Долгая дорога. Глава 1

Это не тоска — это божий сплин,

Это запах лезвий, чистый ванилин.

То ли соль земли, то ли пепел ли,

То ли были мы, то ли не были...

Из репертуара группы «Дом кукол»

«Спасибо тебе за все, моя Мэри. Я счастлив,

что все это время ты была со мной.

Ты — моя мечта, мой ангел, очаровательный и милый ангел.

Ты останешься всего лишь мечтой.

Красивой, безумной и несбыточной».

Бадди Джонсон,

призер Олимпийских игр, друг и добряк.

Часть 1. Божий сплин.

Глава 1

Меня зовут Ян Робицки. Сегодня 6 января 2093 года. В моем очередном дневнике не осталось чистых листов, и я уже вкладываю обрывки газет и туалетной бумаги. Каждая запись начинается со слова «День». И пытаюсь не вдумываться в значение цифры, следующей за ним.

1460.

Сегодня в дневнике обозначил именно эту цифру. Одна тысяча четыреста шестьдесят дней в этом богом забытом месте.

Как обычно, стараюсь использовать с умом каждую минуту, пока мои товарищи спят. Мы договорились пройти сегодня большой путь, и я долго не смогу присесть с карандашом и блокнотом в руках.

Просто описываю все то, что происходит с нами и вокруг нас. Иногда сочиняю смешные стихи и монологи, чтобы позабавить друзей перед ужином. Мне очень интересно это занятие, хотя моя суконная сумка с тетрадями уже обрела приличный вес.

Сегодня я проснулся пораньше, еще для того, чтобы полюбоваться рассветом. Здесь, в проклятой и самой жуткой пустыне, он чудесен. Невероятное, завораживающее, волшебное зрелище. Правда не такое, как на побережье Ямайки или островах Фиджи. Но эта способность человека находить красоту и радоваться ей не покидала нас даже в таком ужасном месте. А ведь здесь мы провели без малого четыре года.

Видели бы вы как первые, еще сонные лучи расползаются по земле. Греют остывший за ночь песок. По мне это каждодневное чудо — появление на горизонте Его Величества Солнца. Небесное светило словно король—исполин, повелитель неба, пробудившийся ото сна и начинающий заниматься «царским» делом.

Проснулась Лиз. Многие помнят эту смуглую, очаровательную австралийку как гениального архитектора. Плодами ее фантазий вы можете полюбоваться, если приедете в Новую Москву. Мегаполис, отстроенный на месте разрушенной во время Великой Войны Москвы. От Златоглавой не осталось ровным счетом ничего. Впрочем, как от Лондона и Вашингтона.

Уверен, вам, как и мне, понравится Столыпин—Город, деловой центр столицы. Две сотни зданий в форме призм, цилиндров, перевернутых пирамид и конусов из стекла и борнидонса, суперпрочного материала, пришедшего на смену железобетону и стальным конструкциям. Лиз рассчитала все так, что в полдень проезжая часть и подъезды к подземным парковкам оставались в тени. Шедевр, перекочевавший из набросков футуристов в реальный мир.

Лиз подошла к скважине и выпила воды. Долгий сон заметно оживил ее лицо, она улыбнулась мне, словно девушка из рекламы зубной пасты.

Забыл вам сказать. Лиз — моя вторая половинка. Мы вместе уже чуть больше трех лет.

— Не спится? — спросила она после долгого поцелуя. На ее губах держался сладкий привкус подземных вод.

— Любуюсь рассветом, малыш. Как ты? Надеюсь, не сильно расстроилась, оттого что проснулась в одиночестве?

— Мне приснился кошмар. Самый ужасный сон, из всех, что я помню.

— Расскажешь?

— Мне снилось, что мое тело распадалось на части, словно меня прорезала сеть из множества невидимых нитей. Затем я падала в бездну, цеплялась руками за воздух, пыталась кричать, и не слышала крика. Скорость полета замедлилась. Подо мной засеребрилась водяная гладь, до нее я ну никак не могла долететь. — Она села рядом со мной.

— Интересно. Говорят, сны — зеркальное отражение нашей жизни. То есть, если ты от кого-то убегаешь, то в реальной жизни с ним сблизишься. Можно привести кучу примеров. А твой сон... Расспросим Альберта, когда проснется. Он неплохо в этом разбирается, — ответил я, не отрывая взгляда от пробуждающегося солнца.

— Точно. — Лиз подвинулась ближе, давая понять, что будет не плохо, если я ее обниму.

Я посмотрел на нее. Всегда задумчивая и загадочная. Сухой ветер и беспощадные солнечные лучи сделали черты лица более резкими. Даже появившиеся морщины ничуть не приуменьшали той красоты и очарования, которыми ее наделила природа.

Даже здесь она пользовалась косметикой. Лиз на скорую руку рисовала карикатуры на торговцев, словно матерый уличный художник. Это всегда безумно забавляло их. Доставали из недр баулов консервы с рыбой и тушенкой, наборы китайской косметики и сладости в вакуумной упаковке из алюминиевой пленки. И щедро одаривали ее. Все ради двух трех листков бумаги с рисунками.

На торговцев мы натыкаемся раз в три—четыре месяца. Эти люди всегда удивляют меня тем, что очень быстро приспособились к новой реальности. К тому же они радушны и дружелюбны, несмотря на горькую участь. Пусть всегда торговля и идет под прицелом автоматов, но как любят говорить политиканы, это ничто иное как «веяние времени». Такое обстоятельство никак не угнетает нас. В результате обмена у нас появляются тетради, письменные принадлежности, подшивки различных газет. Их мы перечитываем десятки раз, как и те, в чьих руках эти подшивки находились до нас. Новая посуда, нижнее белье, средства гигиены и прочие мелочи. Мы отдаем собранные за долгие месяцы змеиные кожи, самоцветы и лечебные травы.

Травы ценятся особо высоко. Потому—что, собирая их, можно с легкостью отправиться к праотцам. Редкие зловонные топи, изобилующие помимо растительности еще хищной, «зубастой» средой, всегда рады урвать кусок от оступившегося смельчака — сборщика.

Третьим проснулся Бадди.­

Бедолага начал сходить с ума, еще ожидая приговора. Поседел за одну короткую ночь. В одиночной камере обитой поролоном, с яркой лампочкой под высоким потолком Бадди пережил самую настоящую трагедию.

Как и Лиз, первым делом направился к скважине. С этого начинается пробуждение каждого. Скажем так, обязательный ритуал.

Не найдя единственной на всю группу кружки, Бадди одарил меня укоряющим взглядом. Я вытянул руку. Парень направился к нам, недовольно бубня под нос.

— Надо — оставлять вещи там, где взял, — проворчал он.

Его английский акцент становится невыносимым, когда он сонный или не в духе.

— Доброе утро. Извини, забыл, — проговорил я. — Что сегодня на завтрак?

— Жареная свинина в винном соусе, судак, запеченный в сметане, копченые куриные крылышки с нефильтрованным пивом и ванильное мороженое на десерт. Господи, зачем ты так шутишь? Ты же прекрасно знаешь, что у нас на завтрак.

— Не стоит так кипятиться, Бад, — заметила Лиз.

— Да, Бадди, я думал, ты отшутишься в ответ, да и только, — подтвердил я.

— Я не кипятился. Уже четыре года мы питаемся этими чертовыми змеями. Зачем спрашивать? От такой еды давно расшатались зубы и нервы, — Бадди побрел к скважине, оставляя на песке следы сорок девятого размера. При росте в два метра парень весил около ста двадцати килограммов. И даже скудная еда и дьявольский зной ничего не могли с этим поделать.

— Я действительно ожидал, что он ограничится шуткой, — проговорил я.

— Не обращай внимания. Ты же знаешь Бадди. Через минуту у него будет отменное настроение, и он подойдет к тебе.

— С кучей детских вопросов, — добавил я.

— Точно, — сказала Лиз, и мы рассмеялись.

Бадди тем временем умылся и выпил воды (я хотел поспорить с Лиз, что парень влил в себя литра четыре). Все походило на приготовления льва к утренней охоте.

Взял мачете и инструмент, похожий на садовые грабли, надел маску Микки—Мауса, найденную когда-то в песках.

Лиз отвернулась. Взяла мои блокнот, карандаши и принялась рисовать узоры на полях. Ей никогда не нравилось смотреть на это.

Бадди ногой ловко опрокинул камень и, хлестко размахнувшись, вонзил инструмент, который называл «снейкетч», в песок. Я перевел слово с английского как «змеелов».

Нашего друга обрызгала струя прозрачной жидкости, но парень, кажется, этого не заметил. Мне иногда казалось, что Бад задерживает дыхание с того момента как переворачивается камень. Меня всегда больше впечатляла ловкость парня, нежели количество добычи — натренированность и навык, что тут скажешь.

Змеи извивались в предсмертной агонии. Пара хлестких ударов мачете по песку.

На зубьях снейкетча висели несколько изрубленных змей. Бадди скинул их в маленький чугунный котел и побрел к скважине.

Каждый раз, когда я наблюдал за приготовлением змей, скучал по тем кулинарным шоу, куда приглашали известных людей, чтобы сотворить шедевр. Эти передачи всегда забавляли меня.

Я дотронулся до Лиз, давая понять, что все закончилось. Наблюдать за тем, как Бадди готовит — одно удовольствие.

Под струей воды Бадди резким движением содрал с каждой кожу и выпотрошил. Затем подвесил котел над костром, рядом с чайником. С обеих рук насыпал приправ и кинул каких-то листьев с ловкостью опытного кулинара. Нашинковал красивыми кольцами дикого лука, найденного мной в одной из топей. Все это, как правило, заливалось водой, но сегодня Бадди закрыл котел крышкой, давая мясу потушиться.

Уже через несколько секунд до нас дошел аромат давно надоевшего мяса.

Иногда после встречи с торговцами, в котле появлялись кусочки картофеля или фасоль. Такие дни превращались в праздничные.

Бадди, тем временем открыл крышку и залил воды. Я хотел отметить, что запах змеиного мяса немного другой, но Лиз опередила меня.

— Наверное, парень, добавил каких-то растений, — сказал я.

— Черт! Сегодня же тот самый день! — Лиз вскочила на ноги и устремилась к палаткам.

Я опешил, затем ударил себя кулаком по лбу. Сегодня День Сизого Дыма! Засунул блокнот в задний карман и пошел следом за девушкой.

Лиз бесцеремонно влезла в палатку и растолкала Альберта и Эльзу. Сонный парень нашарил в сумке очки и водрузил их на нос. Одну из линз рассекала трещина, к чему он уже давно привык.

— Доброе утро, ребята, — сказал он, выйдя из палатки и размяв спину. — Давайте, за завтраком. Курить натощак — вредно.

Альберт подошел к скважине, скинул подтяжки и пустил воду. Мылся не торопясь, словно испытывая наше терпение. Затем надел рубашку. Обтягивающая и застиранная до прозрачности, она делала его худобу ужасающей.

Мы уже чинно сидели за маленьким раскладным столиком, но, словно дети, мучительно долго дожидающиеся десерта, начали ерзать.

Эльза вышла через несколько минут. Она удостоила готовящееся блюдо пренебрежительным взглядом. Улыбнулась нам.

Из всех нас только она возилась с волосами. Остальные брили голову до зеркального блеска раз в две недели. У Эльзы чудесные волосы: длинные, примерно до поясницы, шелковистые и вьющиеся. Утренний ветер теребил их, делая женщину необычайно привлекательной.

Женщина старше мужа на шесть лет. Но внешне эта разница казалась куда большей. Она выглядела на сорок пять—пятьдесят, но никак не на тридцать восемь. От глаз и губ отходили морщинки, на висках появилась проседь.

Наконец, все сели за стол. Бадди продолжал эксперименты. Выжал из колючего растения сок, имевший пряный, перцовый аромат, и обильно полил им дымящийся бульон.

— Альберт, сегодня мне приснилось, что мое тело распадается. А еще я бесконечно падала в какую-то пропасть. К чему бы это? — сказала Лиз.

— Ну, вообще в целом, — парень провел ладонью по гладко выбритой голове, — видеть во сне тело — символ не осуществленных желаний. А вот распадающееся... даже не знаю.

— А жаль. Однажды мой психотерапевт сказал, что если верно истолковать и понять сон, можно избежать неприятностей.

— У нас с ассортиментом неприятностей не особо густо, — усмехнулась Эльза. — Все, что с нами может произойти в пустыне — укус какой-нибудь мерзкой твари, заноза или инфекция.

Мы рассмеялись.

— Мне последние месяцы иногда снится один и тот же сон. — Альберт облизнул потрескавшиеся губы. Я брожу по какому-то заводу. От труб исходит пар. Тут и там снопы искр, как в старинных дешевых ужастиках. Где-то протяжно воет сирена. Лязгает металл. Я хожу по этажам, ищу выход. И каждый раз оказываюсь в одном и том же месте. У чана наполненного машинным маслом. Меня охватывает тревога, и я снова бросаюсь искать выход. Падаю, спотыкаясь на ровном месте. Я выбиваюсь из сил, но снова оказываюсь возле чана. Смолкают все звуки. Ни сирены, ни лязга металла. Убийственная тишина. Я начинаю понимать — из адской ванны минуту назад что-то выползло. Слышу шорохи и чавканье. Оно следит, наблюдает за мной. Я бросаюсь бежать. Знаю, что там ужасное чудовище. Апофеоз всех чудовищ. Мчится за мной, оставляя за собой полосу мерзкой слизи, похожую на желе. Дышит мне в затылок. Сокращает расстояние между нами. Наконец, мне удается разглядеть створки лифта. Отбрасываю в сторону какие-то доски и жму на кнопку. Слышу спасительный гул поднимающейся кабины. Что-то, чавкая и хлюпая, приближается ко мне.

И когда до угла остается несколько метров, оно замедляет ход. Прижимается за стеной, словно готовясь к прыжку. И я чувствую его. Его дыхание и биение сердца.

За спиной, наконец, открываются двери лифта. И, Господи, лучше бы там не было кабины. Кабины, которая должна стать спасительной. Я бы просто шагнул в пустоту и закончил мучения в шахте лифта. Кнопки выбора этажей просто не работают.

Я молочу по ним уже кулаками, и поглядываю на угол, за которым притаилось чудовище. Гаснет свет, оставляя меня в непроглядной темноте. И Я СЛЫШУ РЫК. Мерзкий и утробный. Оно стремительно приближается ко мне. Я обреченно забиваюсь в угол, словно цыпленок, в клетку которого пробрался сенбернар. И жду прыжка. И просыпаюсь, когда на мою голову капают слюни из, наверное, ужасной пасти.

— «Наверное, ужасной пасти»? — переспросил я.

— Да, я не могу разглядеть ее.

— Словно посмотрел фильм ужасов, — проговорил замерший от изумления Бадди и принялся разливать бульон по мискам. Воздух наполнил удивительный пряный аромат.

— Мне кажется, что чудовище — страхи и тревоги реальной жизни. Я боюсь остаться один, боюсь, что Кто-то из нас подхватит «поющую паучиху». Страхи словно загоняют меня в тупик, — Альберт прикусил губу.

— Надо верить в хорошее, — сказал я.

— Конечно! Мы обязательно спасемся. Все вместе! — Бадди положил огромные ладони на плечи Альберта.

— Я знаю... Я хочу верить в это. А то с моими нервами и до аутофобии не далеко... Господи, Бадди, что ты такое сотворил? Пахнет чудесно! М-м, — Альберт подвинул миску поближе.

— Пахнет по новому, а на вкус не знаю. Пожалуй, то же что и раньше, — Бадди захохотал. Взял миску, по привычке сел рядом со мной и добавил:

— Сегодня лучше, чем обычно по другой причине — друг Альберт нашел соль.

— Правда? Где?! — воскликнул я.

— На месте высохшего озера. Я вчера бродил ночью по округе, не мог заснуть. И споткнулся о сверкающий камень соли. Килограмма так на два, — ответил Альберт.

— А чья очередь сегодня читать молитву? — спросил Бадди, дождавшийся любимых минут каждого дня.

— Моя очередь. — Лиз скрестила пальцы и поднесла их к подбородку. Ее примеру последовали и мы. — Господь Всемогущий! Благослови пищу нашу, помыслы благородные наши и друзей наших. Дай нам мужества и терпения. Укрепи веру в наших сердцах. Дай нам сил добраться до Небесного Оазиса. Сохрани от невзгод и болезней, зноя и бед. Избавь от лукавого нас. На тебя надеемся и уповаем. Во имя отца и сына и святого духа. Аминь.

— Аминь, — дружно повторили мы.

— Спасибо, — Бадди накрыл руку Лиз огромной ладонью. — Сегодня все прозвучало как никогда вдохновенно.

Девушка улыбнулась.

Мы принялись за еду.

— Великолепно! — проговорил я с набитым ртом.

— Не ела ничего вкуснее лет десять! — воскликнула Лиз.

— Точно, — подтвердил Альберт. — Очень вкусно. Похоже на супы, что мы пробовали в кафе на побережье моря в Таиланде. Помнишь, солнышко?

— О да, — Эльза рассмеялась.— Но там, в тарелках плавали гусеницы и кузнечики. Здесь все выглядит очень аппетитно.

— Спасибо, я рад, что вам нравится. — Бадди засиял. Наполнил кружку водой и поставил ее рядом с пустой миской — в ней когда-нибудь должен появиться хлеб.

— А теперь... — Альберт расстегнул клапан нагрудного кармана, — ...долгожданный момент.

Бадди забарабанил толстыми пальцами по столу. Его язык появился между губами и глаза широко раскрылись, словно Альберт готовился вытащить что-то фантастическое.

Первым затянулся я.

Лиз сделала пару коротких затяжек и выпустила струйки дыма из ноздрей. Эльза раскашлялась, едва фильтр коснулся ее губ. После того, как затянулся Бадди, от сигареты осталось почти ничего. На его лице появилась та детская удовлетворенность, которую можно увидеть на лице ребенка, обнаружившего, что в разбитой копилке денег хватит не только на велосипед.

Альберт довольствовался тем, что осталось. Но и этого ему хватило.

— Голова закружилась, — сказал он и растянул рот до ушей. Между его указательным и средним пальцем тлел уже фильтр. ­— Только зачем так слюнявить?

Мы рассмеялись.

— Бадди, а почему ты раньше так не готовил? ­— спросила Лиз.

— Я давно хотел сделать такой соус. Никак не мог найти нужного растения. — Парень выпил воды, затем смущенно пригнулся к ученому. — Альберт, расскажи, пожалуйста, о Небесном Оазисе.

— Что, опять? — на лице парня застыла растерянность. — Я же только вчера во время ужина все подробно рассказал, как и тысячи раз раньше.

— Просто, мне ОЧЕНЬ нравится эта история.

— Не будь букой, расскажи еще раз,— поддержала Лиз.

— Ну, расскажи, расскажи! — загорелся Бадди.

Альберт глубоко вздохнул и поправил указательным пальцем очки на переносице.

— Хорошо. — Ученый выпил воды и выдержал паузу, чтобы собраться с мыслями. — Расскажу еще раз. Мне не трудно. На востоке, в той стороне, где восходит солнце, есть место, и все называют его Небесным Оазисом. На карте, которую нам перед смертью дал тот старик, место обозначено пальмой и шезлонгом. Большая долина, с озером посередине. Вокруг озера растут различные деревья, много пальм. Банановые, кокосовые. Бродят павлины, распустив чудесные хвосты. Четверть озера облюбовали для себя фламинго. На противоположном им берегу — широкие дюны. Отличное место для отдыха. Например, субботнего шашлычка из ягненка, или, если хотите, барбекю, про которое ты, Бадди, нам прожужжал все уши. Я особой разницы не вижу, и надеюсь, мне представится возможность сравнить. Пресное озеро кишит рыбой и раками. Над водой летают чайки. Из них, между прочим, получается отличное жаркое. Эти глупые птицы не особо расторопны, и в них можно попасть камнем, подкравшись сзади.

Вокруг озера — живописные горы. Шесть высот со снежными шапками. Они не тают, даже в самую лютую жару. Из-за необычных водорослей озеро имеет голубой цвет. Наверное, поэтому место называют Небесным Оазисом. — Альберт приподнял тарелку с бульоном. — Озеро, словно зеркало. Вода в нем чистая, можно увидеть дно на любой глубине. Все благодаря шести источникам, питающим озеро. Каждый из них берет начало со своего холма. Над истоком каждого башня высотой в двадцать пять—тридцать метров...

— А вчера ты говорил, что высота башни двадцать пять метров, — перебил Бадди.

— Ну, трудно определить на глаз, мой друг. Поэтому, говорится приблизительно.

— Понятно, извини, Альберт.

— Ничего страшного. Башни выстроены из шлифованного камня. В них стоят очистные механизмы, и у воды нет сладкого привкуса. У воды — вкус воды. Можно несколько часов сидеть на скамейке и маленькими глотками пить такую воду. Но самое главное — там есть деревья. С другой стороны гор начинается лес. Можно строить дома, бани, флигели, беседки. Все что угодно! Даже баню, Бадди. Как ту, что ты описывал.

— С большой парилкой, купелью, резными узорами на фасаде и наличниками на окнах? — спросил Бад.

— А где же мы возьмем топоры? — поинтересовался я.

— Друг мой, ты даже представить не можешь, из чего можно сделать инструменты. А еще в лесу много оленей и дичи, и чтобы поохотиться на них не нужно лицензии. Под ногами чернозем. Плодородная, жирная земля толщиной в метр, а не чертов песок.

— И на ней можно выращивать кукурузу? — Бад сиял от счастья.

— Да, конечно! Мы сможем выращивать картофель, лук, морковь, свеклу. Даже пшеницу и у нас будет хлеб. Вот так. — Альберт принялся за остывший бульон.

— Ты думаешь, твои семена еще пригодны? — спросила Лиз.

Ученый кивнул.

— Все в лучшем виде.