Красный сарафан

Продолжение

Утром, вернувшись домой, он ничего не сказал домашним про ночное приключение, но думал об этом весь день. В первую очередь стало ясно − всё случившееся ночью не было розыгрышем местных мужиков, ни у кого из них не хватит дури  впутать ребёнка. Вслед за этим пришлось признать в случившемся чертовщину, что оказалось самым трудным, он всю жизнь насмехался над бабьими сказками, а тут... Степаныч решил пойти к археологам и посмотреть, что там у них происходит.

− Ты это, старый, куда намылися? − окрикнула его жена.

− На работу, − огрызнулся Степаныч и пожалел, что заранее не придумал чего поумнее.

− На какую работу? Время только пятый час, какого лешего ты там удумал? − Марья Фёдоровна не отставала.

− Просили, − туманно ответил он и ускорил шаг во избежание очередных расспросов.

Марье Фёдоровне осталось только махнуть рукой. Выйдя из задней калитки, дед увидел столпившихся археологов

− Здрасте всем, − громко сказал он.

Городские все разом оглянулись. Степаныч увидел на столе деревянный ящик из цельного куска дерева. Почерневший, с налипшей землёй, он выглядел очень старым.

− Что это? −спросил дед.

− Вчерашняя находка, Пётр Степанович, − ответил один из археологов, Сергей Максимович.

Степаныч быстро подошёл к столу и заглянул вовнутрь, в ящике лежал детский скелет. Удивительным образом одежда сохранилась очень хорошо, и он сразу узнал красный расшитый сарафан: «Так вот ты откуда, милая», − пронеслось у него в голове.

− Это вы не хорошо сделали, плохо это.

− Плохо? О чём вы, Пётр Степаныч? – не понял главный, Эдуард Анатольевич.

− Потревожили покойника, это плохо. Надо бы её обратно похоронить.

− Пётр Степанович, это мракобесие, − Эдуард Анатольевич развёл руками.

− Мракобесие, это то, что вы сделали.

Степаныч махнул рукой, не жаловаться же на них, в самом деле. И что он скажет − «Городские приведение разбудили?». Да его на смех поднимут, не отмоется потом. Бабы, может, поверят, а мужики точно измываться начнут.

Он отошел от стола и присел прямо на землю возле огромного вяза, одиноко стоящего почти у самого забора. «Ладно, товарищи учёные, не хотите по-хорошему, сделаю по-своему, мне в доме приведения не нужны». И дед стал продумывать стратегию дальнейших действий.

Ночью задул сильный ветер, поднял вверх над перерытым лугом землю. В вихре кружились пыль и сухая трава. Хохот, завывание, плач перемешались в жуткой какофонии. Вызванная из небытия душа своим смехом приводила в ужас, закрывшегося в сарайке с инструментом, несчастного сторожа. Глядя в щелку на красный сарафан в лунном свете, дед крестился и вспоминал все молитвы, которым учила его в детстве бабка. Наскоро прибитая дверь под напором оторвалась, и приведение ворвалось вовнутрь. Круша всё вокруг покойница пыталась вытащить Степаныча наружу. Цепкие руки рвали одежду, а искаженный в мертвом оскале рот всё ближе и ближе приближался к горлу деда. Ещё секунда и… Степаныч потерял сознание.

Утром, утомленный телом и душой, дед вернулся домой и рухнул на кровать, проспав до двенадцати. Проснулся он разбитый, в мрачном настроении, молча пообедал. Не обращая внимания на упреки жены, взяв лопату, полный решимости Степаныч пошёл к лесу, стараясь не попадаться на глаза работающим археологам. Дойдя до опушки, он огляделся и направился к молоденькой березе, грустно опустившей веточки с изумрудными клейкими листьями и ажурными серёжками. Выкопав под ней приличную яму, дед спрятал лопату в ближайшие кусты и вернулся домой. Не слушая охи, вздохи Марьи Фёдоровны, поужинав, пошёл на дежурство.

Пройдясь как обычно вокруг раскопок, он прямиком отправился к сарайке в которую археологи складировали найденные вещи. С обратной стороны, дед легко оторвал несколько досок, вытащил ветхий ящик и поволок его в направлении леса. Подсвечивая дорогу фонарем, он дотащил свою ношу до березки. Пот лил с него градом, сердце колотилось. Степаныч присел и минут пять пытался успокоить дыхание. Отдышавшись, он подошёл к ящику и сдвинул крышку. В свете фонаря дед снова увидел детский скелет. Если бы не сарафан, он бы никогда не связал всё случившееся и эту мрачную находку. Степаныч аккуратно прикрыл ящик крышкой, поставил на дно ямы и забросал его землёй.

−Ты милая не сердись, крест я тебе потом поставлю, когда всё успокоится. Обещаю. Покойся с миром, − Степаныч перекрестился.

Занималась заря, и дед решил не ложиться. Вскоре пришли археологи. Грабеж обнаружился сразу. Степанычу учинили допрос, и он сразу сознался, что с вечера перепил наливки и проспал всю ночь. Вызвали участкового, деда таскали в райцентр, но найти ничего не удалось. Его, конечно же, сразу уволили. Марья Фёдоровна пилила мужа неделю. Но всё когда-то кончается. Раскопки в конце лета прекратились, археологи свернули работы. Об этих событиях напоминал только перерытый луг за огородом Степаныча. Но следующей весной он зарос травой и приобрёл свой обычный вид. А на опушке леса, возле молоденькой березки появился невысокий, почти незаметный в густой траве крест.