Путь к сердцу мужчины

Бабка, охнув, села на скрипучей кровати и опустила ноги на потемневший от времени, но сверкающий чистотой деревянный пол. Морщинистой рукой она пригладила седые волосы, привычным движением закрутив их в тугой пучок на затылке и закрепив стареньким гребнем, затем взглянула на кота, умывавшегося на полу перед кроватью:

- Ну что, Васенька, гостей ждём нынче? - бабка неожиданно легко наклонилась к Васеньке и подхватила его на руки. - Пойдём-ка, милок, молочка плесну тебе.

Кот выжидательно замурчал, предвкушая завтрак.

Василий неспешно лакал молоко из глиняной плошки, а бабка уже суетилась у печи, затворив опару на пироги и отправив томиться до румянца кашу в пузатом чугунке.

- Сейчас щей наварим, плюшек с малиной напечём. Я давеча малины набрала. Малины ноне - страсть! Осыпается уж, - вела негромкую беседу с Васенькой бабка. Её темные от старости и работы руки легко что-то мыли, чистили, резали, раскладывали по чашкам, плошкам, жаровням, перемешивали, добавляли соли, сахару, листа лаврового, чеснока да лука. По избе волнами растекались ароматы яств, томившихся в большой русской печи, расписанной красными петухами.

Проплутав по лесу добрых полдня, славный молодец Степан Яромирович увидал наконец-то ладно сложенную избушку, посаженную на огромный пень, похожий на птичью лапу. Избушка стояла к Степану передом, к лесу задом, а за ней виднелись ровные грядки огурцов, лука и зелени. На высоком крылечке, подперев кулаком щёку, сидела бабулька в чистом цветастом платке и плетёных лаптях. У ног её лежал большой чёрный котище и лениво нализывал себе бок.

Молодец, вдохнув поглубже, подошёл к крыльцу и поклонился в пояс:

— Здравствуй, бабушка!

— И тебе не хворать, Стёпушка! — бабка, кряхтя, поднялась на ноги. – Дела пытаешь аль от дела лытаешь?

Степан, явно робея и почему-то опасливо поглядывая на вальяжного кота, кашлянув, ответил:

- За помощью я, бабушка. Люди сказывают, только ты и поможешь.

Бабка лукаво прищурила глаза, ухватившись за перила крыльца, поднялась на ноги, разгладила рукой передник в ярко-голубой цветочек, словно стряхнув с него невидимые крошки, и отворила дверь в дом:

- Пойдём, милок, в баньку сперва. Натопила я баньку-то, как знала, что гость пожалует. Потом щей моих отведаешь. А уж после и сказ держать будешь.

Степан, пригнув голову, шагнул в прохладные сени. Вдоль стены стояли вёдра с водой, изогнутое коромысло висело на гвозде над ними. О стекло небольшого оконца билась бабочка-крапивница, шурша своими пёстрыми крылышками. Бабка подошла к окну и легонько махнула рукой. Бабочка, словно очнувшись, на мгновение замерла, потом оторвалась от стекла и шустро вылетела в открытую дверь. Василий, шествовавший за бабкой с высоко поднятым хвостом, проводил бабочку хитрым взглядом и потерся чёрным боком о бабкину ногу.

Бабка тем временем уже вошла в горницу, деловито отобрала у Степана заплечный мешок, сунула ему в руки рушник, кусок ароматного мыла и берёзовый веник, вытолкала обратно за дверь, махнув рукой в сторону грядок, за которыми вдруг показалась небольшая ладная банька, и обернулась к столу. Васенька уже устроился на лавке и внимательно следил за каждым движением хозяйки. Вскоре стол был уставлен блюдами с пирогами и плюшками, плошками с солёньями и сметаной, чугунками и горшками, над которыми вился ароматный пар.

Степан, румяный и разомлевший после бани, сидел за столом и, жадно откусывая от пирога с картошкой и грибами, следил голодными глазами, как хозяйка наливает ему щи большим половником. Бабка налила плошку до краёв, поставила её перед Степаном и пододвинула к нему сметану.

Добрый молодец всё ещё робел, ел, не нахваливая, но угощение, щедро выставленное бабкой на стол, быстро таяло. Наконец он запил молоком последнюю плюшку с ароматной малиной, с сожалением посмотрел на оставшиеся на блюде пироги, понимая, что больше ни крошки ему не проглотить, и поднял глаза на бабку.

Та сидела у стола, с хитрым прищуром гладя на Степана.

- Ох, спасибо, бабушка, накормила, напоила!

- На здоровье, милок, - улыбнулась бабка, - вот теперь и сказывай, зачем пожаловал.

Щёки Степана залились юношеским румянцем.

- Жениться хочу, бабушка.

- Что ж, дело хорошее, - усмехнулась бабка. – Да только чем же я помочь-то тебе могу? Невесту, чай, выбрал?

- Выбрал… Олёна, купеческая дочь, - опустив глаза и покраснев ещё больше, доверил Степан бабке тайну свою сердечную.

- Так и она ведь не прочь? – улыбнулась та лукаво.

- А она зеркальце требует! – Степан вдруг заметно начал горячиться. – «Найди мне, - говорит, - зеркальце волшебное! Чтоб человечьим голосом мне на зорьке рассказывало о красе моей писаной!» А где я ей такое найду? Да и что попросят за диковину эдакую?!

Степан в отчаяньи махнул рукой и явно пригорюнился.

Бабка, слушая недолгий рассказ его, гладила Васеньку, забравшегося к ней на колени. Глаза её улыбались.

- Ну вот что, добрый молодец, ложись-ка ты почивать. Утро вечера мудренее! – сказала она, легонько подтолкнув кота. Тот мягко спрыгнул на пол и с высоко поднятым хвостом направился в горницу. Бабка поднялась за ним. – Пойдём, постелю я тебе да подумаю, как помочь горю твоему.

Утром Степан, выспавшийся и умытый, уплетал румяные блины, макая их по очереди то в мёд, то в сметану, а бабка, подкладывая ему свеженьких на блюдо, неспешно говорила:

- Пойдёшь ты по тропинке от моей избы через лес. Тропинка узкая, да, авось, не заплутаешь. К закату выйдешь к речке Калиновке. И против воды по берегу ещё маленько. Там увидишь. Гора там невысокая, у горы – хоромы за забором тёмным. Постучишь три раза в ворота, да плюнешь трижды через правое плечо. Ворота откроются. Хозяин тебя ждать будет, весточку я уж послала. У него твоё зеркальце.

Степан, не прекращая жевать, внимательно слушал бабку.

- Попросит он у тебя плату за диковину. Отдашь ему вот это, - бабка поставила на стол ларец деревянный с затейливой резьбой на крышке. – Ларец береги по дороге, да смотри, не открывай!

Степан послушно покивал головой и бережно убрал ларец в свой мешок.

Доев блины, запив их молоком из кувшина, молодец поднялся из-за стола.

- Ой, спасибо тебе, бабушка! В баньке попарила, накормила и дорогу указала! – он поклонился бабке в пояс и закинул мешок за плечо.

Бабка проводила его на крыльцо:

- Ну, поди, милок. Скатертью дорога! – пожелала она на прощанье и долго ещё стояла, сложив руку козырьком над глазами и глядя вслед широкоплечей фигуре Степана, а затем вернулась в избу, где, развалившись на полу посреди горницы, Васенька наблюдал за качающейся тенью еловой лапы на залитой солнцем бревенчатой стене.

Степан шагал по тропинке, петлявшей среди вековых деревьев. Однако любопытство не давало ему покоя. Наконец он решился. Усевшись на корягу, развязал мешок, достал ларец и приоткрыл резную крышку. Под ней лежал небольшой берестяной короб, от которого поднимался аромат свежей выпечки. Степан улыбнулся, закрыл крышку и бодрым шагом направился к реке.