Рыба большая и малая

Из «золотого желудя» выросло «золотое дерево», опавшие листья которого съел «золотой барашек». Эти безумные названия старых пражских домов никогда не сумеют надоесть.

Джейкоб шел по улице Новый Свет по направлению к Градчанской площади, фюльгья в виде большого глубоководного удильщика плыла вслед за ним. Редкие прохожие награждали парочку долгим оценивающим взглядом. Их фюльгьюр, в основном лисы, кошки или собаки, прижимали уши и стелились по земле, обходя большую рыбу стороной.

«Большая рыба». Именно так работница аэропорта Шарлотт окрестила его фюльгью, его хранителя, его второе, видимое «я», не сумев определить вид животного, форму которого оно имеет. И его лучший друг и хранитель, его Валла в деревянном ящике с надписью «Большая рыба» отправилась в багажный отсек. Перепелка, фульгья не слишком эрудированной сотрудницы, проводила ящик ленивым взглядом.

Из бара «У Грифа» раздался приветственный оклик – Джейкоба звали присоединиться, по достоинству оценив его прическу. Не обращая внимания, Джейкоб свернул на Кановницкую улицу. Melanocetus johnsonii, черный удильщик Джонсона, семейство меланоцетовых, отряд удильщикообразных, неспешно плыла рядом с ним. Бедная работница аэропорта. «Большая рыба», - вот и все, что она смогла выдать, а Джейкоб по натуре был слишком мягок, чтобы заставить ее исправлять.

Первым, что Джейкоб сделал, заселившись в номер и распаковав багаж, был «могавк с шипами», как объяснил ему растатуированный барбер с фюльгьей скатом манта – огромным, устрашающим и совершенно безобидным. Выбор прически Джейкоб доверил профессионалу, а после укладки спросил о ближайшем магазине, где можно обзавестись соответствующей одеждой.

Впрочем, самым первым, что сделал Джейкоб, был звонок – на неизвестный номер с неизвестного номера. Но ему не ответили.

Поселился Джейкоб в Вышеграде, подальше от Карлова Моста, Пражского Града и даже Вацлавской площади, этих площадок для выгула туристов. И потому, когда наконец дозвонился, был крайне недоволен, что встречу назначали в районе Градчаны – ехать было далековато. Но голос в трубке был холоден и непреклонен, а звонок завершился, как только прозвучали время и место, и Джейкоб не решился перезванивать и возражать. Он был смущен и растерян, и чувствовал себя странно – еще более странно, чем в самолете. Мысли путались, и кружилась голова. И было тревожно. Впрочем, лучше, чем в номере, лучше, чем в барбершопе – тогда он был просто в панике.

До встречи оставалось несколько часов, и он отправился гулять по Праге.

Она вся была – сказка, миф, потусторонний сон, и казалось: вот город, созданный для художников и поэтов, мечтателей с фюльгьюр в виде драконов, альфинов и сквадеров, под домовыми знаками чинно шествующих по вымощенным улицам. Город, где он легко мог бы просто затеряться. На самом деле по большей части здесь встречались лисы да разные одомашненные животные, и даже рогатый заяц представлялся невесть какой диковиной. Неудивительно, что прохожие таращились на большую уродливую черную рыбу с фонариком на голове, а затем кидали долгий, оценивающий взгляд на человека рядом. И видели могавк с шипами, и кивали головой.

Melanocetus johnsonii. Самка может превосходить по размерам самца в шесть раз, выживает в глубинах под огромным давлением и с практически полным отсутствием света, может проглотить добычу в несколько раз крупнее нее самой.

Тому, что непрерывно находится рядом с тобой, приходится соответствовать.

Вечерело. Улица сделала еще один изгиб, и Джейкоб натолкнулся на компанию молодых людей, курящих возле входа в кафе. Говорили на английском:

- … цыпочка: дорогая, платье, шпильки, косметика, все при ней. И тут я смотрю: фюльгьи нет!

Джейкоб замедлил шаг. Приятели рассказчика негодовали.

- Врешь!

- Накурился?

- И я подумал: ну, накрыло. Пригляделся: на плече – мышь! Фюльгья – мышь!

Смех и ругательства. И крики:

- Сидела бы дома!

Джейкоб вздохнул и поспешил дальше. Глухо стучали подошвы берцев, и огромная черная рыба следовала за ним по пятам.

***

Он прибыл рано и долго наматывал круги вокруг Градчанской площади, пытаясь представить внешность того, с кем ему предстояло встретиться. Той. Высокая дама в черном с холодным и пустым взглядом? Рокерша в кожаных штанах и косухе? Голос был высок и звонок, собеседница – резка и надменна, и Джейкоб не мог понять, кого ему ожидать. Фюльгья крутилась рядом, и Джейкоб знал: ей сейчас должно быть так же плохо, как и ему. Он ощутил это странное, ни с чем не сравнимое, сосущее чувство еще по дороге в отель. В голове стучало: плохо, плохо, плохо.

«Хочу домой».

При том, что дома у него никогда не было. Интернат. Общежитие. Бесконечные гостиницы. Ничего, что можно было бы назвать «домом».

До встречи оставалось несколько минут. У Тосканского дворца он свернул направо, затем еще раз направо в проход между домами.

Они затаились. Он и рыба. Джейкоба бил озноб, он съежился и засунул руки в карманы.

На улице фонари разливали белый электрический свет, а здесь было темно, и было плохо, плохо, плохо. Джейкоб закрыл глаза. Темнота навалилась.

Он почти потерял сознание от тошноты и вдруг почувствовал ее. Совсем близко, здесь. Его Валла. Его «большая рыба».

Он открыл глаза и встретился с другим, стальным взглядом.

- Аталия!

Волосы цвета кофейной пены, черный сарафан с рюшами. На ее зов огромная глубоководная рыба рванулась с места, оставив напускную медлительность. На поводке девушка – какая там девушка! девчонка – держала Валлу, его прекрасного снежно-белого аксолотля. Ту, которая в ящике с надписью «Большая рыба» уехала в недра багажного отделения. Ту, которую это девчонка с кремовыми волосами забрала, ведь ее Melanocetus johnsonii путешествовала в точно таком же ящике. Возможно, у всех сотрудниц аэропорта Шарлотт фюльгьюр были безмозглые куропатки.

- Твою же мать! Я решила, что ты должен быть какой-нибудь престарелый педик-профессор, - нежные детские губы, покрытые прозрачным блеском, произносили эти слова. Алиса Миллер, привет неизвестному номеру от неизвестного номера. – Только посмотри, во что мне пришлось вырядиться из-за твоей безмозглой личинки.

Тому, что непрерывно находится рядом с тобой, приходится соответствовать.

В этом городе, словно созданном для художников и поэтов, какой-то мечтатель наверняка захотел бы услышать и запечатлеть ее историю. Куколка с грязным языком и фюльгьей в виде прожорливой глубоководной рыбы.

Но Джейкоб только молча освободил от поводка Валлу, поправил черный бантик, ласково провел рукой по наружным жабрам. Фюльгья ластилась к нему.

Сосущее чувство прошло. Он был дома.

Когда Джейкоб поднял глаза, Алисы не было.

- Пойдем, - сказал он своему видимому «я» - нежному аксолотлю. – Нужно сделать что-то с прической и надеть смокинг. Нам ведь еще давать концерт сегодня ночью.