Междумирье

Было решено, что Памве и Моико следует разделиться. Такое разделение должно было поставить в тупик всех, кто мог бы помешать осуществлению их планов. Действительно, кто поверит, что отец и дочь могут спокойно заняться каждый своим делом? А афишировать родство значило давать врагу в руки дополнительный козырь: на отца можно было давить, используя дочь, и наоборот. А в том, что Клэ был врагом – сильным, жестоким – Памва не сомневался.

Моико (имя Мария было решено не упоминать) сразу же упорхнула в Министерство – давать отчёт начальству о своих действиях в Энрофе, а бывший рыцарь, экс-наёмник монастырского синклита и неудавшийся агент старшего гильдиона остался обдумывать свои дальнейшие действия. С Моико они обговорили лишь общую направленность маневров, предоставив каждому действовать в соответствии со складывающейся обстановкой.

Памве не хотелось сразу прибегать к помощи Фантина – учитывая то, что тот, к кому обращаются, имеет психологическое преимущество над инициатором такой встречи. А давать даже малейшую фору в отношениях не имело смысла. В то же время и скрываться теперь было незачем. Поэтому он открыто поселился по старому адресу – и даже зарегистрировался под своим собственным именем.

Кроме того, разделение с дочерью имело ещё один немаловажный нюанс: эльфийка Жанна, мягко говоря, не жаловала магов, а Моико, как ни крути, являлась сотрудницей Министерства. Незачем было вносить в сложившиеся отношения излишнюю напряжённость.

Памва стоял на общем балконе, тянувшемся на высоте вдоль всего здания. Глубоко вдыхая чистый ночной воздух, он смотрел сверху на никогда не затихающий Ловингард. Истекшее красной закатной кровью солнце давно скрылось за горизонтом, и внизу, на улицах, теперь переливалось тысячами огней золотое море: ночная жизнь вступила в свои права. После короткой грозы, устроенной с профилактической целью службой погоды, чувствовалась лёгкая сырость – но она создавала ощущение не досадной промозглости, а приятной и ласкающей лицо свежести. Еле уловимо пахло озоном. В складке занавески трещал крыльями запутавшийся летучий пикси, и Памве пришлось осторожно выпутать глупое существо и отпустить на волю. С радостным писком пикси исчез, а Памва ещё долго ходил взад-вперёд, хмурясь и составляя планы – так, что домовому Форо надоело наблюдать за этим, и, плюнув, он отправился спать.

Прежде чем начинать действовать, следовало чётко продумать все возможности. Так сказать, сопоставить актив и пассив. Активов оказывалось явно мало. А в пассиве – то, что Министерство знало о его возвращении. Собственно, скрыть этот факт было попросту невозможно: и пограничная, и таможенная службы были обязаны предоставлять соответствующую информацию куда следует. А уж за Памвой надзор должен быть установлен особый – учитывая, при каких обстоятельствах он покидал Город прошлый раз.

Конечно, самоустранение полиции в ситуации, где были замешаны интересы Министерства, вполне объяснимо. Муниципальные власти всерьёз принимать в расчёт тоже не стоило. А вот то, что отчего-то тянут с контактом маги, можно было расценить и как некоторую их растерянность, и как выжидание. Памва склонялся к последнему варианту.

К пассиву относилось и завершение режима неограниченного кредита. Люди-тени, очевидно, решили таким образом указать строптивому подопечному своё место. Кстати, вполне вероятно, что в случае проявления нежелательной инициативы со стороны этого подопечного следовало ждать появление очередного куратора…

– Насчёт денег можно не беспокоиться, – встрял в поток мыслей вкрадчивый голос Гийома. Призрак, появившийся из стены, слабо светился.

– Откуда ты знаешь, о чём я думаю? Подслушивал?! – вскинулся Памва.

– Ни в коем случае, – обиделся фантом. – Просто ты постоянно теребишь в кармане последнюю банкноту. Странно было бы не догадаться.

– Ну ладно, ладно… Что ты имел в виду?

– То, что когда ты в прошлый раз обретался без памяти, граф Айтер кое о чём подумал. И перевёл с твоего счёта некоторую сумму «на предъявителя». Достаточно большую, чтобы теперь не испытывать неудобств. Она хранится в банке под паролем. Видишь ли, старый Гийом хоть и развоплощён, но предусмотрителен, пускай даже некоторые неблагодарные и легкомысленные…

– Отлично, – прервал его Памва, давно привыкший к витиеватым речам призрака. – Ты как всегда на высоте, старина.

Появление Жанны он угадал по запаху. Ненавязчивый, но дивный аромат, поразительно совпадающий с упоительным и немного нервным настроением южной ночи, выдавал её присутствие так явно, словно об этом объявил герольд.

Гийом мгновенно исчез, словно его никогда и не было.

– Сейчас тебе нужно говорить, – мягко сказала эльфийка, – а не перемалывать ситуацию в себе. Я пришла, я стану слушать. И отвечать.

– О чём мне говорить? О том, что я не знаю, как поступить? – отозвался Памва, всё так же глядя на ночной город.

– Ты поступишь правильно. Или будешь к этому стремиться.

– А как – правильно? В моём мире один человек в минуту, которая была для него решающей, тоже задавал похожий вопрос: что есть истина?

– Это был твой друг?

– Нет, он умер за много лет до моего рождения… О нём остались лишь легенды. Старые-престарые записи таких же легендарных авторов. Откровенно говоря, я даже не уверен, был ли задан этот вопрос.

– Конечно был, если кто-то взял на себя труд сохранить его!

Памва обернулся. Жанна стояла в столбе лунного света, как живое олицетворение спокойствия и доверия. Вот ведь как, подумал Памва, эта дочь чуждого племени – он мысленно употребил именно этот выспренный оборот, вовсе не казавшийся сейчас неуместным – эта эльфийка с какой-то примесью крови вампира сейчас более человечна, чем многие и многие представители человеческой расы. И нужно быть последним подлецом, чтобы обмануть такое доверие…

Он сжал ладонями лицо и с силой потёр щёки. Кажется, она начинает увлекаться игрой, которую сама же для себя и придумала. Нельзя допустить, чтобы в результате она сама себя обманула.

– Жанна, у вас в Ловингарде есть книги? Я имею в виду литературу, общую для людей, эльфов, вампиров и всех остальных.

– Книги?

– Записи выдуманных или на самом деле происходивших историй, имеющих назидательное значение.

После паузы (Памве показалось, несколько натянутой) эльфийка кивнула:

– Да. В Ловингарде есть книги. Овеществлённые воспоминания, легенды и мечты в письменах... Но для слепой существование книг призрачно, – она невесело улыбнулась. – Однако, книги есть. Конечно, степень популярности и развития литературы у несхожих рас различается, притом существенно. Причём даже у эльфов она приходит в упадок. Зачем книги, если есть Дома грёз…

– Прости, если случайно сделал тебе больно. Просто я хотел, чтобы ты меня правильно поняла… Дело не в степени развитости литературы. В письменности всех народов всегда есть схожие моменты. В книгах люди – я буду говорить о людях, не думаю, что остальные намного отличаются – так вот, в книгах люди обычно решают какие-то глобальные проблемы, спасают миры и планеты, в крайнем случае – государства и народы. Чем труднее задача, тем ярче герой. И да, в книгах, как правило, добро побеждает. Счастливый конец, злодеи наказаны, вокруг всеобщее счастье и всё такое. Осуществление мечты народа. В жизни же происходит иначе. Я не герой, я всего лишь маленький человек, который хочет иметь свой собственный маленький кусочек счастья. Я не претендую на возможность хоть как-то повлиять на жизнь Ловингарда. То, что было сделано в Энрофе, получилось не из-за каких-то моих потуг, хотя я и прилагал все свои силы. Нет, изменить жизнь получилось потому, что там созрели для этого условия. Не я – нашёлся бы кто-то другой. Мне же нужно было всего-навсего отыскать дочь.

– Хорошо, что она не захотела жить здесь, с тобой.

– Ты настолько не любишь магов?

– Не в этом дело. Я… Я её боюсь. Не понимаю и боюсь. Она не просто маг…

– Что значит «не просто»?

– Ты это знаешь лучше, чем я. Она такая же, как ты. И совсем другая. Не знаю, как объяснить… Ты вот добрый, а она... Нет, нет! – подняла ладони Жанна, – она не злая! Она другая… Не думаю, что её жизнь заколдована теми. Она такая, какая есть.

– Прости, тебя трудно понять.

– Потому что я сама для себя не могу чётко сформулировать возникшее чувство… И пока ещё у меня нет понимания. Поэтому скажу как смогу. Вот ты отец, но для неё это значит очень мало. Она выросла одинокой – и вдруг ты, посторонний, который пытается теперь войти в её жизнь. Она всё понимает, но полюбить тебя по своему желанию не может. Да и никто так не сможет. И в этом нет её вины.

– Я знаю, – нахмурился Памва. – Но мать-то она хочет вытащить от Клэ?

– Допустим. Только ведь и мать значит для неё не больше, чем ты. Девочка росла одна. И тот же Фантин ей ближе вас обоих… – имя «Фантин» эльфийка произнесла с еле заметным презрением.

Памва отвёл глаза и ничего не ответил.

– Она одинока, – добавила Жанна. – И свободна в поступках. Знаешь, только одинокие свободны по-настоящему. В этом их сила и одновременно их слабость. Наверно, поэтому никто не хочет быть настолько свободным. И в этом твой шанс.

– Знать бы ещё, как этот шанс использовать…

– Реши сам. И ещё одно. Допускаю, что ты можешь примкнуть к магам. Если так, этот наш разговор станет последним.

– Да? Очень жаль. А что изменится?

– Никто, в ком есть хоть капля эльфийской крови, не станет якшаться с магом. Это противно самой природе эльфа.

– Я останусь таким, какой есть, ты же знаешь.

– Каждый сам решает, что ему впустить в себя, а от чего воздержаться. Впустивший – изменяется. Это закон. Мне жаль, но это так.

Как и было условлено, они увиделись в кафе, на втором этаже здания Министерства. Памва невольно залюбовался дочерью: ладная, подтянутая, с той особой грацией молодой женской силы, которая сводит мужчин с ума. Со стороны встреча выглядела случайной – ну, столкнулись в коридоре коллеги, отчего бы не выпить по чашечке кофе, поболтать о том, о сём, если есть время…

– Так. Я ненадолго исчезну, – единым духом выпалила волшебница. – Командировка. Вернусь – сразу тебя найду. Будь осторожен с Фантином, это хитрый лис, хотя и прикидывается простачком. Без меня ничего не предпринимай.

– Какая ещё командировка? – сдвинул брови Памва. – Ты что, не могла послать их всех к чёрту? И как теперь…

– Командировка нужна прежде всего мне, – отрезала девушка. – Вернее, нам обоим. Не бойся, я постараюсь быстро.

– Ну, раз так, – уступил Памва, – тогда, может, и я с тобой? Подсоблю, чем могу.

– Исключено. Переходы отсюда в мир людей-теней – под особым контролем. Разрешение даёт непосредственно ЦОК… Осторожней, у тебя за спиной Фантин, направляется сюда.

– О! Наша неотразимая чаровница Уирко! – приветствовал их старший гильдион. – И доблестный ар Болла, рыцарь Золотого клинка! Как приятно видеть вас здесь, в добром здравии!

Фантин явно пребывал в превосходном настроении.

– Кто это – Уирко? – не понял Памва.

– Новое задание – новое имя, – пояснила волшебница. – Просто я не успела сказать.

– Это одна из условностей нашей работы, – пояснил Фантин. – Очень удобно. По названному имени сразу можно понять, о каком периоде деятельности агента идёт речь. Вам, ар Болла, оставлено прежнее имя, поскольку пока оно ничем себя не проявило… С нашей позиции, конечно, только с нашей. Кстати, я забегаю вперёд, но вы ведь пришли предложить свои услуги? Я не ошибаюсь?

– Мне пора, – поднялась Уирко. – Оставляю вас наедине. Желаю успехов, ар. Приятно было встретиться. Прощайте и вы, старший гильдион.

Она бросила на мужчин загадочный взгляд и исчезла. Памва заметил, что вокруг их столика как-то сама собой образовалась свободная от посетителей зона. Он перевёл тяжёлый взгляд на собеседника.

– Что ж, – уронил он. – Насчёт сотрудничества вы не ошиблись. Но у меня есть свои условия…

Позже, анализируя разговор, Памва так и не смог решить, правильно ли он поступил, сделав ставку на мощь Министерства. Да, всё, упомянутое Фантином, оказалось правдой: и привилегии, и возможности. Чего стоили одни очки-определитель – в любой толпе запросто можно было распознать агента Клэ! А по предъявлении именного служебного жетона, торжественно вручённого старшим гильдионом, любая служба Города обязывалась оказывать владельцу всемерное содействие. Но обещанием реального давления на Клэ заручиться Памве не удалось. То есть конкретное его действие против любого представителя данного образования находилось бы под безусловным протекторатом, но ставить ультиматум всему конкурирующему учреждению – в том смысле, что, мол, или делайте так-то, или вас заставят это сделать – запрещалось.

– Конечно, слегка припугнуть можно, – толерантно усмехаясь, пояснил Фантин, – но на свой страх и риск. Исключительно на свой страх и риск. Ломать сложившуюся систему никто не позволит. Так что лучше обойтись без этого. Чтобы потом не выглядеть глупо.

Что ж, даже это было лучше, чем ничего. Правда, тут же пришлось и заплатить: весь остаток дня Памве пришлось сдавать многочисленные анализы и участвовать во всевозможных тестах. И это, как выяснилось, лишь предварительный этап: Министерство намерено было вытащить из него максимум информации. Какого рода – оставалось только догадываться.

Вечером, перед сном, к Памве явился Гийом. Призрак имел вид серьёзный и торжественный.

– Милорд, – церемонно, исполненным достоинства голосом произнёс он. – Год и один день истекли. Моя служба завершена.

Это явилось неожиданностью. Памва привык к основательной и надёжной, хотя и несколько занудной опеке призрака. Он свыкся, что тот в ментальном плане добротно прикрывает тыл.

– Что ж, – сказал он. – Мне жаль. Без тебя будет… ну, пусто, что ли. И ты не был слугою, ты был настоящим другом. Прости, я не могу пожать тебе руку… Но ты прав. Время истекло.

– Мне тоже жаль, – заявил призрак. – Но моё место там, в моём мире. Я буду помнить эти дни.

Памва грустно улыбнулся. Ему захотелось сделать что-то, что бы соответствовало духу минуты, причём так, чтобы не задеть гордость старого барона. Просто сказать «спасибо»? Слишком мелко. Как-никак, Айтер – дитя своей эпохи, он ожидает совсем другого. Какой знак внимания, какой подарок мог бы стать достойным символом связывающих их отношений? Внезапно его осенило.

– Благородный барон Айтер, я бы от всего сердца хотел наградить тебя за достойную службу, – проникновенно сказал он. – Знаю, что ни золото, ни драгоценности не имеют для тебя цены. Поэтому прошу принять в дар мой рыцарский меч. Ты его достоин. И пусть ты не сможешь взять его в руки, но он будет напоминать твоим потомкам о заслуженной чести и моей благодарности. Владей им, он твой.

Призрак склонил голову.

– Это станет реликвией дома Айтеров, – сказал он. – И, клянусь, ни один мой потомок не посрамит имя прежнего владельца. Но как мне доставить меч в родовой замок? И как мне самому попасть в Энроф? Я ведь могу проникнуть через Врата только с тобой.

Это соображение стало неприятной неожиданностью: отлучка никак не входила в планы Памвы и пришлась бы совсем не ко времени.

– Ты можешь немного задержаться? – спросил он. – Даю слово, дружище, я что-нибудь придумаю.

– Просьба рыцаря Золотого Клинка – закон для Айтера, – кивнул призрак. – Я останусь. Но пусть эта отсрочка будет недолгой.