Перевозчик

Перевозчик

Он мне был почему-то несимпатичен. Этот пухлощёкий, небрежно и небедно одетый мальчик, наверняка в душе с тоской сравнивающий свою несмелую кучерявящуюся пуховую поросль с портретами мачо на рекламе модных барбер-шопов, стоял на парапете, размахивал рукой, в которой был зажат брелок автоключей с трёхлучевой звездой, и так эмоционально-надрывно "слагал-излагал" нечто слегка ритмичное и местами рифмованное, но такое наивно-нелепое про войну, про героизм, про смерть, что не только хотелось смеяться, но и хотелось отвести его в сортир, чтоб не уписался.

Восторженно-влюблённо издалека смотрела на мальчика парочка моих ровесников - наверное, родители. Вблизи, снизу, буквально поедая глазами - несмелая стайка девочек, очевидно влюблённых одноклассниц. Между одноклассницами и проезжей частью толпилось ещё человек 15-20 молодёжи, и у всех в глазах были эмоции - ни одного равнодушного. А я, остановившийся возле урны выбросить пустой стаканчик из-под напитка и распаковать пачку сигарет, пожалуй был единственным страдательно морщившимся, как от мешающего слушать скрипку из окна консерватории отбойного молотка дорожных строителей.

***

И тут же вспомнилось: она мне тогда тоже сразу была чем-то несимпатична, эта немолодая и некрасивая женщина с огрубевшими ладонями, одеждой мешком, торчащими мослами локтей и коленей, запахом свежей выпивки и лицом, покрытым мелкой сеткой лопающихся сосудиков.

Она добралась до меня чёрти откуда, с другого конца города, с самой Былбасовки, договориться о вывозе. Я сразу не смог вспомнить, откуда мне знакомо и почему так несимпатично её лицо, потому тянул время, спокойно доедая поданную тёткой окрошку, и думал, как поступить.

В принципе, передачку родне я уже передал - продукты там, шмотки, лекарства - и дядька онко, и отец у меня онко, хотя таблетки там не только для онко, но если просят, что я, родне не дам? - разгрузился, и вся машинка у меня теперь пустая, и салон, и багажник. Задерживаться надолго в Славянске я не собирался - и постоянные ночные обстрелы угрожают не только моей бестолковой жизни, но и кормильцу семьи, машинке, да и сидеть в одном тесном и сыром подвале с роднёй... Люди они, конечно, родные и хорошие, но знать, что воздуха и так немного, а ты его своей 150-килограммовой тушей вдыхаешь не меньше, чем они вдвоём, за них дышишь...

Да и подшаманить машинку не мешает: начались "сопли" по системе охлаждения, тросики лохматятся, визжит и рипит левый наконечник рулевой тяги, скоро и правому черёд придёт, сайлентблоки просятся на замену - а это всё деньги...

С другой стороны, на завтра ко мне просились тёткины соседи через два дома, у них магазин и кафе с большим подвалом, то есть переночевать труда не составит, но под их запросы, чтоб вывозить лучше бы не мой древний Сеат Панда 82 года выпуска, машинка, внешне похожая на обрезанные жигули в миниатюре, а газельку или какой другой микроавтобус...

- Куда ехать?

- Горловка.

- Сколько вас?

- Двое, я и муж. Он инвалид, но не бойтесь, он сам ходит, он с головой инвалид!

Ложка застыла в тарелке - я вспомнил. Дней пять-девять назад, предыдущая поездка или перед ней, когда фашистская "градина" влетела в больницу, осколками посекло окна в доме напротив - а там сплошные магазинчики. И вот там вот взяли "мародёра" - из магазина детских товаров вытащили небритого кучерявого детину не меньше меня размерами, у которого по карманам был рассован всякий яркий ширпотреб: фломастеры, линейки, мягкие игрушки, альбомы-раскраски, даже детские шапочки и балетные тапочки, а из заднего кармана свисал красно-люрексный подростковый комплект мини-бикини. И когда это всё из него вытаскивали, он именно что стринги с блистявками схватил и с радостным мычаньем надел себе на голову.

И стояла толпа, уговаривала ополченцев отпустить задержанного, мол, дурачок он и есть дурачок, и стоял патруль, и его командир, молодой, но напрочь войной замотивированный, пламенно вещавший про "война", про "приказ", про "защита", про "безжалостно расстреливать мародёров и прочий асоциальный элемент", и бегала вот эта самая женщина от толпы до патруля, и кидалась на всех: на патруль "отдайте моего", на толпу - обижаясь на "дурачка" или "безмозглое дитя великовозрастное" и оскорбляя в ответ метко, злобно, точно и безжалостно - она так же пахла спиртным и так же угрожала патрульным "не отпустите - до Стрелка дойду, всё про всех расскажу, как вы у меня самогонку брали, каждый шаг записан!". И витала над скандалом оторопь и страх: и нового обстрела, и сухого закона... Её ещё как-то называли, кличкой какой-то... Нет, не вспомню...

Медленно поднял глаза - и отвёл, не смог смотреть в её, напряжённые.

- Деньги-то у вас есть? Смотрите, расклад такой: бензина потребуется в один конец на второй передаче столько литров, я беру за туда и обратно. Амортизация машины - столько. Мой заработок - ну, пусть столько же. Сможете заплатить?

Это, к слову, меньше, чем берут другие перевозчики: я "за риск тройной тариф" не беру. Конечно, чуток приврал, и на второй передаче у меня расход меньше, и не собираюсь я до Горловки на второй передаче, будет нормальный асфальт долго - и на пятой полечу. Но как посчитать амортизацию, если не знаю, какой дорогой ехать буду? Если, как позапрошлый раз, пришлось вместо пятнадцать км по трассе накрутить на первой передаче целых пятьдесят восемь по лесам, причём и по колеям, и просто по бездорожью, как здесь говорят, "навпростець"? Клиренс-то у меня маленький, всего одиннадцать сантиметров, не на каждый буерак въедешь, не заметишь в траве пенёк - прощай, и бампер, и радиатор! Но уж очень хотелось машинку подшаманить - она у меня, хоть и маленькая, но такая шустрая, с места до сотни меньше чем за десять секунд разгоняется - по трассе, естественно...

- Смогу!... - как в холодный омут с головой выдохнула посетительница, и тут же полезла за пазуху, в лифчик, наверное, за деньгами. Тут же платье съехало на сторону, из выреза наружу вывалилось что-то такое длинное, сморщенное, неаппетитное, что я не смог не отвернуться, не прервать злобно:

- Стоять! Нельзя! Не сейчас, Вы что, примет не знаете, не верите? Половину - при посадке в машину, вторую половину - в Горловке.

- Смотрите, я везу только до Горловки. Точнее, до конечной троллейбуса. Даже если поеду через Горловку в другое место, и нам будет по пути - это будет другой разговор и другая оплата. Даже если возьму пять копеек - всё равно, это другой разговор.

- Дальше. Вещи. Берите с собой только самое ценное и мягкое. Небьющееся и неломающееся. Вот, запишите размеры сумок, нет, лучше я сам... Не больше этих размеров по любому измерению. Максимум восемь сумок - больше не влезет. Картины и фотографии только без рам. Сразу предупреждаю: посуду, телевизоры, зеркала - ни в коем случае! Даже если "на коленки в салон" - а если начнут стрелять и нужно быстро на ходу в двери выпрыгивать, из-за этого "на коленки в салон" с жизнью попрощаетесь. Документы - только с собой. Одеваться немарко, неброско и неприметно, но только в гражданское: ничего рыбачьего, охотничьего, железнодорожного или какой другой формы. Это и обуви касается: лучше кроссовки или кеды, но ни в коем случае не берцы и не сапоги, если укропы остановят. Лучше, если одежда и обувь потеплей - ночами бывает прохладно, хоть и конец мая...

- Где живёте? ... Жукова... Ладно. Я за вами заеду. В 16-30 плюс-минус 15 минут. Когда? Или сегодня, или завтра, или третьего дня. Не хочу загадывать - ждите к 16-30 трое суток считая с сегодняшних.

***

Я спохватился, что прикуриваю уже третью сигарету, не уходя от урны - прохожие неодобрительно косились на меня, согнувшегося над урной. Потушил, отошёл чуть в сторону, в карман над морской водой в парапете набережной, прикурил снова - но воспоминания не отпускали...

***

В принципе, в тот раз с самого начала не заладилось, только я поздно обратил на это внимание: при подъезде к городу еле успел перепрыгнуть через кювет, спрятаться от колонны бандеровской техники; потом уже в городе полчаса стоял, ждал, пока погасят пожар, разберут завалы; вот и на выезде из города сначала артобстрел, потом вдруг (хотя какой это вдруг - давно ожидалось!) потёк заливной патрубок радиатора, пришлось срочно сливать тосол, срезать патрубок, вставлять переходную трубку, прихватывать хомутами, заливать тосол по новой - потерял не меньше получаса. И хоть и гнал потом быстрей, чем разумно, до адреса добрался уже почти в семнадцать, в без пяти пять вечера.

А дома уже и не было. На бывшем ухоженном и вылизанном огороде пожарные сворачивают шланги, от руин вонь, жар и густой пар к небу. Вон, простынями прикрытые, лежат мои несостоявшиеся клиенты: её коленка торчит из дырки в трикотажных спортивках, рядом отдельно ступня в носке и в галоше, его жирная ладонь с широким браслетом-панкушей из разноцветных шерстяных ниток сжимает розовыми пальцами-сосисками такую неуместную здесь жёлтую резиновую уточку....

Не успел?...

Или, наоборот, Бог уберёг?

Но почему не их?

Ладно, солнце начинает клониться к закату. Развернулся, бросил на пассажирское телефон, на торпеду раскрытую пачку сигарет, долил в бак из канистры того, что плескалось, литров пять-семь, порожняком до первой мирной заправки хватит.

И - на выезд. Проезд через Краматорск перекрыт, воюют, через Семёновку на Харьков-Ростов - и подавно. Въезжал через Николаевку, значит, выезжать нужно другим путём. Пойдём-ка мы внагляк, через Райгородок...

Блокпосты, очереди, проверки, блокпосты... Можно и дальше тянуться в этой общей очереди, обрекая себя на унижения и подозрение - и последнее опаснее всего, потому что выезжающий один, в пустой машине и без груза, подозрительнее всего в потоке беженцев. Но я сделаю по-другому.

Только прошёл Райгородок, прямо перед следующим блокпостом очередного красно-чёрного (1) тербата свернул направо, на Брюсовку - внимательно проводили глазами, поморщились, но ничего не сказали: нормальный асфальт есть только до Брюсовки, если под вечер еду туда, значит, местный, а не местный - никуда не денусь, там и найдут.

Ага, найдут, сч-щаззз!!! И видали, и вертели мы таких "найдунов" неоднократно: перед Брюсовкой грунтовка влево, в лес, по ней местные и ходят, и ездят, и за грибами, и за ягодами, и за сухостоем на дрова. А там - просека-лесосека, всего-то километров на пять, но выводит как раз под ЛЭП! А под ЛЭП, согласно правилам эксплуатации электрических сетей, ни деревьев, ни пеньков, ни мощных кустарников! И тянется эта ЛЭП почти что до самой Дубравы, деревеньки с богатыми дачами, до колей самосвальных, с песчаных карьеров ворованный песок вывозивших, а по ним - до первых полей, вдоль которых что? - Да, правильно, посадка, лесозащитная полоса, и грунтовка вдоль неё, чтобы колхозников на поля вывозить! Ведь сколько в этих местах и езжено, и хожено, и на машине, и на велосипеде, и просто пешком, с палаткой и рюкзаком: и грибы, и ягоды, и туризм, и просто отдохнуть - от людей сныкаться! И не факт, что два с половиной - три часа по лесному бездорожью окажутся медленнее, чем вот этот старт-стоповый тяни-толкай по напханным под каждым столбом укропскими оккупантами блокпостам.

Только мне в Дубраву не надо - там с позавчерашнего дня укропы; встретил в Славянске знакомцев-беженцев. Мне надо будет иначе...

Чуток газок - сцепленье - тормоз, газок - сцепленье - тормоз, ползу-переваливаюсь, тащусь неспеша на первой-второй, морщусь от залетающих в окно комах и отскочивших ошметьев зелени, дорогу и карту вспоминаю: если свернуть по полям на Озеряновку, а потом в молодых посадках хвойных незадолго до полигона донецкого ВНИИКА взять круто налево, в сторону Чернецкого озера, то как раз и выскочу на трассу на Северск, на мост, на правый берег Северского Донца, который пока ещё наш. Вот где бы повернуть, как бы в полях не блудануть...

***

Выскочил на трассу, чтоб попасть в хвост очереди уже на нашем блокпосту. И сразу же попал под подозрение: забрали документы, отогнали машину в сторону, побежали с документами вниз от трассы, в какую-то будку белую - рекламой заляпанную, навроде хлебного ларька, видно, созваниваться-узнавать про меня, одного бойца с РПК оставили рядом присматривать, сами пока проверяют другие, полные, беженские машинки.

Стою возле машины, курю, осматриваюсь.

Стоит блокпост метрах в ста пятидесяти от моста, мост внешне неказистый, вроде низкий, в полную воду весной и в лодке вёсельной пригибаться, чтоб под ним пройти, но широкий, двухполосный, и крепкий, быки толстенные, на моей памяти по нему из гусеничного тяжёлого не только тракторы колоннами в обе стороны гоняли.

Трасса сама идёт довольно круто под спуск, профиль имеет выгнутый, края резко уходят в кюветы, в двухметровой глубины дождевальные канавы по краям, но метрах в 50-70 выше блокпоста делает крутой поворот, в результате несущаяся на всех парах тяжёлая бронетехника имеет все шансы встретиться с нагромождением бетонных фундаментных блоков и из бордюров наделанных ежей - не бог весть что, но без строительных кранов это всё разобрать ... встанут надолго.

За фундаментными блоками организовано что-то типа стрелковых ячеек, только дурь это: по бетону будут бить снарядом, и пойдёт он крошками-осколками с другой стороны, которые посекут стрелков не хуже крупного калибра. Но в кюветах вроде бы как случайно и незаметно то камень, то ящик, то мешок, то земляной холм на абсолютно равных расстояниях друг от друга, а с боков к кюветам придвинулись кустики - или это заранее зачистили зелёнку неравномерно - и что-то мне подсказывает, что это неслучайно так сделано. Чтож, неглупо, если так.

Стоит пулемётчик молодой, светловолосый, на две головы выше меня, худющий - у меня бедро как его грудная клетка, - на голове тюбетейка, на груди футболка чёрная с рекламой баскетбольного клуба "Донецкие тигры", штаны-галифе от хабе солдатского, на ногах даже не берцы - тапочки резиновые. Стоит, головой крутит, вроде на меня не смотрит, но глазом косит, я ведь, даже если не вижу, всё равно чувствую.

Плотный, вальяжный, улыбающийся такой армянин в камуфляже охотничьем и панаме-афганке, скалит зубы, документы проверяет - заигрывает с водилой Лачетти-универсала, тоже перевозчицей, если память не изменяет, Маринкой с Мушкетовки. Ничего не скажу, умеет деваха богатеев выбирать, вот и сейчас загружен Шевроле под завязку, даже колёсные арки почти до дисков опустились, а на накрышнике - плазма с диагональю метра под три. Заигрывает-зубоскалит, но кобура с наганом древним - расстёгнута, и у АКС подмышкой предохранитель сдвинут на одиночные.

Бегает по блокпосту маленький, писклявенький, чёрная кучерявая шевелюра гуроном или чёртом, а бородка рыжеватая взъерошенная ёжиком вперёд торчит, небось, командир. Рация у него в руках, Kenwood стандартный, на пятнадцать-двадцать километров, такой, как у ментов, пожарных и спасателей, он в рацию фальцетом орёт, рация ему хрипло шепелявит.

И такое зло меня взяло: и весь день непруха, и машина старая, уже сыпется, и родители болеют, и работы нет, и зарплаты нет - запасы прожираем, всё, накопленное на новое авто, на домик на даче, на вузы детям; и весь день этот дурацкий, и эти клиенты несостоявшиеся - всё до кучи, а тут ещё и все бегут, и ты вроде как вместе с ними; и вроде обороняемся, держимся, но с каждым днём что-то своё отдаём, отступаем, и вдруг от своих же, и такое недоверие!

И тут появился боец из будки, документы держит в руке, отдать хочет, но не отдаёт, видно что-то спросит.

- Всё нормально?

- Нормально. Один вопрос можно?

- Давай.

- А почему сегодня один?

- Клиенты не дожили.

- Откуда клиенты? Из Славянска?

- С Былбасовки. - он аж с лица спал:

- А куда там?

- Сегодня на Жукова прилетело.

Смотрю, полегчало ему, но всё равно как-то грустно-тоскливо, пальцы разжал, документы отдал, кивнул "Можете ехать", но сам как в воду опущенный.

Пока я на трассу выруливал - и очередь беженцев передо мной рассосалась. Только начал к бетонным блокам подъезжать - там между ними змейка на 6 или 8 поворотов - вдруг, как чёрт из табакерки, командир:

- Всё, закрывай блок-пост! Дед, ты куда прёшь, убирай машину! Куда хочешь убирай, вон, хоть в лес отгони, тут через пять минут укропы будут!

И сразу после этого всем:

- Внимание! Движутся тремя колоннами! Основной удар в другом месте, на нашем направлении по двум трассам два вспомогательных. Но всё равно пропустить нельзя, на основном ударят в спину! Так что держаться до последнего, я с Абдулой, Змеем и Орлом на лесное направление, там нужно усилить! За старшего - Ару. Ара, командуй! - и разъехались. Я сдал назад и налево, за кювет, в лес, там, действительно, метрах в пятидесяти что-то типа стоянки нашлось, ну, так, не стоянка, просто вытоптанная полянка, как место для шашлыка на три-четыре десятка машин с палатками. Он с той стороны блок-поста - на "копейку" (и как она в кустах стояла, что никому видна не была?) вместе с пулемётчиком, ещё одним и тем бойцом, который в будку бегал - и на другую сторону трассы в лес.

Загнал машину - а самому неспокойно как-то: и злость ещё не прошла, и скорбь по погибшим клиентам, и как-то муторно перед боем, да и стыдно ведь мужику бой в кустах пересиживать, ведь не баба и не дитё беспомощное... И мысли про "все бегут и я бегу" - так, может, найдётся кто-то, кто скажет, "всё, стоп, хватит, я дальше не бегу"? Кто? Почему не ты?...

Задвинул машину ещё подальше, в самую чащобу кустов (ну и поцарапал краску, ну и хрен с ним, зато даже с поляны машины не видно, пока случайно в лоб не наткнутся - хоть до осени простоит!), и осторожненько, тихохонько прокрался обратно на блок-пост.

А там как раз началось. Не успел из кустов выглянуть - сверху из-за поворота БМП, БТР и что-то мелкоброневое, четырехколёсное, БРДМ, БМД или КШМ какая-то. Вывалились, оттормозились - и оказались метрах в тридцати перед блокпостом, прямо на виду у всех, как три тополя на Плющихе.

Они стоят - и тут сидят, как мыши под веником. Они молчат, не стреляют - и тут не стреляют, тихарятся.

И тут встал Ара - тот самый армянин, который у Маринки с Мушкетовки документы проверял, - картинно отложил АКС, опёр стволом о бетонный блок, перекинул за спину один РПГ, а второй изготовил к стрельбе и медленно, как-то равномерно и монотонно, показалось, как Онегин на дуэли в театре, пошёл в сторону укропов.

Первым не выдержал стрелок БРДМ, дал очередь, которая от башни своей же БМП срикошетила. И тут и понеслось, и завертелось: Ара первым же выстрелом "разул" дёрнувшуюся к нему навстречу БМП, и та завертелась ужом или юлой прямо посреди трассы. Дальше происходит всё одновременно: я хватаю оставленный Арой АКС и приседаю за бетонными блоками, чтобы чертыхнувшись и вспомнив, на четырёх костях пробежаться за блоком и свалиться на камень в кювет, Ара красиво так, рыбкой ныряет в противоположный кювет, крутящаяся БМП бьёт в борт объезжающий его БТР, бьёт так, что бэтр сползает всеми своими восемью колёсами в тот кювет, в который свалился я, а оказавшаяся в кустах ЗУ-шка шьёт очередями навылет БРДМ, как самую последнюю в колонне, по всем правилам тактики стрелкового боя.

Дальше - отдельные урывки или пятна, которые сознание складывает в последовательность, но уже хорошо потом.

***

Я стою на четырёх в кювете на камне, а чуть сбоку над моей головой - крупнокалиберные из БТР колошматят по бетонным блокам, причём прямо по тем самым фальшивым стрелковым ячейкам! Бэтр сполз в кювет почти полностью, накренился, только башня над уровнем дороги торчит, очевидно, от удара заглох; а у меня от ужаса становится сухо и ватно внутри: прямо перед бэтром, в пятнадцати метрах, на виду у всех перископов, смотровых щелей и стрелковых амбразур, на камне, на карачках стоит моя жирная пижонская туша, в светло-серых брюках с белым ремнём, серо-голубой футболке RILA с якорями и яхтами, голубых вельветовых туфельках - и с автоматом в руках! И оттого, что других врагов им просто не видится, страх рождает действие - я как-то по-обезьяньи с толчка четырьмя костями сразу прыгаю вперёд, в канаву, в грязь, в лужу, загребаю ногами и скребу локтями, толкая автоматом снарядный ящик перед собой, буквально вжимаюсь, вползаю в глубь канавы, проползаю метра четыре, выталкиваю ящик на мешок с землёй, получаю какую-то призрачную защиту и опору.

***

Стрелок бэтра перестал лупить по бетонным блокам, довернул и опустил ствол вниз - очередь проходит у меня над головой, выбивает крошево из камня, на котором я стоял на карачках миг назад, но ниже не опускается - я для него в мёртвой зоне. И в этот момент начинают подниматься передние люки, водительский и командирский, - а вот оттуда меня и из обычной стрелковки достанут! Страх и ужас переходят в какой-то внутренний, спинномозговой-кишечный вой, и одним движением, проклюнувшейся через тридцатилетнее забытьё памятью Советской Армии, правой рукой - неправильно, но привычно! - взвожу затвор, досылая патрон, и откидываю приклад АКС, у меня в армии был такой же. И в этот момент сверху, далеко за БРТ - взрыв, рванул БРДМ или что там от него осталось.

***

Первым открылся командирский люк - я вдруг с десяти-двенадцати метров увидел очень ясно красную, яростно что-то орущую рожу с длинными вислыми огненно-рыжими усами, на голове чёрная бандана с белым черепом и костями, на груди красная футболка с перевёрнутой пентаграммой, в которую вписаны перевёрнутые же серп и молот. Он почему-то не стрелял, а пытался выбраться на броню, цепляясь то ремнём, то стволом своего ксюхи-укорота за что-то внутри. Вот эта перевёрнутая звезда с советской символикой меня взбеленила больше всего, и с каким-то отчаяньем "ты сейчас, а я потом" дождался, пока голова урода вползла на мушку, вдавил посильнее рамку приклада в плечо и тем же движением - неправильно, но привычно! - нажал на спуск.

Одиночный. Ах, да, он же у Ары стоял на одиночном. Водительский открылся больше, чем наполовину, но начали открываться боковые, и, испугавшись, что не успею, не видя цели положил вглубь водительского два или три раза, положил и перевёл прицел налево, на люки между бэтром и трассой.

***

Справа сверху, из посадки, по бэтру тоже стреляли - я это понял, когда башня повернулась и широкой дугой прошла по зелёнке. Сверху прямо передо мной скатилось тело в камуфлёвой майке и обычных парадных милицейских брюках, вместо глаза, уха - полчерепа нету. Скатилось и затряслось от попаданий - в меня тоже стреляли. Из карманов брюк торчали магазины, вытащил один магазин из заднего кармана, из ближнего бокового не смог - за что-то зацепилось. И тут же начал бить по выглядывавшим в левый профиль из корпуса частям тел: если эти выберутся, то корпус им будет достаточной защитой, чтоб сделать много гадостей нам всем.

***

Затарахтела ЗУ-шка, но доставала только по башне спрятавшегося в кювете БТР. Да и доставала так, наклон велик, большинство рикошетят. Но, видно, стрелку в башне и от звука не показалось мало, скорострелка замолчала, кто-то опять попытался выскочить слева, со стороны трассы, тело из командирского люка попытались втащить внутрь - тоже хотели выбраться через этот люк? - но этот гад и при жизни цеплялся, и после смерти зацепился за бульдозерный нож плотно. На всякий случай, положил в каждый люк по паре одиночных - и после второго в водительский кто-то там страшно завыл, смертно, на пределе возможностей глотки.

***

Всё, сдохла ЗУ-шка, заработала басовитая скорострелка, наверно, бэхи: БМП-то хоть и обездвижен, но вооружён. Кто-то, очевидно, раненый, умудрился забраться под бэтр, а теперь бьёт из-под колёс круто вверх, по посадке: я вижу его ствол, время от времени руки на цевье автомата, но его скрывают колёса. Пытаюсь отстреливать вылазящих через левый борт и поймать-уловить его цевьё справа. Почему они не пытаются завести БТР? Заглох - это ведь не обязательно повреждён!!

***

Сверху слева всё очень громко - видно дела худо. И, да, накаркал: они завели бэтр и по-чуть-чуть сдают назад, а неведомый стрелок был как раз между колёс- и поорать долго не успел. Какой-то смельчак за кормой БТР перебежал со стороны посадки на шоссейную сторону кювета, а в посадке никого, кроме наших, не было. Дай Бог ему удачи!

Ох, как же неловко - видно, обувь была в грязи - поскользнулся на плитах кювета, покатился вниз, взмахивая руками - кто-то высунулся из люка, нажал на курок - щелчок! Патроны закончились... Я расстрелял все тридцать?!... Подожди, как же только тридцать, я, кажется, уже полдня здесь стреляю... - потянул АКС к себе, положил на бок, попытался отщёлкнуть магазин - тугой, зараза! - привстал на локтях, чтоб удобнее - что-то спереди громыхнуло, рвануло! Значит, смельчак таки успед закинуть через открытый люк гранату! Бэтр - всё!

И слева, на трассе рвануло, и за спиной, и над головой тоже - пригнулся, коснулся ствола щекой - аж взвыл от боли ожога! Непроизвольно откинулся назад - а на спину, на излёте, как песок или щебёнка с лопаты, просыпались мелкие осколки - и тоже горячие, зараза! Моя полусинтетическая майка сразу слиплась, скипелась, обожгла спину - ужом завертелся, охлаждая спину в липкой канавной грязи.

***

И - тишина! То есть вообще тишина, ни выстрела, ни крика - аж навалилась, как пустым мешком накрыла! Оторопью, недоверием, липким ожиданием гадости наполнены секунда, две, десять... Нет, хватит тут в грязи валяться, не свинья же! - встаю, с каким-то скрипом и ноющей болью сгибаю и разгибаю суставы, еле шевелюсь, из пересохшей глотки дыхание такое хриплое, что самого себя стыдно.

***

Слышу - стонет кто-то, спереди, возле чадящего бэтра . На негнущихся ногах медленно чапаю на стон - слева, со стороны трассы - голос. Хрипло, но мелодично вполголоса ворчат:
"Кузем мечкис кангнац лини им ахперс... Аствац лини кез пагапан, джан ахперс..."(2). В одной руке автомат, в другой полный магазин, как-то очень легко стоя выщёлкиваю пустой магазин, вставляю новый, досылаю патрон, три шага наискось вверх по бетонным плитам, выглядываю - а тут мне в лицо ствол нагана, что держит в руке Ара. Грязный, закопчёный, из уха струйка крови, другой рукой за спиной пустую трубу от РПГ по асфальту тянет.

Я смотрю на него, он на меня. Вспоминаю, что не мой АКС, ставлю на предохранитель, складываю приклад, беру за цевьё, протягиваю ему ствольной коробкой вперёд - "Спасибо за ствол, Ара! Пригодился!"

Наган уже в кобуре, Ара берёт калаш двумя руками, чуть ли не с поклоном:

- Вах, тебе спасибо, джан, ты больше пригодился!

- Там кто-то стонал, посмотрим?

- Пошли, дарагой!

- Послать могу, но лучше вместе сходим, да?

Дурацкая шутка действует как доза смехотворного - ржём, покатываемся, аж идти не можем, сгибаемся - пошёл отходняк. Возле колёс бэтра находим того самого смельчака - в штанах от ментовского камуфляжа, в берцах, в обычной жилетке от костюма-тройки на голое тело. Без сознания, рука в кисти согнута под неимоверным углом, синяки, ссадины, громадная шишка над виском - но дышит и стонет. Ара причитает "Печник! Вай, Печник!", когда тащим его вверх по склону кювета, к посадке, а смельчака время от времени выворачивает рвотой.

***

Будку разметало взрывом в щепу. Всего-то и было нас семеро: я и шестеро ополченцев, один убитый свалился прямо передо мной, в посадке с нашей стороны ещё один раненый, Щука, тяжёлый: нога в колене перебита. А на той стороне трассы уже никого: двоих зенитчиков из БМП покрошило. Ара дождался, пока откроются дверцы десантного отсека и положил сзади внуть бэхи последний РПГ, а не то слишком кисло бы нам было... А бандеровских трупов мы насчитали больше тридцати - то ли тридцать пять, то ли тридцать шесть, запутались, сбились, но идти пересчитывать лениво было.

***

Мы сидели возле лесного ручья - такого чистого, звонкого, щедрого ручья, в котором отмыли и Печника, и Щуку, и Ару, и даже меня, и отстирали заодно: Печник пришёл в себя, в сознание, только что рука болела - это он сломал, когда поскользнулся, упал, а не ранение - да на ногах стоять не мог, тошнило: сотрясение мозга. А мы вместе с Арой грелись у маленького костерка и пили - пили лучшее в мире пойло, самое веселящее и самое хмельное - чистую родниковую воду! Пили, курили и хохотали от всего, а скорее, от радости жизни. А потом завыло, загрохотало, засверкало просверками в небе где-то километрах в десяти - и опытный Ара сказал, мол "видно, наши встрэтили, а если встрэтили, то скоро здэсь будет Радист" - это он про командира своего.

- Мы - казаки! Потому Радист у нас не прапор, а вахмистр! (Ара сказал это как "Вахх!!!-мистер"). Он - донэцкий, говорят, раньше на телевидении работал. А я старший урядник, родом из Степанакерта, ещё тогда беженец, живу в Торез, знаешь такой город? А ты кто?

- И я донецкий, по происхождению тоже казак, когда-то учителем был, потом в вузе старший преподаватель. Зовут меня...

- Вай, меня Самвел зовут, я и на Сэмэна отзываюсь, какая разница! На войне пазывной давай!

- А нету у меня позывного! Я же вообще гражданский, цивильный!

- Вах, какой цивильный, если через линия фронта туда-сюда ездишь! С какой стороны ствол автомат держать знаешь! Не может не быть у тебя позывной!

- Ара, тебе кто позывной давал?

- Зачем давал? Я сам взял!

- И что, тебе дали бы взять, если бы ты выбрал Нар-Дос или Туманян?

- Фы, гра, скажэшь тоже, Нар-Дос!... Это всё равно, если назваться Давидом Сасунским или Анной Сароян, вай, это по-русски...

- Это как взять позывным Илью Муромца или Бориса Годунова, я знаю - я же старший преподаватель, как говорили, "страшный препод"!

- Ха, вах, тогда я "страшный урядник", да!

- Ну тебе виднее, кого и чем пугать! - и мы опять расхохотались, зачерпнули из ручья и выпили.

- И всё равно, не дело, что у тебя позывной нету! Кто ты не по жизни, а на этой войне?

- Перевозчик...

- Это Френк в фильме, роль, которую актёр Вэнс играет, да?

- Ну, я не знаю...

- Нэхороший позывной! И человек там не очень, и по жизни гадости много будет, ещё давай, рассказывай, кто ты?

- Ну, технику чиню, чуть-чуть пишу... Программы пишу, чуть-чуть прозу...

- Какую прозу?

- Фантастику...

- Фантаст? Брехун-фантаст? Зв.здобол-сказочник? Вах, сказки это хорошо, но нэ сейчас, потом, после война! Ещё давай!

- Тогда - обычный прохожий.

- Прохожий? Прохожий, человек Божий, не вышел ни кожей, ни рожей - это нэ про тэбя, смотри, как тебя много! Мимо, значит, проходил, автомат схватил, сколько гадов покрошил?

- Не считал...

- И не надо! Пусть они считают - тех кто останется, если батальон такой, как ты, мимо проходить будэт! Скажи, у тебя на майка якоря, паруса - ты море любишь? Ветер, волны? Волю?

- Люблю! А кто ж её не любит!

- Тогда твой позывной "Волька"! Помнишь, который со старик Хоттабыч ходил, дела творил? Тоже вольный человек, тоже приключения любит!

- Ну, Волька, так Волька! - я уже устал от этого разговора. - Давай за это выпьем! Хотя бы воды, пока другого нету!

- Наливай! "Так полнее наливай!"

***

Потом я забыл и не смог найти, где оставил свою Панду, потом мы нашли авто, и Ара долго восхищался способом маскировки, потом мы курили мои сигареты, и я при ближнем свете уже по ночи медленно и аккуратно перегонял машинку к блокпосту - но уже сразу на нашу сторону бетонных блоков, а потом прилетела "копейка" с Радистом, уже без стёкол и простреленной крышей, но в сопровождении старенького ЗиЛ-ка - бычка, в кузове которого были человек пятнадцать-двадцать народу - весь остальной личный состав его взвода - и тут вот завертелось-закружилось по полной.

Я уже был не "Дед", а "Вы" и, с подачи Ары, "Волькой":

- Ара, Волька - он же по книге мальчишка! - удивился Радист, сам недалеко в свои неполные тридцать убежавший от мальчишки.

- Ты что, камандыр, разве не может маленький мальчишка со временем вырасти в большого степного орла? - и мы опять вголос ржали.

А потом грузили и вывозили убитых и раненых, и наших, и укропских - трое фашиков оказались не двухсотые, трёхсотые: в кузове ЗиЛ-а сложили высокой пирамидой двухсотых бандеровцев, сверху положили трёхсотых, привязали монтажными стропами, а потом сели наши раненые - кроме Щуки и Печника были ещё трое с других мест, и аккуратно, в ряд выложили наших павших.

А потом я засобирался домой, в Донецк - и про родителей разволновался, и вообще. Правда, не знал, как дела с движением ночью, но Ара утешил: "Я с тобой поеду, у меня связь есть, все блокпосты пройдём, как надо" - и поехали. Ара восхищался резвостью Сеата, заранее отзванивался вперёд по трассе, так что нам даже бензин заранее приготовили, осталось только без очереди залиться и рассчитаться.

Я спешил домой, к больным папе с мамой, а Ара спешил в больничку - получить на весь взвод инсулин. Все бойцы взвода были диабетиками, всем нужен был инсулин, но у Ары он закончился пять дней назад - именно поэтому он был так артистично неспешен, и картинно нетороплив. И, понимая, что этот человечище в любую минуту может "сказать гаплык" - не из-за войны, из-за обычного сахара в крови - я гнал, как сумасшедший, на прямых участках трассы разгоняя свой "винтаж раритетович одороблё" до ста пятидесяти - ста семидесяти километров в час, он так, думаю, с самого рождения ездить был неприучен. И слава Богу, что всё у нас получилось, что через два часа подняли дежурную медсестру, ворвались туда, где нужно было получать лекарства - и Ару сразу же укололи. Проверили прибором кровь - и укололи.

А я поехал по ночному воюющему городу домой. Поехал, останавливаясь на каждое требование ночного патруля, представляясь новым позывным, и в результате практически не теряя времени - комендантского часа ещё не было, точнее, любое время суток в городе было такое же, как комендантский час. На окраинах не затихали артобстрелы, время от времени что-то выло над головой и взрывалось в стороне, не было тогда такого количества беспилотников, но летали настоящие штурмовики и бомбардировщики, и с каждой высотки, террикона, даже просто пупыря небо расчерчивали очереди трассеров - чаще не попадая, но не бесполезно: отпугивая небесных упырей от целей, от мирных жителей и беженцев из захваченных мест, пытающихся уснуть под звуки стрельбы, потому что завтра тоже нужно будет жить, работать, совершать и творить новый день....

***

Я стоял над бьющей в парапет морской волной, щурился на яркое летнее южное солнце - наверное, поэтому глаза слезились и першило в горле. В одной руке дотлевал до фильтра окурок, в другой руке - почти пустая пачка, три сигареты осталось. А метрах в пяти-семи от меня, в окружении восторженных слушательниц, юный отрок читал стихи и энергично взмахивал пухлой рукой, о чём-то героичном так пафосно подвывая.

Война осталась где-то там, за границей летнего бурно отдыхающего Крыма, даже за линией фронта - потому что нынче на линии фронта совсем другая война. И, да, Славянск пока не наш, и Марик - не наш, и Бердянск, и Харьков, но как бы я хотел, чтоб это ненадолго...

Вспомнил, что так и не заменил наконечник рулевой тяги - который уже год всё так же катаюсь... Посмотрел в море - неподалёку резался в полный бейдевинд, трепеща плохо настроенными парусами, чей-то парусный кораблик (эх, ему бы или острее к ветру, или шкоты выбрать хоть ненамного!). Посмотрел на шумящую молодёжь. Посмотрел в опустевшую пачку. Решительно двинулся к урне, мимо компании с молодёжью - пигалица лет 15-17 подняла на меня глаза, сама подняла, - чтож, это судьба:

- Простите, у вас есть ручка?

- Есть, но... зачем?

- Неожиданный вопрос, я думаю, мне чтоб писать, а вам?! - взял у неё ручку, выбросил из пачки сигареты в урну, аккуратно разорвал пачку, разложил в длинный прямоугольник. И, окончательно выплёскивая из себя всё вспомнившееся, мелким, убористым и неразборчивым, набросал, насколько места хватило:

"Ты забудешь о том, что окоп сырой,
когда придёт бой —
даже если будешь по грудь в грязи;
Не запомнишь, небо иль потолок,
вершок холма или овраг —
раз увидишь, как надвигается враг —
Да весь мир свернётся и станет стеной,
словно дым над окурка краснотой;
И все пули — в тебя,
и все мины — в тебя,
и весь мир за спиной у тебя одного —
всё равно!
Если будет бой,
значит, будет враг,
и останетесь вы один на один:
Будь ты потный, нежный, дрожащий, больной,
а он танк или даже взвод c бронёй —
Всё равно, ты не сможешь не победить —
не попасть, не успеть, не достать, не убить,
В этот жизни миг, в этот сердца такт, чтобы сгинул враг
— он один, ты один —
и для этой жизни —
вполне!

А потом — неважно, убьют ли тебя,
или снова сердечко сглотнёшь,
и опять,
Побеждать — это жить,
это быть,
дышать,
бежать,
лежать,
и сердцу стучать,
и матом орать,
обжигая лицо раскалённым стволом,
обжигая спину осколками мин,
обжигая душу о рожу врага,
обжигая сердце о кровь и смерть —
и неважно, что будет
с тобою потом,
в этот следующий толчок
пульса в висок…" - и тут на картонке закончилось место. Даже на подпись места не хватило.

- Ох... Это - ваше? - пигалица не улетела, она читала через плечо то, что я корябал.

С поклоном отдал ручку, сложил картонку бывшей пачки пополам, сделал страшные глаза, серьёзную морду, приложил палец к губам: "тссссс!" - обошёл толпу поклонниц и аккуратно вложил в момент самого решительного взмаха руки сверху вниз в задний карман бриджей пииита.

И уверенно похромал по набережной Севастополя в сторону ближайшего табачного ларька - курить-то опять захочется, а уже нечего!

---------------------------
1) красно-чёрный - флаг украинских нацистов, бандеровцев, "негосударственных" карательных и территориальных батальонов фашистских оккупантов территорий независимых Народных Республик.

2) "Хочу чтоб за спиной стоял мой брат... Бог тебя пусть оберегает, джан мой брат..." - детская армянская песня.