Радрадрабен

Автор:
Дмитрий Федорович
Радрадрабен
Аннотация:
Звенья двадцать второе и двадцать третье
Текст:

Звено двадцать второе

– Просыпайся, граф! – кричал ему в лицо Бека. Он был вне себя от негодования, казалось, ещё мгновение – и Бека лопнет от переполнявших его чувств. Робин вздрогнул и рывком сел, стараясь унять колотящееся сердце:

– В чём дело?!

– Уплыли! – яростно закричал Бека. – Бросили нас и уплыли! Я просыпаюсь – нету! Потихоньку, дождались, пока мы уснём – и уплыли! Подлецы! Гады, мерзавцы, прохиндеи!

Робин поглядел на берег. Плота Луя и Пенчо у берега не было. В воде мокли несколько стеблей надломленного вчера в суматохе тростника; на песке чуть виднелся размытый волнами след; колышек, к которому вчера граф собственноручно привязывал причальный конец, также торчал на месте, но самого плота – нет, не было.

– А ты бы не уплыл? – вдруг набросилась на Беку молчавшая до этих пор Глендавейн. – Ты бы на их месте не уплыл? Скажи спасибо, что досюда довезли! Кто мы им? Братья, сватья? От нас одни только неприятности! Мало того, что из-за нас они встряли между эльфами и русалками, так ещё и Арудон впридачу! У них же по нашей милости половину улова волной смыло!

Бека ошарашенно замолчал, а Робин, поразмыслив, пришёл к выводу, что Глендавейн, в общем-то, права: требовать от людей, чтобы они рисковали жизнью ради первых встречных – это уже слишком. Скверно только то, что первыми встречными оказались как раз они…

Всё же Пенчо и Луй поступили с ними относительно честно: весь их небогатый скарб, котомки и принадлежности были аккуратно сложены на берегу, а сверху в холщовом мешочке были добавлены два каравая чёрствого хлеба, луковица и немного завёрнутой в тряпицу соли. Нет, обижаться на рыбаков путники просто не имели права.

Что ж – обещанная братьями деревня должна была размещаться где-то неподалёку. Да и до города – название его, как они говорили, было Чембука-Агур – тоже, видимо, было не так уж далеко. И если судьба вновь не подставит их очередным русалкам либо эльфам, то вполне вероятно, что в ближайшем будущем они смогут вернуться хоть в какую-никакую цивилизацию. Правда, названия Чембука-Агур никто из них ранее не слыхал, откуда с печальной достоверностью предполагался вывод, что городишко этот прозябал в самом занюханном и забытом богами уголке Вселенной. Но ведь и оттуда, несомненно, можно будет добраться до Побережья?

О том, чтобы плыть до деревни по реке, не шло даже и речи: старый плот они бросили, когда пересели к братьям-рыбакам, а сделать новый было не из чего – вокруг до самого горизонта возвышались редкие, но столь могучие дубы, что Робин наотрез отказался даже попробовать свалить хотя бы один. Кроме того, неизвестно, как бы отнеслись к подобному занятию те же «ельфы»: согласно легендам и сказкам, лесуны были народом непредсказуемым, и несанкционированная порубка вполне могла привести их в ярость. А как показывал недавний опыт, пулять стрелами они принимались по любому поводу, даже самому пустяковому.

Бека, который, продравшись сквозь прибрежные кусты, выбрался на чистое место, вдруг радостно закричал:

– Дорога!

Ну, дорогой это назвать было трудно. Чуть заметная колея приминала степную траву и тут же терялась в колышущемся под ветром море качающихся стеблей. Однако было ясно, что тут ездят, стало быть, где-то поблизости было жильё.

Приставив ладонь ко лбу, граф внимательно оглядел расстилающуюся перед ним холмистую равнину, однако нигде никаких повозок не заметил. Он не стал задаваться вопросом, к худу это или к добру и решил принимать действительность так, как она есть.

Ничего не оставалось, как двигаться пешком. Дорога вилась вдоль берега Мутной, то приближаясь к нему, то удаляясь в сторону, когда русло выгибалось очень уж крутым зигзагом. Идти было легко и приятно, не то что пробираться по горной тропе или карабкаться в тёмных душных подземельях. Свежий ветер с реки ласково гладил лицо, в кронах дубов весело перепискивались невидимые пичуги, а справлявшие свои скорые свадьбы кузнечики сверчали так, словно от громкости их зависело спасение мира. Множество цветов испускало в воздух роскошные ароматы. Некоторые травы и кустарники, такие как дрок, мёртвый корень или бересклет, Робин знал, но иногда попадались растения настолько диковинные, что он лишь озадаченно крутил головой.

– Глендавейн! – вдруг недоумённо спросил Бека. – А что это мы всё пешком да пешком топаем? Ты не можешь, случайно, наколдовать нам лошадок, а? А то и вовсе перенести нас домой. Знаешь, так бы это – фить, и дома! По воздуху. А?

– Раз знаешь как, сам и переноси, – откликнулась волшебница. – У тебя, кстати, и дома-то нет. Так что чья бы корова мычала…

– Нет, серьёзно! Вон у графа-то не то что дом, а целый замок! Может, попробуешь?

– Не попробую, – отрезала Глендавейн. – Ты не представляешь, сколько всего для этого нужно! И сил такое колдовство очень много требует. А чуть что не так – от нас и мокрого места не останется… Да и отец меня совсем не тому учил.

– А чему?

– Чему надо, тому и учил! И вообще, много будешь знать – скоро состаришься.

Бека обиженно отвернулся, и Глендавейн, помолчав, нехотя добавила:

– Я ведь ещё недостаточно опытная. Мне ж всего-то триста лет, подумай сам, ерунда совсем! А папа… Он же у меня злой колдун! Понял? Злой! Специализация такая. Так что прежде всего в меня вдалбливали именно такие штучки. Скажем, дерево молнией расщепить – это пожалуйста. Или огненный град с неба…

– Нет уж, – поспешно сказал Робин. – Не надо. Мы лучше пешком.

– Ну, кое-что я всё же могу, – признала девушка. – Если обстоятельства благоприятные. Вот например…

В руках у Робина и Беки вдруг откуда ни возьмись появились две большие сочные груши. Изумлённо подняв брови, Бека понюхал, лизнул свою грушу и, пожав плечами, впился в неё зубами:

– М-м-м! Вкуснотища!

– Спасибо, Вейни, – сказал Робин. – Это здорово. Только ты нá, сама лучше съешь. А то жарко…

– За меня не бойся, – засмеялась Глендавейн. – Моя уже у меня в желудке. Я её сразу прямо туда.

– И совершенно напрасно! – возмутился Бека. – Человек должен жить для наслаждения! А лишать себя возможности съесть грушу – особенно такую вот – это преступление!

– И ещё, – продолжал, глядя ей в глаза, Робин. – Вот мы сколько уже протопали, по камням, по бездорожью, и мочило нас, и сушило… А одёжка-обувка, я смотрю, не очень-то потрепалась. Это тоже твоя забота?

– Да ну, какая там забота, мелочь… Чепуха.

– Нет, не мелочь, – вдруг строго сказал Бека. – Очень даже не мелочь, – он пытливо взглянул на девушку. – Если кое-кто о ком-то заботится – это не мелочь. И мы хотим, чтобы ты это знала. Так ведь, граф?

– Так, – серьёзно кивнул Робин.

Глендавейн порозовела – то ли от смущения, то ли от удовольствия, но ничего не ответила и, обогнав их, пошла впереди. Бека и Робин переглянулись и, улыбаясь, двинулись следом.

.

Звено двадцать третье

Ближе к вечеру их нагнал обоз. Гладкие неторопливые волы, тащившие с десяток тяжело нагруженных телег, крытых рогожей, казалось, еле перебирают ногами, но возы тем не менее ходко продвигались вперёд. На каждом возу впереди была прилеплена фигурка возчика – то ли сгорбленная, то ли расплывшаяся, то ли и то, и другое вместе. Когда обоз поравнялся с ними, путники увидели, что и лица у возчиков тоже такие же странные – похожие на наспех сложенную стопку толстенных оладий, и пальцы рук тоже напоминали оладьи, только поменьше и попухлей.

– Гоблины! – шепнула всезнающая Глендавейн.

Бека недолго думая выступил вперед и, церемонно поклонившись, произнёс изящное цветистое приветствие, в каковом ухитрился в нескольких фразах представиться, обрисовать положение, в котором они очутились, выразить почтение и выказать надежду на безусловно приятное знакомство.

Ближайшая груда рыхлых оладий повернула к ним лицо, натянула вожжи и на удивление звучным и красивым баритоном скомандовала:

– Привал, господа!

После чего неподвижно застыла на возу, блаженно отдуваясь и с видимым удовольствием предаваясь полному покою. Остальные возы без суеты и торопливости поочерёдно подъехали, вставая полукругом. Сидящие на них гоблины так же застывали, безмятежно поглядывая вокруг масляными глазками. На шести телегах громоздились однообразные покрытые брезентом грузы, но на последней, нахохлившись, как воробьи на холоде, сидели эльфы – не лесуны, а какие-то немного другие. Было их около дюжины, и после остановки они попрыгали на траву, молча и деловито принявшись за обустройство лагеря. Не успели Робин с товарищами глазом моргнуть, как волы были выпряжены, напоены, спутаны и отправлены пастись, под дубом пылал костёр, на котором повис большой закопчённый котёл, а возле костра эльфы аккуратно рассаживали бережно снимаемых с возов гоблинов. Последние принимали это как должное, поджимали ноги и лишь изредка лениво роняли одно или два слова. Робин, Глендавейн и Бека только дивились на такое вроде бы совершенно не свойственное эльфам поведение, но когда те вознамерились таким же манером усадить у костра и их, решительно воспротивились и предпочли усесться сами. Тут же всем сидящим были вручены резные деревянные плошки с горячим кулешом, вкусным и наваристым. Это оказалось как нельзя более кстати, так как и завтрак, и обед у нашей компании были весьма скудными.

Опустошив свои довольно-таки объёмистые посудины, гоблины и люди отставили их в сторону. И только теперь главный гоблин – таковым он казался то ли из-за непомерной рыхлости и толщины, то ли в силу каких иных причин – только теперь предводитель нарушил молчание и спросил своим глубоким приятным голосом:

– Куда путь держите, господа? Простите, забыл представиться: принц Гоблин. Рекомендую моих спутников: бароны Ара, Хрын и Уш, маркизы Брах и Тракх, виконт Гаргонтий и герцог Сос Пазкудо, – при этом перечислении сидящие гоблины поочерёдно важно кивали. – Я имею честь состоять лордом нашего каравана… Не соблаговолите ли назвать и ваши достойные имена?

– Рыцарь Робин Шер Айтер, владетельный граф Побережья, – сам не зная почему, назвался Робин полным титулом. Как-то само собой выскочило: уж больно церемонными и неожиданно торжественными были гоблинские манеры.

– Леди Глендавейн, инфанта-наследница Обители Мудрого, что в Долине Ужаса, – в тон ему поддержала Глендавейн, и, подняв бровь, игриво взглянула на смущённого собственной помпезностью графа Айтерского.

– Бека Арафейский, – с королевским достоинством возвестил прохвост Бека. – И в Арафее этого имени достаточно! – поджав губы и задрав подбородок, он произнёс это так, словно Арафея была могучей империей или, на худой конец, неприступным городом-государством.

– Рад знакомству! – прогудел Гоблин. – И безмерно благодарен судьбе, что она удостоила нас повстречать столь благородных и достойных хумми! Безмерно рад, – повторил он, и остальные оладьевые кучи согласно склонили головы: тоже, мол, очень рады.

Слово хумми происходило корнями из древнего Незнаемого Языка и было известно на Побережье всем: так называли представителей всех без исключения разумных рас – в самом деле, не станешь же именовать человеком домового, тролля или баньши: не поймёт, а то ещё и обидится. Правда, в повседневном обиходе слово это было редкостью, в основном из-за того, что другие хумми практически никогда не контактировали с людьми – за неприятным исключением карликов.

– Не представите ли вы нам заодно и эльфов? – вежливо спросила Глендавейн. Эффект от этого вопроса был поразительный: неподвижные дряблые туши всколыхнулись от смеха, и неожиданно глубокий и громовой хохот потряс окрестности.

– Леди Глендавейн обладает поистине неподражаемым чувством юмора! – отсмеявшись, протрубил Гоблин. – Вам, должно быть, очень весело вояжировать в её прелестном обществе! Ха-ха-ха! Это же надо придумать: слуг, холопов – и представлять! Давненько же я не слыхал более удачной шутки!

Робин бросил на волшебницу предостерегающий взгляд, и слова, готовые уже сорваться с её острого язычка, были своевременно ухвачены за пятки и втянуты внутрь.

Бека поспешил вмешаться и занял благородное собрание какой-то искромётной чепухой, в которой фигурировали бесконечные цари, короли и императоры. Раздутым от гонора аристократам такая застольная беседа была словно бальзам на сердце, и скоро арафейский пройдоха сделался душой компании. Гоблины разговорились, и как-то само собой узналось, что направляются они как раз в Чембука-Агур с грузом товаров – пеньки, дёгтя, воска, лесных орехов и сушёных грибов. Всё это, естественно, было насушено и собрано эльфами.

– Плебеи, быдло, – трубой гудел Гоблин. – Ничего не умеют! Полные ничтожества! Ни тебе крестьяне, ни солдаты. Дашь такому меч – не знает, как и в руках держать. Разве что из лука, да и то только по русалкам… – он пренебрежительно наморщил нос, отчего лицо его, похожее на стопку слипшихся блинов, всё перекосилось. – Фанаберии зато невпроворот. Одно слово – эльфы! Даже не представляете, благородный рыцарь, сколь тягостно руководить этим никчемным народом. Варвары, честное слово! А чего стоят их дикие предрассудки! Вот ни с того ни с сего принялись ожидать какую-то свою Лесную Леди. Песни, пляски – просто сумасшествие! Как будто бы они умеют петь! И, конечно же, всё кончилось пшиком. Сущие дикари, поверьте!..

– Может быть, благородный принц покажет, как, по его мнению, следует петь? – ровным голосом спросила Глендавейн, улучив такую возможность. То ли она хотела слегка поиздеваться над этим напыщенным индюком, то ли просто сменить опасную тему (не стоило привлекать излишнего внимания к Лесной Леди), но принц Гоблин принял всё за чистую монету.

– С превеликим удовольствием! – откликнулся он. – Что желаете услышать: «Весёлую вдовушку» или «Ах, что я проглотила»? Или вас более прельщает «Почему краснеет Гренни»? А может…

– «Весёлую вдовушку», – поспешил вмешаться Робин, втайне молясь, чтобы слова «Вдовушки» были хоть чуть-чуть поскромнее, чем у известных ему остальных песенок. Судя по репертуару, моральный облик гоблинского принца ненамного отличался от уровня наёмника-ландскнехта, всю жизнь не вылезающего из притонов и кабаков.

Против ожидания, пели гоблины хорошо. Просто даже отлично пели. Незамысловатая мелодия, умело разложенная на восемь распевов – на большее просто не хватило исполнителей – то взмывала, поражая немыслимыми обертонами, то стихала нежными руладами, и не вполне скромный текст как бы стушёвывался и исчезал в мощной стихии великолепно поставленных голосов.

Они спели «Вдовушку», затем «Как-то ночью, ноченькой», затем «Было, было у милашки», затем… В общем, много всего спели. И остановились только тогда, когда на небе дружно высыпали звёзды.

– Не желает ли благородный рыцарь перекинуться в карты? – поинтересовался принц Гоблин, сделав знак принести фонари. Похоже, из всех прилагательных более всего ласкало гоблинский слух именно «благородный». – Или в кости?

– Нет, благодарю, – отказался усталый Робин. – Право, принц, у меня сейчас не густо с финансами, а играть в долг – позор для приличного человека. Тем более – рыцаря и графа.

Бароны, маркизы и прочее дворянство согласно склонило головы: да, дескать, возразить нечего – позор. Таким образом, причина была признана уважительной, и Робин, в надлежащих выражениях выразив своё удовольствие проведённым вечером, с чистой совестью удалился спать. При этом он мимолётно заметил, как глаза Беки блеснули тоскливой алчностью, но значения этому не придал.

А зря.

-- продолжение следует --

Другие работы автора:
+1
08:00
228
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
Alisabet Argent