Кайназар
Глава 1
Кража
Вам знакомо это ощущение? Вы спросите меня – какое? Я отвечу задумчивым голосом, словно вспоминая что – то давно прошедшее – ощущение чего – то хрупкого в ваших руках: керамической вазы, стеклянного стакана? Посещала ли вас мысль о том, что в ваших руках чье – то творение, воплощение гениальной мысли одного человека или группы людей? Задумывались ли вы о том, что всего лишь одно неловкое движение вашей руки уничтожит часть чьей – то души, жизни или все это вместе?
Задумывались? Да? Очень хорошо. Идем дальше.
В роли хрупкого предмета может выступать чья – то жизнь, наполненная, как сосуд, радостью и печалью, страданиями и надеждой, любовью и ненавистью.
А кто же держит эту жизнь, этот хрупкий предмет? Бог? Я отвечу – да. Но не он лично стоит с молотом в руке перед наковальней и разбивает людские судьбы подобно белке, раскалывающей орехи. Нет. Он вручает этот молот пороймелочным и алчным людям, дабы они преподали человеку какой либо урок. Кругозор таких людей порой настолько узок – деньги – выпивка – секс – наркотики – власть. Увы, моральное насыщение давным – давно уступило место материальному. Но Богу видней, и размышлять над этим не стоит. После такого удара можно заново собраться, «склеиться» или так и остаться лежать на земле грудой блестящих, но все – таки осколков… Это наш выбор. Мы можем склеить вазу или выбросить то, что от нее осталось. Но это мы. Ваза не может выбирать.
В нашей истории все началось с удара Божественного молота.Его держателем был вор. Этот вор помог одному молодому человеку из города Алматы встать на путь очищения своего Зеркала, имя которому – Душа…
Типичное рабочее утро понедельника. По улице Жубанова снова едут автомобили, загрязняя и без того несвежий воздух. По тротуарам ходят люди – уставшие, невыспавшиеся.
Таким же усталым выглядел и юноша по имени Кайназар, что шел по верхней стороне улицы в сторону супермаркета «Small», в котором он уже некоторое время работал кассиром.
Внешность у него была подобна внешности саков до монгольского нашествия: слегка смугловатое лицо, светлые волосы и глаза цвета небесной лазури. Кайназар одевался просто: старая футболка, драные джинсы, поношенные кеды и старенькая отцовская кепка.
Юноша не снимал кепку даже стоя у кассы – он считал ее своим талисманом удачи и оберегом от различных недоразумений на рабочем месте. Начальство не возражало. Парень работал день и ночь, чтобы принести домой больше денег для больного отца.
Галымжан, отец Кайназара, десять лет своей жизни отдал шахтам Караганды. За хорошую работу он получил новую квартиру в одной из многочисленных хрущевок Алматы, куда и переехал. После этого молодой шахтер познакомился с журналисткой по имени Мария, которая приехала вКазахстан из России – снимать репортаж о казахской культуре. Между ними пробежала искра, и начался роман. Галымжан переучился на сварщика, и вскоре у молодой пары появилось маленькое чудо – малыш Кайназар.
Отец трудился, а Мария писала на дому статьи для газет и воспитывала сына,по вечерам проводила время с уставшим мужем, угощая его то вкусным борщем, то бешпармаком, то пельменями. Перед сном Мария и Галымжан обсуждали разные темы, в том числевопросы религии и веры. Галымжан был воспитан коммунистами, и порой он откровенно богохульствовал в этих беседах, не зная, чем он за это заплатит. Мария мужа любила и молилась за него, прося Бога о просветлении его ума.
Время все шло, и вроде бы ничего не предвещало беды. Кайназар на «отлично» учился в школе, а также подавал большие надежды в футболе.
Но однажды глава семейства не пришел домой в семь часов вечера и не сел за стол ужинать с любимой женой и сыном: позвонил дежурный врач городской больницы, и слова его навсегда унесли гармонию и покой из этой семьи:
- У вашего мужа латентная фаза туберкулеза. Я сожалею.
Все рухнуло в один момент. Галымжан стремительно увядал, несмотря на все лекарства. Однажды, лежа в постели и тяжело кашляя, Галымжан поманил к себе сына дрожащей рукой и снял со своей стремительно седеющей головы кожаную кепку, посмотрел на нее взглядом, полным печали, и протянул удивленному Кайназару:
- Бери ее. Теперь эта кепка твоя. Она была со мной всю мою жизнь. Пусть она напоминает тебе обо мне. Помни меня бодрым и работящим мужчиной, хорошим отцом и примерным семьянином. И сам будь таким.
После этих слов искренняя улыбка появилась на лице больного.
Кайназар помнил эту улыбку всегда. Сейчас стоя за кассовым аппаратом, он был поглощен своими воспоминаниями. Монотонные щелчки, свидетельствующие о пробитых товарах, не смущали юношу: он работал автоматически, как робот, в которого программой заложена одна-единственная операция. Лишь изредка он обращался к покупателям будничным тоном:
- Здравствуйте. Спасибо за покупку. До свидания.
Остальные кассиры поражались замкнутости молодого человека. Они постоянно шутили между собой, рассказывали новости друг другу в перерывах между покупателями, а Кайназар этого не делал. Когда его спрашивали – почему, он отвечал:
- Я не имею права.
Однажды молодая кассирша, которая каждый день фотографировала себя для социальной сети Инстаграмм, в ответ на эту фразусказала страшные слова:
- Да сдай ты своего старика в дом престарелых. Он свое отжил. Иди в клуб, купи коктейль и расслабься.
Кайназар очень любил своего отца и счел такие слова святотатством в его отношении. Но на Зеркале появилось пятно…
Кайназар, как обычно, поправил кепку на голове и начал пробивать товары очередного покупателя: отборная говяжья вырезка, перепелиные яйца, моцарелла и ящик водки «Белуга».
«Разве сегодня праздник?» - подумал юноша, вспоминая, какой нынче день. Убедившись, что сегодня обычный рабочий понедельник, он по какому-то совершенно чуждому для него наитию решил узнать, по какому поводу намечалось такое застолье:
- У вас новоселье? Или к вам приехал старый друг?
- Новоселье,да, - сиплым голосом ответил неприветливый покупатель, давая знать, что он не хочет говорить.
Кайназар мельком взглянул на него: неприятная небритая физиономия, насупленные брови, дырявая футболка и грязные брюки. Кассир увидел все, кроме складного ножа в правой руке этого страшного человека.
Пока парень распечатывал чек, оборванец за считанные секунды сложил все в пакет и дал деру.
- С вас… - начал Кайназар, но впал в ступор, увидев перед собой пустое место.
Из состояния оцепенения парня вывели крики двух охранников у входа в супермаркет:
- Держи вора! Держи!
Вор моментом сбил охрану с ног и резанул ножом по руке одного из мужчин, когда тот вцепился в штанину грабителя. Второй охранник поспешил к раненому коллеге и перевязал ему руку носовым платком из нагрудного кармана.
Кайназар кинулся вдогонку, но замер на пороге магазина: вор запрыгнул в старенький «Жигули», за рулем которого сидел его сообщник с таким же некрасивым лицом и в грязной одежке. Оба подельника ухмылялись, думая о грядущей пирушке. Вот они – людские преподаватели, мчащиеся вдаль под модный хит сезона из автомобильных колонок. Бедный мальчик, с которым произошло все вышеописанное, стоит сейчас, опираясь на стену, и плачет. Сосуд разбился.
Глава 2
Надежда
Весь остаток дня Кайназар проработал молча, со страхом в груди ожидая вечернего визита к владельцу супермаркета. Остальные кассиры сочувственно глядели на юношу, понимая, что завтра, возможно, его рабочее место займет более ловкий и внимательный продавец.
Кайназар снова думал об отце, что лежит сейчас в замызганной коммуналке, отрывисто кашляет, содрогаясь всем своим телом, что когда – то было крепким и здоровым, а сейчас представляло собой всего лишь оболочку, жалкую тень прошлого. Стыд за свою неусидчивость поразил Кайназара в самое сердце, но в то же время всплыли вголове слова маленькой инстаграммщицы: «Может, действительно, отправить отца в пансионат, да пусть там за ним смотрят. Вокруг меня вертится жизнь… Я всегда хотел хорошо выпить, затянуться ароматным дымом кальяна, обнять фигуристую красавицу в каком-нибудь кафе… Столько девушек смотрит на меня каждый вечер, когда я иду домой…»
В ту же секунду висок мальчика заболел, а в глазах помутилось… Кайназар списал это на сегодняшний стресс и продолжил работу.
Вот стрелка часов остановилась на цифре шесть. Вздохнув, голубоглазый потомок саков с опущенной вниз головой покинул ставшее уже привычным рабочее место и направился в кабинет начальника. Никто из коллег не пожелал ему удачи в нелегком разговоре, не поддержал ни улыбкой, ни взглядом. Они боялись лишиться работы.
Мысли в голове Кайназара сплелись в сплошной воспаленный клубок, мешая сосредоточиться и подобрать нужные слова.
Шеф сидел за столом – толстый, с лоснящимся от жира и пота лицом и противными поросячьими глазками. Он с явной неохотой заполнял требующиеся документы, привыкший сидеть, ничего не делая, и получать за это деньги.
- Мырзахан Мырзахметович, - дрожащим голосом обратился к шефу Кайназар, - к вам можно?
Засопев, как паровоз, Мырзахан Мырзахметович с трудом оторвал свой зад от кресла и взглядом, полным неприязни, посмотрел на возмутителя своего спокойствия:
- Не Мырзахан Мырзахметович, а Мырза-ага. Это раз. А два – ты уволен. Глаза в пол опустил. Значит, понимаешь, что виноват и не будешь закатывать мне бессмысленных истерик. Если я тебя не уволю, то уволят меня. Ничего личного. Бывай.
Обычно спокойный юноша внезапно закипел: он почувствовал, что внутри негоначинает сжиматься стальная пружина несправедливости. И если она распрямится за пределами кабинета, то парень будет недоволен. У Кайназара не только внешность была как у сака. В школе преподаватель по физкультуре поставил удар будущему кассиру. Резкий бросок, и сжатый кулак вписался в толстую щеку теперь уже бывшего шефа как влитой. Начальник супермаркета пошатнулся, и секунд пятьбезмолвно сверлил обидчика взглядом.
- Пошел вон. Расчета не будет. Ты сам стащил его у себя из под носа…- сдавленным от возмущения голосом просипел Мырзахан Мырзахметович и медленно упал обратно в кресло.
Все. Разговор окончен. Кайназар молча вышел из кабинета и направился к выходу. Бывшие коллеги молча собирали свои вещи и уходили. У них свои проблемы. Завтра на место Кайназара, вероятно, придет новый кассир, так есть ли смысл жалеть старого?
Но юноше было все равно. Он сел на ближайшую скамейку и оцепенел от горя и от своей глупости. Зачем было бить шефа? Какой смысл? Кайназар сам ухудшил свое и без того невеселое положение. На землю упала предательская слеза…
Над славной Алматой сгустились тучи и подул порывистый ветер. Он грустно завывал под крышами домов, словно одинокий горный волк. Кайназару хотелось выть в унисон холодному воздушному потоку, хотелось превратиться в белый лист бумаги и унестись далеко-далеко на крыльях ветра.
Яркая вспышка озарила небо – сверкнула молния. А следом за ней цокотом сотен копыт прозвучал грозный громовой раскат. Небо заплакало.
Кайназар тоже заплакал, дав волю чувствам. О, если бы он был чуток умнее, то расчетных денег хватило бы на какое-то время, и можно было бы найти новую работу… Куда делось его воспитание? Растворилось в гневе, как сахар в чае.
Прохожие бежали мимо несчастного, спешили домой, к теплому семейному очагу. Но не все…
- Здравствуй, сынок.
Юноша поднял голову. Перед ним стоял старик. Мало ли стариков в этом чудесном городе? Но этот был особенным. Он присел рядом.
- Дедушка, здесь же мокро! – взволнованно сказал Кайназар, переживая за здоровье незнакомца.
- Пустяки. – ответил аксакал в белом национальном чапане и шапке. Он положил свою крепкую ладонь на плечо уволенного кассира и с какой-то необычайной уверенностью в голосе заговорил:
- Умылся слезами и хватит. Тебя уволили несправедливо, мальчик мой, и я это знаю. Знаю я и то, что ты не желаешь зла плохим людям, из-за которых ты сидишь здесь и плачешь. Эти твои мысли благородны и достойны похвалы, а вот рукоприкладство и крамольные думы об отце были излишними…
Юноша почему- то очень внимательно слушал незнакомого и совсем не по погоде одетого старика. Черные, как ночь, глаза аксакала излучали теплый свет доверия, и тревога, в другой ситуации бы точно поселившаяся в душе Кайназара, просто отсутствовала. Да и голос у незнакомца был тихим и приятным.
- Я очень люблю своего отца. После смерти мамы ему стало гораздо хуже. Мне пришлось продать нашу трехкомнатную квартиру и поселиться в коммуналке неподалеку. Папа жив только благодаря лекарствам и вере в меня. Нет бы пойти к врачам, лечь в тубдиспансер… Но нет. Он предпочел медленно умирать у меня на шее, отсрочивая неизбежное дорогими таблетками!
- Отца ты не имеешь права осуждать и тем более называть его балластом для себя, - сдвинул брови старик, - а в Бога твой папа верит?
Кайназар лишь горько усмехнулся:
- Вам ли не знать, что в советское время всех людей с раннего возраста воспитывали атеистами… Отец не верит, а мама верила, в церковь ходила. Я и сам стараюсь верить, но в такие моменты это трудно…
- Ну да, ну да, - бормотал аксакал под нос и рылся в карманах своего чапана.
Наконец неизвестный извлек оттуда визитку и протянул ее юноше:
- Держи. Поработаешь пока у меня. Зарплата хорошая, начальство не хамит.
- Но что я скажу отцу?
- Говорить ничего не надо. Приди домой, как обычно, сделай свои дела, умойся и ложись спать. Обязательно помолись Богу перед сном и попроси прощения за то, что ударил своего бывшего начальника и за то, что родного отца хотел бросить! – назидательно сказал старик и медленно встал со скамейки, не обращая внимания на дождь и недоумевающих прохожих, снующих мимо.
«Больной дедушка…» - думали они, глядя на промокший чапан и шапку.
- Спасибо! – крикнул Кайназар аксакалу сквозь шум дождя. Тот весел улыбнулся и в буквальном смысле растворился в воздухе, когда юноша побежал домой…
Глава 3
Вечер семьи
Около подъезда восьмого дома сидел соседский кот и терпеливо ждал, пока кто-нибудь выйдет из дома или войдет в него.
Этим «кем-нибудь» оказался Кайназар, достающий связку ключей из кармана своих джинс.Он поднес домофонную таблетку к двери и открыл ее. Под неприятные звуки домофона кот медленно и грациозно прошагал внутрь и помчался по лестнице.
Кайназар быстро поднялся на пятый этаж, предварительно остановившись на третьем и позвонив в дверь хозяина кота. Съемная квартира всегда была закрыта снаружи, чтобы Кайназарили скорая помощь могли в нее попасть, если с Галымжаном что-то произойдет. Юноша потихоньку открыл дверь и скользнул внутрь.
Его отец лежал на диване и спал, тяжело дыша и периодически ворочаясь. Лицо мужчины было покрыто сеткой преждевременных морщин и выражало в себе глубокую печаль, которую он прятал, когда бодрствовал.
Да, он улыбался, когда видел Кайназара. Он смеялся, когда хотелось плакать от боли. Он был настоящим мужчиной, хоть и местами со скверным характером.
Кайназар постоял на пороге отцовской комнаты и вновь поразился его внутренней стойкости, приобретенной в карагандинских шахтах и не утраченной до сих пор. Хотя периодически это стойкость превращалась в баранье упрямство.
Все удобства квартиры были сконцентрированы вокруг больного Галымжана: телевизор, микроволновка, ноутбук и добротный журнальный столик с разбросанными на нем газетами. Отец мальчика очень любил читать и не хотел читать и не хотел выпадать из информационного пространства, пораженный туберкулезом.
Кайназаржил на кухне, обставленной просто и скромно: плита, советских времен холодильник, раковина, стол и стул. Здесь парень готовил ужин в виде куриного супа или завтрак – жареную картошку с яичницей.
Ели за журнальным столиком отца. Посуду Кайназар мыл ночью, чтобы не раздражать папу шумом воды.Вещей у семьи было мало: они все помещались в старинный казахский сундук, который Галымжан давным-давно купил на блошином рынке.
Стирал одежду Кайназар в ванной своими руками. Лишь единственную вещь он доверял химчистке – отцовский выходной костюм. Несмотря на то, что отец и сын часто ссорились, когда речь заходила о лечении у врачей и религии, юноша в глубине души искренне верил, что Галымжан снова выйдет в люди – здоровым и жизнерадостным.
В этот вечер Кайназар почему-то решил сварить пельмени. В морозильнике как раз лежала одна упаковка от фирмы «Беккер». Только эта контора выпускала пельмени, похожие по вкусу на те, что когда-то готовила Мария, мать Кайназара.
Высыпав содержимое пачки в кастрюлю с кипящей водой и все тщательно перемешав, мальчик наконец разделся и достал из джинсового кармана визитку, полученную от таинственного аксакала. На ней красивым почерком было написано: «Музей Джамбула». На обратной стороне визитки Кайназар прочел адрес: «Алматинская область, Жамбылский район, село Жамбыл, улица Жамбыла 1.
Растерявшись, Кайназар бросил визитку на стол и спросил себя:
- Почему я поверил ему?...
Из соседней комнаты донесся стон – это Галымжан перевернулся на другой бок. И это было ответом.
- Село Жамбыл… Так далеко… - бормотал Кайназар, помешивая пельмени в кастрюле, - но попробовать все же стоит… Эх, старик-то был прав. Как я мог так думать про папу?Позор…
В квартире запахло едой. В животе у мальчика заурчало. Поборов желания приняться за пельмени без отца, парень посолил бульон и отнес кастрюлю в его комнату.Кайназар зажег в комнате свет, поставил пельмени на стол, достал две ложки, два стакана и бутылку «Пепси». Отец и сын очень любили эту газировку. Лишь шипящий звук из-под крышки этого напитка мог примирить казахских Базарова и Кирсанова.
Бывший шахтер медленно открыл глаза и, тяжело прокашлявшись, улыбнулся:
- Пельмени?
- Да, как ты любишь.
Галымжан шумно вдохнул ароматный запах бульона и сказал:
- Приятного аппетита.
Ели прямо с кастрюли – с общего блюда, по-казахски.
Кайназар справился о здоровье отца и спросил, чем он занимался весь день.
- Здоровье у меня, как у быка, ты же знаешь. Не своди брови, на сову похож становишься. И не заикайся про тубдиспансер. Не хо-чу. И не буду. Днем я с большим удовольствием посмотрел передачу о новыхкурганах, найденных в Восточной Казахстане. Так увлекся, что забыл пообедать!
Галымжан с таким возбуждением говорил об этом, что Кайназару на одно мгновение почудилось, будто перед ним сидит абсолютно здоровый и веселый человек, а не тяжелобольной мужчина, медленно умирающий в четырех стенах. Но мираж был развеян очередным приступом кашля.
- Ты таблетки сегодня пил? – обеспокоенно спросил юноша.
- Да, сынок, да. Их хватит до конца недели…
- Ты бы хоть раз сходил в мечеть или в церковь. Куда тебя больше тянет… Дух укрепишь, а там и тело следом.
Галымжан посмотрел на сына, как на сумасшедшего:
- Да ну тебя. Никакие свечки или сложенные лодочкой ладони не помогут, если на роду написано черным по белому – смерть. Смирись ты уже.
Поужинав, отец и сын уже пожелали друг другу спокойной ночи, как вдруг возник вопрос:
- Как дела на работе?
В воздухе повисла неловкая тишина. Кайназару неожиданно захотелось заплакать и рассказать отцу про ситуацию в супермаркете. Но от этого поступка юношу уберег аксакала, возникший из ниоткуда за спиной Галымжана. В голубых глазах Кайназара можно было прочесть испуг и удивление. Но эти эмоции сменились спокойствием, когда в его голове зазвучал тихий голос старца:
- Скажи ему, что все хорошо. Улыбнись. Затем помолись и иди спать.
Старик растворился в воздухе, а Кайназар ответил на вопрос отца с улыбкой на лице:
- Все нормально, папа. Не переживай.
Оба разошлись по комнатам. Галымжан, лежа на диване, все еще видел перед собой лицо своего сына и озерного цвета глаза:
- Надо же, обычно всегда угрюмый ходит, а тут улыбнулся… Красавец! – прошептал он и уснул.
Кайназар же сделал так, как велел дух: встал перед образами и прочел вечерние молитвы, попросив в конце у Господа Бога помощи в работе на новом мистическом месте.
С чувством выполненного долга юноша лег в кровать и быстро заснул.
Глава 4
Путь
Утро застало Кайназара на автовокзале «Саяхат». Вокруг было мало людей: в такое время далеко не всякий сможет не то что приехать сюда, но и просто открыть глаза, лежа в своей постели. Потомку саков это удалось. «Повезло, что народу немного и жары нет. Иначе было бы тяжко…» - думал Кайназар, ожидая водителя возле автобуса. Другие пассажирвы тоже ждали и думали точно так же.
Да, в летний день район Саяхата – это одно из самых жарких и многолюдных мест в Алматы. Сравнится с ним по этим показателям могут только барахолка и рынок «Алтын Орда». У этих трех мест есть пара общих черт – это многочисленные киоски с манящей надписью «САМСА» и разнообразие людей, находящихся там. Сборная солянка.
Но у автовокзала «Саяхат» все – таки имеется преимущество – искусственное озеро «Сайран», расположенное неподалеку. К нему легко можно спуститься с улицы Толе Би и пройтись по песчаному берегу между железных зонтиков, защищающих посетителей от солнца. Но что толку от простого хождения вдоль берега озера? В нем ведь можно искупаться, но соблюдая осторожность и не заплывая за буйки. Или можно взять в аренду катамаран и доплыть на нем до середины озера. Зачем? Чтобы лицезреть перед собой величественные массивы Заилийского Алатау – эти строгие, каменные, все в морщинах лица, увенчанные тяжелыми снежными шапками…
Смуглый мужчина средних лет неспешноподошел к автобусу и спросил:
- Все до Узын – Агаша едут?
Кайназар и другие люди кивнули, слегка поморщившись, потому что от водителя сильно пахло шашлыком и луком.
- Жарайды тогда, - улыбнулся шофер, - кеттык!
Все быстро расселись по своим местам и занялись своими делами: кто – то продолжил прерванный утренний сон, кто – то стал слушать музыку, а кто – то начал жевать свежую самсу с курицей и запивать ее сладким горячим чаем с молоком из пластикового стакана.
Кайназар смотрел в окно и не мог понять: что ему придется делать на новой работе? Чем он, юнец из плоти и крови, сможет помочь духам из иного мира? Парень был на сто процентов уверен в божественности происходящего и всей душой верил старцу в белом халате.
Еще при жизни Мария учила своего сына верить в Бога и в чудо в любой, даже самой плохой жизненной ситуации. И Кайназар верил. По крайней мере сейчас.
Размышляя об отце и своей новой работе, юноша задремал, но серез несколько мгновений он широко открыл свои голубые глаза:из передней части доносились звонкие переливы чьей-то домбры. Она то хохотала, дразня своим бойким ритмом, то рыдала, словно опытная плакальщица на похоронах жадного бая. Порой дека домбры превращалась вмаршевый барабан, призывающий всех вокруг вскочить на коня и помчаться защищать Родину с саблей в руках от вероломного джунгара, например. Но внезапно домбра на мгновение замолкла, а затем чьи – то невидимые пальцы снова коснулись струн, и в автобусе зазвучала новая спокойная мелодия. Она напоминала течение тихой реки в степной долине: вот мальчик пастух гонит стадо коров к воде, а недалеко от нее стоит маленькая юрта опытных табунщиков, которые отдыхают в ней перед ночным дозором…
Слушая домбру, Кайназар мельком поглядывал на других пассажиров: а не слышат ли они эту виртуозную игру? Но нет. Чарующие звуки инструмента, казалось, еще глубже погружали окружающих в их собственные, неизвестные мысли…
Вот уже показался узынагашский базар – шумный и большой. По краям дороги – овощные лавки, слышна казахская речь вперемешку с русской.
Но автобус не остановился. Он проехал через базар и поехал туда, куда нужно было ехать лишь только одному человеку – Кайназару. К дому – музею знаменитого казахского поэта – Джамбула Джабаева.
Никто из сидящих в автобусе не обратил внимания на смену маршрута, да и сам водитель ехал, словно зачарованный. «Неужели домбра загипнотизировала их?» - размышлял Кайназар, пытаясь вникнуть в суть происходящего. Переливы казахского народного инструмента затихли. Автобус мчал по трассе, рассекая, словно железный конь, бескрайниепросторы. Зелень холмов постепенно переходила в приятную глазу синеву неба. Солнечный диск был подобен драгоценному камню, оправой которому был нежный голубой метал. На лугах пасся скот. Пастухов не было видно. Глядя по сторонам, юноша из Алматы вдруг понял, какой красоты лишились городские жители, собственноручно заключившие себя в железобетонные и стеклянные коробки.
Автобус остановился. Но ни пассажиры, ни водитель не шевелились. Кайназар тоже застыл в ожидании, не зная, как быть.
Вдруг дверца автобуса со скрипом открылась, и уже знакомый старец в белом чапане вновь предстал перед Кайназаром, опираясь на трость:
- Чего сидишь, птенчик? Тебя уже ждут. – старик ласково улыбнулся при этих словах, от него повеяло теплом.
«Птенчик» быстро вылез из машины и учтиво поздоровался.
Аксакал медленно кивнул Кайназару, а затем с легкостью захлопнул дверцу автобуса и стукнул по ней своей тростью. Мотор снова взревел, и, развернувшись, рейсовый автобус «Алматы – Узын – Агаш» уехал…
Глава 5
Пять старцев
Кайназар недоуменно смотрел вслед автобусу и решил разобраться в поизошедшем:
- Почему никто из них не возмутился? Ведь к музею было нужно только мне…
Старец хитро улыбнулся и погладил свою белую бороду:
- А это секрет, балам. Скажу только, что смена маршрута не принесла никому вреда.
- И еще… В маршрутке я один слышал домбру…
- Ааа… И как тебе?
- Я никогда не слышал такой виртуозной игры. В школе одноклассник играл на домбре, и тогда мне казалось, что он – виртуоз… Но после услышанного могу сказать, что я глубоко ошибался.
Старец просиял и на секунду Кайназару показалось, что и помолодел:
- Не разучился я еще играть!
Пара как раз проходила мимо памятника Джамбулу, который здесь поставили недавно. Кайназар застыл, как вкопанный, и уставился на аксакала, лихорадочно размышляя. Старик же разглядывал лицо памятника и одобрительно кивал головой:
- Получилось похоже, да. Местами даже красивее меня настоящего, хех.
При этих словах земля чуть не ушла из под ног у юноши, а в голове прояснилось, как будто все предыдущее время Кайназар был пьян. Он тихо спросил:
- Вы – Джамбуд Джабаев? Тот самый? Но как?...
Джамбул, казалось, стал выше, его согнутая годами спина выпрямилась, а в глазах, до этого наполненных хитростью и таинственностью, появилась серьезность и необычайная острота:
- Смерть – это лишь дверь в другую жизнь, мой мальчик. Я рад, что ты наконец меня узнал. Приятно осознавать, что спустя почти век я еще кому-то интересен.
- А как же иначе! Ваш дом сделали музеем, в городе есть библиотека, носящее ваше имя… - начал перечислять юноша.
Джамбул поднял ладонь:
- Да знаю я, знаю. Мне приятно такое увековечивание, но вдвойне приятно, например, знать, что у тебя рядом с кроватью лежит томик моих стихов, и что твой отец нет-нет да и откроет его разок другой, когда тебя нет дома…
Лицо Кайназара залило краской, а дыхание перехватило от таких подробностей, известных знаменитому акыну.Галымжан все время говорил сыну, что поэзию не жалует, что он всецело принадлежит прозе. А тут вон как, оказывается. Джамбул снова погладил свою белую бороду и медленно произнес:
- Чужая душа – потемки, да. Но не душа родного и близкого человека. В глубине души ты не раз думал о том, что твой отец любит стихи, но не хочет, чтобы кто-то знал о его лиричной стороне… Да. Твой отец думает, что он такой же твердый и неприступный, как уголь, который он когда-то добывал. Но уголь сгорает в печи под напором пламени. А твой отец – под напором болезни. Твой отец очень хочет жить, сынок. И он будет жить, но перед этим ты, а затем и он должны измениться. – Джамбул снова улыбнулся и зашагал в сторону одного из домиков, стоящих неподалеку, в тени высоких елок, дарящих посетителям спасительную тень в знойные летние дни.
Кайназар шел следом за поэтом, любуясь при этом дивной природой – елями, яблонями. \воздух здесь был намного чище городского и легче. Скамейки вдоль аккуратных дорожек, выложенных камнем, изящные стелы с цитатами знаменитых писателей о Джамбуле – Алексея Толстого, Михаила Шолохова, Ромена Роллана… Красота природная удивительным образом соединялась здесь с красотой рукотворной, человеческой.
- Поселиться бы здесь навсегда… - сказал Кайназар, остановившись перед дверью в домик.
- Да, красота необыкновенная! – с благоговением сказал Джамбул, осматривая свой бывший сад, принадлежащий теперь независимому и молодому государству.
Джамбул резко развернулся к Кайназару и властно проговорил:
- Спиной ко мне повернись.
Юноша молча повиновался и закрыл глаза в ожидании.
Акын тоже сомкнул свои глаза и быстро зашептал Фатиху – первую и главную суру Корана, священной книги мусульман. При этом он размахнулся своим посохом и как следует ударил Кайназара по спине. Тот вскрикнул от удивления и боли:
- А это еще зачем?!
Джамбул облегченно вздохнул, поправил на голове лисью шапку и сказал:
- А ты перед собой посмотри.
Кайназар медленно открыл глаза, и в его груди перехватило дыхание, потому что перед ним в плавало в воздухе маленькое черное облачко, источавшее, как показалось парню, сплошной негатив.
- Что это?
- Страх твой, мысли плохие, переживания по поводу и без… - спокойно ответил акын.
- Не понял.
- Все будет хорошо, не забивай голову.
- А почему это облако не исчезает?
- Своей молитвой я из тебя страх – то выбил, а ты сам от этого страха в голове избавился?
Кайназар все понял. Даже с помощью высших сил невозможно избавиться от каких – то проблем, если сам не готов измениться внутри себя. Глубокий вдох, медленный выдох, полное слияние с окружающим миром…Кайназар почувствовал, что земля будто бы уходит у него из под ног, тает, словно сливочный рожок на солнце. Но внутренний голос сказал: «Так надо.»
Перед голубыми глазами проносились кадры кинохроники, но не современной, а древней, как мир… Вот обнаженная женщина кусает яблоко, вот рушится огромная башня высотою почти до небес, вот старик ведет за собой большое количество людей через пустыню, а вот на одинокой горе воздвигают кресты…
«Библейские сюжеты!» - воскликнул в дуще кайназар. При этом вслух мальчик начал читать «Отче наш».
Когда он закончил, видения прекратились. Но вдруг над головой Кайназара раздался голос, - такой же древний и таинственный, как и видения, полный вселенской мудрости и печали за человечество. Голос читал ту же молитву, что читал Джамбул над Кайназаром мгновением раньше.
Постепенно появилась и картинка: древний город – песчаные дюны кругом и седобородый старик в центре этого города, сложивший руки лодочкой перед лицом и взывающий к небу, взывающий к Богу…
- Аллаху Акбар! – заключил старец и поклонился до земли. Какйназар сделал то же самое и тихо повторил фразу.
Своими длинными светлыми волосами Кайназар касался земли, а жар пустыни бил в лицо раскаленным кулаком, обжигая молочного цвета кожу…
- Мальчик мой, все хорошо? – осторожно осведомился Джамбул, возвращая юношу из глубин прошлого.
- Да, - свободно выдохнул Кайназар. Он чувствовал себя так, будто с его рук и ног сняли тяжелые и громоздкие цепи, и теперь можно взмыть к солнцу и парить, словно орел – свободно и грациозно!
- Тогда входи, тебя ждут.
Акын открыл дверь, и два спутника вошли…в юрту. В настоящую казахскую юрту с большим шаныраком, с очагом в центре и большим казаном над ним, в котором кипело мясо… Пол был устелен кошмой, а стены украшали волчьи шкуры.
Вокруг казана сиделочетыре человека. Один из них, самый молодой, резво набрал в две большие пиалы бульона, отрезал ножом кусок баранины и пригласил пришедших к дастархану. Пока все наслаждались пищей, Кайназар изучалсидящих рядом людей.В каждой персоне он чувствовал необычайную зрелость ума, силу воли и спокойствие, присущее титанам. Хотя нет. От одного из них исходил гнев. Но гнев горький, вынужденный, поучительный. Этим одним был Кайназар – знаменитый казахский батыр из рода шапырашты, очень, очень прямолинейны человек, который мог говорить правду в глаза хоть хану, хоть русскому генералу. Высокий, в шапке, отороченной мехом. В глаза сразу бросались ярко выраженные скулы и ухоженная бородка, а также черные глаза, сверлящие насквозь, видящие каждый сантиметр человеческой души. В больших и сильных ладонях батыр Кайназар держал пиалу и пар, исходящий от нее, придавал лицу этого до боли справедливого человека еще большую грозность.
Рядом с Кайназаром-старшим сидел аксакал Суюнбай – степной акын и учитель Джамбула. Степенно сложив руки на груди, он смотрел на мальчика с нежностью, присущей отцу, который смотрит на любимое дитя. Белая борода до пояса, голубой камзол с казахскими орнаментами усиливали ауру покоя, исходящую от этого человека. Да, Суюнбай мог осудить и сказать правду, но он делал это спокойно и медленно, не впадая в ярость.
Следующим был Туктыбай – казахский баксы, целитель. Сидя перед очагом в красной рубахе и черной шапке, он дремал, опустив голову на грудь. На коленях у него покоился кобыз, ожидающий, когда мудрый хозяин ударит по струнам смычком и воплотит свои мысли в пронзительном и громком звуке.
Замыкал четверку молодой бий Сарыбай, ранее позвавший гостей за стол. Меткий стрелок и опытный наездник, честный судья.Он деревянным черпаком помешивал мясо.
Юноша был изумлен: кто эти люди? Зачем Джамбул привел его к ним? Что сейчас будет?... И почему от человека с пиалой исходит такой гнев?
Когда все закончили есть, Джамбул встал и учтиво поклонился, взглядом показав Кайназару-младшему, что ему следует поступить так же. Склонив голову в поклоне благодарности, парень ждал дальнейшего развития событий.
- Ассаламу Алейкум, друзья мои! Спасибо, что пришли в мой дои и согласились помочь бедному мальчику! – сказал Джамбул.
Суюнбай медленно встал, поправил камзол и подошел к Джамбулу и Кайназару-младшему:
- Здравствуй, Джамбул. И тебе привет, верблюжонок. Пришел ты сюда по зову предков своих и по велению сердца. Сердце – обитель Господа. Вижу недоумение твое. Не ведаешь, кто мы? Я – Суюнбай Аронулы, а это мои, хм… Как сейчас принято говорить у наших потомков – коллеги, да? Всю нашу жизнь мы посвятили служению людям, защите родной земли, стояли на страже наших традиций и вековых законов. Но время не щадит даже скалы: наш земной путь был закончен и Аллах, всемилостивый и милосердный, призвал нас к ответу за наши дела.Творили мы порой и нелицеприятные вещи, а на руках некоторых из нас и кровь есть. Во искупление грехов наших были мы возвращены в виде духов на родную землю, чтобы помогать потомкам в поисках правильного пути, пути к Богу. И вот – ты перед нами. Душа твоя плачет, как волчонок, отбившийся от стаи. Тело твое крепко, но дух твой подобен тростинке – стоит лишь немного нажать, и он переломится под грузом греховных мыслей. Выслушай нас.
Юноша стоял завороженный, ведь так красиво и складно выразил свою мысль акын Суюнбай. Сын Арона умолк, и слово взял острый на язык Кайназар-батыр, резко поднявшись и отхлебнув чая из пиалы. Глаза его метали молнии:
- Потерянный! Пришел к нам, когда волоком притащили! Сколько раз бил я по вискам твоим, а ты не слушал! Почему так мало говоришь с отцом о духовном?! Почему стремишься лечить тело, но забываешь про душу?! Поездка в Туркестан, к нашему наставнику Ходжа – Ахмеду Яссауи принесет твоему отцу не меньше пользы, чем люди в белых халатах! Тело становится немощным, если дух слаб! Сам помни об этом! Помни и о матери своей, что всегда стоит за вашими с отцом спинами. Не думай, что ты покинут и одинок. Бог видит и слышит каждое твое движение и слово! А ангел – хранитель твой, заколовший змея, всегда клинком своим разрезает клубки твоих черных, как сажа, мыслей! Да что говорить, сам спроси его!
Отгрохотав, словно пушка, Кайназар – старший наконец успокоился и опустился на кошму, продолжив чаепитие.
Туктыбай по прежнему дремал, а Сарыбай кивком указал на дверь и произнес будничным тоном:
- Там гость у порога. Отворите, пожалуйста, Джамбул – ата.
Акын повиновался и открыл резную деревянную дверь. Ослепительный свет ударил в глаза Кайназара – младшего. Пришлось прикрыть глаза рукой. Затем свет погас, и на пороге возник великомученик и воин, святой ангел Георгий Победоносец. Вошедший учтиво поклонился старикам и все, даже дремлющий Туктыбай, приложили к сердцу правую ладонь.
Парень не мог поверить своим глазам: перед ним стоял его небесный покровитель, протяни руку – и вот он! Кайназар – младший снова поклонился, совершенно растерянный.
Георгий был красив собой: вьющиеся волосы, красивые голубые глаза, широкая теплая улыбка… Он стоял в золотом нагруднике, сжимая в одной руке щит, а в другой копье. Два больших белых крыла были сложены у него за спиной и изредка подрагивали. Голос святого раздался в юрте:
- Приветствую вас, мудрецы! Спасибо, что откликнулись на мою просьбу и привели отрока сюда. Он светел и юн, пусть порой и грешен. Я пришел, мой мальчик, чтобы подтвердить слова казахского воителя – вместе с телом надобно целить и душу! Отец Небесный одарил тебя внешней красотой, так заботься же и о внутренней! Но не только о своей душе беспокойся – и отца к молитве приучай! Станет ли он христианином или мусульманином, пойдет ли стопами китайского принца, я услышу его молитвы и донесу их до Бога. Из Райского сада следит Мария за вами и порой плачет, видя ваши проблемы, и молится у трона Всеотца! Возьми от меня подарок Галымжану, пусть он станет первым кирпичиком в фундаменте его веры!
Святой Георгий взмахнул своим белым крылом, и вдруг потомок саков почувствовал что – то в своей руке. Он поднес ладонь к глазам и увидел нательный крест – простой и красивый. Юноша чувствовал идущее от него тепло, чувствовал всесильную Божью благодать.
Святой улыбался, разглядывая правильное лицо Кайназара-младшего, его длинные светлые волосы, и всматривался в его большие глаза. Он видел в них чистую, но измученную душу, видел доброе и чуткое сердце, занесенное пылью мирской суеты. Георгий знал, что сын степей не собьется с обозначенного пути, и когда придет время, чаша добродетели с легкостью перевесит чашу грехов, и архангел Михаил с улыбкой на устахотворит райские врата, и в Эдем ступит еще одна душа на радость Богу.
- Крестик этот из яблони. Она цветет, а потом дает плоды. Так и душа твоего отца зацветет, когда ты вернешься, а плодом будет его вера. А сейчас мне пора, мой друг! Верь, и с Божьей помощью все получится! – сказал Георгий Победоносец и исчез с яркой вспышкой света.
Юный Кайназар упал на колени и заплакал, заплакал от благодарности. Слезы текли по его щекам и капали на кошму. Ему щемило сердце при мысли, что все время до этого момента он допускал тьму в свое сердце. Слезы наворачивалисьи при мыслях о папе и маме. О, как бы хотел сейчас этот крепкий юноша, потомок легендарных сакских воинов и казахских батыров, оказаться в объятиях своих родителей, что дали ему путевку в жизнь.
Старцы, сидящие рядом, молчали и вспоминали свою бурную юность, свои слезы печали и радости, свою бушующую когда- то кровь, которая гнала их в гущу исторических событий, словно необузданный жеребец.
Вдруг жалобный плач раздался в юрте. Это заплакал кобыз Туктыбая. Плач этот был созвучен душевному состоянию мальчика. Корпус древнего инструмента отражал его мысли, чувства, превращая их в грустную и плавную мелодию.Сам Туктыбай, казалось, продолжал дремать, но нет? За закрытыми веками кипел деятельный ум, заставляющий великой силой, ниспосланной Богом, звучать старинный народный инструмент.
Эти звуки обволакивали, успокаивали, гладили по плечам, нашептывая на ухо: «Все будет хорошо. Поплачь, ведь слезы очищают. Со слезами уходит вся тяжесть, уходит в землю, где ей и место…»
И Кайназару было хорошо. Ему хотелось закутаться в звуки кобыза, словно в теплое одеяло, и отдыхать душой.
Но вот кобыз умолк, и мудрый баксы Туктыбай поднял свою голову и открыл глаза. Все это время он размышлял о том, что сказать юноше, какие советы дать ему, каким жизненным опытом поделиться. Но шаман молчал. Все ждали.
Туктыбай медленно поднялся и резко сорвал со своей могучей шеи кожаный шнурок со стальным полумесяцем. Сжимая его в руке, целитель приблизился к парню и протянул шнурок ему:
- Возьми. Отныне ты чист, как белый лист бумаги, и только хорошие события будут на нем написаны. Прими мой дар и повесь его над кроватью своей. Дурным снам и мыслям нет больше хода в твою голову! А коли отцу станет тяжело, то пусть он кладет месяц под подушку и спит, ни о чем не переживая!
Кайназар - младший поклонился и принял подарок целителя.
Последним поднялся Сарыбай. Он хлопнул юношу по спине и улыбнулся:
- будь справедливым. Не осуждай никого, ибо только Богу дано судить людей справедливо, без прикрас. Почитай отца и уважай, люби всем сердцем. Семья ваша отныне подобна мечу – все трудности ей нипочем, перерубит она их, как вражескую шею! А теперь возвращайся домой и помни то, о чем тебе тут говорили!
Только сейчас юноша вспомнил, что должен был работать здесь. Он робко спросил:
- А в чем заключается моя работа?
Джамбул, молчавший все это время, сказал:
- Твоя работа – это духовный труд. Не только твой, но и Галымжана. А душу свою тренировать отец твой будет под твоим руководством. Так что с Богом, балам!
- Спасибо Вам, аксакалы! Буду помнить вас всегда и рассказывать о вас друзьям и знакомым, прочитаю о вас в книгах и в Интернете!
- Не нас благодари, а Бога. Мы лишь направляем к нему! – сказали пять отцов, и ночь сомкнулась над сыном степей…
Эпилог
Вот так был спасен Кайназар Галымжанович, уроженец города Алматы. Что произошло с его отцом? За день, что Кайназар провел в музее Джамбула, бывший шахтер искренне задумался над своей жизнью и понял, что был порою слишком горд, а где – то и вовсе злился по пустякам. Пересматривая отдельные эпизоды своей жизни, Галымжан понял, что после смерти своей жены он впал в долгосрочную депрессию, и всеми своими хобби отвлекался от нее, боясь признать ее наличие. После осмысления пришло облегчение, а также решение наутро пойти с Кайназаром в больницу для полного обследования.
После слов старцев Кайназар провалился во тьму, а секундой позже очутился перед дверью коммунальной квартиры. Он уже было хотел открыть, но вдруг почувствовал на плечах руки. Их нельзя было ни с чем спутать. Это были руки мамы – родной, любимой и единственной.
Кайназар резко обернулся, но не увидел на лестничной площадке никого. В воздухе лишь прозвучало мамино:
- Входи, родной…
Мальчик вошел в квартиру, и они с отцом поговорили по душам. Галымжан внимательно выслушал рассказ о приключении сына и с неожиданным для себя трепетом принял крест Георгия и полумесяц Туктыбая. Полумесяц был немедленно положен под подушу, а крест оказался на отцовской шее.
Утром обследование в клинике показало, что туберкулез отступил. Врачи были в шоке, а отец и сын благодарили Бога и его служителей за помощь.
Кайназару днем позвонил бывший начальник из супермаркета, извинился и попросил вернуться назад, сказав, что полиции неведомым образом удалось поймать воришек на «Жигулях».
Все встало на свои места.
И слава Богу!
11.08.2019
Посвящаю эту повесть аруахам и своему ангелу-хранителю – Георгию Победоносцу!
