Линия жизни. Глава двадцать восьмая. Сила вина безмерна. 29 октября 1964 года.

Мы уже проводили в армию Ваську Ханова, Игоря Быстрова, Толика Якушева – Рыжего и многих других. 

Теперь шёл осенний призыв, и  повестки получили Рудак и Петя Жирнов. Оба они должны были уйти в Свердловский СКА, в так называемую спортивную роту. Валька - как боксёр,  Петя - как лыжник: в последнее время он окончательно завязал с боксом, переквалифицировался и, несмотря на свой небольшой рост, добился отличных результатов. Проводы были назначены на двадцать девятое октября.

Эх, эти проводы…

Сколько раз впоследствии я просыпался ночами, восстанавливал в памяти всё произошедшее, пытался найти объяснение нашему безобразному поведению и не находил. Двадцать девятого октября поздно вечером собрались у Рудака. Компания была преимущественно мужская, только Петя Жернов пришёл со своей боевой подругой Людмилой Растегаевой, да Вася Мирошниченко прибыл с двумя девицами: с одной из них – фигуристой рыжеволосой шатенкой – он близко дружил уже больше месяца, другая пришла за компанию. Всего собралось человек десять-двенадцать.

После обильного и продолжительного застолья отправились по домам. Рудак пошёл нас провожать.

В темноте все как-то незаметно разбрелись: Петя со своей зазнобой откатил в сторону, Вася с подругой ушёл далеко вперёд. Отстали мы втроём: Валька, я и Гена Бабошин-Боша. Шли довольно шумно.

Подходя к Центру, на улице имени знаменитого террориста Каляева заметили впереди Ваську с подругой, которая была так пьяна, что буквально  висела на нём . Внезапно они завернули в какой-то подъезд, к которому некоторое время спустя подошли и мы. Из-за двери доносились странные звуки: то ли стоны, то ли всхлипы. 

Все были хорошо под градусом, потому и ситуация показалась забавной. Мы с любопытством притаились у двери, ожидая, что будет дальше. Через некоторое время из дверей выскочил Васька и ринулся в кусты. Заинтригованный его поспешным бегством Рудаков вошёл в неосвещённый подъезд. Там он увидел разложенную на ступеньках девицу. Её голые ноги тускло белели в темноте. Развернувшись, Валька пулей вылетел на улицу, а следом за ним выпала и Васькина зазноба. Её растрёпанный вид говорил сам за себя.

И тут случилось то, чего я впоследствии не смог объяснить ни адвокату, ни прокурору, ни самому себе… Не могу понять, что на меня нашло – какая-то злость, сродни той, что накатывала, когда я видел пьяных отца с мачехой – и я ударил её.

Кто-то попытался схватить за руку меня, кто-то – успокоить и удержать девушку. В этой суматохе она вырвалась и забежала в вестибюль своего общежития, которое находилось буквально в двух шагах. А мы, махнув рукой, на автопилоте потопали дальше...

Вот таким был наш последний вечер в Серове.

Рано утром  мы были арестованы, и нам троим: Ваське, Вальке и мне - было предъявлено обвинение в изнасиловании. Бошу не взяли, так как в поле зрения нашей потерпевшей он не попал. Его арестуют позднее - за драку - и осудят за хулиганство.

Забрали нас в течение ночи, притом, меня – под самое утро. Васю и Валентина потерпевшая назвала сразу, и за ними немедленно приехали. А вот со мной возникла незадача: девица смогла дать только описание. Среди особых примет указала зелёную олимпийку под пиджаком. Тогда один из дежурных воскликнул:-Да я знаю, кто это! Поехали…

* * *

Незадолго до этого произошёл один забавный случай. 

Возвращаясь домой со стадиона, я вижу, как Якуш-Рыжий воюет со своей подружкой. Людмила, девица очень яркая и темпераментная, решительно тащит пьяного в стельку Якуша домой, а он, чем-то недовольный, вяло пытается отбиваться. Тогда она снимает с ноги туфлю и начинает охаживать Рыжего этой туфлей по башке. 

Я, конечно, как джентльмен вмешиваюсь, пытаясь их разнять, потому что понимаю, что пьяный Якушев, не рассчитав, может ударить очень сильно, но тут подъезжает милицейский ГАЗик, нас грузят и увозят в отделение.

Выпустили всех быстро, даже пьяного Якуша отдали Людке на поруки – уж очень она просила, даже всю вину взяла на себя.

Вот тогда-то, пока писали объяснения и разбирались, кто виноват, а кто прав, я и засветился в своей заметной олимпийке.

* * *

После того, как меня поместили в камеру предварительного заключения – КПЗ – я забрался на нары и почти сразу уснул. В камере уже находились двое сидельцев. Они не проявили большого любопытства к новому жильцу, только слегка приподняли головы и продолжили спать. Позже принесли завтрак – утреннюю баланду, но я не уделил ей должного внимания: был сыт со вчерашних проводов.

Почему-то вместе с нами забрали и Петю Жернова, который даже близко к месту происшествия не подходил.

Днём начались допросы, с парней на экспертизу стянули трусы, правда, через некоторое время вернули все в дырах, видимо, брали образцы биоматериала. Меня почему-то обошли стороной. Через некоторое время мы уже знали, кто в какой камере сидит и очень удивлялись: что делает здесь Петя, которого даже на месте происшествия не было. Только ближе к вечеру следователь, разобравшись, отпустил его домой, вручив на прощание изрезанные семейники.

Оказалось, что Петюня, провожая свою девушку, тоже уговорил её в подъезде. И только после того, как она подтвердила этот факт, его отпустили. На прощание следователь Шлыков пробурчал: 

-Что за команда у вас такая – трахаетесь по подъездам! Вам что, других помещений не хватает?

В ответ на это перепуганный Петя попросил прощения и дал честное благородное слово, что больше так делать не будет, так как на днях уходит служить в Советскую Армию.

* * *

А с нами начали проводить следственные действия. Вот только до сих пор не могу понять, почему меня, в отличие от моих друзей, не возили на место преступления, не брали никаких анализов с одежды, как будто знали наверняка, что искать там нечего.

После вызова к следователю, снятия показаний и оформления протокола возвратился в камеру, залез на нары и снова уснул. Так и проспал до следующего утра.

Днём в камере появился четвёртый член нашего небольшого преступного сообщества. Пожилой, невысокого роста. По повадке чувствовалось, что казённый дом гражданин посещает не впервой.

Окинув всех присутствующих оценивающим взглядом, он расположился на соседней шконке.

Вечером двум старожилам пришла охота поиграть со мной, новичком, в игры, которые особенно популярны в тюрьме, но о которых я, естественно, не имел ни малейшего представления. Почуяв в этом какой-то подвох – отказался. Тогда они попробовали меня заставить, но, получив отпор, угомонились.