Междумирье

Блестящие зелёно-золотые цветочные мухи то стремительно носились вокруг, то неподвижно зависали в воздухе. Крылья их вибрировали так стремительно, что виделись по бокам туловища размытыми контурами. Солнце сверкало весело и беззаботно. В сочных, мясистых купинах клевера тихо гудели жирные бархатные шмели. Ветер гнал кружащие голову ароматы разнотравья, рвал и разбрасывал в стороны запахи устоявшейся весны.

Памва тронул коня шенкелями и подъехал к толстому старому вязу. Мощный корявый ствол, весь в буграх и наростах, на уровне поднятой руки седока, привставшего на стременах, скрывал дупло. Оно располагалось в развилке ветвей так, что с дороги увидеть его было невозможно. Оттуда-то и достал Памва тряпичный свёрток с частицей Избавителя, который тут же накрепко прикрутил бечёвкой к длинным ножнам. В дупло же бросил монету платы – точно так же, как поступил ранее: среди дриад и троллей следовало поддерживать репутацию человека, честно платящего за работу.

– Рыцарь никогда никому не даст дотронуться до своего меча, – наставительно сказал он. – Это первое, а второе – если что-то прячешь, лучше всего прятать на виду. Согласен? Мало ли какие соображения могут быть у рыцаря, чего только не привязывают к ножнам – начиная от платочка прекрасной дамы и кончая заговоренными деревенской знахаркой корешками.

– А ковчег?

– От него нужно избавиться при первом же удобном случае, – решил Памва. – Я бы его выбросил, да нельзя: деньги-то нам непременно понадобятся. Поэтому продадим. А до этого придётся рискнуть: сам видел, они к пустому-то не очень придираются. Да и, с другой стороны, если даже опять обыщут, так наоборот, ковчег-то их на себя и отвлечёт.

Шио, лукаво улыбаясь, кивнул:

– Да, хозяин.

Дорога до Тарса должна была вновь привести к монастырю, и Шио предвкушал, как братия встретит их вкусным обедом: сегодня день памяти святого Авды, поэтому скудная обычно трапеза должна сместиться в сторону обилия и разнообразия. Однако случилось по-иному. Видно, кто-то где-то отдал соответствующий приказ…

Монастырь оказался пуст. В казавшихся несокрушимыми стенах зияли проломы, чернели полосы копоти. Проваленная крыша трапезной ещё курилась сизым дымом. Несло гарью.

– Трупов нет. Следов крови нет – бегло оглядев пепелище, отметил Памва. – Думаю, все успели уйти. Надеюсь.

Он нарочно встал так, чтобы Шио не увидел широкую бурую полосу. Кровь, судя по всему, лилась щедро – видимо, далеко не все монастырские обитатели пережили вчерашнюю ночь.

– Ладно, пошли, нечего здесь задерживаться, – подтолкнул он Шио.

Маленький монах скорбно смотрел на разор обители. На глазах у него стояли слёзы.

– Скорее всего, это случилось из-за того предмета, что мы унесли с собой, – ответил Памва на невысказанный вопрос мальчика. – Но, кем бы они ни были, они опоздали. Запомни это.

Похоже, что игра началась всерьёз, и теперь ставками становились даже не их собственные жизни – как, впрочем, и жизни курьеров иных монастырей – но, как бы пафосно это ни звучало, судьба Избавителя. Теперь, если бы у них нашли церковный ковчег, даже пустой, скорее всего только обыском дело бы не кончилось. Следовало как можно быстрее – и незаметнее – избавиться от ларца. Правда, даже сам факт продажи тоже мог навести на след... Выхода нет, подумал Памва: придётся поскорее спустить вещицу задёшево и тут же исчезнуть. Это, конечно, опасно, но и деньги им тоже необходимы. Удобнее всего сбыть драгоценность в большом городе, хоть в том же Тарсе.

– Поехали, Шио, – негромко сказал Памва. – Тут нам делать нечего. Всё наше с нами, это сейчас главное.

Над Энрофом царила ночь. Взмывшая высоко над землёй, она плыла в беззвучном шёпоте серебряных облаков мерцании холодных звёзд. Ночь струилась, милосердно смежая глаза воинам и монахам, ремесленникам и усталым трудникам. Она дарила забвение уснувшим и порождала призрачных чудовищ в растревоженном воображении тех, кто ещё не спал. Раскинув крылья от горизонта до горизонта, ночь накрыла мир чёрным покрывалом с мутным пятном луны.

На террасу занятого Герцогом дворца – ещё недавно владения какого-то именитого сановника – поднялся крепкий человек в чёрной, сливающейся с мраком форме.

Факелы давали слишком мало света, поэтому лицо прибывшего разглядеть было нельзя, и ему пришлось откинуть капюшон плаща, давая возможность выступившей навстречу охране узнать себя. Молча отсалютовав, стража так же бесшумно исчезла, а чёрный человек решительно направился внутрь. Судя по всему, он хорошо ориентировался в темноте и прекрасно знал, куда идёт.

– Приветствую тебя, ар Верк. Ты, как всегда, исполнителен и точен, – произнёс герцог.

– Приветствую, повелитель, – чёрный человек опустился на одно колено перед собеседником.

Врали, врали кочующие в народе толки, представлявшие Герцога звероподобным, громадным и ужасным! Ничего ужасного не наблюдалось в невысоком, сухом человечке, глаза которого в свете многочисленных здесь светильников глядели цепко и внимательно. И всё же по спине ар Верка пробежал холодок.

– Встань – и присаживайся, если хочешь. Какие ты принёс новости?

– Армия продвигается без задержек. Сопротивления практически нет. Орден святого Авды искореняется согласно плану.

– Ну-ну, так уж согласно плану, – поднял брови Герцог. – А жезл?! В двух местах гонцов упустили. Ещё в четырёх ситуация неясна. У нас в руках пока только одна частица. Всего одна, Верк! Я ждал большего.

– Откуда такие сведения у повелителя?

– Мне это известно, и сказанного для тебя достаточно.

– Но даже без одной-единственной частицы их посох не будет иметь силы!

– Кто говорит о черноризцах? Все части должны оказаться в наших руках! Все, и как можно скорее. И – открою тебе секрет – даже одна-единственная частица отнюдь не бесполезна.

– Принимаются все меры…

– Эти меры недостаточны! Я не понимаю, почему попы медлят, на их месте я бы давно уже нанёс ответный удар… Да, мы всячески перетягиваем на свою сторону колдунов, но нельзя поручиться, что такой численный перевес решит исход битвы – конечно, вовсе не той, которой занята армия. Главные события вот-вот развернутся в магической плоскости, и ты прекрасно знаешь, что это так.

– Знаю, повелитель.

– Ты также знаешь, что орден слишком близко подошёл к Овладению. Ещё немного – и они станут равными богам. Такую силу нельзя оставлять в руках людей. Рано или поздно она их погубит.

– Но посох…

– Должен быть уничтожен! Любой ценой. Отныне ни ты, ни твои люди не будут иметь ни единой свободной минуты. Весь отдых – потом. Я требую службы на пределе возможностей и за пределами тоже. Награда будет велика, но и наказание в случае неуспеха – тоже. Ты слышал. А теперь – иди.

Ар Верк вскинул кулак в салюте, наклонил голову, чётко повернулся и направился туда, откуда пришёл. Вскоре темнота скрыла его от взоров герцога, его личной охраны и караула внешней сторожевой цепи.

Человек в чёрном не был глупцом – иначе не смог бы занять пост одного из двенадцати Принципов тайной стражи. И всё же ар Верк не понимал, с чем связан сегодняшний срочный вызов. Ведь ничего особо важного Герцог так и не сказал! Однако он не сомневался, что и все остальные Принципы получили точно такие же указания.

А в том, что у повелителя были основания поступить именно таким образом, он знал. Уже не раз странные, порой не поддающиеся логике, приказы Герцога обретали смысл лишь впоследствии.

В Тарсе, казалось, жизнь шла по-прежнему. Так же шумел базар – всеми мыслимыми языками; так же были распахнуты лавки ремесленников, так же назойливо кричали водоносы и продавцы сладостей. Базар сочился тысячами присущих людской скученности запахов: застарелых нечистот, подгнивших фруктов, тонких пряностей, немытых человеческих тел, перегара, кожи, печного угля, конского пота… Всё как всегда. Однако появилось в прохожих что-то опасливое: люди поспешно отводили глаза при встрече с чужим взглядом. И ещё – нигде не было видно ни одного попа. Впрочем, один был: труп болтался на наспех сколоченной виселице прямо посреди площади. Тут же топтался герольд – явно приставленный к этому занятию из первых попавшихся под руку горожан – и надорванным, усталым голосом пояснял, что так будет с каждым, кто не признает власть богоподобного Герцога. Было заметно, что глашатай устал возвещать одно и то же и тяготится своим занятием, но боится покинуть свой пост. Горожане, если путь их лежал мимо, не поднимая глаз, поспешно обходили зловещее сооружение стороной, словно соблюдая некую незримую границу.

Все городские скиты были пусты – двери нараспашку. Улицы патрулировались отрядами солдат герцога в чёрной форме.

Вот и очередная смена власти, подумал Памва. Теперь, очевидно, реальная сила уже не за монастырями, а за вчера ещё никому не известным выскочкой-диктатором. И ведь чем-то же увлёкшим двинувшиеся за ним массы! Чем-то таким, чего не в силах дать даже бог.

Новый порядок.

Как же, как же, очередной виток истории, прогресс, так сказать...

Памва вздохнул и потянулся в седле. Ох, уж все эти местные божества… Эй, боги, как вас там – Иал, Гур? Послушайте, всевышние, что за бардак творится в вашем подшефном хозяйстве? Богам по статусу положено насаждать разумное, доброе, вечное. Сиречь добрый виноград вкупе с колосьями тучными. Ну, в самом уж крайнем случае – указанные злаки пополам с терниями, чтобы жизнь мёдом не казалась. А у вас, как поглядишь, сплошь тернии да волчцы… Что за дурацкая агротехника? Вы не хотите что-нибудь объяснить? Почему для того, чтобы прогресс сделал мало-мальский, совсем малюсенький шажок, необходимо, чтобы при этом уйма народищу обрекалась на страдания? И скажите мне, стоит ли этих страданий каждый такой шаг? Эти виселицы… Если вы проводите эксперимент, то не чересчур ли он бесчеловечен? И достойны ли вы в таком случае называться богами этого несчастного народа?

Можете не отвечать. Да знаю я, сам прекрасно знаю – во все века во всех мирах дорога к будущему выстроена на костях и на крови. Здесь вы не оригинальны, нет, не оригинальны, боги. Но почему так? Неужели вы, такие всемогущие, не можете сделать, чтобы раз – и готово, чтобы все и сразу стали счастливы? Вы скажете – счастье надо заслужить, надо быть внутренне готовым к нему, потому что посели быдло в раю – и через день от рая не останется и следа… Всё так, но скажите – вы пробовали? Пробовали, спрашиваю, так делать? Так откуда же вы знаете, что всё именно так и случится?

Нахохленные прохожие, сгорбившись, обтекали Памву и Шио, торопясь по своим делам. Похоже, что ошеломление недавней резни постепенно сменялось повседневными заботами о насущных нуждах. Там и тут возникали разговоры, хоть с оглядкой и вполголоса. Жить-то надо при любой власти. Больше одной шкуры ведь не сдерут, хотя и меньше, гм, тоже… А ведь самое страшное, подумал Памва, когда такое человеку становится привычным.

Он настойчиво пробирался вперёд, не обращая ни на кого внимания. Так требовала роль, которую он взялся играть: что благородному рыцарю до волнений черни? Очередной переворот, подумаешь, мало ли их случалось за всю историю, и сколько ещё случится! Сейчас, если опасаться да озираться, как раз и привлечёшь к себе ненужное внимание. Поэтому Памва старался вести себя безразлично и непринуждённо, в то же время внимательно прислушиваясь, о чём толковали люди.

– …Да, да, почтенный! Появляются целыми толпами, накидываются и грызут!

– Что вы говорите?!

– Да, да! Это же мертвецы! Им всё равно – человек, собака или там лошадь. До чего могут дотянуться – всё грызут!

– Не выдумывайте, ар. Как вам не стыдно! Это сплетни, не более.

– Да? Посмотрим, как вы запоёте, когда к вам в дом вломится такая сплетня! И никакой герцог не поможет.

– А при чём тут герцог?

– А что? Я уж подумываю, не его ли это затея…

– Тс-с-с…

– Р-разойдись! Эй, вы там!

– Так вы полагаете, досточтимый ар, в ближайшие дни дождя не будет?

– Ох, грехи наши…

– Тс-с-с!

Всё как всегда. Чем невероятнее слух, тем охотнее в него верят. Какая-то извращённая фантазия у этих обывателей. Кто, интересно, придумывает подобные небылицы? Или это делается специально, и кому-то это нужно?

Памва натянул поводья и решительно повернул коня к лавке, ничем не выделявшейся среди ряда себе подобных. Лошадей они оставили у коновязи. Пригнувшись, Памва шагнул в сумрак помещения и остановился, привыкая к полутьме. Шио, как тень, следовал за ним.

За прилавком было пусто. Полки оказались заставлены всевозможной рухлядью: рдяно взблескивающими медными кувшинами с блестящими боками и затейливой чеканкой, пыльными чучелами диковинных птиц, древними фолиантами из библиотеки чуть ли не самого Кенсорина Мыслителя, изваяниями неведомых богов и так далее до бесконечности.

– Турвон! – позвал Памва.

Послышались шаркающие шаги. Из подсобной каморки появился хозяин, державший в тощей руке масляный светильник. Он походил на плохо воскресшего мертвеца, только на сморщенном коричневом личике остро и живо поблескивали хищные глазки.

– О-о, кого я вижу! – прокаркал он. – Гр-р-кх! Достославный ар решил вспомнить про недостойного торговца. Какое дело привело ко мне столь блистательного господина?

– Мне нужны деньги, – решительно взял быка за рога Памва. Он выложил на тёмный от старости прилавок ковчег и развернул тряпицу, в которую тот был замотан. – Взгляни на камни. Они стоят три сотни, я же возьму одну, но быстро.

Шио отступил к дверям и встал настороже, чтобы никто не вошёл. Молодец парень, подумал Памва, соображает мгновенно.

– Рыцарь, должно быть, шутит, – проскрипел, блеснув маленькими глазками, Турвон. – Ар-р-р-кх! Тяжёлые времена пришли в Тарс. Стоит кому-то увидеть эту вещь, и бедный лавочник будет болтаться в петле. Я не хочу быть замешанным в таком опасном деле! Сорок.

– Сто, и немедленно, – повторил Памва. – Иначе бедный лавочник действительно будет болтаться в петле, но бесплатно. Ты меня знаешь.

– Святой Авда! Это слишком опасно. Кто сегодня рискнёт связываться с церковной утварью? Нет, нет, доблестный рыцарь, поскорее забирай её – и старый Турвон ничего не видел. Шестьдесят.

– Сто, я сказал. Иначе стражники догадаются, где искать ожерелье супруги главного судьи. И узнают много других интересующих их подробностей. Ну?

– Кр-р-р-х! Не могу отказать сиятельному ару, – прохрипел Турвон. – У меня слишком мягкое сердце. Теперь я стану посмешищем всей гильдии, ибо клянусь, я делаю это себе в убыток!

Мгновенно свёрток с ковчежцем исчез, а вместо него на прилавке появился тяжело звякнувший кошель. Памва, не считая, сунул его в карман.

– Незачем, – ответил он на вопросительный взгляд Шио. – В счёте Турвон не обманет. В торге надуть может, это да…

Они выбрались наружу.

Теперь у нас есть деньги, – сказал Памва. – Сейчас мы должны поесть, дать отдохнуть лошадям, а потом можем отправляться в дальнейший путь. Не стоит здесь надолго задерживаться. Куда мы должны следовать дальше, Шио?

– В Тер-Темир.

– Это, кажется, где-то за Пустошью?

– Да. И нужно торопиться. Я вот что думаю, хозяин: придётся через горы, по-другому не получится, двигаться в обход нет времени.

– Хм, через горы... Ничего себе. Да ты эту дорогу хоть представляешь?!

– Не совсем, да это и не нужно. Всё равно придётся брать колдуна-проводника.

– Это ещё зачем? Сам понимаешь, нам такое крайне нежелательно.

– Все берут.

– И всё равно многие не доходят…

Памва, как и все, много чего слышал про эту легендарную Пустошь. Какая-то древняя битва, какое-то проклятие – не то богов, не то страшной силы магов, окруживших этот опасный район непроходимыми горными хребтами. Ну, это они так думали – непроходимыми, однако с течением времени предприимчивые людишки и к горам приспособились, и к опасностям. Появились заповедные тропы, а может, и само колдовство как-нибудь ослабло от старости. Дело заключалось в том, что за этими неприступными хребтами, в самом сердце Пустоши, находились каменные копи – именно там добывали самоцветы (оттуда, кстати, были и вправленные в ковчег), которые столь высоко ценились и по ту, и по эту сторону гор.

Однако пробиваться через Пустошь караваны мог заставить лишь фактор неодолимой силы. Например, людская алчность. Или обстоятельства вроде тех, в каких сейчас они и очутились.

­– Значит, нужно было продать и лошадей… – крякнул Памва. – С лошадьми через Чёртову щель не полезешь. Ладно, вот постоялый двор, отдохнём немного, а потом придётся вернуться к ару Турвону.

– И ещё одно, – почти прошептал Шио. – Колдуна потом придётся убить.

– Что?!

– Наша задача важнее.

– Ишь ты какой… безжалостный! Монастырь нанял меня только для того, чтобы я доставил тебя в целости туда, куда ты укажешь. И свёрток этот ваш тоже. Но никто не говорил, что я должен для этого убивать.

– Ты отказываешься?!

– Нет. Я дал слово и сдержу его. Если понадобится – убью. Но только в самом крайнем случае. Спасая наши жизни. А иначе – не жди ничего подобного.

– Ты хочешь избежать греха. Я тоже. Но Иал учит, что иногда надо жертвовать всем, что у тебя есть! Честью, гордостью… Жалость может обернуться слабостью.

– Да, может. Однако давай не будем слишком упирать на жертвенность. Ваш синклит потребовал от меня платы – что ж, я не отказываюсь. Я дал слово и сделаю всё, что в моих силах, чтобы доставить тебя и Избавитель в нужное место. Хотя и не знаю, что это за место и где оно находится. Но когда я это сделаю – да, я предъявлю счёт. Всё честно. Но требовать от меня, чтобы я стал частью вашего мира – не слишком ли высокая цена? Это не моя война, Шио. Я только наёмник и честно служу нанимателю. И хватит об этом!

Обычно Памва гнал мысли о своей роли в отношении Энрофа. В самом деле, твердил он себе, какое ему дело до судеб этих чужих ему, в общем-то, людей? Да и что может он, пусть и наделённый невероятными, с точки зрения местного жителя, умениями? Никогда человек в одиночку не делал истории. Надо, чтобы сошлись благоприятные обстоятельства. Надо, в конце концов, чтобы человек этот не только умел эти обстоятельства использовать, но и чтобы хотел этого, да так хотел, что жизни своей не мог представить иначе. Ведь и то надо принять в расчёт, что в здешней ситуации и в расстановке сил смыслит он немного. Сами, сами энрофцы должны вершить свою судьбу. Энрофу – энрофово.

Шио долго молчал. Потом обернулся.

– Ты, Памва, наверное, не совсем человек?

– Отчего же? Хотя, может, ты и прав... С твоей точки зрения, наверно, всё так и выглядит. Но правильнее будет сказать – не только человек.

–Ты ненавидишь наш мир?

– Нет, Шио. Всё гораздо банальнее: он мне безразличен. Ну, не то, чтобы так уж совсем… Но, понимаешь, всё-таки этот мир для меня чужой. А где-то там, далеко – даже не могу сказать, где – но есть мой мир. Пусть неимоверно далеко, но он есть, и забыть его я никогда не смогу, да и не хочу. Потому-то, наверно, я, несмотря ни на что, человек…

Шио как-то по-взрослому вздохнул, глядя на Памву, а затем совсем другим голосом сказал:

– Ладно, нам пора искать себе волшебника.