В начале было слово

Белый шум на экране сменился нечёткой подрагивающей картинкой. Камера смотрела в комнату для допросов, молчаливо фиксируя на плёнке происходящее сквозь одностороннее зеркало.

Одинокая лампа под металлическим плафоном свисала с потолка, пряча тёмные углы в тени. Стены, обитые дырчатым пористым картоном, не выпускавшим голос наружу. Ни крика, ни слова. Но звук дыхания добирался до магнитной плёнки по тонкому проводку висящего под потолком микрофона.

Камера наблюдала, как задержанный сидит на железном, прикрученном к полу, стуле. Слева от стола, спиной к запертой входной двери. Правая рука его была прикована наручниками к стальной раме, протянутой над столешницей.

Он вёл себя совершенно спокойно. Иногда поглядывал на засохшие бурые пятна на стенах. Сомневаться в их происхождении не приходилось, такой цвет должна иметь засохшая кровь. Вероятно, человеческая. Но там, где падал свет от лампы, полы были чисто вымыты.

Часы на стене напротив должны заставить его нервничать. Стрелки ползли чуть медленнее, чем положено, давя на разум и удлиняя время. Отсутствие эха подавляло волю и освобождало панику. И чем дольше, тем сильнее.

Но задержанный лишь иногда поглядывал на стрелки, а потом вновь прикрывал глаза, превращаясь в недвижимую статую. Он ждал.

Спустя несколько долгих минут дверь отворилась и вошёл человек. Он вёл себя уверенно, прямо. По-хозяйски осмотрелся, остановив взгляд на затылке арестанта. Тот даже не шевельнулся, хотя ясно слышал, что теперь не один в комнате.

Мужчина неторопливо обошёл стол, держась на почтительном расстоянии. Ровно по кругу, дальше которого задержанный не смог бы дотянуться. Это было разумно.

Уселся на стул напротив, поставил перед собой один из стаканчиков с кофе. Второй осторожно подвинул в сторону арестанта. Благо, у того прикована только одна рука, а другой можно было взять напиток.

Они переглянулись между собой. Зрительный контакт тянулся несколько долгих секунд. Как у боксёров на «битве взглядов», перед самым началом матча. Искали слабину, податливость в разуме друг друга. Место, куда можно надавить.

Потом задержанный откинулся на спинку стула, расслабленно взял стаканчик и сделал маленький глоток.

- Очень вкусно, - сухо прокомментировал он, - Ещё бы сигаретку.

Начало разговору положено.

- Перво-наперво, кто вы такой? - детектив без прелюдий перешёл к допросу.

Задержанный помолчал, потом повернулся лицом в сторону камеры. Уставился прямо в объектив, словно знал, где тот находится.

- Нас прямо сейчас записывают?

- Отвечайте. Как вас зовут?

- Моё имя ничего не скажет. Но если вам так удобнее, то можете называть меня Сэм.

Он чуть помедлил.

- А мы с вами никогда не встречались?

Следователь тоже помолчал, продолжая оценивающе смотреть на задержанного.

- Детектив Микельсон. Но мы ушли от темы. Поиск по нашим базам скоро проведём и что-нибудь, да найдётся. Современные технологии, знаете ли. Компьютер, наверное, уже сейчас проводит сверку вашего лица и ищет похожее в записях миллионов камер по всему миру. Так что это лишь вопрос времени.

Задержанный пожал плечами, вновь глотнул кофе. Микельсон наблюдал за этим явно осознанным безразличием.

- Тогда скажите, какие у вас цели? Ведь каждый террорист преследует какую-то цель.

- Я не террорист, - тихо ответил человек, назвавшийся Сэмом, - Я исследователь.

Голос источал спокойствие, впитывался в мембрану микрофона и картонные стены. Проникал в уши следователя, который пристально наблюдал за задержанным.

Такие разговоры всегда неприятны для полицейского. Они сулили обязательную психиатрическую экспертизу. И в ряде случаев вместо наказания приводили к принудительному лечению. Только и всего.

Он откинулся на спинку стула, продолжая всматриваться в лицо сидящего перед ним человека. Неопределённого возраста, точно больше двадцати, но меньше сорока. Хотя явная седина уже забелила некогда чёрные волосы. А брови ещё сохраняли прежний цвет. Спокойный взгляд тёмных глаз, чуть подёрнутых мелкими морщинами. Чисто выбритое лицо.

Он наверняка готовился к этому разговору.

- И что же вы исследовали, взрывая торговый центр?

- Человека.

- Какого человека?

- Самого обычного. Рядового жителя нашей страны. Обывателя. Вы, кстати, относитесь к той же категории.

- Значит, вы и меня сейчас исследуете?

Задержанный молча кивнул. Слов не требовалось.

- Вы понимаете, что погибло больше сотни человек?! У них были семьи, близкие. И столько же отправились в больницу. Некоторых до сих пор достают из-под завалов!

Следователь вскочил со стула, начал ходить взад-вперёд.

- Понимаю. Но ведь я же объяснил. Я провожу эксперимент. Далеко не первый, кстати. И потому решил прийти к вам.

Прекратив свои метания, Микельсон опустился на стул. Сказанное звучало очень скверно. Даже если человек - психопат, он не будет заявлять о подобном на первом же допросе. Значит, у него есть ещё какая-то цель. О которой он и должен сейчас сообщить. Ещё одна бомба. Или заложники. Или требование выкупа.

Дело принимало плохой оборот.

- Вы хотите сделать заявление?

Сэм пожал плечами.

- Понимайте как хотите. У меня свои мотивы, и вам о них знать не положено. По крайней мере, пока.

Как же это предсказуемо. Такое происходит сплошь и рядом. Сейчас начнутся требования, ультиматумы и сделки. Наверняка скоро выясниться, что их, этих террористов - целая организация. И хотят они чего-то совершенно обычного: денег, власти или чьего-то освобождения.

Цели всегда одинаковы.

Микельсон украдкой посмотрел на зеркало. Камера всё записывает, наблюдатели - смотрят и принимают меры. Скоро здесь появится психолог, представители службы безопасности и кто-нибудь из важных персон «сверху».

Задержанный склонил голову и что-то пробормотал себе под нос.

- Что? - нахмурился детектив.

Сэм поднял голову и слегка улыбнулся.

- Ничего. Что вам нужно услышать - будет услышано. А микрофоны наверняка зафиксировали каждый звук. Ваши техники сделают всё как надо, я даже не сомневаюсь.

Он тоже повернул голову в сторону зеркала. Пристально изучил отражение и, казалось, то, что находилось позади. А потом лениво посмотрел на детектива.

- У меня есть что рассказать. И теперь мешать нам никто уже не будет.

***

- Вы знаете, что слова обладают властью? - спросил Сэм. Детектив сидел напротив и внимал задержанному.

Он знал, что иногда людей достаточно послушать. Им всегда есть что сказать. И самое сложное в таком случае - начать. Он уже давно работал с преступниками подобного рода, и злодеи редко начинали говорить сами. Обычно приходилось тянуть слова клещами. Угрожая, запугивая или предлагая сделку. А если даже и так, то разговор сводился к изложению требований. Чаще всего общение становилось односторонним - следователь задавал вопросы, а преступник - молчал.

И тем страннее становился этот случай. Допросная комната в глубине отделения полиции, спрятанная от посторонних глаз. Звукоизоляция здесь была совсем не для красоты - допросы иногда проводились и с пристрастием - не располагала к словоблудию. Запертая дверь и бронированное зеркало, за которым всегда находились наблюдатели - тем более. И всё же задержанный вновь отхлебнул кофе и уставился на собеседника. Выдержал долгую паузу.

«Либо тянет время, либо…»

Второй вариант Микельсон представить не успел.

- Ну да ладно. Ваш ответ я уже знаю. Вы зависите от сказанного. Только знаете что? - Сэм чуть склонился к столу, сбавил голос: - вы все думаете, что силу имеют только записанные слова. На плёнке, на бумаге - неважно. Каждое из них служит свидетельством, верно?

Он удовлетворённо, соглашаясь, кивнул самому себе.

- Но слово обладает особой силой. Вы просто забыли об этом. А я нет. Очень долго я искал нечто крайне ценное, и теперь обладаю властью над человеческими жизнями.

К концу фразы слова обрели едва заметную истовость. Будто говорящий свято в них верил. Детектив напрягся - ему ещё секты не хватало для полноты картины. Хотя это могло бы объяснить некоторые спорные моменты.

- Вы слышали о массовом гипнозе? - задал очередной вопрос Сэм. Теперь замолчал, действительно ожидая ответа. Не моргая, смотрел в глаза полицейскому. Глубина его тёмных глаз начинала засасывать.

Отвечать Микельсону не хотелось. Это противоречило инструкции, ведь задавать вопросы - дело следователя, а не подозреваемого. Да и к тому же, любой ответ позволял продолжать дискуссию по плану преступника. Этого допускать нельзя.

То же самое случается, когда сталкиваешься с хулиганами на улице. Один вопрос с их стороны, один ответ с твоей - и всё, пиши пропало. Попытки быть вежливыми разбиваются вдребезги, потому что ответ не имеет значения. Ты поддался, пошёл на поводу. Прогнулся. И теперь с тобой можно делать всё что угодно.

Тем же принципом пользуются все в современном мире. Даже в предвыборных дебатах по телевизору - сплошные провокационные вопросы, без конкретных ответов. Попытки заставить оппонента задуматься и замолчать. Никто не хочет слушать и слышать, а потому в студиях вечно разгораются споры.

Но это те же уличные хулиганы, просто вместо спортивных костюмов на них дорогие пиджаки за счёт налогоплательщиков.

- Даже если вы владеете этим методом, не рекомендую его применять. Здесь есть и другие сотрудники, - Микельсон стрельнул взглядом на зеркало, - которые придут мне на помощь.

Подозреваемый добродушно улыбнулся.

- Ну что вы, ни в коем случае. Это пройденный этап. Я успел потренироваться на безвольных созданиях, прежде чем прийти к вам. Мне это уже неинтересно. Кстати!

Он оживился, пересел на стуле удобнее. Выпрямил спину, положил обе руки на стол. Как прилежный ученик. Всем своим видом выражая интерес к теме разговора.

- Вы наверняка слышали об этой моей тренировке. Два месяца назад, в пригороде.

Глаза его неприятно расширились, хищно заблестели. Он словно смотрел в никуда, вспоминая какие-то события.

- Сколько там было? Двадцать одна жертва?

Детектив с трудом сдержался. Он сразу понял, о чём идёт речь. Мысль крутилась в голове с первого упоминания гипноза, но Микельсон старательно её отгонял. Два месяца назад произошло массовое самоубийство в одной из закрытых общин. Тех самых, которые с недоверием относятся к незнакомцам, живут натуральным хозяйством и во главе у них обычно стоит какой-то лидер. Вот только о причинах допросить никого не удалось. Мощный кардиотоксин был найден на вскрытии у каждой из жертв. Включая и их лидера, который принял самую большую дозу.

Подозреваемый опять пробурчал какое-то слово себе под нос. Очень напряжённо - было видно, что это даётся ему нелегко. Проговаривал настолько тщательно, что, казалось - ошибись он хоть в одном звуке - мгновенно погибнет. Но разобрать слово Микельсону так и не удалось. Куча непонятных звуков, шипящих и гортанных, с множеством согласных подряд. Или похожих на согласные. Потому что ни слова, ни даже чего-то подобного детектив в своей жизни ни разу не слышал. Хотя теперь оно почему-то казалось знакомым.

- Вы разговариваете на странном языке.

Сэм широко улыбнулся.

- Да! Люблю чужую речь, знаете ли. Вот, изучаю по словечку, да тренируюсь иногда. Как в той общине.

- Я не буду обсуждать с вами стороннее дело.

- А с чего вы решили, что это не моя работа?

Микельсон молчал. Сэм молчал, с наигранным непониманием подняв брови. Потом сделал серьёзное лицо.

- Да, конечно. Мы обсуждаем взрыв в торговом центре, а здесь какая-то стайка фанатиков. Но вот что - хотите, я докажу свою причастность?

- Вы для этого сдались полиции?

- Отчасти, - уклончиво ответил задержанный, звякнув цепью наручников. Переложил руку удобнее - на коже отпечатался след от металла.

Зачем ему это? Одного обвинения в терроризме уже достаточно для солидного срока. А теперь выясняется, что это не единственный эпизод. И тут Микельсона осенила простая в своей невозможности мысль: «А вдруг есть ещё?»

- Но, чтобы вы мне поверили, я могу рассказать некоторые детали случившегося. Хотите?

И, не дожидаясь ответа, продолжил.

- Их было чуть меньше двух дюжин. Все погибли в центральном здании общины, сидя на стульях. Хотя, возможно, некоторые всё же свалились на пол. И их предводитель, пастор. Он был среди простого люда. Не на трибуне, где должен был вещать своё слово. А знаете, почему он слился с толпой?

Микельсон застыл, стараясь даже не моргать, чтобы не выдать волнения. Причины той трагедии до сих пор оставались неизвестны. Община жила совершенно мирно, их учение продвигало любовь и смирение, а жили люди простым трудом. Среди них были официальные браки и семьи, без излишеств вроде многожёнства и общих детей. Без радикального аскетизма. Без конфликтов с соседями. А с некоторыми из них даже обменивались продуктами своего труда.

И тем непонятнее был их массовый уход из жизни.

- А всё потому, что на трибуне стоял я и вещал им слово, - вкрадчиво закончил свою мысль задержанный.

- Вы утверждаете, что это тоже ваша работа?

Сэм уверенно кивнул, а потом взял в свободную руку стаканчик с кофе. Качнул его, взбалтывая напиток.

- Ваш кофе давно остыл.

- Хватит! - детектив хлопнул по столу ладонью. Потом встал и опять начал ходить по комнате.

- Мне кажется, вы слишком эмоциональны для такой работы, нет?

- Не вам судить!

Сидящий за столом пожал плечами.

- Уверен, ваш штатный психолог скажет то же самое. Вы давно у него были?

Микельсон вернулся за стол. Немного нервно сцепил пальцы в замок, сжал губы и с плохо скрываемой яростью посмотрел на оппонента.

- Зачем вам это нужно?

Тот усмехнулся. Потом, не отводя взгляд, начал говорить. Очередная порция нечленораздельных звуков заполнила комнату.

По спине детектива пробежали мурашки. Это длинное слово, или даже фраза на неизвестном языке вдруг проняла его до самых костей. Он ощутил в ней некий древний смысл. Значения звуков копошились где-то в подсознании, пытаясь прорваться наружу. Бурлили в крови и испарялись вместе с внезапно выступившим потом.

- Что за слова вы всё время произносите?

Очередная усмешка исказила лицо задержанного.

- Это и есть мой эксперимент. Очень древний язык, на котором разговаривали разумные существа задолго до появления человечества. Я бы хотел рассказать вам историю. Надеюсь, не откажетесь послушать?

И Микельсон вдруг расслабился. Разжал пальцы, спокойно откинулся на стуле и уставился на задержанного. В глазах его проснулось знание, давно забытое и заброшенное. Но сделать он уже ничего не мог.

- Не могли бы вы снять наручники?

Детектив незамедлительно исполнил просьбу, а после вернулся на своё место.

- И всё же - я хотел бы закурить.

В следующее мгновенье на столе оказалась полупустая пачка сигарет и зажигалка. Противостоять приказам полицейский уже не мог, это было заметно по далёкому отсвету страха в глубине глаз.

- Я верил в этот язык. В то, что он существует. Его давно забыли, и мне пришлось придумать его заново. Со стороны кажется легко, правда? Но прежде чем создать комбинацию звуков и превратить её в слово силы, я потратил много времени и провёл сотни испытаний. Затонувший паром в прошлом году и сошедший с рельсов поезд - тоже моих рук дело. Не в прямом смысле - всё это исполнили другие люди по моей просьбе. Очень настойчивой.

Он выделил последнее слово. Ясно, что те несчастные не могли сопротивляться.

Сэм глубоко затянулся, выдохнул струю дыма вверх, на лампу. По стенам заиграли тени, а он продолжил свой рассказ.

- Животные тоже подчинялись, кстати, но мне быстро надоело. Нет разумной реакции, понимаете? Потом уже начались люди. Те, которые никому не нужны. Бездомные. Одинокие и брошенные люди. Но слово остаётся словом. Его должны слышать. И вскоре я создал фразу, которая воздействовала на массы. Срабатывало не на всех. Индивидуальные особенности психики, знаете ли. Вот на вас, несмотря на импульсивность, почти ничего не сработало. Но я рад, что последнее слово возымело эффект. Я уже думал, что потерплю неудачу.

Задержанный чуть склонился к столу, пристально всмотрелся в глаза детективу.

- И, знаете, я вспомнил. Мы с вами уже раньше встречались. Очень-очень давно. Мы уже сражались, и я всегда терпел поражение. Мы перерождаемся в новом теле и встречаемся вновь. Новые имена, новые лица. И так раз за разом, столетие за столетием. Но теперь всё иначе.

Микельсон молчал. Он, может, и хотел бы что-то сказать, возможно, даже крикнуть, но тело не повиновалось. Детектив словно застыл на своём стуле, будто края пиджака прибили гвоздями. А ноги приклеились к грязно-серому линолеуму.

- А я всего лишь хотел проверить силу древнего языка. Которым владели боги и могли управлять всем миром. Ведь если человек сможет по приказу лишить себя жизни - значит, он попал под власть говорящего. Хотите что-то сказать?

Дар речи вернулся к полицейскому. Он судорожно сглотнул вязкую слюну.

- Я вспомнил тебя, Самаэль. Твой план обречён на провал. Моя оболочка слаба, но и ты не сильнее. Из здания тебе не выйти. Даже если я погибну, останутся наблюдатели. Человеческое тело смертно.

Он скосил глаза в сторону зеркала.

Сэм проследил взглядом.

- С ними я разобрался в начале разговора. То первое слово, которое ты не расслышал - предназначалось для них. Люди за стеклом уже мертвы. Задушили друг друга, а последний - свернул себе шею.

- Останется видео! - прохрипел детектив.

- А для этого я приберёг второе слово силы. Ты ощутил его, и память начала возвращаться к тебе, Михаил. Но ты отвернулся от неё. Ты думал, что мы с тобой обычные люди. А запись донесёт мой приказ до любого, кто посмотрит плёнку. Они тоже не выживут.

Он докурил и затушил окурок в полупустом стаканчике кофе.

- Не обижайся. Даже архангелы не могут противиться древнему языку. Ты - всего лишь эксперимент.

Потом поднялся на ноги.

- Как только я щёлкну пальцами, ты выведешь меня наружу. А потом заберёшь плёнку и отправишь её как вещественное доказательство на самый верх. Желательно, чтобы её просмотрело высшее руководство. Мне любопытно, сработает ли слово в записи. После отправишься в туалет и утопишься в унитазе. Это несложно, ведь так? Опустить голову в воду и вдохнуть. Я уверен, у тебя получится.

Сэм поднялся на ноги.

- Ну что, пора?

Поднял правую руку. Раздался громкий щелчок.

А через минуту комната была пуста.

***

Запись окончилась внезапно. На экране опять возник белый шум, но этого уже никто не видел. Окна на верхнем этаже главного управления полиции были распахнуты настежь.

Несколько минут назад, когда задержанные произнёс странное слово, люди внезапно встали со своих мест и, не разговаривая, направились к окнам. О том, чем всё закончится, они не думали.

Они ни о чём не думали. В голове звучало слово, которому нельзя не подчиниться.