Радрадрабен

Против ожидания, больше никаких эльфов и выныривающих из воды подозрительных голов они не встречали. Целых два дня река безмятежно несла плот, огибая громадный горный массив по широкой дуге. Таким образом, к исходу второго дня они оказались почти на том же месте, где повстречали столь негостеприимный приём, только с противоположной от гор стороны. Могучая река делала в этом месте обширную петлю, что в общем-то Робину совершенно не нравилось: эльфы там или не эльфы, а он предпочёл бы держаться от них подальше. Надоели ему все эти непредсказуемые мифические личности. Лучше всего было бы сейчас приплыть в какую-никакую деревушку, самую обычную, человеческую, разузнать у жителей дорогу к ближайшему порту – а ещё лучше, нанять проводника – и, наплевав на всякие там приключения, добираться до дома самым обычным и простым порядком.

Казалось, судьба идёт им в этом навстречу: как раз перед вечерней зорькой им повстречались рыбаки, два брата-близнеца. Звали их Пенчо и Луй. Плот их был не в пример больше и удобнее: толстые, гладко оструганные доски покоились на больших выдолбленных колодах, образуя нечто вроде катамарана, а высокий треугольный парус обеспечивал всему сооружению вполне приемлемую скорость. Пойманную рыбу они вялили и складывали на своеобразном прицепе – таком же катамаране, только без хозяйственных надстроек. Пенчо и Луй, проведя на реке уже три недели и хорошенько запасшись рыбным товаром, теперь возвращались домой. Мéста на плоту у братьев вполне хватало, и они радушно предложили переселиться к ним:

– Чего вам ютиться на этаком-то безобразии?! Айда к нам! Через три дня будем дома. Хлебца уж как-нибудь на всех хватит… А вы, кстати, речному народу присягали?

– Чего?! – отозвался Бека. – Какому-такому речному народу?

Последовала немая сцена: путешественники с недоумением пялились на братьев, пришедших в неописуемый ужас, когда выяснилось, что они не только плывут без присяги, но даже не знают, что вторглись в пределы заповедной русалочьей акватории.

– Щас, – деловито замахал руками Пенчо (а может, Луй – различить братьев было практически невозможно: одинаковые лица, одинаковые куртки, штаны и сапоги, даже голоса были схожи), – щас, обделаем всё в лучшем виде. Без присяги на реке нельзя!

– Никак невозможно, – подтвердил Луй (а может, Пенчо). – Без присяги на реке в два счёта утопнешь.

– Не стану я никому присягать! – категорически отказался граф. – Ещё чего не хватало!

– Тише, тише! – округлив глаза, зашептали рыбаки. – Услышат! Услышат и утопят!

– Да и не присяга это, а так, белиберда какая-то, но так у них полагается! – тихонько пояснил один из братьев.

– Так у них заведено! – эхом откликнулся другой. – Да вы не смотрите так, здесь эта морока каждый раз, все давно привыкли, никто уж и внимания не обращает!

Пенчо уже достал из мешка краюху хлеба и положил на край плота.

– Сейчас, – ухмыльнулся он. – Замрите!

Недоумевающие Робин, Глендавейн и Бека некоторое время сидели, не шевелясь, и только вопросительно поглядывали на Пенчо, который украдкой делал им успокаивающие знаки: терпение, дескать, сейчас всё будет.

И они дождались-таки: из воды высунулась бледная тонкая рука, и только-только вознамерилась было сцапать приманку, как Пенчо мгновенно схватил её за запястье и, сильно дёрнув, с плеском втащил на плот перепуганную миловидную русалку.

– Вот! – победно заключил он. – В аккурат то, что надо. Что, не видали, что ли, никогда?

– Не видали, – подтвердил Бека.

Русалка была самая обыкновенная, какой ей и полагалось быть по всем канонам: маленькая тугая грудь, буро-зелёные волосы, похожие на комок водорослей, изящные точёные ручки. Ниже пояса тело покрывала рыбья чешуя, а оканчивалось это мокрое создание вполне рыбьим хвостом, только расположенным не вертикально, а по горизонтали – как у дельфина.

– Теперь повторяйте за мной, – скомандовал Пенчо. – Рыу бини е, рагун кальманаву ках… Ну?

– Рыу бини е… э-э-э… Рагун… Каль… Как там дальше?

– Кальманаву ках.

– Кальманаву ках… А что это значит?

– Да кто его знает. Это для них оно значит!

– Что-то вроде «вода – это свет жизни, а от земли я отрекаюсь отныне и навсегда», – подсказала Глендавейн. – Только правильно не «кальманаву», а «кааль’манна-ву».

– Может, и так, – согласился рыбак. – Нам без разницы. Да и они, бестии эти, тоже особо не возражают… Так, присяга принята, теперь плывём спокойно. Ну, пошла в воду! Пошла, пошла!

Пенчо звонко хлопнул русалку по чешуйчатой попке и пинком отправил за борт. Луй подобрал хлебный кусок, понюхал его и, неодобрительно покачав головой, выбросил следом:

– Эх, не углядели, жаль. Слизью успела вывозить. Воняет.

– Не обидится? – спросил Робин. – Может, попочтительней надо?

– Не надо, – махнул рукой Луй. – Они, рыбоеды эти, тупые до безобразия. Правда, только когда поодиночке. Собери их с десяток – и куда что девается! Палец в рот не клади. Жульё страшное. А уж ежели стаей соберутся да займутся магией своей – пиши пропало. Тут уж на пути не попадайся!

– И ещё одно, – сказал Пенчо. – В воду чур не плевать. Не говоря уж про другое… С этим у них строго. Если кому что нужно – милости прошу на берег.

– А на берегу, – вмешался Бека, – никому присягать не надо?

– А как же! – откликнулся Луй. – Обязательно даже. Ельфам. Всё честь по чести: пропади, мол, она пропадом, эта река, со всеми её обитателями… Тут, правда, обыкновенными словами можно, лесуны по-нашему хорошо разумеют.

– А как же потом снова на реку?

– Как, как… Вы ж видали. Ловишь русалку – и «кальманаву»…

– И всё?

– И всё. А чего ещё надо? Сколько раз на воду – столько и «кальманаву». Очень даже просто.

– А если на берег надо, а кругом русалки? – поинтересовался ушлый Бека. – А на берегу, скажем, те же самые эльфы. Как они, спокойно к этому относятся?

– Какое там спокойно! Если всерьёз сойдутся – тут такое начинается! Так что не бывает, что они рядышком. У них, понимаешь, вражда. Спокон веку, сколь люди помнят, война идёт. Лесуны из луков, а водяным такое несподручно, они больше магией действуют. Тоже, скажу вам, не подарок. Ну, знающий человек, понятно, промеж них нипочём не сунется. Себе дороже.

Теперь становилась понятной откровенная враждебность, выказанная эльфийским отрядом: ну конечно, чужаки, приплыли по воде, да ещё и без присяги – явные враги!

Пока же ни «ельфов», ни русалок видно не было. Словно вымерла великая река, называвшаяся, кстати, как охотно сообщил Луй, Мутной. Что было вполне оправдано: воистину немалое количество мути несла Мутная в своих непрозрачных водах!

На ночлег они устроились, причалив к берегу. Ночью дальше плыть было опасно: из-за близости океана здесь уже чувствовалось его влияние, и предстоящий участок был судоходен только во время прилива, да и то из-за порогов требовалось держать ухо востро. В отлив же штурмовать пороги рисковали лишь редкие смельчаки – и для этого требовались очень веские основания. Как заявили в один голос братья, следовало дожидаться света.

Робин, Бека и Глендавейн устроились на ворохе свежей травы. Волшебница ещё вчера сделала так, что назойливые прежде комары неожиданно потеряли аппетит, и теперь друзья без помех наслаждались великолепной ночью, светом звёздного небосвода и долгожданным покоем. Мутная легонько покачивала плот, что-то лепетала тёплыми волнами, чуть слышно шуршала камышом и лишь изредка позволяла себе нарушить тишину далёким всплеском охотящейся ночной рыбы.

Спать не хотелось, и сам собой завязавшийся неторопливый разговор пошёл, разумеется, о будущем – о том, как каждый его себе представляет, что собирается делать после того, как они, наконец, вернутся.

Бека, например, собирался осесть где-нибудь поблизости от Айтера. Основать… сам не знал он, что именно хотел основать. Лавку? Что ж, можно и лавку. Постоялый двор? Тоже неплохо. Харчевню там. Мельницу. Или кузню. Чем плоха, скажите, кузница где-нибудь на оживлённом торговом пути?

– Не выйдет у тебя ничего, – подначила Глендавейн. – У тебя душа бродяжья. Через месяц-другой ты взвоешь, бросишь свою харчевню, наймёшься на первый попавшийся корабль и махнёшь на край света.

– Как же, – саркастически скривился лавко-кузне-харчевновладелец. – Мы и так, считай, как раз на краю света. И что здесь? Ничего хорошего.

– Это ты сейчас так говоришь.

– А дома хорошо, – задумчиво улыбаясь, уронил Робин. – Я вот, как в Айтер вернусь, и думать забуду про Радрадрабен. И женюсь, наверно. Вот на Глендавейн.

– Болтун! – отозвалась Глендавейн. – Скажите пожалуйста, ещё один Арудон нашёлся!

– А чего? Я серьёзно…

– А что такое Радрадрабен? – спросил любопытный Бека. – Что-то раньше ты про него никогда не упоминал.

– К слову не приходилось, – ответил граф. – Семейная реликвия, к тому же давным-давно потерянная. Теперь уж никто и не знает, что это такое, и даже был ли он когда-нибудь или нет.

– Был, – неожиданно сказала Глендавейн. – Я знаю.

– Что?!

– Ничего. Радрадрабен – это какой-то сверхмогущественный талисман. И очень опасный. По-моему, отец с ним опыты какие-то проводил, тогда-то ему память и отшибло. И хорошо хоть так, могло и хуже кончиться…

– Ну, ну?!

– Что «ну»?! Я тогда совсем девчонкой была, не помню ничего. И папа всегда меня из комнаты выгонял – подожди, говорит, лет пятьсот, тогда и будешь нос совать.

– А на что хоть он похож?

– Да не видала я его никогда! Нужен был он мне больно. Меня тогда только куклы интересовали.

– И куда он делся, Радрадрабен? Ну, после того?

– А я откуда знаю?

– Понятно, – сказал Робин, хотя ничего ему понятно не было. Несуществующий таинственный Радрадрабен вдруг, когда граф меньше всего этого ожидал, возвращался из небытия и насмешливо посверкивал своими приобретающими реальность гранями. Или чем там у него есть. Появлялся новый след. О боги, неужели эти поиски будут продолжаться бесконечно? Ведь если дальше так пойдёт, чего доброго, придётся наносить визит в Долину Ужаса… Тут Робину представился Гофларех Ужасный в роли будущего тестя, и он зябко передёрнул плечами. Н-да-а-а…

Вдруг плот качнулся. К ним, пригибаясь и стараясь поменьше шуметь, подобрался Пенчо:

– Тихо вы! Не слышите, что на берегу творится?!

Робин взглянул на берег, щедро залитый ровным и холодным лунным светом. Длинный песчаный откос был заполнен шевелящейся массой. И всё новые ряды выступали из-под чёрного полога леса.

– Ельфы! – шепнул Пенчо. – Не знаю уж, какая такая вожжа им под хвост попала, а только толкуют они про какую-то Лесную Ледю, которую, вишь ты, у них из-под носа русалки утащили. Ежели ухо к самой воде опустить, хорошо слыхать. Ох, чует моё сердце, тут сейчас такое будет…

– Уходить надо, – решительно сказал Робин. – Прямо сейчас, пока они ещё не так близко. Боюсь я, что это за нами, Пенчо…

Рыбак ничего не сказал, лишь внимательно посмотрел ему в лицо и чуть слышно крякнул.

Отплыли они торопливо и беззвучно, только Луй бормотал что-то себе под нос. Робин разобрал лишь отдельные слова: «…принесло на ночь глядя… глаза б мои не глядели… е бини рагун…».

Сейчас течение было плотным и мощным. Где-то там, далеко, океан отступал, и река всё ускоряла и ускоряла свой и без того неистовый бег. И вдруг вода вокруг плота вскипела: десятки, нет, сотни русалочьих голов показались над поверхностью, оглашая ночь жуткими тонкими кликами. Тут же на берегу вспыхнули факелы, и эльфийские голоса принялись выкрикивать обидные ругательства:

– Жабоеды! Пиявки хвостатые! Попробуйте только сунуться – мигом без хвостов останетесь! Гнилая рыба!

– Пеньки трухлявые! – изредка слышалось с воды. – С хорьком целовались! Плывите сюда – утопим!

Но вообще водяной народ отвечал слабо. То ли не каждая русалка владела чуждым языком (хилое «кальманаву» на ядрёное ругательство никак не тянуло), то ли вообще они предпочитали словам дела, но только вся группа сосредоточенно плыла вниз по течению – прямо на оккупировавших длинную косу эльфов. И как ни старались плотогоны, нехитрую их конструкцию, подхваченную потоком, несло, к сожалению, прямо в эпицентр разгорающихся событий.

Русалки вдруг затянули какую-то дикую и завораживающую песню без слов. Они вскрикивали жалобными голосами – точь-в-точь коты в драке! – ритмично били по воде хвостами и время от времени вздымали вверх тонкие руки.

Эльфы тоже не оставались без дела. Ливень стрел обрушился на реку, но там, где стрела находила свою жертву и русалочья голова исчезала в маленьком водовороте, тут же появлялось две или три новых, которые немедленно включались в оглушительный кошачий концерт.

Плот вдруг содрогнулся, наткнувшись на небольшой, но коварный утёс, торчавший из воды всего на какой-то локоть. Робин и Луй, не сговариваясь, мгновенно накрест вогнали шесты в каменную расщелину, пытаясь хотя бы временно застопорить плот, и это им удалось. Деревянная конструкция вздрогнула и застыла, русалки теперь обтекали её, мокро шлёпая по бортам и не переставая орать. Подоспел Пенчо и тоже всадил свой багор между камнями. Рыбак был мокр с ног до головы: от толчка он свалился за борт, но сумел вскарабкаться обратно: русалкам в этот момент было не до него. Глаза рыбака сверкали – азарт боя, видимо, захватил и его.

– Нет, стрелами водяных не проймёшь, – тоном знатока объявил он. – Они и так не совсем живые, что им та стрела! – в битве земли и воды Пенчо явно держал сторону последней.

Однако эльфы сдаваться не собирались. Кроме бушующего хаоса стрел, кое-где пошли в ход копья, дротики и пики, хотя холодным оружием эльфы тоже владели плохо – это, как выпускник школы Сороки, Робин определил с первого взгляда. Но там, где не хватало умения, они брали числом.

Внезапно русалки, которые уже почти достигли берега, бросились врассыпную, словно стайка уклеек при приближении щуки. Они выстроились широким полукругом, и мяуканье их взлетело к оглушённому небу новым, ещё небывалым всплеском. Вода в этом полукруге вспучилась, и на мелководье из пучин Мутной полез рак.

Это был гигантский рак. Это был рак всем ракам. Больше быка – да какое там, больше василиска, увеличенного халтурщиком Бекой! Клешни его – а было их целых две пары – защёлкали, как ножницы, и если в смертоносную их хватку попадал зазевавшийся эльф – он тут же превращался в две половинки эльфа.

– Во наколдовали! – восторженно дохнул в ухо Робину Пенчо.

Войско лучников непроизвольно подалось назад, а русалки радостно и торжествующе взвыли.

– Ой, мамочка, какая жуткая скотина! – охнул за спиной графа Бека.

– Да, – потрясённо кивнул Робин. – Прямо как из кошмара.

– Да не там, граф! – плачуще вскричал тот. – Выше! Выше гляди!

Граф поглядел – и обмер. Такой мерзости он не мог себе представить и в страшных снах. Огромная, тускло светящаяся, ярко-красная, словно с неё только что содрали кожу, туша, вся в бородавках и болезненных наростах; уродливые перепончатые руки толщиной с вековой дуб, ещё более уродливые ноги, рот-клюв и глаза, горящие лютой злобой. Вот эти глаза-то и показались Робину странно знакомыми, вернее, один глаз, потому что второй был закрыт чёрной шёлковой повязкой с обильно прилепленными на ней драгоценными камнями.

Глаз был ярко-голубой, какого-то неестественного оттенка, но в нём явно ощущалось биение мысли – причём мысли весьма нехорошей.

– Арудон! – скрипнув зубами, выкрикнул Робин. – Вот сволочь, опять за своё! Вейни, тут опять твой женишок пожаловал! Иди, разберись с гостем!

Глендавейн, однако, безучастно сидела под покосившимся навесом и не делала ни малейшей попытки как-то повлиять на события.

– Ну да, Арудон, – уронила она, отрешённо взглянув наверх. – Собственной персоной. Принял вид крудла. Сейчас спустится…

– Ты что же, так и будешь сидеть?! Он же нас раздавит, как… Как…

– А что я могу сделать? – отозвалась волшебница, угрюмо глядя в сторону. – Месячные у меня… Вот.

Который раз в своей жизни Робин дал себе зарок никогда, ни при каких обстоятельствах не полагаться на женщин. Он пробормотал ругательство – кажется, слишком отчётливо – и рванул из ножен Истребитель Василисков. Крудл там или не крудл, а сегодня рыцарь Айтер отсиживаться за камнями не будет.

Крудл-Арудон тем временем уже спустился на берег, мимоходом превратив в лепёшки нескольких неосторожных эльфов. Остальные, как крысы, метнулись прочь, но окончательно панике не поддались и сумели ответить несколькими залпами стрел. Особого впечатления на чудовище залпы не произвели, крудл лишь почесал зад и оставил эльфов в покое.

– Недостойная! – загремел над рекой его громовой голос. – Приготовься! Пришёл час расплаты!

– Пош-шёл вон! – вне себя заорал в ответ Робин.

– Козёл! – добавил откуда-то из неведомых недр Бека. Удивительное дело: стоило начаться какой-нибудь заварушке, и найти его становилось просто невозможно, но, тем не менее, он всегда присутствовал рядом, появляясь, как чёртик из табакерки, стоило лишь опасности отступить.

Хотя сравнение крудла с козлом было явно не в пользу последнего, Арудон пришёл в неописуемую ярость. Он заревел, заглушая собой русалок и, расплёскивая воду, двинулся вброд к плоту. Когда до плота оставалось всего несколько шагов и побледневший Робин поднял над головой меч в классической позиции ожидания, крудл вдруг жутко завопил и взвился в воздух. Маленькие крылышки его отчаянно захлопали, вытаскивая из реки исполинскую тушу.

На ноге крудла, вцепившись страшной клешнёй в лодыжку, висел очередной наколдованный русалками рак. Остальными клешнями рак пытался дотянуться до того места, которое принципиально отличает крудлов от крудлих.

-- продолжение следует --