Закат

ЗАКАТ

Солнце нехотя подошло к горизонту, заглянуло за кромку и ужаснулось. Да, действительно, после сегодняшнего дня выходить придётся всё меньше и меньше (день летнего солнцестояния проходил так же, как и все остальные дни).

Утром на луг пришли люди с косами, и сейчас он залился краской то ли от своей обнажённости, то ли во всем виновато было солнце. Печально улыбнувшись, оно оглянулось и медленно, не скрывая тоски от расставания, неторопливо стало уходить. Прощальный взгляд охватил слияние двух речек, в которых отражался закат, рассохшийся деревянный мостик, забытый пустынный пляж, скошенный луг и сосновый бор за ним. «Что же, до завтра», – подумало солнце, и последними длинными красноватыми лучами коснулось молодого человека, который сидел на поваленной сосне у опушки леса. «Интересно, о чём он думает», – заинтересовалось солнце, лаская его одежду и кожу небритого лица. Оно пыталось заглянуть в его глаза, но они неприветливо отражали лучи заката…

Сколько раз я видел закат, но еще ни разу он не повторился. Почему же я только недавно стал замечать это?

Красные лучи и, вначале оранжевый, а затем наливающийся кровью солнечный диск опускается за горизонт. Всё в предвкушении: ночные жители – нового дня, дневные – новой ночи и начала долгожданного отдыха. Всё живет, всё дышит. Лучи заката упираются в облака, от чего те становятся розовыми и похожими на мягкие детские игрушки. Жизнь засыпает, жизнь просыпается. В воздухе висит постепенно затихающее стрекотание кузнечиков. Рядом со мною копошатся муравьи. Они заботливо перетаскивают яйца из разрушенного упавшей веткой муравейника, наверное, не замечая всей той красоты, которая окружает их. Может это правильно – жить и делать то, что делает большинство? Но я человек, а не муравей, пусть и понял это не так давно. Мне кажется непонятным, как я жил, почему не замечал красоты мира? Скошенные травинки засыхают, превращаясь в жёсткие и сухие палки. Разнотравье и разноцветье луга сменяется серостью. Сохнущая трава напитывается теплом солнца, и над лугом повисает непередаваемо-восхитительный настой воздуха. Хочется жизни. Не той, какой ты живёшь постоянно, а чего-то необычного…

Разуваюсь и иду босиком к мостику. Кузнечики испуганно выпрыгивают из-под моих ног, доказывая мне ещё раз, кто является царём природы. Их жизнь и так коротка, чтобы погибнуть под ногами какого-то великана. Луг встречает меня медленно растекающейся дымкой, которая вскоре должна превратиться в густую пену ночного тумана.

С тихим всплеском погружаюсь в воду.

«Штаны» – нет, не мои, так называется место, неподалёку от которого стоит наша палатка. Это две речки, Донец и Нежеголь, объединяются в одну. Спокойствие одного и быстрота другой образуют что-то новое.

Невидимые руки, одни тёплые и ласковые, а другие холодные, но такие же нежные, обнимают меня. Все становится несущественным, когда отдаёшься их власти. Постепенно расслабленность, растекающаяся по моему телу, надоедает, и я резкими гребками перехожу в контрнаступление, решая, чьи воды посетить. Нежеголь, казалось бы, быстрый, на самом деле медленно тягуч перед слиянием. Может, он хотел идти своей дорогой? Этого не узнает никто.

Я плыву, мои движения разогревают мышцы, которые тут же охлаждаются противостоящим течением, мне сразу и тепло, и холодно.

Кувшинки! С ума сойти, сколько их здесь! Белые цветы – будто глаза речки, а зелёные крупные листья – это что? Не знаю.

Выходить на берег не хочется, но я все-таки выхожу, и тут же быстрыми движениями растираю себя махровым полотенцем. Заходящее солнце ласково улыбается в спину…

Именно этого мне не хватало в той, прошлой жизни, которая не вернётся уже никогда. Видимо, я потерял связь с окружающим миром тогда, когда работа, отдых перестали приносить удовольствие, и все превратилось в необходимость. Если отдыхать, то только потому, что это надо другим, я же не мог бросить дела – из-за чересчур развитого чувства долга. Но теперь всё! Я имею право жить по-другому и не задумываться над тем, что нужно другим. Всю жизнь я жил для других и получал от этого удовольствие, но событие, произошедшее недавно, изменило всё. Тогда я понял, что имею право жить для себя. С этими мыслями я возвращаюсь в наш лагерь…

Ночь сегодня пляшет, она усыпала всё небо бисером звёзд. Однажды я сравнил для себя маленькие осколки разбитого стакана на ковре с россыпью звёзд на небе, но только теперь мне стало понятно, что с ними ничто невозможно сравнить. Солнце уже не сопротивляется натиску ночи, оно точно знает, что все предрешено.

Пламя облизывает сосновые головешки. Сидеть под звездным небом и смотреть на огонь – вот что нужно, чтобы ощутить вечность, которая, к сожалению, имеет особенность быстро заканчиваться. Меня гипнотизирует не пламя, которого уже нет, а красные угли, распространяющие неимоверный жар. Они живут своей жизнью, и когда я смотрю на них, то чувствую, что что-то такое непередаваемое словами пробегает по их поверхности, и кажется, что они говорят между собой.

Ирина сидит рядом и тепло, исходящее от неё, более желанно, чем-то, что даёт огонь. Наши мысли, как это часто бывает, сплетаются, и уже нельзя различить, кто захотел первым пойти в палатку.

Комаров нет, они унеслись с ночным ветерком, и теперь стало совсем хорошо. Мы вместе залезаем в наше убежище, застёгиваем молнию палатки и… Нам достаточно того, что каждый из нас знает – другой рядом, причём не просто знает, а чувствует всем своим существом.

Любовь пришла внезапно, когда казалось, что весь мир разрушился, наверное, так оно и бывает, когда чёрная полоса прерывается белой…

Майский, удивительно тёплый вечер, и я, идущий по парку. Тропинка, проложенная вечно спешащими людьми, ведёт меня наикратчайшим путём. Иду, наслаждаясь прогулкой. Небо разрезано на два куска, один справа от меня и там уже ночь, другой слева и там ещё день. Странное гудение земли сменяется жужжанием, и какое-то насекомое проносится перед моим лицом. Эти странные звуки нарастают, и вокруг меня всё с большей частотой проносятся жуки, так что мне приходится остановиться. Но все же это не помогает, и один из них, наверное, самый нерасторопный, врезается в меня. Наклоняюсь и поднимаю его. Майский жук, оглушённый неожиданным препятствием, постепенно приходит в себя, и тут же начинает исследовать мою ладонь. Расправив жёсткие надкрылья, он взмывает именно с тем жужжанием, которое окружает меня. Я останавливаюсь и слушаю эту жизнь, которая должна закончиться в конце месяца. Рядом только громадное спиленное дерево, на котором сидит девушка. По пути к нему в меня врезается ещё пара-тройка мессершмитов насекомого мира. Сажусь рядом с девушкой.

Тишину нарушает жужжание и нелепые полеты этих, казалось бы, неповоротливых насекомых, но cкаждым мгновением становится всё тише. Через какое-то время ночная тишина воцаряется с неспешной уверенностью. Видимо, с аэродрома жизни взлетели все машины.

Я поднимаюсь, и вместе со мной поднимается девушка. Мы поражены тем, что у нас обоих возникло одинаковое желание. Я знаю, что завтра на этом месте мы увидимся снова, и с этой, непонятно откуда взявшейся, уверенностью мы расходимся по извилистым дорожкам в разные стороны…

Воспоминания как трясина. И если появилось одно, то следом за ним обязательно последует другое, и так до бесконечности. Перед моими закрытыми глазами всё чётче и чётче вырисовывается картинка, после которой моя жизнь изменилась…

Белоснежная зима, белое здание больницы, обречённость, с которой я поднимаюсь по истёртым ступеням, все это заканчивается внезапно, и совсем не так, как хотелось бы мне. Дорога жизни приготовила мне тупик, только вот непонятно где и когда…

Но сейчас всё это не важно, потому что со мной та, с которой я готов разделить последние дни моей жизни, пусть она и не знает этого.

Интересно, о чём она думает…

Странная штука жизнь. Тусовки, дискотеки, бары, ночные гулянки. Неожиданная развязка погони за любовью. Эта гонка, казалось бы, окончена, потому что на моем пути встала смерть, но, с другой стороны, если бы не она, то есть смерть, я бы не поменяла свой образ жизни, и мы бы никогда с ним не встретились…

Он ничего не узнает, до самого моего конца, вот в чём я поклялась сама себе. Может, это жестоко по отношению к нему? А не жестоко знать, что должна умереть и влюбиться?

Последние лучи цеплялись за горизонт с жадной надеждой продлить день, но на земле, как обычно, воцарилась ночь.