Счетная машина «Эльбрус – примус»

Трям-Трям, поздоровался высокий молодой человек медным звоном дверного колокольчика. Юноша, дремавший за конторкой, быстро встал с высокого табурета, и учтиво поклонился.

– Могу ли я переговорить с Гюставом Карловичем? – спросил вошедший, в свою очередь, приветственно кивнув, сняв с головы высокий цилиндр.

– Боюсь это невозможно, он ещё вчера уехал в Петербург на презентацию большой счётной машины от «Абрикосов и компания». И если туда он очень торопился, то обратно, сами понимаете, шумная столичная жизнь, встреча со старыми знакомыми…

– Тогда может быть, вы…

– Андрей Петрович, можно просто – Андрей.

– Прекрасно, коли по-простому, то не будем ходить вдоль да около. Меня зовут – Илья Фомин, имею счастье служить у графов Головиных. Но сразу к делу. Ещё утром ничего не предвещало беды, и вот незадача, сегодня ровно в одиннадцать десять сломался домашний вычислитель, представляете, такое несчастье.

– Мне ли этого не понимать? – проговорил юноша, изо всех сил пряча улыбку, за озабоченным ворожением лица. – Какая модель?

– Эльбрус – примус.

– Вы находитесь у нас на обслуживании?

– Да, конечно.

– Ну, тогда не будем, терять ни секунды, я сейчас оформлю заказ, и пойду прогревать паротяг, – Андрей склонился над клавиатурой и начал что-то быстро печатать. – Поедим в дом на Ордынке?

– Нет, в усадьбу на садовом кольце. Вот только не стоит беспокоить, паровой реликт, я на пневмомобиле. В дорогу друг мой, – Илья изобразил вселенскую скорбь, – там же все так страдают, такое горе.

Что нужно мастеру по обслуживанию, домашних вычислителей, больших счётных машин, и телетайпных станций? Да много чего, воротки для натягивания струн и фибры, заводные отвёртки, кисточки для удаления пыли, пинцеты, гаечки, винтики, много всякого разного. И для каждой машины свой инструмент. Для «Эльбруса – примуса» всё необходимое содержалось в саквояже жёлтой кожи, Андрей почти на бегу, подхватил его, надел котелок, тем самым продемонстрировав полную готовность.

Улица, как и должно, в начале третьего пустовала. Рабочий день. Обед давно закончен, а до пятичасового чая, ещё далеко. Именно поэтому аутовентура – последнее детище Балтийского завода, непросто бросилась в глаза, она пришпилила их золотыми булавками. Настоящее произведение искусства. Пятитактный движок, три огромных пневмоаккумулятора, скорость до ста за девять секунд, и всё это ослепительно бирюзового цвета.

– А чего не Путиловский? Их «Самсона» многие хвалят, – поинтересовался Андрей, когда они, набрав приличную скорость, выехали на Варварку, – я читал, что их семиступенчатый автомат весьма хорош.

– У него усилитель руля слабоват, у нас ведь шофёров нет, господа водят сами, меня же попросили так – не в службу, а в дружбу.

– Неужели даже мадам за рулём?

– И мадам и мадмуазель, последнее время граф всё больше пассажиром ездит.

Москва глушь. Куда ей до Владивостока, или Казани. Но это и хорошо, тихая спокойная жизнь без этой петербургской толчеи, угольного смрада, как в нижнем, и бесконечных одесских пробок. Культурная столица, ни дать ни взять.

В усадьбе с нетерпением ждали, об этом говорили: ворота, отворенные нараспашку, и встречающие у парадного входа. По лестнице навстречу, почти бегом, кинулась совсем молоденькая девушка, на вид ей не было даже восемнадцати. Правда, сразу спохватившись, резко остановилась и наигранно обиженным тоном произнесла:

– Ах, Илья, отчего так долго? – но заметив, что мастер, которого она так ожидала немногим старше её, изменила тон на кокетливо-милый скомандовала: – Представьте меня.

– Светлана Ивановна Головина.

Девушка присела в элегантном книксене.

– Андрей Петрович Сумароков, – поклонился юноша.

– Ах, пойдёмте быстрее. Папенька пока не знает, нет, я ничего не собиралась скрывать, просто хочется сказать, когда всё уже будет покончено, – на мгновение девушка остановилась, как будто вспомнив чего-то, обернулась и подчёркнуто строгим голосом, как это делают взрослые, произнесла: – А вы Илья молодец.

Старинные московские усадьбы. Вот умели раньше строить, все эти мезонины, балюстрады, колонны, пилястры, и недремлющее око на портике. Веет от этого каким-то теплом, светом и уютом, не то что сейчас, зальют всё бетоном, оденут в мрамор да гранит, и ввысь этажей на двадцать. Эдакие человеческие муравейники, хотя многим нравится. Японцы даже окрестили Владик – «Каменными джунглями», не понять островитянам широты имперской души, они ведь до сих пор дома из бумаги клеят.

– Вот он, сломался, – поджав губки, сказала Светлана, указывая на лучшего друга молодёжи, вычислительный комплекс «Эльбрус».

– Неужели сам вроде давно уже не машина Бебиджа, – Андрей испытующе посмотрел на девушку, стараясь поймать её взгляд, не получилось: – Ну и как это произошло?

– Всё было хорошо, и тут хрусть, и печать встала, а маховик продолжил вращаться как ни в чём не бывало.

– Светлана Ивановна, а если подумать.

– Моей вины в этом нет! – тут же выдала девушка.

– Послушайте, – юная особа явно темнила, и её следовало вывести на чистую воду, но делать это стоит деликатно, графиня всё ж, – если вы откроете секрет поломки, я никому не расскажу. Мы, ведь почти как хирурги, врачебная тайна, если хотите.

– Это наверняка домовой Кузька, его проделки.

– Графиня, – нараспев произнёс юноша, – стоит ли клеветать на безвредного полтергейста?

– Хорошо! – решительно воскликнула Светлана, быстро приблизилась, и почти шёпотом сказала: – Я уронила туда шпильку для волос. Она лежала вот здесь.

Мастер, почти хирург, проследил пальцем траекторию возможного падения.

– Могло быть хуже.

– Это лечится?

– К счастью, в счётных машинах, в отличие от людей лечится всё, – Андрей открыл саквояж и, вооружившись заводной отвёрткой, стал снимать декоративные панели.

– И что сейчас будет? – поинтересовалась девушка.

– Ничего особенного, заколку вытащим, струны, если порвались, натянем. Это центральный процессор он переводит получаемый сигнал двоичного кода: на память, на перфоленты, и печатную головку. Вот порвись нить основного кабеля, то сети лишились бы…

– Насколько? – ужаснулась Светлана.

– Неделю, не меньше. Хотя, как водится, не худа без добра, «Никишкины и сыновья», сейчас уже кладут кабель с новой тонконитью. Это если передавать не цифровой, а аналоговый сигнал. Она в магнитном поле, и очень чувствительна, звук передаётся намного качественней чем, через цифру. Я не удивлюсь, что скоро синематограф по сети крутить начнут.

– Ну да Зворыгин, в технологическом, приводит эксперименты. И вроде всё продвигается просто прекрасно.

– А вы где читали?

– На: наука, техника, точка, РИ.

– Мне на том ресурсе очень понравился комментарий великого князя Михаила.

– Да, да: – «Неплохая идея, надо попробовать, но давайте выберем страну, которую не жалко», – девушка весело рассмеялась и захлопала в ладоши.

Извлечение посторонних предметов из тела механизма – рутина. Но даже работа может быть приятной и весьма весёлой. Особенно с такой очаровательной помощницей. Светлана обнаружила знания не только названий инструментов, но и компонентов самой машины. Шпильку нашли, вытащили, порванные струнные тяги натянули, декоративные панели поставили на место.

– Ну вот всё готово! – подвёл итог, общим стараниям Андрей. – Можно запускать.

– Я сама! – и вприпрыжку как маленькая девочка, графиня кинулась к ручке маховика.

– У вас до сих пор нет пневмопривода? – удивился юноша.

– Папенька говорит, что пусть от машины хоть какая польза будет. Пускай и в области физкультуры.

Маховик энергетическое сердце любой счётной машины. Можно вращать его самим вручную, можно нанять людей крутить педали, можно приобрести пневмопривод и вставлять в него съёмные баллоны со сжатым воздухом. Задача одна. Раскрутить массивное колесо до скорости не менее пяти оборотов в секунду. И это непросто. Но юное создание графских кровей, ничтоже сумняшеся, как заправский битюг, даже предварительно поплевав на руки, взялось за дело. Причём она это проделала так легко и грациозно, что Андрей даже залюбовался.

Тахометр пискнул, машина ожила. И тут же завизжали двадцать четыре иголки печатной головки. Счётный агрегат выдавал всё то, что пришло по сети, за несколько часов поломки. Лента с непринятыми посланиями с бешеной скоростью поползла вверх. Светлана кинулась, спасать, свои секретики, но было уже поздно.

– Не читайте, там наверняка всякая глупость! – вскричала она, прикрывая собой листы убористого текста.

– Я уже два года обслуживаю счётные машины, и сдаётся, что это стало нормой.

– А вы разве не в сети?

– Болел ею, и в школе, и в реальном училище, сейчас вроде отпустило, – юноша с резким звуком закрыл саквояж. – Как мы убедились, всё работает. Желать новой встречи не буду. Пусть больше не ломается.

Зависла неловкая пауза. На помощь пришли часы, пробившие пять.

– А может быть чаю! – радостно воскликнула девушка.

– Не откажусь.

Откуда повелась на Руси традиция пить чай в пять часов, не сможет уже пояснить даже президент академии наук Анатолий Александрович Вассерман. То ли оттого что обед уже далеко, а ужин не скоро, то ли после сухого закона по окончании великой войны, когда всех отучали пить горькую, то ли просто из желания перекусить перед дорогой домой. Факт налицо, ровно в пять, вся империя вымирала на десять минут.

– Ах, милая тётушка – вот наш спаситель и герой, – обратилась Светлана к пожилой даме та, уже отчего-то не дождавшись, племянницы приступила к чаепитию.

– Андрей Петрович Сумароков, – представился юноша.

– Это вроде промышленники в Сибири.

– Нет, они Саморуковы, я же из дома баронов фон Ротенштайнов просто дедушка решил схоронить угасающую русскую фамилию.

– Михаил фон Ротенштайн…

– Это мой двоюродный дядя.

– Весьма похвально, что имея, такие связи вы зарабатываете собственным трудом, – старушка была очень искренна в словах, потом немного подумав, добавила: – вы тоже целыми днями печатаете на машинке.

– Нет, он не такой, – неожиданно вступилась юная графиня, разливая чай.

– Отчего же?

– Наелся, наверное. Случилось так. Подружился в сети, с группой изобретателей, они над планерами на реактивной тяге работают, ну альтернатива цеппелинам. И вроде всё хорошо, интересные, увлечённые люди, а в сеть чушь всякую вываливают: что ели, какая пагода, ну и особенно… – замялся Андрей.

– Понятно! – пришла на помощь Светлана.

– И тут в нижнем, на международной выставке увидел куклу, играющую в шахматы. Они ещё там перфоленту кольцевую впервые применили, об этом ещё много писали. И пришла мне мысль в голову, смастерить заводного человека, сейчас над кистью руки работаю.

– Это как у Чапека! – восхитилась девушка.

– Ну да.

– Надо же, одни целыми днями сидят и строчат послания, другие делают роботов, – грустно улыбнулась старушка. – Кузина из Петербурга, как-то написала: – «Город переполнен одинокими людьми», печально всё это.

Светлана вызвалась проводить гостя.

– Андрей…

– Можно просто Андрей.

– Хорошо, так вот, как не странно чинить машину оказалось весьма увлекательно. Вот бы…

– Да. Я даже не заметил, как пролетело время. Вот только…

– Илья, может…

– Нет смысла возвращаться в бюро, сразу домой, здесь недалеко – двадцать минут на трамвае.

– А вы танцуете? – спросила девушка, явно на что-то решившись.

– Да, конечно! – почему-то очень обрадовался этому умению Андрей.

– На октябрьские Ростовы дают малый бал, – краснея, проговорила юная графиня. – Пришлёте приглашение, от своего имени? А то папенька не отпустит.

– С условием что гавот и танго – мои.

– Да и вальс с фокстротом тоже, – проговорила девушка так тихо, чтобы никто не услышал даже домовой Кузька.