О влиянии античной литературы

Хомяк понемногу разгребал завал, оставленный Перелетной Музой. Порой находилось нечто, за перевод чего Хомяк немедленно принимался, неотрывно наблюдая за развернувшимися перед его взором эпизодами новых историй. От этих кусков и завязок в моей голове собирались различные мысли, наметки и сюжеты. Также хозяин Библиотеки Воображения не оставлял пополнение ее фондов, при моем скромном участии.

В один из дней я заглянул в Библиотеку, поглядеть на новые переводы. Хомяк как раз начал работать над одной новой историей, и она мне нравилась. От увиденного там я утратил дар речи, не знал, смеяться мне, плакать или звать на помощь дяденек в белых халатах.

Хомяк стоял на стопке из нескольких толстых томов в мощных светлых переплетах, обернутый полосатой простыней на манер римской тоги. На голове Хомяка красовался венок из соединенных друг с другом степлерными скобками сухих лавровых листов, среди которых виднелись березовые и пара ивовых. В одной лапе он держал лиру. И беспрерывно что-то декламировал. Хомяк вещал громко, порой вообще переходил на визг. При этом он старался говорить гекзаметром, но часто сбивался и переходил на ямб, белый стих, а то и вовсе опускался до банального рэпа, а то и прозы. Хомяк читал некую невероятную героическую поэму, в сравнении с которой путешествие Одиссея – прогулка в парке.

В свою историю сей пушистый Цицерончик бесстыдно замешал античные и скандинавские мифы, славянские былины и сказки, Звездные Войны и голливудские боевики. В процессе декламации Хомяк увлекался, размахивал лапами и использовал лиру вместо щита, меча и орудий божественного гнева. От резких движений порой простыня начинала сползать с его мохнатых плеч, и Хомяк старался вернуть ее на место.

Не могу дословно воспроизвести сей шедевр, но я запомнил отдельные перлы. «Помеченный молнией Зевсовой в лоб» - один из эпитетов главного героя. Нет, я знаю, что у Хомяка в маленькой секретной каморке лежит метла, круглые очки, деревянная волшебная палочка и красно-золотой полосатый шарф. Но чтобы вот так сплагиатить образ Гарри Поттера! Не ожидал от него. Тем более, героем поэмы явно был сам Хомяк. Далее следовало что-то вроде: «герой безупречный, богов устыдивший, лирой своею сонмы врагов повергал». Ага, в священный трепет, а помирали они от ушного кровотечения, так как от попыток Хомяка играть на лире с полок падали книги, а у публики до хруста сводило зубы.

Да, публика у Хомяка была, и еще какая! Перед его трибуной был выложен из книг амфитеатр в три яруса. Верхний занимало целое скопище тараканов. Я грешным делом подумал недавно, что повывел их из головы, а они здесь прохлаждаются! Главным заводилой был большой таракан с лихо закрученными усами. Он размахивал флагом с изображением головы Хомяка в коринфском шлеме с гребнем и был мне почему-то знаком. Тараканы громко аплодировали, дудели в гуделки и пускали волну.

Средний ряд занимали трубящие розовые слоники и мелкие феечки со стрекозиными крылышками. Но вот первый ряд оккупировали три крупные хомячихи. Одна была с кремовой шерсткой и большим розовым сердечком на груди. Я так и не понял, было это ее естественной окраской, или нет. Эта хомячиха смотрела во все глаза на Хомяка и прижимала лапы к груди в самые острые моменты повествования. У второй пушистой дамы была темная шерсть, со светлыми полосами на боках. Она беспрестанно лузгала ассорти из семечек – подсолнечные, тыквенные, конопляные и еще неведомо какие. На третьей хомячихе было надето красное платье в крупный белый горох. Она рассматривала Хомяка в мощный армейский бинокль.

Во время кульминации, Хомяк вдруг приподнялся в воздух. На его задних лапах можно было разглядеть пушистые тапочки с куцыми куриными крыльями. Они не смогли удерживать Хомяка в воздухе долго, и с последними словами поэмы его закрутило и занесло прямо на трибуны. Зрители бросились врассыпную. Из-под книг рухнувшего амфитеатра взвилась светящаяся пыльца фей.

Похоже, что Хомяк вытащил ее из тайника Музы вместе с книгой и невольно устроил эту вакханалию на фоне прочитанной мною античной литературы. Ничего, пыльца быстро выветрится, Хомяк проспится и все вернется на круги своя. Лишь бы меня той пыльцой не зацепило, иначе одним богам ведомо, что я смогу наваять. Фейская дурь не только Хомяку лихо крышу срывает.

На следующий день вид у Хомяка был и комичен, и ужасен. Шерсть свалялась и приобрела неприятный буро-зеленый цвет. Нос распух и покраснел, щеки обвисли, а уши посинели. Хомяк возлежал в гамаке с мокрой тряпкой на лбу. В тряпке угадывался обрывок платья одной из хомячих. Время от времени Хомяк прихлебывал из большущей банки рассол, в котором плавали несколько мелких помидоров и немалых размеров лист хрена.

Вокруг развалин амфитеатра строем маршировали тараканы со своим знаменосцем впереди. Они нестройно орали колыбельные. Каждый пел свой текст, но все пытались держать мелодию «Катюши». Хомяк метнул в хор подушку, но промахнулся, а тараканы сменили мелодию на «Марусю» из знаменитого советского фильма.

Хомяк застонал и едва не утопился в рассоле при попытке выловить помидор для повторного броска. Тут его взгляд наткнулся на одну из книг, разбросанных по столу. Хомяк лениво прочитал название, а потом подскочил и, тыча мне в нос этим фолиантом, стал требовать перечитать именно эту книгу. При этом говорил он чистым гекзаметром, не сбиваясь и без запинки. Естественно, пришлось спешно идти искать и перечитывать требуемое.

И действительно, за время чтения одной из книг Андрея Белянина вся фейская дурь, и ее последствия выветрились из Библиотеки. Хомяк перестал болтать чистым гекзаметром и вообще пришел в себя. Вооружившись большим сачком и водрузив на голову коринфский шлем, он устроил динамичную погоню за крылатыми тапками. Отловил их, запер в клетку и спрятал в каморку к метле и очкам. Надеюсь, он не станет отправлять с ними почту. А вот лиру Хомяк затолкал в тайник Музы, где раньше лежала контрабандная пыльца фей.

Когда все, наконец, улеглось, Хомяк вернулся к переводам, а я смог спокойно читать. Даже античную литературу. Главное, не превышать дозировку, во избежание рецидива. И надо бы отловить того настырного таракана!