Как рождаются легенды (в соавторстве с Yaroslav Shmelyov)

               Длинный скучный день наконец испустил дух. Ёж, натёрший тощий зад о жёсткую скамью повозки, воодушевленно кинулся распрягать лошадей. Животные забавно фыркали, косясь в сторону лесного озерца, к которому опытный Скала привел лесной тропой караван для ночной стоянки. Полночный Тракт остался чуть в стороне, и утром придётся выходить чуть свет, чтобы наверстать упущенное время, но купец был правильным. И к скотине, и к людям относился по-доброму. Чем пыль придорожную глотать, куда как лучше под кронами лесными лагерь разбить и спать на ласковой траве, не на сбитой почве, что вдоль тракта протянулась. Да и воду экономить стоит, завтра-то на Каменные Пустоши выйти предстоит, а там воды днём с огнём не сыщешь.

Пока Ёж распрягал и поил лошадей, споро воздвигался караванный лагерь. Повозки уже выстроились крепостной стеной, прикрывая место отдыха каравана. Два шатра раскинулись между деревьев. Один большой костёр запылал на берегу, превратив сумерки в ночь, но ярко осветив место стоянки. Оттуда потянуло вкусными запахами.

Немного в стороне, на маленьком песчаном языке, стекающем в озеро, затрещал еще один костерок. Стреноживая лошадей, мальчик углядел Лису и Хорька, которые уселись на песок и уставились в пламя. В очередной раз удивился решению Скалы взять этих двоих в попутчики. Ну разбойники и всё, с какой стороны ни глянь. Или наёмники. Но тем тоже - грех довериться. На всех волками смотрят, мечи носят. Вот зачем им мечи? Оружие стража носит, ей положено. Обычным-то людям оно ни к чему. Вон, кстати, служивые, собрались все пятеро. Сержанта слушают, кому когда караулить решают. А пара разбойного вида – странная. Даже между собой собачатся постоянно. Вот, опять! Лиса что-то вполголоса выговаривает, презрительно рот кривя, а напарник сплюнул в сторону и сидит себе дальше, как будто не ему говорят. Только видно в свете костра, как скулы под кожей играют. Правда, не мог Ёж припомнить, чтобы купец в людях ошибался. Видать, имел свои резоны Скала, когда приветил странную парочку.

Солдаты, определившись с охраной лагеря, потянулись на пляж к наемникам, на ходу снимая шлемы. Расселись вокруг огня, и меж ними сразу оказался Пион - бард, напросившийся в караван на предыдущей стоянке. Тогда от города ещё не далеко ушли, при трактире стояли, вот там и пристал к Скале, как банный лист. Возьми да возьми. Видать, пропил-проел все, что было, песнопевец. И надоел там всем хуже редьки горькой, но караванщик снова не отказал. Вроде суров хозяин, недаром имя такое носит, а вот поди ж…

На звук гитары на пляж стал подтягиваться народ. Зычно гаркнула Белка от большого костра. Два стражника сломя голову кинулись к ней, подхватили котёл со стряпней и так же бегом вернулись. Мальчишка прыснул в темноту. Как же, Белка, в той белке весу, как в лошади, будет. Правда, волосы рыжи отчаянно, и в хвост она их любит стягивать, чтоб кашеварить не мешали. Ёж покраснел и прогнал недостойные мысли. Хорошо, не увидал никто, как краской щёки залились. Ведь добра была жена Скалы. Его вон самого в свое время приютила, поверила сироте и мужа убедила, что не будет зла от пострела, а вот добра – очень даже.

Когда малец, управившись с конями, подошёл к костру, уже вовсю стучали ложки. Ну это понятно, готовила Белка так, что тарелки после ее стряпни мыть не надо было. А чтоб в котле после ужина хоть крошка осталась - вообще случай небывалый.

Как по волшебству, у костра появился бочонок с пивом. После такого ужина – самое то горло промочить. Только сержант к озеру за водой спустился с кружкой, солдатам своим наказав, чтоб не больше одной на брата.

Караванный люд блаженствовал. Пион снова потянулся за гитарой. Голоса стихли, кто уставился в огонь, кто в отблески луны на воде. Только Лиса фыркнула в сторону, сложила руки на коленях да лицом туда же уткнулась. Над берегом лесного озера поплыл негромкий перебор. Пусть денег не было у бродяги-артиста, да чем рассчитаться за место в повозке и вкусный ужин бард знал.

- А расскажу-ка я вам одну древнюю легенду…

Началось все в незапамятные времена, когда небо было ближе к людям, трава – зеленее, а солнце светило ярче…

Как-то раз пожаловалась Мать Земля Отцу Небо на то, что дети её очень драчливые: всё время ссорятся да делятся, да стараются поубивать друг друга – не хотят жить в мире. Опечалился Отец Небо. Долго думал думу горькую, да и придумал – наделил он людей связью духовной, глубокой, чтобы чувствовали они друг друга, принимали и любили истинной любовью. Возрадовалась Мать Земля, глядя на детей своих, стали они жить мирно да счастливо многие лета. Да что там лета - столетия и эры.

И длилось бы это вечно, но жизнь, как горная река. Переменчивая, непостоянная, коварная.

Время шло, бежало, летело... И вот у князя Шторма выросла красавица-дочь Иволга. Пригожая да славная. Отец ей позволял заниматься всем чем пожелает: была она ко всяким искусствам способна, да и ремесла разные любила. Песни слагала, на лютне играла, в воинском ремесле не последняя была - метала ножи точнёхонько в цель. Многие парни - богатые и бедные, простые и родовитые - сватались к ней. Но не так-то просто было покорить девушку. Молчало сердце девичье, отказывала всем Иволга. Отец же так любил дочку, что ни в чем не неволил. Однажды местный колдун увидел Иволгу у зимнего озера, да и влюбился без памяти. Подарки разные сулил, злато, серебро, тайны мира открыть, лишь бы с ним судьбу свою она связала. Но отказала и ему девушка. Поведала, что не чувствует она связи духовной с ним - значит, и полюбить не сможет. Рассердился колдун и поклялся, что завоюет сердце строптивой красавицы. А Иволга и сама печалилась, что не отзывается её сердце ни на чей зов, ни на чью песню души.

Тем временем князь-отец решил устроить турнир песенный, чтоб менестрели, миннезингеры да трубадуры своё искусство показали, дабы отвлечь дочку от грустных мыслей и народ потешить-порадовать. Пригласил на тот турнир самых талантливых, да самых даровитых. Со всех городов, со всех земель созывал, даже колдуна позвал. Добрый князь был. Много собралось певцов-поэтов на турнир, многие захотели свои умения показать. Все они были хороши: вызывали их песни и радость, и слезы, и мысли о великом да прекрасном. Многие юные девы отдали сердца участникам состязания. Но не всё было так гладко. Песни колдуна не тронули сердца зрителей, никого не покорили его стихи. Страшно разозлился он тогда и поклялся отомстить людям за неуспех свой.

Хорёк поднялся и пошел в сторону лесных зарослей. Оттуда раздался тихий треск, на который никто не обратил внимания. Все были захвачены волшебным голосом барда и рождёнными им картинами сказочной жизни. Через десяток вздохов наёмник вернулся, вывалил на песок кучу хвороста, сел и стал кормить костёр добытым деревом.

Певец тем временем продолжал:

- А тут еще, как на грех, вышел последний менестрель по имени Певчий Дрозд, да так пел, что, казалось, звери, птицы, люди дышать боялись… А может, и правда боялись, что прервётся чудесная песнь?

И сам певец всем по нраву пришелся: добрый, честный, талантливый, сильный; с какой стороны ни посмотри, а очень достойный муж. И пока пел он, случилось чудо-чудное. Те, кто был на том турнире, рассказывали, что видели, как свет души Дрозда Певчего дотянулся до сердца Иволги и соединил их души навсегда. Говорили, что даже слепец не мог не почувствовать той нити золотой, волшебной, что соединила их отныне и до скончания века.

Видел это и колдун. Пуще прежнего озлился и месть чёрную готовить решил. Вернулся он домой, взял гримуары древние и стал искать средство разлучить любящих, разрушить их духовную связь, да и всем остальным отомстить. И нашёл.

А средство было такое: надо выковать меч живой и в последний миг перед закаливанием заточить в него духа злобного, демонического, разрушающего да поглощающего связь духовную. Пришёл колдун к самому лучшему кузнецу Ковачу, мастеру из мастеров, и попросил выковать меч, якобы от врагов тайны великие защищать. Да так восхвалял, так льстил искуснику, что уговорил позволить свидетелем рождения клинка чудесного быть. Кузнечное-то дело сродни магическому, не любят мастера, чтобы чужие глаза за таинством наблюдали. Но растаял наш кузнец от похвал, да и согласился на присутствие лиходея. И с последним ударом молота заточил колдун демона в меч заклинанием старым, могучим.

Так и появился тот меч, что рубит связи духовные между людьми и поглощает силу духовную, чтобы не могли воссоединиться любящие, чтобы пропало меж людьми приятие. Начал махать этим мечом злобный мститель направо да налево, разрубал связи, менялись отношения между людьми. Ссориться и скандалить стали. Жестокие войны начались: бились брат с братом не на жизнь, а на смерть. Пытался князь Шторм защитить своих людей, да пал от меча того. А колдун отыскал Дрозда с Иволгой на поле боя. Велика была чудотворная песня их душ, видели они, что произошло, когда злодей разрубил их истинную любовь, но поделать с этим ничего не смогли. Злость и обиды поселились в сердцах. Но их связь была настолько сильна, что совсем расстаться у них не получилось… Не любовь их объединяла теперь, а ненависть к проклятому колдуну.

Перестал Дрозд слагать чудесные песни, взял в руки мечи, Иволга – ножи… Так и бродили бы они где-то ни вместе, ни поодиночке. Но даже этого злодею мало показалось: украл он Иволгу, да и заточил у себя в подземелье.

А кузнец? Узнал, конечно, что натворил и кому помог лестью одурманенный - прибежала к нему мать, чьи сыновья поубивали друг друга за клочок огорода. Прочувствовал вину свою перед людьми Ковач - много проклятий услышал в свой адрес. Но только злобился в ответ. Кто ж любит правду горькую слышать?! Собрал свои пожитки и ушел в горы, где, говорят, помер. И с тех пор идут бесконечные войны в нашем мире. Проходят года, а всё не находится тот герой, что вернул бы связи духовные, любовь истинную, принятие настоящее.

Стих печальный звон гитарных струн. После минутного молчания со всех сторон посыпались благодарности и похвалы. Пион улыбнулся, поклонился не вставая, после чего надолго к кружке припал.

Тут прервал выражение всеобщего восхищения голос Пера, старого архивариуса, который по своим учёным надобностям к каравану Скалы пристал, узнав, что тот в столицу королевскую на торги направляется.

- Да, складно сказку рассказал. Вот только про древность загнул. Не сказка то, а быль самая настоящая. И происходило это не так давно. Вы даже помнить должны. Те, кто постарше, разумеется. Был такой колдун, и кузнец был. У нас в городе, не где-то далече. И пара любящих сердец, куда ж без них? Князя сказочного приплел. Это ж наш барон, которому все мы подати платим! И не убил колдун его. Вот влюбленных-то да, разлучил. И не видел их никто с тех пор… Да и кузнеца след простыл. А барон жив, хотя здоровым не назвать. Сдал наш правитель сильно после событий тех. Но баронством управляет, от ответственности не бегает, загнал горе в угол души и тянет всё на себе. Наследников-то нет, одна дочь была. Вот так. А все остальные пропали. И если о печальной судьбе влюбленных народ с грустью вспоминает, то кузнеца не прочь на плахе увидеть. Заодно он с колдуном тем был, как пить дать, заодно!

- Что б ты знал, чернильница старая! – неожиданно выкрикнул угрюмый дядька, что сидел напротив Ежа. Паренёк удивился внезапной вспышке. Ведь он даже имени не знал попутчика этого. Всю дорогу тот верхом ехал в самом хвосте каравана. Словом ни с кем не перекинулся. Да весь вечер молча сидел, только мешок какой-то баюкал, с рук не спускал, словно ценность великую. К пиву не притронулся. Одет-то, что крестьянин из бедных. И лошадка серая, преставится вот-вот. Как не отстала, бедная? Откуда там ценности, у таких бродяг?!

А глаза-то блестят не так как у прочих. Как будто влаги там полно, и блики костра в нем пляшут, что аж саламандры в тех глазах мерещатся.

- Я, уважаемый, всё знаю. Мне по должности положено! – обиженно проскрипел старик. – И память у меня хорошая, и архив баронства я сам веду. И тогда вёл, вот! – торжествующе посмотрел Перо на мужика.

- Архив он вёл. А что писал-то, старый? Неужто, всё своими глазами виденное? Или что сорока на хвосте принесла? – дядька продолжал говорить с явной неохотой. Видно было, жалеет уже о том, что встрял. Хотя саламандры из глаз его, резко высохших, никуда не делись. Напротив даже, стал их танец ярче и злее как-то. Ежу стало казаться, что еще немного — и пламя хлынет из глаз странного мужика, потечёт наружу двумя огненными потоками. Или молнии посыплются.

Тут шевельнулся Скала. Весь вечер он молча просидел на подушке, заботливо подсунутой Белкой. Не любил купец слова на ветер пускать понапрасну. Зато когда надо было на торгу своё прогнуть, вот тогда из него лилось, как будто в дне морском дырку пробили. А раз не на базаре – зачем горло драть лишний раз.

Покашляв важно, глянул пристально Скала на мужика, что с Пером в спор вступил. Пожевал губами и сказал так, со значением:

– Ты им имя своё скажи, мил человек.

- Ковач, - буркнул мужик коротко. И замолчал. Больше нечего было сказать. И все замолчали. И ветер с листвой. И жабы в озере. Только пламя продолжало гудеть, какой-то нездешней музыкой подыгрывая огненным танцовщицам в глазах опального кузнеца.

Через время народ выдохнул. Караванщики зашевелились. Стражники, отставив кружки в сторону, стали переглядываться между собой.

- Сидеть тихо! – негромко, но так, что всех проняло, сказал сержант. – Нет такого имени в листах розыскных. И быть не может. Я точно знаю. Служил у барона в то время и помню историю эту. Не так там красиво всё было, как Пион нам напел. И не так просто, как Перо говорит.

Бойцы расслабились и снова потянулись за кружками, в которых еще плескалось на дне недопитое пиво. Собравшиеся несмело заговорили, опасливо косясь на кузнеца. О дороге завтрашней заговорили, о том, что воды набрать с вечера не мешает. Словно стену поставили между собой и сказкой. И смотреть на неё боялись. Раз не видим, не хотим видеть, то и нет ничего такого. И не было. Только для Лисы с Хорьком как будто не произошло ничего. Он всё в костер смотрел, словно спал с открытыми глазами, а та как сидела, уткнувшись в колени, так и продолжала, может, тоже задремала под сказку бардовскую.

- Ковач, расскажи правду, - сам от себя не ожидая такой отчаянности, выпалил Ёж. Снова молчание разлилось над ночным берегом. Дядька поднял голову и надолго уставился мальчику в глаза. Через десяток вздохов тот увидел, как стал гаснуть огонь во взгляде кузнеца. Саламандры в последний раз взмахнули хвостами и исчезли. Наконец Ковач опустил веки, как будто прощаясь с огненными жительницами и глубоко вздохнул.

- Правду? Правду и неправду спел сказочник, - глухо проговорил он, повернув голову и глядя куда-то в сторону. А скорее в никуда, как показалось Ежу. – Правду и неправду и ты, старый, сказал. Десять лет прошло, а всё перед глазами, как сейчас, стоит. Горе Иволги с Дроздом до сих пор душу мне рвёт. И барон каждую ночь во сне приходит, смотрит. Просто смотрит, а мне этот взгляд… Поверил он мне тогда. Не стал мстить дураку. Отпустил восвояси.

Кузнец закрыл лицо ладонями и замер. Потом с силой провел ими, как будто маску снял, и открытым ясным взглядом посмотрел на молчащих людей.

- Я сам себя не отпустил.... Обманул меня Канюк. Попросил меч, который он зачаровать бы смог, для дел великих. Про знания говорил. Про богов светлых, которым служить должен. Да и цену дал хорошую, чего греха таить. И славу обещал. А для мастера добрая слава дороже денег любых. Выковал я меч. Всё, что умел, вложил в работу ту. Невозможного колдун потребовал, а я смог! Живой сталь получилась и готова была сущность волшебную принять, про которую заказчик, будь он проклят, говорил. Вот только сущность та тёмной была, как оказалось. Темнее ночи. Темнее тьмы кромешной! Меня как наковальней по голове приласкали. А пока в себя приходил, мерзавца и след простыл. С мечом вместе.

День после этого не мог в себя прийти. Как так случилось? Что мне в уши вложил Канюк поганый! Ведь не первый год живу – молотом машу, а развели на мякине, что юнца безусого.

В городе, тем временем, всё с ног на голову стало. Ну да Пион спел уже про это. Добавить нечего.

Кузнец надолго замолчал, глядя в пламя. Ёж понимал, не конец это, и жадно ждал продолжения. Остальные тоже молчали. Все как чувствовали, что вот прервёшь тишину эту, и всё! Что-то потеряется. Что-то важное. Уйдет и никогда не вернется.

А Ковач вдруг открыл мешок, который так ни разу за весь вечер из рук не выпустил, и достал оттуда свёрток, в замшу дорогущую замотанный. Аккуратно поставил на колени, развернул — и все замерли, углядев большую шкатулку, в каких разве что драгоценности хранить цены огромной. Такой, что весь караван Скалы десятой доли не стоит. Присмотревшись, мальчишка увидел, что это не шкатулка вовсе. Да – похоже. Отделка такая – глаз не оторвать. Золотые узоры вились, отражая пламя костра и, казалось, танцевали, как давеча саламандры в глазах мастера. Завораживающе красив был тот танец. Только рычаг какой-то из длинной стенки торчащий и непонятные отверстия с двух сторон немного портили вид.

Стражники стали подозрительно коситься на Лису с Хорьком. Мало ли что наёмники удумают, увидев ценность такую. Но те и ухом не повели, происходящее их словно не касалось.

- Десять лет… - завороженно глядя на шкатулку, негромко проговорил Ковач.

- Когда понял, что натворил, я не мог найти себе места. Целью всей своей жизни поставил выправить, вернуть всё как было! Добро, кузницу продал. Уехал в глушь. Инструмент только, да наковальню забрал. Горн сам собрал, на месте. Вон Скале спасибо! Помог мне перебраться. Книги древние нашёл, даже такие, что от Гномов Ушедших остались. Простому купцу такое не под силу, а он смог! Поклон тебе, уважаемый, до самой земли!

- Что за книги? Дашь глянуть? Неужели мастеров подгорных? Точно? – не вытерпев, затараторил Перо, но на него все зашикали, и учёный пристыженно замолчал.

Кузнец зыркнул исподлобья на покрасневшего архивариуса и продолжил:

- В книгах тех нашел я средство, что сущность черную, Канюком призванную, перемочь сможет. Науку механику познал, заговоры гномские. Верьте - не верьте, на всем свете кузнеца мне равного и не найдется сейчас. Да только цель одна у меня была и будет. А слава и не нужна вовсе, если на душе черно.

Когда стало ясно, что волшбу нужную только золото сусальное удержать в себе может и направить куда надо, снова Скала на выручку пришёл. И денег не взял.

Меч ведь силен у колдуна. Сам ковал, знаю. Поначалу думал – главное Канюка найти и победить. Железяку чёрную в горн, и дело с концом. Но потом в книгах древних вычитал, что демон тот, что в оружии живёт, силу всех оборванных духовных связей в себя впитывает и мощи набирает. Чем больше людей несчастными сделает, тем губительнее клинок в руках чародея становится. Тем меньше преград для него. И если его расплавить просто, то уйдет сущность в своё пекло все силы, украденные сохранив, а зло сотворенное таковым и останется. Тогда уже ничего не изменишь. Вот и пришлось десять лет на решение положить.

Кузнец поднял на ладонях загадочную шкатулку.

— Вот оно, решение, — прошептал он. — Размельчит, разрежет металл больной на сотни частичек, а заговоры гномские, в золото вплавленные, развеют душу черную по миру нашему. И выпустят всё, что было колдуном похищено ради силы и мести злой.

Время шло к полуночи. Дорога предстояла ранняя, про что Скала напомнил вполголоса. Спорить с ним желающих не нашлось, и народ потянулся кто к шатрам, кто к повозкам. Лиса одним слитным движением поднялась и пошла к развешенным на ветвях гамакам, Хорёк не спеша потопал за ней. Лишь Ковач остался сидеть, не мигая глядел на угли, оставшиеся от костра. Ёж хотел было задержаться тоже. Не всё ему было понятно, но проходящий мимо купец отвесил легкий подзатыльник, отчего малец подорвался разом и побежал к лошадям. Проверить перед сном, всё ли в порядке у животин.

Подходя к шатру, он разглядел в темноте маленький огонёк. Купец спать не торопился, сел на ночь трубку выкурить с ароматной травой, что сам же с юга и привозил. Мальчик сел рядом, Скала покосился и не стал его гнать.

- Мы давно дружим, - сказал неожиданно голова каравана. – Не стал я его винить тогда. Знал же, что душой светел, не мог он с умыслом такое учинить. Вот и помогал чем мог и тайну хранил. А теперь боюсь за него. Мы-то колдуна сколько лет искали. Слух о нем идёт, да где живет паскудник не ведал никто. Но я нашёл, с божьей помощью, узнал, где логово Канюка. Но зря, похоже, Ковачу про то поведал. Не только место обители колдунской мне открыли, но и то, что в силу вошел чародей огромную. Мало кто с ним связываться хочет. Даже король, говорят, кривится, когда слышит о нём, но молча. Не любит говорить про того, на кого управы найти не может. А этот, как услышал, так всё! Готов жизнь положить, лишь бы своего добиться. Да только жизнь положить и цели добиться – вещи разные в этом случае.

Вздохнул Скала, трубку выбил да спать ушёл. Ёж оглянулся, разглядел силуэт кузнеца, до сих пор не ушедшего от потухшего костра, и юркнул следом. Завтра ещё затемно лошадьми заниматься придётся.

Перед рассветом заспанный мальчишка сладко зевая выбрался из шатра. Потянулся, головой помотал, остатки сна прогоняя, и кинулся к лошадям. Путы поснимал, накинул уздечки, повёл к воде. Мимоходом увидел, что кострище вчерашнее аккуратно песком присыпано, как и не было ничего на месте том.

Запрягши животных в телеги, пошел к Белке, которая всем лепёхи с мясом вяленым раздавала. На плотный завтрак Скала времени тратить не собирался. Глазами пацаненок все кузнеца искал, но мастера нигде не было видно. Может не проснулся ещё, хотя гам на берегу стоял такой, что вряд ли кто спать бы смог. Да и лошадки мастера не видать.

Возницы стали выстраивать повозки в походный порядок. Двое стражников, выслушав наставления старшего, прыгнули в сёдла и рванули к Тракту. Ну понятно, в дозор отправились служивые. Шатры исчезли, как не было. Лиса чуть в стороне верхом сидит, что королева. Спина прямая, взгляд надменный. Напарничек её на одну из телег залез, коня своего к ней привязав. Видать, снова рассорились с утра пораньше. Что за люди?

Ого, а Скала-то сам не свой. Вдоль телег прошёл, головой крутит, возниц пытает о чем-то. Вид взволнованный. Углядев Ежа, махнул ему рукой, подь сюда, мол. Ну мальчишка – мигом.

- Ковача нету, - ошарашил сходу купец. – Не вытерпел, видать, сам вперед пошёл.

- Да как же это? - растерянно пробормотал мальчишка. - Куда?

- Туда! Ты чем вчера слушал? Идём со мной.

Они направились к головной повозке. На ходу Скала рассказывал:

- Коня возьмёшь моего. Кузнец плащ забыл у меня. Да то ерунда. Книги он забыл. А может, намеренно оставил, кто его знает. Как узнал про обитель Канюка, так совсем на себя не похож стал. Разум потерял, вместе с памятью. Одно в голове… Белка, перо с бумагой! – крикнул караванщик. Получив требуемое, быстро начеркал несколько слов.

- Гони во весь опор. По Тракту направо, куда мы идти и должны. На Пустоши выйдешь, мчи до Каменного Перста, скала такая будет приметная, как палец с когтем, в небо торчащий, мимо не проскочишь. Догонишь - книги, плащ отдашь, но главное – письмо. И на словах передай – пусть ждёт! Десять лет ждал, за день ничего не случится. С налёта колдуна не взять, тут обмозговать всё надо, а может, и подмогой заручиться. Давай, Ёжик, не подведи. Сгинет ведь мастер... Если до Перста не настигнешь его… Что ж, жди нас там. Значит, так Судьба хочет…

Конь Скалы был хорош. Такого и рыцарю иметь не зазорно. Мальчишка вихрем вылетел на Полуночный Тракт из-под крон, которые только начали пронзать солнечные лучи, словно копья огненные. Красив и свеж был лес утренний необыкновенно, но Ежу было не до красот. Не хотел он гибели кузнеца и гнал скакуна как мог. Стражники, что на дороге остальных ждали, только глазами проводили промчавшегося мимо мальчишку. Ну не до них сейчас.

Мастер остановил лошадку возле каменного столба, казалось, вонзившегося в солнечное прозрачное небо. Вот, похоже, и конец пути. Устремив взгляд в сторону, куда убегала неприметная тропка, прямая, как стрела, зашевелил губами, вспоминая Светлых Богов. Помолившись, снял с крупа лошади длинный сверток, замотанный в неприглядные тряпки и стал их срывать, небрежно отбрасывая на каменистую почву. Из-под тряпья показались простые, ничем не украшенные ножны.

- Ну что ж, пришёл твой час, - вполголоса пробормотал Ковач, вынимая меч, засверкавший на солнце, подобно чистейшему бриллианту из королевской сокровищницы. Возникало ощущение, что клинок выкован не из металла, а из замёрзшей в нужной форме родниковой воды.

Скала вёл караван быстро, в этот раз не жалея ни людей, ни животных. Возницы, приказчики, стражники удивлённо переглядывались между собой. Не водилось за ним такой поспешности, всегда умел время рассчитывать верно. Солнце только от крон лесных оторвалось, а впереди уже замаячили серым Каменные Пустоши. Неожиданно к сержанту, скакавшему рядом с головной повозкой, в которой ехал купец, подлетел один из стражников.

- Наёмников нет, - прокричал он на скаку. – И певца тоже! Никто не заметил, когда ушли.

Солдатик был молод и заметно волновался. Понять его можно было. Странная парочка, да и бард, вполне могли быть доглядами какой-нибудь разбойной шайки, и впереди караван теперь ждал горячий приём. Тем более у Пустошей слава была мрачная. Не часто, но бывало, что пропадали здесь путники. Старый вояка посмотрел на купца. Тот кивнул. Как будто поговорили. Без слов.

- Смотреть в оба, - скомандовал сержант, и стражник, ничего не понимая, отстал, чтобы передать команду остальным.

Ёж галопом гнал коня, глядя только вперед слезящимися от встречного ветра глазами. Он очень боялся не успеть, не догнать кузнеца и жадно выглядывал хоть какое-то движение на тракте. Верхушку нужной скалы он уже прекрасно видел. Прав был купец, приметная, ни с чем не спутаешь. Животное тяжело дышало, но, видимо, чуяло важность цели и, казалось, летело над мрачной серой пустыней огромной невиданной птицей.

- Ковач, Ковач, ну где же ты? – шептал мальчик сквозь сжатые зубы, боясь откусить себе язык при такой скачке. Но тракт оставался пустым.

По обочинам мелькали серые каменные глыбы самых разнообразных очертаний. Вспомнился вчерашний рассказ Пиона, ехавшего с ним в одной повозке и развлекавшего попутчиков рассказами о жизни в королевской столице, куда Ёж направлялся впервые. Он поведал тогда о рыцарских скачках, которые король устраивал по большим праздникам. В такие дни вдоль дорог толпами выстраивались горожане, приветствуя участников. Кричали, переживали, подбадривали отстающих. В мелькавших камнях мальчику виделись эти праздничные толпы, и он понимал, что должен, должен успеть. Ведь приз в этих скачках, не венок, не кубок, королем врученный, и не радость и почитание людей, а жизнь человека.

Подножие Каменного Перста встретило Ежа молчаливой пустотой. Никого. Он закрутил головой, пустил по кругу коня, выглядывая хоть намёк на то, что кузнец здесь был. Сразу бросились в глаза обрывки тряпок, которым здесь неоткуда взяться. Это он. Мастер!

- Ковач! – звонкий крик разорвал серую тишину, сразу умерев, не оставив даже эха. Мальчик поднял взгляд от кучи тряпья и увидел прямую тропу, не замеченную сразу. Через мгновение увиденное стало дрожать, и Ёжик почувствовал, как горячие капли покатились по щекам. Парень посмотрел в ту сторону, откуда приехал, резким движением смахнул набежавшие слезы и легонько ударил поводьями по конской шее.

Кузнец остановил лошадку, спешился и подошёл к каменной площадке, которая выделялась в окружающем ландшафте темно-серым, почти черным цветом и правильными округлыми очертаниями. Вокруг был обычный для пустошей пейзаж: камни, изломанные, словно в му̀ке скалы. Но не зря прошли годы, проведенные за расшифровкой и чтением древних книг. Мастер знал, что делать.

Скинув из-за спины мешок, Ковач раскрыл его и достал девять свечей. Они были черными, в той черноте, как звезды в ночном небе, нет-нет, да и сверкали золотистые искры. Здесь тоже пригодилось сусальное золото. Заговоренное и растворенное правильно, с сажей в жиру свечном, даст оно возможность увидеть незримое.

Расставив свечи по кругу, кузнец постоял немного, собираясь с духом, ударил кремнем по кресалу, и через пару вздохов вокруг площадки загорелось девять маленьких огоньков. Ковач обнажил меч и стал ждать.

Скала перестал быть скалой, он стал напоминать вулкан - купец рвал и метал. Возницы попрятались по повозкам, боясь подвернуться под тяжкую руку головы.

Стражники сбились у подножия Перста, молясь светлым богам, чтобы те помогли стать незаметными и серыми, под цвет окружающих камней. Только сержант спокойно стоял у начала странной тропы, внимательно глядя вдоль нее и похлопывая себя по ноге ножнами меча.

Вдруг торговец резко замолчал, запнувшись на полуслове. Медленно подошёл к старому солдату и замер, глядя в ту же сторону.

В небе, в котором до сей поры не было ни одного облака, возникло темное пятнышко и стало быстро увеличиваться в размерах. За считанные вздохи над горизонтом появилась большая черная туча, внутри неё сверкали зарницы. Присмотревшись, Скала понял, что туча медленно вращается, а из её центра к земле потянулся извивающийся хвост.

- Я поеду, - сказал сержант, свистнул коня и не по годам легко впрыгнул в седло.

- Светлые боги с тобой, - прошептал ему вслед купец.

Мальчик знал, что нельзя ему туда. Ещё пара шагов, и костей не соберет. Страшная туча, неизвестно откуда возникшая в чистом небе, притягивала взгляд. Она бурлила, глухо рокотала и сверкала сотнями молний. Неожиданно окружающие камни расступились, и Ёж оказался на краю открытого пространства, в центре которого возвышалась черная башня. Строение не было огромным, но от него веяло чем-то таким ужасным, что конь остановился как вкопанный и замер, тяжело дыша и дрожа всем телом. Башня притягивала взгляд, и мальчишка не сразу заметил рядом с ней две фигуры, стоящие друг напротив друга.

- Не ждал? – голос сорвался. Ковач никак не мог взять себя в руки. Цель его жизни близка, как никогда. Желание поквитаться было столь сильным, что кузнец даже не думал о возможной неудаче. До сих пор он считал - главное добраться до Канюка, и всё станет хорошо, ведь не может добро проиграть злу.

- Не ждал, - холодно ответил колдун. – Неужто мстить пришёл?

- Нет! Не мстить! – мастера смущал спокойный вид врага, и он скрывал смущение за криком. – Вернуть утраченное!

- Что ты утратил?

- Не я! Мир!

Ёжик спрыгнул с коня и прижался к ближайшему камню. Боясь пропустить хоть слово, он затаил дыхание, ловя каждый звук, доносящийся с площадки. Сердце в мальчишеской груди бухало так, что, казалось, выпрыгнет вот-вот, вывернув рёбра наружу. Уже не думая, что ему скажут Белка со Скалой, даже о том, что может остаться сам среди этих камней навеки, паренёк прикипел взглядом к происходящему: вот она, сказка, прямо перед ним разворачивается. Только очень страшная.

- Ты хороший мастер. Я не хочу твоей смерти, — тем временем говорил колдун. — Я вижу, как непрост клинок в твоих руках. Он лучше того, что ты для меня создал. Был бы лучше, если бы не…

- Зато я хочу твоей!

Ёж видел, что терпение мастера кончилось. Слишком долгим был путь его к башне этой. Не давая больше сказать волшебнику тёмному и слова, Ковач откинул ножны в сторону и, занося меч, бросился на старого врага. Однако колдун совсем не испугался. Он и с места-то не двинулся. Просто меч чёрный взлетел навстречу светлому и откинул его в сторону, не напрягаясь особо. Звон такой раздался, что ушам больно стало. Кузнец – на то и кузнец, силушкой не обижен. И клинок свой не впервые в руках держит, это даже Ежу понятно, хотя и не ведает он ничего в науках воинских. Но стоял Канюк, словно скала прибрежная, о которую в брызги разбивались волны наскоков мастера. У мальца уже в глазах мельтешить начало, не все движения рассмотреть успевал, потому и пропустил миг, когда полетел меч светлый в сторону, особенно громко зазвенев перед этим. Увидел только, как упал тот не так уж и далеко от камня, за которым он прятался.

Как же так? Что ж за сказка это, где зло верх держит? И вот стоит кузнец на одном колене, да руку отсушенную страшным ударом второй баюкает. Смотрит в глаза Канюку и понимает, что вот и всё. Конец пути его. Совсем не такой, как ему виделся. Колдун не торопится, стоит и в ответ смотрит. Что он там, в глазах мастера, прочитать хочет? Или саламандр разглядел и танцем их любуется? А меч чёрный-то дрожит в его руке. Видать чувствует, что крови сейчас отведает. Причём не чья-то кровь, а собственного создателя. Мальчик замер, не в силах шевельнуться.

Вдруг из-за спины Ежа вышли две фигуры и спокойно направились к башне.

Что-то было в них знакомое, но малец никак не мог понять – что. Одна из них наклонилась и подобрала чудесный светлый клинок. Взвесив на руке, качнула, пару взмахов сделала.

- Пойдёт, - прозвучал слышанный где-то голос, и двое направились к поединщикам.

Канюк резко развернулся к вновь прибывшим, сделал пару шагов навстречу и вытянул перед собой чёрный меч. Впился глазами в подходящие фигуры…

- Вы? Вы?! Вместе?! – прошипел ошеломлённо. Вскинул свое оружие, всмотрелся в него, словно что-то новое на лезвии появилось, чего быть не должно никак. Потом закричал зверем диким и кинулся на пару странную.

Вот именно, странная пара. Еж удивленно захлопал глазами, узнав Лису с Хорьком. Да как-то по-новому они выглядели. А дрались… Разве что боги так сражаться могут. Светлый клинок в руках Хорька летал, как перо голубиное. Только блики светлые мелькали. Лиса от него не отставала, кружила вихрем вокруг колдуна, оружия — и не видно было, только свист выдавал, что есть оно в не по-женски твёрдой руке.

Тут уж Канюку не сладко стало. Но сдаваться он не собирался. Выкрикнул что-то дико, как птица, что имя ему дала, взмахнул широко мечом демонским, отгоняя противников, взметнул его вверх, словно небо проткнуть хотел. И отозвалось небо. Точнее, туча. Хвост, который извивался до этого, к мечу колдуна метнулся, прилип, присосался пиявкой чудовищной, и засветился меч тьмой непроглядной. Кому расскажи – не поверит, но именно так Ежу виделось. Чёрное сияние из клинка полилось. Да только пара наёмников тоже на месте не стояла. Крутнулась Лисица хитро, мелькнуло два росчерка ярких, и из плеча канюкова выросли две рукояти ножей метательных. Закачался чёрный меч, а Хорёк подпрыгнул высоко, взмахнул клинком льдистым. Теперь тёмное оружие в сторону полетело, вместе с кистью отрубленной.

Тут заметался снова хвост облачный, словно ослеп вдруг. Туча задрожала, и молнии, что раньше внутри её сверкали, наружу сыпаться стали.

Ковач, тем временем, статуей каменной стоял. Так и не поднялся с колена, пока Лиса с напарником колдуна уделывали, ошарашенными глазами наблюдая за происходящим. Женщина подняла тёмный клинок и направилась к кузнецу. Хорёк отошел в сторону, подобрал поклажу Ковача и присоединился к ней. Кинул мешок, присел рядом на корточки и сказал:

- Давай, мастер, делай свое дело.

— Вот так, малой, в сказку и попадают, - вдруг раздалось над ухом у Ежа. От неожиданности «малой» подпрыгнул, резко развернулся и увидел ухмыляющегося Пиона. Тот снял с пояса флягу, сделал несколько длинных глотков и протянул пареньку. Ёж помахал головой, уловив запах крепкого вина, бард хмыкнул, глотнул еще, вернул флягу на место.

- Ну пойдем, что ли? Теперь можно, - встрепал мальчишке волосы и направился в сторону кузнеца с наёмниками.

Туча, казалось, выросла ещё больше. Её брюхо прогибалось к земле уже почти касалось верхушки башни. Хвост убрался, но молнии сыпали постоянно. Ёж вздрагивал от каждого близкого удара. Было страшно по-настоящему.

Ковач уже установил свою шкатулку, отодрал кисть колдуна от рукояти проклятого меча и вставил его острие в одно из отверстий. Туча, как сошла с ума, бурлила и сыпала трещащими молниями безостановочно. Даже башня покрылась сетью разрядов. Мастер, что-то неслышно шепча, начал вращать рукоять. Узоры золотые, как в лесу давеча засияли, заплясали в танце волшебном. Из второй дырки на шкатулке посыпались мелкие светлые кристаллы. Полотно чёрной стали постепенно исчезало в зеве. А с другой стороны вырастала сверкающая кучка металлических осколков без следа изначальной черноты. Гром, до этого глухой, разнесся звонко над каменной пустыней. Туча, словно не выдержав собственной тяжести, разорвалась на мириады маленьких тёмно серых смерчей. И всё резко стихло…

В устройстве кузнеца уже исчезла рукоять, и Ёж не ушами, а чем-то другим, душой, наверное, услышал тоскливый потусторонний вой. Ноги разом ослабли, пришлось опуститься на камни, чтобы просто не рухнуть.

Показалось солнце. Залило все вокруг добрым тёплым светом. Легкая дымка, как память об ужасе, творящемся тут несколько вздохов тому, повисела немного и развеялась, как не бывало, под лучами светила дневного. Ковач сидел и плакал. Не стесняясь слёз, открыто, размазывая влагу и грязь по лицу. Башня уже не казалась страшной. Старое, ветхое строение, ветер подует - развалится.

Ёж не мог поверить своим глазам. Лиса с Хорьком стояли, взявшись за руки, глядя друг другу в глаза, и молча улыбались. Рядом Пион снова булькал своей флягой. Кузнец встал тяжело, повел плечами, скидывая напряжение страшного боя, и глянул в сторону поверженного врага. Канюк сидел сгорбившись, прижимая к груди покалеченную руку. Он покачивался и бессмысленно глядя перед собой, повторял одно и то же слово: «Вместе, вместе, вместе…». Ковач сделал было шаг в его сторону.

- Оставь его, мастер. Без зубов ядовитых змея не опасна, - сказала женщина, на миг оторвав взгляд от глаз… Того, кто стоял не выпуская ее рук, Ежу совсем не хотелось называть Хорьком.

Вдруг раздался стук копыт. Парень обернулся и увидел подъезжающего сержанта. Выражение лица у него было какое-то особенное. Торжественное, что ли. Воин спешился, подошел к наемникам и низко поклонился.

- Ваша милость, госпожа Иволга, я рад приветствовать Вас.

Продолжение следует...