Кровь на белом кафеле

- Как зовут вашего сына? - вежливо спросил Геннадий Петрович. Несмотря на конец рабочего дня, стоматолог старался быть дружелюбным. Высокий мужчина средних лет с проседью седины на коротких волосах и добродушной улыбкой, он явно не был похож на одного из типичных злых докторов, про которых детишки рассказывали с содроганием.

- Миша, - робко ответила мать мальчика и вяло улыбнулась.

Она держала за руку семилетнего сына, сидевшего на кожаном откидном кресле. Взгляд ребёнка - полный страха, как у приговорённого к казни - был прикован к широкой лампе, висевшей у него над головой. Лицо его стало белее кафеля, маленькие ручки заметно подрагивали, жёлтая футболка с изображением футбольного мяча покрылась многочисленными пятнами пота.

- Миша, - обратился к мальчику доктор.

Мальчик не сразу, но посмотрел на стоматолога затравленным взглядом. Казалось, ещё чуть-чуть, и с губ мальчика сорвутся: “Пожалуйста, не делайте мне больно, отпустите меня!”. Геннадий Петрович привык к этому взгляду, правда на это потребовались десятки лет врачебной практики.

- Ты боишься их? - стоматолог показал на железный процедурный столик рядом с креслом, на котором лежали начищенные до блеска металлические инструменты: пинцет, щипцы для удаления зубов, зажимы. Миша посмотрел на них и резко дёрнулся, будто его ударило током.

- Почему ты их боишься? - снова спросил врач.

- По… по… потому что они д… делают б… больно…

- Кто тебе такое сказал?! - Геннадий Петрович изобразил наигранное удивление.

- Мои д… друзья…

- Вот как! Ну, спешу тебя удивить, твои друзья соврали.

- О… они не в… в… врут…

- О, ещё как врут! Подумай сам, как инструменты, которые помогают тебе вылечить твои зубки, могут навредить?

- Ну… они… острые…

- Да, но это не значит, что они делают больно. В конце концов, ты же хочешь избавиться от зубной боли?

Мальчик осторожно кивнул; врач сладко улыбнулся и взял зубные щипцы. Длиною в примерно тридцать сантиметров, тонкие, с плоскими изогнутыми кончиками они отбрасывали блеск на ярком свету. Мальчик снова задрожал.

- А он тебе поможет от него избавиться. Ну вот подумай, как инструмент, который создан для того, чтобы помочь тебе, может сделать больно? Что в нём такого страшного?

- Те штуки… на конце… острые…

- Щёчки то? И что? Они не сделают тебе больно. Да, они острые, но ведь будь он тупыми, как бы они помогли вытащить твой зубик? Знаешь что, давай так, если всё пройдёт хорошо - а так и будет - я дам тебе вкусную конфету. А если ты почувствуешь хотя бы капельку боли - а этого не будет - то получишь две. Идёт?

- Точно… не будет больно?

- Обещаю, - искренне ответил Геннадий Петрович.

Мальчик задумчиво посмотрел на стоматолога. Бледные щёки медленно розовели, тонкие губки тронула едва заметная улыбка, глаза загорелись облегчённой радостью.

- Спасибо вам, - поблагодарила мать и тоже улыбнулась.

Стоматолог лишь медленно кивнул.

- Что ж, не будем терять времени, - сказал он и посмотрел на женщину: - Я попрошу вас выйти. Как позову, можете войти.

Мальчик тут же метнул в мать испуганный взгляд.

- Миша, всё хорошо, она будет за дверью. А здесь, сам видишь, и так тесно, - поспешил успокоить его врач.

Получилось. Мальчик снова расслабился и лег на кресло. Женщина благодарно кивнула и поспешила покинуть кабинет стоматолога. Теперь же, кроме Геннадия Петровича и маленького Миши там никого не осталось.

- Знаете, а я теперь… не боюсь, - смело заявил мальчик.

Мужчина легко улыбнулся:

- И правильно. А совсем скоро ты вообще ничего не почувствуешь.

Вдруг в кабинете погас свет и всё погрузилось во мрак. Лишь кафель на стене и на полу отбрасывал блеск лунного света, что падал линиями сквозь щели в жалюзи. Мальчик испуганно вздохнул и резко дёрнулся, но лишь на мгновение - холодная, как лёд, рука тут же закрыла ему рот. Тёмный силуэт стоматолога навис над ним. Миша не мог видеть его лица: его взгляд был намертво прикован к широко раскрытой пасти существа, которое ещё секунду назад было добрым стоматологом; к пасти, обнажающей два тонких, словно иглы, клыка.

- Я обещаю, тебе не будет больно, - сказало оно тяжёлым замогильным голосом.

Запах крови и разложения. Сковывающий тело страх. Холодное дыхание, скользящее по его шее. Это было последнее, что почувствовал Миша, прежде чем его сознание погрузилось в бесконечную тьму.

***

- Ну что, Миша, тебе не было больно?

Мальчик взглянул на доктора невидящим взглядом и сонно покачал головой. Прежде пунцовое лицо стало серым, как туча. Две ранки на шее с каждой секундой становились бледнее и бледнее. Ещё чуть-чуть, и от них ничего не останется. Геннадий Петрович мог с достоинством похвалить себя за уникальное достижение в области вампиризма: высасывать из детей кровь и не оставлять никаких следов на теле. На это у него ушли десятилетия работы с алхимией.

- Вот и прекрасно. Можешь идти!

Мальчик, по-прежнему не произнеся ни слова, будто сомнамбула поднялся с кресла и зашагал к выходу. Стоматолог вытер его кровь с губ и коварно улыбнулся: скоро его очередная жертва окончательно потеряет связь с реальностью и присоединится к быстрорастущей армии “живых мертвецов”.

Когда рабочая смена закончилась, а в стоматологической клинике кроме охранника никого не осталось, Геннадий вышел из кабинета и направился к двери, ведущей в подвал. Медленно спустился по узкой железной лестнице, абсолютно не смущаясь кромешного мрака. Вскоре он оказался в небольшом помещении с низким потолком и едким запахом сырости. Падающий свет с подвальных окон обнажал скудный интерьер - кухонный стол и старые кожаные кресла с порванной обшивкой; и то и другое было покрыто многослойной пылью. Липкие паутины клочьями свисали с кирпичных стен, покрывшихся плесенью. Единственным звуком были падающие вдалеке капли.

- Дети, я пришёл! - голос стоматолога эхом прошёлся по помещению.

Они вышли из тёмных углов. Медленно, скованно двигаясь, будто роботы, подошли к доктору, не издавая абсолютно никаких звуков. Их было шестеро - четыре мальчика и две девочки. Их маленькие белые лица отчётливо выделялись на фоне глубокого подвального мрака; чёрные, как угли, глаза казались безжизненными, и, в то же время, внушали страх.

- Поужинали? - спросил их Геннадий.

Они кивнули. Стоматолог бросил взгляд на бескровный труп девушки лет двадцати пяти. Нынешним днём она была его очередной пациенткой, и в процессе дружеского (каким он может быть между врачом и пациентом) общения выяснилось, что она - круглая сирота. Такие могут исчезнуть с поле зрения общества практически бесследно и без последствий. Идеальная жертва.

- Хорошо. Сегодня к вам присоединится ещё один. А вот, кстати, и он!

В подвал спустился Миша, такой же бледный и с чёрными глазами, как и другие дети. Ни говоря ни слова, он встал рядом с ними и выжидающе уставился на улыбающегося стоматолога.

- Прекрасно. Значит, у вас всё хорошо. Я рад. По-прежнему напоминаю вам, что в этом подвале вы пробудете недолго. Минимум месяц. За это время к вам придут ещё, и я надеюсь, что к концу намеченного срока, ваша маленькая группа превратится в полноценный отряд.

И тут они заговорили все как один монотонным голосом:

- Мы хотим крови.

- Мы хотим больше жертв.

- Мы хотим свободы.

- Уверяю вас, вы получите всё сполна. А пока, ждите!

Дети промолчали и оставались на своих местах. Геннадий заботливо посмотрел на них и довольно улыбнулся.

Дети. Такие невинные, беззащитные, кроткие, как овечки. Идеальная наживка для взрослых. Совсем скоро Геннадий планировал научить их не оставлять никаких следов на теле жертв, чтобы общество ничего не заметило. Чтобы он медленно пожирал этот мир, город за городом, словно чума. Они будут питаться, подчинять себе людей, и быть при этом в тени. Никто не сможет причинить им вреда.

Ещё со времён хаоса в Трансильвании и пряток в маленьких европейских городках, Геннадий мечтал нападать так, чтобы никто ничего не заметил. Тогда в вампиров верили, боялись, и их ненавидели. А трупы со следами укусов на шее делали людей осторожными, внимательными; кто-то даже готовился к схватке с живым мертвецом. А однажды один врач и его помощники едва не убили его, и всё из-за того, что он пытался добиться расположения одной аристократки… Тогда вампир понял, что агрессивное общество может превратить его в пепел, особенно если бы он был один. Да и солнце… будь оно трижды проклято!

Кто знает - может в вампиров верят и сейчас… По-крайней мере, Геннадий предпочитал не рисковать.

Теперь же он понял, как надо действовать. И этот план радовал его очерствевшее сердце. Ему даже не придётся выходить из-за кулис…