Овощ

Глава 6.

Овощ.

I

Если вам кто-то когда-нибудь скажет, что круче всех бегал Форрест Гамп – плюньте ему в лицо. Старина Форрест, без сомнений, молодец, но, по скорости бега и даже по дистанциям, он не дотянул бы даже до рыхлого, курящего и пьющего пенсионера, за которым гонятся менты. И уж куда ему до спортивного, в общем-то, здорового парня двадцати восьми лет, который очень не хочет в тюрьму! Степе эта мысль пришла в голову, когда он пробегал второй квартал. Менты, впрочем, не отставали. Удивительная способность у сотрудников ППС – никогда не быть рядом, когда они нужны, всеми силами имитировать отсутствие бурной деятельности и внезапно выруливать из-за угла тогда, когда их никто не хочет и не ожидает увидеть. ППС-ники мчались за Степой сохраняя дистанцию. Несмотря на то, что он был в легком спортивном костюме, а они были нагружены всевозможными рациями, наручниками дубинками и автоматом. К тому же в берцах. Степа свернул в узкий проулок. Проулок оказался тупиковым, но слева был черный ход покосившейся «сталинки». Степа снес своей массой дверь с петель и подумал, что ее надо было открывать на себя. Перепрыгнув через какие-то коробки и велосипеды, он выскочил на площадку, а с нее по лестнице уперся в парадный вход. Степа рванул со всей силы дверь на себя и ручка ее, прикрученная, наверное в начале пятидесятых годов, осталась у него в руке. Дверь открывалась от себя. Степа выскочил на проспект и рванул дальше. Через пятьдесят шагов он оглянулся. ППС-ники держали дистанцию. «Суки, подумал он, издеваются, что ли?» и пошел на ускорение.

Вернее, ему показалось, что он пошел на ускорение, ибо силы, которые в нем были уже начинали заканчиваться. Легкие обжигало огнем, ног он не чувствовал, про руки еще помнил. Говорят, чем быстрее машешь руками во время бега, тем быстрее работают твои ноги. Степа решил проверить, это сработало. Ноги заработали существенно быстрее. Степа выждал пару минут и оглянулся. ППС-ники держали дистанцию. Тоже, наверное, руками машут. Неожиданно Степе пришла мысль. Такая же гениальная, как и безумная. Такая же спасительная, как и убийственная. Не желая больше бегать по городу в компании с полицией, Степа мысль эту безоговорочно принял и свернул к мосту.

Речка Каменка, на берегу которой стоял город, была широкой, но мелкой и холодной рекой. Купаться в ней было почни невозможно. Только в жаркие августовские дни можно было выехать всей семьей вниз по течению, найти там одну из тысяч заводей и макать себя в холодную воду до тех пор, пока губы не посинеют, и мама не позовет кушать сосиски, жаренные на углях. Но у Каменки был один небольшой секрет: в ее неглубоком русле прятались каверны – небольшие, но глубокие ямы, часто уходящие в бездну. Вокруг этих ям, по мере доступности, гнездились рыбаки и вылавливали из них невероятных размеров рыбу. В них ежегодно пропадали дети, которые не любили слушать маму, а подростки, стуча зубами от холода скидывали в них гайки на веревке и каждый раз убеждались, что дна у каверн нет. Одна из самых больших каверн находилась под центральным мостом, на который вбежал Степа, преследуемый стражами закона. Про эту яму ему когда-то рассказал отец. Рассказал и забыл, а Степа запомнил, и уже через 2 дня с этого моста в нее и нырнул, под вопли возбужденной толпы. Главный прикол был не в том, что Степа нырнул с десятиметрового моста в речку, глубина которой мало где была больше полутора метров, а с том, что течение вынесло его из омута и потащило по мелководью и для зрителей, стоявших на мосту, Степа разбился о дно и безвольным трупом (он еле себя сдерживал, чтобы не шевелиться в ледяной воде) поплыл в низ по течению. Эффект был настолько сильным, что мало кто обратил внимание, как «безвольный труп», проплыв по течению метров сто, встал и побрел к берегу. В половине дворов района Степа был почти официально мертв два дня. Потом последовало чудесное воскрешение, сопровождаемое тугим отцовским ремнем.

Мало кто решился, после него, на этот трюк. Так что можно было надеяться, что трюк пройдет еще раз. Оставалось только уповать, что каверну не засыпало илом или камнями, и что Степа точно помнит, что прыгать надо после четырнадцатого пролета. Четырнадцатого, а не двадцать четвертого, как подсказывала злобная часть Степиной интуиции.

Отсчитав четырнадцатый пролет, Степа остановился и посмотрел вниз. В высокой весенней воде было сложно понять, есть там яма или нет. Степа залез на перила и посмотрел налево, полицейские остановились в ожидании и недоумении. Как будто они собирались бегать так целый день и не понимали, почему вдруг Степа остановился.

- Стой! – прокричал один и передернул затвор.

- Стою, сказал Степа и посмотрел вниз. Внизу кипела ледяная река.

- Чего убегаешь-то?- Спросил второй, тот что пониже.

- А чего догоняете? – спросил Степа и шагнул с моста.

Ледяная вода обожгла сильней, чем кипяток. Рефлекторно Степа попытался вздохнуть, но вовремя себя остановил. Он погрузился в темную и очень холодную бездну. Течение потихоньку поднимало его наверх. «Чтобы выдержать холод ледяной воды, я использую внутреннюю улыбку. С внутренней улыбкой человек способен на все» - Степа вспомнил какую-то передачу про моржей и улыбчивую моржиху с ее внутренней улыбкой. Делать было нечего, Степа пытался улыбаться всеми наружными и внутренними частями своей плоти и души, но получалось слабо. Потом он увидел свет и понял, что его тащит на поверхность. Степа максимально расслабился, имитируя труп и ему стало немного теплее. Наконец, он доплыл до поверхности, смог отдышаться и посмотрел на мост. Аншлага, как в прошлый раз, на мосту, конечно не было, но были две серые фигурки. Даже из реки Степа видел, как они чешут головы.

II

Когда он вышел на опушку, солнце окончательно скрылось за холмом. На небе оставалась только бледная полоска света, от которого почти не было толку, только по кустам начали мерещиться страшные тени. И еще было холодно. Было очень холодно, несмотря на то, что тщательно отжатая одежда, уже почти высохла. И еще хотелось есть. Степа бродил в этом лесу уже несколько часов. Он не представлял себе, куда он идет и что ему нужно делать. Ищут ли его? Гонятся ли за ним? Он вышел на опушку, сел прямо на траву и начал думать.

Могли ли ППС-ники его опознать? Нет, не могли. Он в городе всего три дня и еще не примелькался, если, конечно за Магой, как за представителем криминального мира, не было наблюдения. Но тогда и скрываться бесполезно. Что она оставил в автомастерской из улик? Отпечатки пальцев в машине, следы обуви на полу. Все. Убивал ли он Магу? Нет, это сделал тот мент, это поймут. Магу и слесаря. Убивал ли он мента? Нет. Но это могут и не понять, особенно, если Джан как-то отмажется. Это было уже хуже. Надо как-то позвонить домой и прощупать там почву. Искали ли его там? Если он попал под подозрение, менты обязательно должны были уже прийти. Убийство сотрудника, это вам не девочка с передозом. Его обязательно раскрутят. «Хватит сидеть, сказал он себе, замерзнешь». И он встал и пошел.

Тонкая полоска света на небе таяла, как мороженное на подоконнике в жаркий день. Уже через пятнадцать минут в лесу почти ничего не было видно. Ночевать в лесу не хотелось и Степа, выставив руку перед собой, продолжал идти. «А куда я, собственно, иду?» думал он, «Кто тебе сказал, что ты идешь туда, куда надо? Что не шагаешь в глухую чащу?» Паника нежно обняла его за плечи, и он пошевелил ими, как бы сбрасывая ее руки. «Главное – успокоится. Надо действительно остановиться, попытаться развести костер, согреться и переночевать. Завтра найду ЛЭП или что-нибудь такое и выйду к людям.» Костер он разведет! Из мокрого кроссовка и вонючего носка что ли? Робинзон хренов. «Молчать.» Степа посмотрел вперед. Впереди был довольно большой холм, вершина которого еще виднелась в лучах зашедшего солнца. «Вперед на холм!», приказал он себе. «Если с него я ничего не увижу, а с него я точно ничего не увижу, то спущусь в низину и буду как-то ночевать. В конце концов можно наломать еловых веток и зарыться в них». Степа пыхтя полез на холм.

Подъем на холм выбил из него все оставшиеся силы, и, преодолевая последние шаги Степа уже решил про себя, что не потащится в низ, а заночует прямо на вершине холма. Двигаться дальше было невозможно, больно и бессмысленно. Но забравшись на холм Степана как подменили. Он чуть ли не запрыгал от радости и стремглав понесся вниз. Причиной этому стали совершенно четкие электрические огни где-то внизу. Степан мчался с такой радостью и задором, что только второе дерево, разбившее подло веткой ему верхнюю губу, заставило его остепениться и идти аккуратнее. Чуть позже, наткнувшись в темноте на сетку-рабицу, он отблагодарил то дерево, успокоившее его с минимальными жертв.

Степа пошел вдоль забора налево, ближе к свету в окнах. Он ощупывал каждый метр сетки ища проход и, через несколько десятков шагов, его руки нащупали разрыв. Приглядевшись, он увидел тропинку, ведущую из леса прямо к крыльцу здания. Проскользнув через дыру он направился на яркий свет фонаря, вокруг которого лениво кружилась орда ленивой весенней мошкары. Подойдя к крыльцу Степа не раздумывая поднялся к входной двери. Справа висела казенная табличка «Краевая клиническая больница отделение №4 Пансионат. Часы работы с 8:00 до 19:00 Приемные часы с 14:00 до 16:00», ниже висела надпись, распечатанная на принтере и спрятанная в полиэтиленовый файлик «пн, ср, пт ПОСЕЩЕНИЙ НЕТ». «Ладно, подумал Степа, не очень-то и хотелось. Мне б согреться». Он взялся за ручку и потянул ее на себя, но дверь была закрыта. Он хотел постучать, но до него дошло, что если он начнет ломиться среди ночи в больницу, дело может легко закончиться ментами, а отношения с ними были не совсем ясными. Надо было подождать до утра, хотя бы до восьми. И Степа начал обходить здание справа, надеясь найти какое-нибудь убежище.

Пройдя несколько шагов он наткнулся на запасной вход, спрятанный под козырьком. Дверь черного выхода была не закрыта и вела в маленький тамбур. Степа уже хотел остаться ночевать в нем, но тут, привыкшие к темноте глаза разглядели невысокое здание напротив. В здании, на месте окон чернели провалы и Степа подумал, что оно заброшено, а значит можно переночевать хотя бы под крышей и без ветра. Не долго думая, он отправился туда.

В здании кто-то был. Степа почувствовал это раньше, чем смог разглядеть отблески пламени на потолке комнаты и почувствовать запах костра. «Бомжи, решил он, что ж, тем проще» и вышел на свет. В большой приземистой комнате горел костер. Рядом с костром сидела девушка. Совсем не бомж, довольно опрятного вида. У нее были белые, выжженые волосы, и длинные пальцы на руках. Это первое, что бросилось в глаза. Приглядевшись, Степа увидел, что она одета в джинсы и синюю водолазку. Поверх водолазки висело ожерелье из больших алых бусин. В целом ее можно было даже назвать симпатичной. С большой натяжкой. Девушка смотрела на огонь и что-то шептала. Из-за этого она не заметила его появления.

- Здравствуйте, - Сказал Степа и девушка вздрогнула, - не пугайтесь, пожалуйста, я вас не обижу. Я очень сильно замерз. Разрешите погреться у вашего костра.

Девушка ответила странно:

- Кто же не примет усталого путника, имея огонь? Присаживайтесь, грейтесь, но имейте в виду, вам придется все рассказать.

- Что рассказать? – не понял Степан.

- Все, - безмятежно ответила она.- Кто вы? Как сюда попали? Зачем пришли? Ночь длинна, и нам придется о чем-то говорить. Сначала вам, потом мне.

- Ну со мной-то все просто. Я упал в реку с моста, выплыл и заблудился. А вот вы что тут делаете?

- «Все просто», ха! Давайте сразу договоримся – не врать. Единственный мост тут в городе. Если бы вы с него упали, то вряд ли смогли бы говорить и жить вообще. Но даже если так, то вы не пошли бы десять километров через лес, а вернулись бы в город. И даже если бы вы заблудились и замерзли, как говорите, то вы бы сейчас ломились бы в здание больницы, а не врали бы тут мне, у костра.

- Ваша правда, - согласился Степа. – Моего друга сегодня расстрелял полицейский. Другой человек, я его почти не знаю, убил этого полицейского и сбежал. Полиция погналась за мной. Я действительно спрыгнул с моста, но я с детства знаю место, куда нужно прыгать. Я очень замерз и очень голоден. Поэтому я тут, а не там.

- И очень напуган, - добавила незнакомка. – Ваша история звучит еще нелепее, чем ваше неумелое вранье, и по этому я вам верю. Правда всегда гораздо нелепее вымыслов. Грейтесь, прекрасный незнакомец. Я могу угостить вас галетами, если вы голодны. Вы любите галеты?

- Спасибо. Я люблю все, что содержит калории. А кроме галет у вас ничего нету?

- Увы, я не собиралась ночевать в этом сарае, хотя часто тут бываю, но авария на дороге заставила меня опоздать на обратный автобус. Так что кроме пачки галет у меня ничего нет. Угощайтесь!

Она протянула ему пачку армейских галет. Такие обычно кладут в сухие пайки солдатам. Степа ненавидел их еще с армии, но сейчас они показались ему самой вкусной едой.

- Хорошо, - промычал он, набив полный рот галетами. – Теперь вы про меня все знаете. Кроме имени. Меня зовут Степан. Расскажите о себе и представьтесь. Такой, кажется, у нас уговор?

- Меня зовут Алла, - ожерелье на ее груди слегка качнулось, - и я большая грешница. Мое пребывание здесь – расплата за грехи.

«Местность полна религиозно настроенным контингентом, подумал Степа с мрачной иронией, как правило, грешниками».

- Позвольте угадать, - предложил Степан, - вы уснули, а проснулись с героиновым передозом и узнали что весь день занимались непотребством?

- Какая нелепая и пошлая фантазия, Степан, - она смотрела в огонь и Степа вспомнил, что за все время она ни разу не посмотрела на него. – Не знаю, с кем вы общались до меня, но, готова поспорить, даже по сравнению с убийцами и насильниками, я - самая большая грешница.

- Даже боюсь себе представить, что вы натворили, - Степа подвинулся по ближе к огню. Сумасшедшая, так сумасшедшая. За последние дни он привык к психам. Главное ее не злить, чтобы ненароком не прирезала во сне. Пригревшись у костра, Степа истово верил, что ему удастся хоть немного поспать.

- Уверяю вас, никаких расчлененных младенцев, - Алла смотрела в огонь. – Просто я продала душу дьяволу. Свою и своего несчастного брата.

Ну точно сумасшедшая, решил Степа. Или из этих, как говорил Мага, ебнутых?

- Вы совершенно не похожи на того, кто продал душу. Мне казалось у них давно дворцы, яхты и самолеты.

- Вы мало что понимаете о том, что человеку важно. Ваши яхты и самолеты, это мелочи. Никому не нужные мелочи, когда на кону стоит жизнь близкого человека. Вы наверняка даже не теряли близких людей, и вам не понять, что это такое и как хочется их вернуть, особенно когда они еще живы.

Алла и Олег были близнецами. Они с детства были дружны и с детства были вместе. Олег, конечно, был главнее, хоть и был младше на полчаса. Он с пеленок принял командование их маленького тандема на себя и всегда сам выбирал, в какие игры они будут играть, куда пойдут и чем займутся. Аллу это устраивало. Они росли в хорошей, обеспеченной семье и ни в чем не нуждались. Когда они пришли в школу, их почему-то разделили. Алла пошла в первы «А» а олег в первый «Б». В классе Аллу невзлюбили за рыжие волосы. «Да, рыжие и не смотрите так. Я уже давно крашусь и почти извела эту ржавчину». Однажды, после уроков ее затащили за школу и начали обплевывать. Олега рядом не было, у него был еще один урок, но он вдруг выскочил откуда-то из кустов с большим ржавым гвозем в руке и пробил какой-то девочке этим гвоздем ключицу, поднял Аллу с асфальта и повел домой, рассказывая про больших синих бабочек. В школу они пошли не скоро. Только через три месяца, когда родители переехали в другой город. В новой школе их никто не знал, но их отправили в один класс и они всегда держались вместе, так что их не обижали. Много чего они пережили в школьные годы. Олег ее всегда защищал, а Алла его всегда выгораживала. Когда могла. Потому что многие его выходки были такими жестокими, что оправдания для них найти было нельзя.

Когда они учились в шестом классе, умер папа. А мама начала сильно выпивать. Как-то сразу кончились деньги, подарки и красивые вещи. Вместе с ними кончилось и детство. Однажды ночью, когда они учились в девятом классе, Олег залез к ней в постель и они переспали. Она очень боялась, что забеременеет, а он сказал, что они теперь всегда будут вместе. Она поверила, но больше к себе его не подпускала. Через полгода он разбудил ее. Он собрал ее и свои вещи и украл у матери все оставшиеся деньги. Он сказал, что они уезжают и будут всегда теперь вместе. Что бы не случилось. Она не хотела ехать, но он силой вытолкал ее из квартиры, не дав попрощаться с матерью. Когда она проходила мимо маминой комнаты, она увидела, что мама сидит в кресле и под ней темная лужа. Олег потом сказал, что мать просто напилась и пролила вино, но Алла думала, что это кровь.

Они долго скитались по разным городам, занимаясь всем, чем только можно заработать деньги. Они были официантами, мойщиками машин, курьерами, моделями для эротических фотографий и еще много кем. Однажды даже были любовниками у одной зрелой пары, которую ограбили в первую же ночь. Это были самые счастливые годы в их жизни, потому что однажды Олег принес ей героин. Он очень долго уговаривал ее попробовать, но она не соглашалась. Она верила ему и ей хотелось, правда, даже очень, но внутренний голос ей не советовал и говорил, что перестанет с ней дружить, если она попробует эту гадость, а свой внутренний голос она любила даже сильнее, чем своего брата.

Олег кричал, выкручивал руки и очень эмоционально просил ее побыть с ним в кайфе, но у него не хватило чего-то, чтобы заставить ее, и, поняв это, она только усилила оборону. Если бы он тогда влепил ей пару пощечин и приказал, она бы непременно согласилась. Они оба это понимали, но он ее не трогал. И тогда начался самый страшный период в ее жизни – он начал жить без нее.

К тому моменту они перебрались в поселок, недалеко от комбинатовского городка. Сняли там дом за копейки и кое-как зажили. В крупный город им было ехать нельзя, потому что Олег попался на краже и вышел из отдела с подпиской о невыезде, рассказывая Алле, как он перехитрил глупых ментов. Алла с удовольствием слушала истории, но не открыла ему правду, почему она почти не может ходить и просила подождать три дня, пока все там срастется, чтобы можно было уехать куда-нибудь подальше.

Через три дня они уехали в поселок и Алла устроилась на работу в придорожное кафе. Олег быстро нашел каких-то барыг в городе у комбината и постоянно пропадал там. Жизнь сестры его интересовала только тогда, когда ему нужны были деньги.

Тем зимним вечером они очень хорошо поговорили. Она наварила глинтвейн и принесла с работы теплые пледы. Они укутались в пледы и засели на крыльце их домика и много-много говорили. Она рассказала ему о своих переживаниях, а он рассказал ей все. Олег признался, что уже несколько лет сидит на системе и никак не может с нее слезть. Его день был так похож на предыдущие, что, осознавая это он сгрызал ногти в кровь. Особенно страшно ему было, когда он понимал, что и все последующие дни будут такими же. Вот уже не один год, каждый день начинался с поиска денег. Сначала это были двести рублей, потом триста, пятьсот, семьсот, тысяча, полторы, а теперь «такса» уже две тысячи. Чем дольше он искал эти деньги, тем хуже ему становилось и тем злее, агрессивнее и необдуманное были его поступки. Если он не находил деньги к обеду он мог ограбить и избить школьника, отобрать копейки у нищего или убежать из церкви с ящиком с пожертвованиями на храм. Чем хуже ему становилось, тем призрачней была его моральная планка. Алла это замечала. Иногда он ее избивал и отбирал у нее отложенные деньги, но она, дура, только кайфовала от ощущения того, что она его вещь и остаток дня проводила за рукоблудием.

В тот день, когда Олег рассказал ей все, он ей поклялся, что он завяжет с этой напастью, будет жить с ней и работать. Они переедут в другое место, где их никто не знает, она поменяет фамилию, он заработает денег и они, строго под наблюдением лучших врачей, родят красивых и счастливых малышей. Двоих, не больше. Но только не двойняшек. Алла поверила ему всей душой. Она призналась, что уже частично скопила деньги на такой переезд, что любит его, верит ему и все будет хорошо. В тот день она пустила его к себе второй раз. Под утро они уснули в обнимку, а проснувшись к обеду Алла увидела, что комната перевёрнута «к верху дном», шкафы открыты и опустошены, а из комода пропали все отложенные деньги. Олега, конечно, не было.

Она проплакала до вечера, а вечером позвонил врач из больницы и попросил ее приехать. Ее нашли по записной книжке в телефоне и подумали, что она его жена, фамилии- то у них были одинаковые. Олега привезли в ККБ в состоянии комы, вызванной передозировкой наркотиков. Врачи колдовали над ним почти двенадцать часов и почти двенадцать часов Алла провела в прибольничной церкви. Она никогда не была верующей, мать их даже не крестила. Она знала, что есть церковь, в которой надо молиться и покупать свечки и бог, в которого нужно верить. Этого ей было достаточно. Но, когда она поговорила с врачом, когда увидела, мельком, бледное лицо Олега, подключенного к аппарату искусственного дыхания, внутренний голос сказал ей – иди и молись. И она пошла и молилась. И все двенадцать часов внутренний голос суфлировал ей молитвы, которых она никогда не знала. И именно это обстоятельство сыграло роковую роль. Если бы она хоть раз не послушалась голоса внутри себя, особенно, если бы не послушалась тогда, в больнице, если бы, черт с ним, попробовала тогда манящий укол, все, наверное было бы хорошо. Они бы были оба мертвы сейчас, но так было бы спокойней. Потому что после двенадцати часов реанимационных действий и двенадцати часов молитвы, диктуемые внутренним голосом, голос внутри Аллы громко и отчетливо сказал: «Все, бог не поможет. Молись дьяволу.» Алла очень испугалась и хотела убежать, но ноги ее не слушались. Она стояла в маленькой больничной палате-церкви и смотрела на распятье, как из ран деревянного Иисуса вытекает нарисованная кровь. «Молись, дура. Поздно будет» сказал ей голос. И она, отвернувшись к какой-то иконе, взглянула нарисованному старцу в глаза и прошептала « Господин. Великий и всемогущий. Спаси брата моего. Забери душу мою, если посчитаешь интересной, только пусть он живет. Господин. Великий и всемогущий...» и так по кругу. Она простояла так еще пять часов, пока вошедший доктор не тронул ее за плечо. Оказалось, что Олег уже пять часов как в стабильном состоянии. Он, конечно, еще не пришел в себя, но ему гораздо лучше. Они его подержат на искусственном дыхании еще день два и он задышит сам. А через месяц-другой она сможет забрать его домой. Это было полгода назад.

За полгода его состояние не изменилось. Внутренний голос молчал, а стоило ей зайти в церковь, как свечи гасли, а она падала в обморок. Однажды она пришла на вечернею и хотела исповедаться и причаститься, но святой отец, буквально за два человека до нее, упал с сердечным приступом и его увезла скорая. Больше она в церковь не ходила, понимая, что теперь на век слуга дьявола. Впрочем, лукавый пока себя никак не проявлял и ничего от нее не хотел. Она старалась как можно чаще приезжать к брату, и вот, приехала сегодня. Но дурацкая пробка на трассе спутала все планы и она опоздала. Такое было уже не в первый раз, и она время от времени ночевала в этом доме, а на чердаке она хранила спальник.

- Если хочешь, - сказала Алла, - мы можем уснуть в нем вместе. Так теплее. Только имей в виду! Попытаешься взять меня – умрешь.

Последняя фраза была явно сказана для красоты словца. Степану было абсолютно наплевать на Аллу с ее потусторонними бреднями. Зато братец ее интересовал Степана все сильнее.

- Я правильно понимаю, Олег твой превратился в овоща?

- Ну да...- проговорила Алла.

- И сейчас он лежит тут?

- Лежит... – Алла напряглась.

- В четвертой палате? На втором этаже? – добил ее Степан.

- Кто ты такой?! – Алла вскочила, в руках у нее тлела палка из костра. Девушка держала ее как Жанна Д'Арк держала меч в фильме Люка Бессона. Она яростно и впервые за весь вечер посмотрела Степе в глаза.

Степан вскочил тоже. Он не любил, когда ему угрожали горящей палкой.

-Уймись, дура. Сейчас я все тебе расскажу. Убери палку.

Алла опустила свое орудие и решила выслушать его. Степан же шагнул к ней и, придерживая руку с тлеющей палкой своей левой рукой, правой провел идеальный хук, мгновенно выключивший Аллу из цепочки дальнейших событий.

Настало время поговорить с этим овощем со второго этажа. За каким, собственно, хером, вокруг него постоянно умирают люди? А самое главное, почему среди них оказалась моя сестра?

Степан положил Аллу поудобнее на ее спальник, насилие-насилием, но не гоже девушку валяться в этом дерьме, и пошел к черному ходу.

III

Степа перемахнул через окно в ночную тишину и послушался. Было тихо. Только где-то за забором неуемно стрекотали сверчки. Степа прошел через двор и встал под козырьком запасного выхода, держась за ручку двери. Он чувствовал конец всей этой дикой истории, но не знал, что будет делать, когда уведет на кровати это небритое создание лет двадцати пяти в кислородной маске. Степа отчетливо себе его представлял, хотя Алла его не описывала. Или описывала?

Толкнув дверь от себя он шагнул в кромешную темноту тамбура. Внутренняя дверь была не заперта и Степа пошел дальше. Ощупывая рукой стену он двинулся вперед. Довольно скоро он уперся в тупик и повернул налево. Слева он нащупал перила лестницы, ступени которой бледно освещали отсветы уличного фонаря. Стараясь не шуметь, он начал подниматься на второй этаж. Древние ступени противно скрипели.

Добравшись до второго этажа он нащупал широкую двойную дверь, ведущую в коридор. Степа потянул ручку на себя и дверь, казалось, скрипя на весь этаж открылась. Было уже лучше. В коридоре стояла кромешная тьма. Степа пошел вперед, ведя правой рукой по стене. Через пять шагов рука почувствовала новую дверь. Степа провел рукой по ней и в верхней части нащупал железную и явно покрашенную цифру «1».

«Хорошо, подумал он, Следующая дверь либо два, либо три, тогда четыре будет либо дальше, либо напротив.»

Степа тихо двинулся дальше. Руки ощущали только шершавую известку, которой были окрыты стены. Степан наткнулся на что-то непонятное и коническое. Он долго его ощупывал, прежде чем понял, что это пожранное ведро. Его предположения подтвердились, когда выше он нащупал багор, а рядом с ведром – пожарный топор. Оставив в покое пожарный щит, он двинулся дальше. А вот и следующая дверь. Степа водил рукой по ней и вверху и внизу. Даже ощупал наличники и стены рядом. Номера не было. Тогда он наощупь пересек коридор и нащупал соседнюю дверь. Проведя руками в верхней части он почувствовал цифру, так же, как и предыдущая, закрашенную краской. Цифра была «4».

- Ну здравствуй, Овощ, - прошептал он и взялся за ручку двери.

В темноте коридора рассыпались яркие искры, которые почему-то ничего не освещали, а наоборот слепили глаза. И одновременно затылок пронзило острой болью. Степа застонал и начал оседать. За спиной он скорее почувствовал, чем услышал чье-то частое дыхание и отключился.

Яркий дневной свет освещал коридор полностью. Оказалось, что он довольно длинный. ПО десять палат с каждой стороны. Но первое, что увидел Степа, когда открыл глаза, были большие алые бусины, висящие на нитке над большой грудью. Бусины показались смутно знакомыми и Степа посмотрел на их обладательницу.

- Алка! – ахнул он.

- Степа, - сказала она. – Не надо было тебе сюда приходить.

- Уйдите, Алла, - произнес незнакомый голос.- Почему вы все время нам мешаете? И кто этот человек?

Степа повернулся на голос, рядом с ним на коленях стоял пожилой человек в белом халате. В руке у него была ватка, пропитанная чем-то жутко неприятным, но очень знакомым. Затылок саднило.

- Доктор? – хрипло спросил Степа. – Больница?

- Доктор, - подтвердил доктор. – Больница. Краевая клиническая. Пансионат. Что вы тут делаете?

- Пансионат – прохрипел Степа. – Это здесь я...

- Здесь, - успокоил его доктор

- Это здесь у вас овощи лежат? – уточнил Степан.

- Овощи, молодой человек, у нас лежат в овощехранилище, - доктор был сама невозмутимость. – А здесь у нас лежат пациенты. А вот что вы тут делаете, потрудитесь объяснить.

-Щас, - сказал Степа, - Воды дайте.

Доктор молча встал и направился к столику в середине коридора, на котором стоял графин с водой.

Степа с помощью Аллы поднялся, оперся на стенку и перевел дух.

- Кто это меня так, спросил он, ощупывая пульсирующую гулю на затылке.

- Я, - призналась Алла.

- А чем? – не унимался Степан.

- Вот, - показала Алла на пол. На полу лежала небольшая, но тяжелая пепельница.

- Зачем? – Степа, видимо, решил выяснить все до конца.

- Ты меня так испугал... – пролепетала Алла, но Степа ее перебил, отодвинув рукой. Взгляд его уперся в пожарный щит.

- Погоди-ка, сестренка, - сказа Степа и снял со щита тяжелый топор.

В три прыжка он преодолел расстояние от щита до столика и вонзил пожарный топор точно в лоб успевшему развернуться, но не успевшему ничего понять, доктору. Доктор охнул и сел, где стоял. Из рук его выпал стакан и пролился на ковровую дорожку. Алла завизжала.

Степа взял со стола графин с водой и жадно его выпил. Потом подошел к молчавшей Алле, которая не сводила с него испуганных глаз.

- Не кричи, сестренка, - нежно сказал он, прижал ее к стене и поцеловал. – ты такая нежная сегодня, близняшка.

- Олег? – не поверила она.

-Не похож? Ну да. Но из все вариантов этот вроде даже ничего.

- Прости меня, Олежа! – Алла начала рыдать, - Это я... Это из-за меня... Это я во всем виновата!

- Не реви, малыш, - сказал он. – Ни в чем ты не виновата. Я тут кое-чему научился. Но погоди-ка, мне надо закончить с одним делом. Подожди меня тут.

Он пошел по коридору обратно к доктору. Упер ногу ему в грудь и вытащил из его головы топор. Потом подошел к палате номер шесть и выбил дверь ногой. Зашел, включил свет и осмотрел больных. Не найдя того, кого искал, он пошел к палате напротив и выбил дверь ногой.

Эпилог.

Степа лежал в полной темноте и не мог пошевелиться. Он даже не был уверен, что не ослеп, настолько было темно. Он не видел ничего, кроме бледного пятна над собой и не мог от него отвернуться. Только отвести, как ему казалось, глаза, но, отведя их он непременно натыкался на пустоту. Рук у него не было, ног по-видимому тоже. Остальные органы, если и были, то он их не чувствовал. Он даже не мог дышать и вообще не был уверен, что дышит. Если бы не это бледное пятно, то он мог бы рассчитывать только на слух. Слух, впрочем тоже мало что давал. Какие-то отдаленные голоса и стуки почти заглушались глухим храпом. Тут явно кто-то был и этот кто-то храпел. Степа попытался вслушаться в голоса, но не мог ничего разобрать. Какой-то мужчина и какая-то женщина. Вот кто-идет по коридору, а кто-то говорит. Какая-то возня, громкий женский вопль, снова тишина... Степа прислушался. Он слышал голоса, но не понимал о чем они говорят. Потом послышался удар с треском и тишина. Еще удар с таким же треском и снова тишина. Еще один удар, уже громкий, различимый и бледное пятно залилось светом, стало ясно, что это потолок. По середине потолка ползла трещина.

Вдруг света стало больше, видимо кто-то включил освещение. Рядом недовольно заворчали. Чей-то радостный возглас...

Над Степой склонилась тень, Степа зажмурился, снова открыл глаза и обомлел. Над ним склонилось его собственное лицо. Так близко, что Степа разглядел даже черные точки на носу, которых раньше не замечал.

- Ну как, - спросило лицо, - приятно быть овощем?

Лицо отодвинулось обратно и что-то нависло над Степиной переносицей. Степа попытался рассмотреть получше и понял, это топор. Топор уплыл вправо и вверх и Степа понял, что это сделано для замаха. Он сделал единственное, на что был способен – зажмурил со всей силы глаза.

Через секунду он оказался в еще более непроглядной темноте и почувствовал холод.

Красноярск 2019