компонента выделяются в виде газов. Зная атомные веса, можно прикинуть пропорции смеси.

–Ну и что?

– Ничего. Это реакция такая. Экзотермическая. Вот мы её и используем. Для достижения, так сказать, наших благородных целей.

– А как? – жадно спросил Вадим.

– А так, – ответил Леший. – Аммиачная селитра, алюминий и углерод. Эта милая смесь, которую мы приготовим, называется аммонал. Правда, сама по себе она не взрывается, но для затравки вполне подойдёт наша толовая шашечка. Уголь вот, алюминий тоже в наличии, селитра в фуре.

–О! И это всё грохнет? Все три тонны?!

– Не все, конечно. Только те, на которые алюминия хватит. То есть, по моим прикидкам, около пятидесяти килограммов. Остальное польём дизтопливом – какая-то часть тоже сдетонирует. Надеюсь. В общем, с них хватит. В тротиловом эквиваленте самое малое килограммов сто тридцать выйдет.

– Так это всё тут к чёрту разнесёт!

– Точно. А теперь незаметно пробираемся к фуре – там под брезентом свободное место есть. Слева – ведро с соляркой, я уже приготовил. Осторожней, не разлей.

От фонаря на заборе КамАЗ давал длинную тень, которой они и воспользовались. Хотя вряд ли охранники так уж тщательно следили за площадкой, но исключать такой вариант нельзя было ни в коем случае, потому двигались ползком и крайне медленно: в темноте медленные движения практически незаметны. И только оказавшись у борта, одним махом юркнули внутрь и затаились. По-прежнему было тихо, только где-то далеко-далеко хохотал и рыдал филин.

Леший включил подсветку на мобильном – опять-таки не стандартную, а синего цвета. Такой издалека не виден. Действовали с поспешностью, но бесшумно. Вспороли мешок, на глаз отмерили, замешали с углём и пудрой. Леший выплеснул на мешки солярку – этот-то запах не должен демаскировать, тут такого хватает, да и шут с ним, скоро всё равно тревога начнётся. В ведро утрамбовали смесь, сколько влезло, остальное пригребли поближе и завалили мешками. В центр Леший осторожно втиснул тротил с уже отмеренным по длине кусочком шнура.

­– Зажигалка есть? Проверь.

– Две. Проверял. Обе работают.

Что ж, Вадим держится неплохо. Головы не теряет, хотя и видно – волнуется. Ничего, на его месте каждый из равновесия выйдет…

– Так. По сигналу – я нажму клаксон – зажигаешь шнур. Убедись, что горит. Выпрыгиваешь и бежишь к лесу, причём зигзагами: будут стрелять. Поймаешь пулю – будешь дурак. Бросить тебя не брошу, но когда очухаешься – получишь по полной. Так что поберегись. Понял?

– Понял...

–И ещё. Взрыв будет очень мощный. Беги как можно дальше, считай до двадцати – медленно – потом падай. Лучше за какое-нибудь дерево потолще. Рот держи открытым, чтобы барабанные перепонки не порвало.

– Да помню я, мне же целый курс читали!.. А ты?

– А я в кабину. Сейчас спектакль будет. Ты, главное, до сигнала не показывайся.

Леший вылез и, уже не особо скрываясь, скользнул к кабине. Дверца не заперта, как он её и оставил, палка с рогулькой нужного размера – на сиденье. Провода зажигания он соединил заранее. Теперь главное, чтобы мотор завёлся.

На звуки стартера сразу же развернулся прожектор. Закричали. Леший высунулся из окна:

­– Хрена вам! – заорал он. – Это моя машина! Я её на свои купил, заработанные!

Пусть их думают, что это хозяин решил своё добро вернуть.

И правда – заматюгались там, заорали – что, не разобрать: двигатель, наконец, взревел. Однако не стреляли пока: клюнули на выдумку, один только побежал разбираться. Леший, не теряя времени, выводил неуклюжую машину в створ ворот. Закрепил руль. Потом выжал сцепление, наклонился, зажал утопленную педаль газа рогулькой (хорошо, крепко держит!) и, уже выпрямляясь, метнул нож в распахнувшего дверцу полицая. Нажал сигнал и вывалился на противоположный бок. КамАЗ взревел и рванулся к воротам – и только тут раздались первые выстрелы.

Ну, под пулями Лешему прыгать не впервой. Бежал в полную силу, то и дело вправо-влево смещаясь – не намного, на корпус всего, чтобы целиться было труднее. Вадим тоже держался грамотно. Да не очень и стреляли: грузовик уже выбил ворота и подбирался к дому, теперь они больше им были заняты.

Пора! Он распластался в прыжке, выбрав подходящую ямку в кювете, и тут же прожектор метнулся в сторону: сообразила охрана, где теперь главная их забота. Да поздно: тяжело, словно нехотя, ухнуло сзади, и на секунду стало всё видно, как при молнии в грозу, только свет был с каким-то малиновым отливом. Волна взрывная прошла поверху, да так, что ошеломлённый Леший на какое-то время перестал что-либо соображать. Над усадьбой взвилось грибообразное облако, быстро уходя вверх – как при маленьком ядерном взрыве. И тут же посыпался всякий мусор: сорванные листья, сучья, поднятый мох и всякий лесной сор. А круглое облако всё поднималось, расталкивая небесную дымку, и освободило луну: стало видно, что творилось сзади. Что-то там горело, рушилось.

Не выжил никто. Это они проверили сразу, как только в себя пришли. Всё, выполнено задание, мать их… Вдруг Вадима затрясло: крупной дрожью, с икотой, с лязганьем зубов – реакция. Ничего, это часто так бывает. Леший достал фляжку, глотнул сам, протянул напарнику:

– На.

Вадим, с вымазанным грязью лицом, судорожно припал к горловине. И тут же вырвало его.

–Ничего. Это нервы. Глотни, глотни хорошенько… Уходить пора.

Леший подобрал чужой автомат – уцелело оружие, и патроны на месте – и закинул на плечо. Может понадобиться, а потом недолго и выбросить.

–Двигаем лесом. Шевелись.

На краю деревни им должны были оставить машину – старый фольксваген, синий. Там можно будет переодеться. Там новые документы.

Шли молча. Сколько уже чужих жизней на его счету, думал Леший, впрочем, война на то и война, так во все времена бывало, и нынешний век не исключение.

Уже рассвело, когда они вышли к скиту. Вернее, к тому, что от него осталось. Головни ещё тлели, тянуло острой гарью. Отец Дорофей лежал навзничь, застывшие глаза глядели в небо. На рябом от старости лбу припухла маленькая дырочка от злой пистолетной пули, вокруг которой кружком уселось несколько ранних мух, алчно прильнув хоботками к запёкшейся крови.

Что ж, на той войне, которую Лешему приходилось вести, случалось, погибали и посторонние. Вернее, те, кто считал себя таковыми – на самом деле, посторонних тут не бывает.

Враги добрались и сюда… Леший глубоко вздохнул, не отводя глаз от трупа. Жалости не было в его сердце: каждому достаётся своя судьба.

– Что ж, – сказал он, словно продолжая старый спор. – И всё-таки ты был не прав, монах. Зло не всегда родит зло. Зло родит зло только тогда, когда оно не наказано...