Большой Зажор
Большой Зажор
Весной Хомяк совершенно обленился. Под предлогом моей занятости в хозяйственной деятельности, этот пушистый интриган протолкнул идею увеличения объемов чтения. А еще точнее – получения новых и старых историй в любой доступной форме, вместо их создания. Бумажные и электронные книги, аудиокниги, а следом еще фильмы, сериалы, аниме и тому подобное. Я же наивно согласился.
Куда проще и приятнее потреблять результат чужого творческого труда, чем самому работать. Даже истории, которые никогда не покинут Библиотеку и не будут записаны, тоже отнимают время, внимание и энергию. И уж точно гораздо интереснее за прополкой морковки слушать о приключениях знакомого (или нет) героя, чем кипятить мозги в попытках продумать путь собственного персонажа. Лень не родилась раньше нас с Хомяком лишь потому, что ей было в лом.
Хомяк был от своей идеи в полном восторге. Выдвинул откуда-то пару пустых полок под новые истории. Переместил на столе подставку для книг, сдвинул в сторону бумагу и чернила, чтобы обзор не закрывали. После чего уселся в кресле с чаем и пряникам – усваивать новые истории. Потом и перевод может пойти лучше. Наверное.
И дело пошло. Одна книга, вторая… пятая… двенадцатая. Иногда Хомяк отвлекался на работу, но все реже и на все меньшее время. А потом сорвался в Большой Зажор.
Кресло сменилось горкой мягких подушек. Хомяк лежал на них в окружении блюд и вазочек с различными сладостями, сухофруктами, печеньем и многим другим, словно экзотический мохнатый фрукт. Эдакий киви-мутант. Он возлежал на своем ложе и смотрел в волшебное зеркало. А на нем различные истории сменяли друг друга. Любых жанров, форм и носителей. Лишь бы побольше. «Читай! Смотри! Что угодно, неси еще!» - только и доносилось из Библиотеки.
Просмотр Хомяк сопровождал почти непрестанным пережевыванием вкусняшек. Сперва брал их по одной. Потом уже по несколько. А еще через какое-то время запихивал сладости в рот двумя лапами. Бока и зад хозяина Библиотеки утрачивали форму, оплывали и расползались. Защечные мешки раздулись, отвисли до бедер и перевалились на спину, практически став заплечными.
Я к тому времени почти перестал заглядывать в Библиотеку. Да и зачем? Новых историй Хомяк не переводил, старые же вовсе забросил. Все свободное время и так уходило на утоление ненасытного требования: «Еще книг! Хочу еще посмотреть что-нибудь! Еще. Еще! Еще!». Даже вездесущие тараканы куда-то забились и не шебуршали, чтобы не попасть на глаза или даже не зуб Хомяку.
Так и прошло лето. Никаких умственных усилий или работы творческой мысли. Даже над выбором новой книги для прочтения задумываться не нужно – все годится одинаково. Но внезапно, на середине очередной, вполне хорошей, книги осознал что все, предел. Больше не лезет. Из Библиотеки еще доносились требования продолжения банкета, но какое-то вялое, без былой неодолимой силы и страсти. Хомяк пресытился праздностью, потоком бессистемной и обильной информации, да и различные вкусности его уже не радовали. Вот только привычка и зависимость остались. Они давили и заставляли следовать привычному и знакомому порядку вещей. Потому Хомяк все требовал и требовал новых историй и впечатлений. Вместо этого в Библиотеку отправился я сам.
Дверь в Библиотеку Воображения раскрылась не сразу и при этом заскрипела так тонко и противно, словно кто-то пытал гигантского комара под аккомпанемент игры на полотне пилы. Внутри царил нереальный бардак, хаос и запустение. Полок не было видно за слоем паутины. Все вокруг покрывал толстый слой пыли, по которой перекатывались пакеты, обертки и фантики. Бронзовую статую Хомяка теперь можно было найти лишь по торчащему концу перьевой ручки. Остальное скрывалось под пыльными тенетами и грудами мусора.
Рабочий стол Хомяка возвышался посреди эпических размеров кургана из фантиков, книг, пакетов и различных отходов. Тома новых историй из прочитанного и просмотренного валялись везде, где только можно без какого-либо подобия порядка. Особо много их громоздилось под волшебным зеркалом. Один из томов вообще застрял в приемном ящике, где они появляются после того, как Хомяк просмотрит историю.
В сердце сего хаоса воцарился сам Хомяк. Теперь он был похож на обросшего грязной шерстью Джаббу Хатта. Красивые подушки под ним были измяты, засалены и изгвазданы до крайности. На мое появление это создание даже не отреагировало. Хозяин Библиотеки тряс пакет из-под чипсов в надежде там еще что-нибудь. Но вместо добавки он получил волшебный пендель.
Кирзовый сапог, примерно семьдесят третьего размера, от всей широты моей души врезал Хомяку под расплывшийся пушистый зад! Не только у него есть возможность творить в Библиотеке, что вздумается. От пинка Хомяк завыл, как сирена воздушной тревоги, по низкой дуге слетел на пол, где и приземлился грудой колышущегося студня. От столь тяжеловесного удара со стен и потолка осыпалась пыль и паутина, попадали книги с полок. Статуя опасно закачалась, грозя проткнуть Хомяка пером, но в итоге устояла и утвердилась на своем постаменте.
Когда пыль все же развеялась, прочихавшийся Хомяк грузно поднялся на лапы. Далось это ему с немалым трудом. Из-под многочисленных складок хомячьего пуза едва виднелись ступни. К потолку взвились пухлые кулачки и грязные ругательства. Вся суть негодования Хомяка сводилась к тому, что стоит ему, трудяшечке, ненадолго присесть и насладится новой историей, как его тут же грубо отвлекают.
Всю аргументацию хозяина Библиотеки о непродолжительности отдыха разрушил пейзаж за распахнувшимся окном. Словно бы кто-то внезапно сдернул полотно с великолепной картины Левитана. Яркие краски осени ворвались в Библиотеку и заполнили ее до краев. Тихий ветерок забросил в окно несколько желтых и красных листьев. Один из них окончил свой бесшумный вальс на мокром носу Хомяка. А тот стоял, замерев на месте, и неотрывно смотрел в окно, раскрыв рот. За окном непрерывно падало с неба золото, щедро орошенное каплями красных листьев.
Спустя какое-то время Хомяк отмер, отлепил от носа лист, заложил его в первую попавшуюся книгу и тихо вздохнул. А потом взялся за дело всерьез. Он вооружился метлой и шваброй. Долго и уныло мел, скреб и мыл все подряд. Расставлял книги по полкам. Постепенно приводил в порядок Библиотеку и себя. Времени на это ушло немало. От тяжелой работы с Хомяка на глазах сходил лишний вес. Он все еще был слишком пухлым, ходил вперевалку и с одышкой. Выйти из Большого Зажора тяжело. Но еще труднее оказалось для Хомяка вновь не сорваться и постепенно избавиться от новых вредных привычек. Будто старых было недостаточно.
Порой Хомяк шуршал в темном углу пакетиком чипсов или хрустел печеньем. Но ситуация понемногу выправлялась. Место изорванных лозунгов и плакатов заняли осенние пейзажи в скромных рамках. Библиотека выглядела так же, как и ее хозяин. Следы былых потрясений и саморазрушения еще были видны, но в целом все было обновлено и восстановлено.
Как символ возврата к прежней жизни, Хомяк торжественно поставил на подставку один из томов на неведомом языке. И перевод начался. Тяжело, понемногу. Криво и косо. С огромными усилиями и большими перерывами. Почти без шанса на завершение. Но понемногу, маленькими шажками Хомяк возвращался к своей работе.
Впереди еще много трудностей. Полностью избавиться от последствий Большого Зажора и Хомяку, и мне, удастся не скоро. Но истории, что достойны быть рассказанными, стоят всех усилий. Нужно лишь дать себе труд их приложить. Придется проявить стойкость и дисциплину в регулярной работе. И когда-нибудь истории покинут Библиотеку Воображения, чтобы отправиться в большой мир.
