Десять дней тумана

Глава 6

– Я, как тебя увидел, сразу узнал, – сказал старый Иван. – Глаз у меня верный. Вот комарей на тебя не садится, к примеру. И вообче... Много за тобой замечаю, я углядчивый. Вот, скажем, нонеча – ведь ты, милок, объявление на столбе читал? Читал, да к столбу не подходил. А нешто от магазина разберёшь? То-то. А Гаврилу зачем убил?

– Гаврила, Иван Фомич, сам напал. Исподтишка, молча.

– Всамделе сам? Ну, значит, в тумане был, – старик покрутил головой. – Вот уж не знаешь, где найдёшь, где потеряешь...

– Иван Фомич! – взмолился я. – Да что это за туман такой? Все вот только и говорят – туман, туман. А я не знаю. Расскажи!

– Для того и разговор. Туман этот появился у нас года три всего, раньше и не слыхивали про такое. А потом замечать стали: кто в тумане побывал, тому что-нибудь да подменят. То, скажем, бородавка сойдёт – а то и сядет. Али ещё что. У участкового вот, скажу тебе, раньше лысина была. Котовским ещё дразнили. Теперь видал? И всё посля туману – ну, натурально, не сразу такое поняли, уж потом только слух пошёл. Я тогда стал примечать – сходится! А туман таково мягкий да обхожливый, гладит тебя, чисто девка пальчиками. Пробовал и я, и внарошку ходил – оно сперва вроде как проймёт, а потом и отпустит, а либо и нет. Стал я травки да заговоры пробовать, бывало помогает. Люди за тем ко мне ходют, а как же.

Я закусил губу. Дело приобретало совсем скверный оборот. Три года! Три года мы гонялись за ними по всему космосу, а они преспокойно сидят у нас в тылу и высматривают... А что они высматривают? И что уже успели?

– Фомич, – сказал я. – Ты знаешь, кто такие зеркальники?

– Неуж они?! – охнул старик.

– Похоже. Больше некому.

Теперь-то все знают зеркальников. А в то время ходили самые противоречивые слухи. Зеркальники оказались странной формой жизни. Очень похоже было, что они хищники. Поведение их было непредсказуемо: то они шутя расправлялись с вооружённым до зубов рейдером, то вдруг оставляли без внимания беззащитный транспортник, дрейфующий у них под носом. Все стычки кончались поражением землян. Гибли люди. Хотя иногда зеркальники демонстрировали странное пренебрежение и могли в разгар боя вдруг развернуться и на полном ходу удрать – куда? Никто не знал, а преследователей они хладнокровно уничтожали. Могли, наоборот, долго преследовать обречённую жертву – в таком случае оставались только записи переговоров... Мне, тогда ещё зеленому курсанту, многое рассказал в свое время сам Ионэл Ивашку – знаменитый боец и М-мастер. Мы с ним вместе отдыхали на рекреационной базе в крымских горах. Потом Ивашку внезапно исчез, и больше я никогда ничего про него не слышал. Хотя само по себе это ещё ничего не значит, в нашей профессии так время от времени бывает.

Так вот, Ионэл как-то выдвинул парадоксальное предположение, что зеркальники вовсе не обязательно так уж технически развиты, просто их способность к подражанию природа довела до совершенства. Они исследуют противника, а затем, гиперболизируя его свойства, побеждают: с разумными они трижды умнее, с сильными – трижды сильнее. Ну, и так далее. Мимикрия, доведенная до абсурда.

Отсюда и все наши неудачи – мы всё время воюем сами с собой… Кстати, сам термин "зеркальники" тоже придумал Ионэл.

Всё это я вкратце рассказал старому Ивану.

– Значит, проникли, – весь подобрался Иван. – Туманчиком прикидываются, изучают... А знаешь, по-моему, ведь и их прищучить можно, – оживился он. – У меня в бутылке, слышь, кусок туману есть, я для интересу напустил, да пробочкой-то и заткнул. С наговором, конешное дело, оно без наговору зря. Вот я тебе покажу, – он полез куда-то в погреб и вытащил знакомую бутыль, плотно заткнутую полиэтиленовой пробкой.

– Не, не получилось, – огорчённо сказал он, проглядывая голубоватое стекло на просвет. – Удрал, подлец.

Бутылка, действительно, была пуста, только с одной стороны изнутри напотело несколько мелких капель.

– Через стекло просочились, чего им, – угрюмо заметил Иван. – А заклял-то я его крепко.

– Иван Фомич, – вздохнул я, – а что твое заклинание может? Ты вроде говорил, от чего-то помогает? Может, ты того... Ну, преувеличиваешь?

– Не веришь, значит, – хмыкнул Иван. – Ну, поперву все так, я уж привык. А вот гляди, – старик зашептал себе под нос, делая непонятные резкие жесты. Потом перевел взгляд на карандаш, валявшийся на полу. Карандаш шевельнулся и сам собой прыгнул к нему в руку.

– Впечатляет, – согласился я. Мое доверие к способностям дядьки Ивана возрастало.

– Это что, – отмахнулся старик. – дальше больше будет. Эх, тебя бы на Ивашку навести! Есть у нас приблудок один, не то цыган, не то молдаван – тот такое может!.. Да уж не твой ли это... Э-э-э... Ионэл – так, что ли? Аккурат года три назад он и объявился. Дичком да молчком, взялся коров пасти, цельное лето в шалаше живёт. Никакой дождь ему нипочём, ни тучи, ни грому не боится.

– Как его найти?

– А сведу я тебя, хоть завтра же и сведу. Оно торопиться не надо, давай-ка обмозгуем. Чего дальше делать-то станем? Ране он так не озоровал – туман я разумею – а нынче вона чего выкинул. Негоже совсем.

– Надо мне, Иван Фомич, самому попробовать, что это за штука. Я зеркальников видел, но в виде тумана – это что-то новое. Модифицировались они, что ли? А может, это и не они совсем. Надо хорошенько поглядеть.

– А к завтрему я тебе настоечки приготовлю, оно этак надежней – как-нито он за своего примет, что ли, а только не тронет... Да тебе не впервой. Только вот что, – старик хитро прищурился. – На будущее чего не знаешь, пить не советую. Ить ты у меня в первый раз полкрынки приворотного выхлебал! А не для тебя поставлено было! Теперь вот возиться надо, расколдовывать...

– Как-нибудь обойдусь, – сказал я. – Не надо расколдовывать. Это мои проблемы.

Ничего я у него из памяти стирать не стал.

.

Глава 7

… После выпуска курсантов нашего спецучилища мне, новоиспечённому десантнику, был положен двухнедельный отпуск. По традиции его следовало проводить в самых глухих местах и обязательно порознь; к тому же мне только что официально представили мою Джоан.

Вообще-то наши персональные Джоан – больше, чем роботы. Это подруга, нянька, кухарка, дама для представительства, секретарь и личный охранник – пусть вас не смущает кажущаяся хрупкость и мягкая женственность. И ещё тысяча профессий – это тоже Джоан. Лично я за все последующие годы не обнаружил ничего, на что моя Джоан ответила бы отказом или объявила бы невозможным. Если это надо для меня – значит, так и будет, и остановить ее на этом пути сможет (если сможет) только другая Джоан. Или, естественно, человек.

Мы выбрали для себя затерянную в крымских горах маленькую уютную базу отдыха "Магнолия", рассудив, что в разгар зимы вряд ли нам будут докучать многочисленные постояльцы. А меня после тропической жары (последний курс проходил преддипломную практику в амазонской сельве) тянуло куда-нибудь в прохладу и одиночество. Джоан было всё равно.

"Магнолия" встретила нас предвечерним снегопадом и неярко горящими окнами. Услужливый портье (серия "Макс", машинально отметил я) освободил меня от чемодана, а Джоан – от большой спортивной сумки и провёл деревянной поскрипывающей лестницей в наш номер на втором этаже.

– Ужин у нас обычно в двадцать ноль-ноль, но для вас я сейчас что-нибудь придумаю, – улыбнулся он в густые усы. – Куда прикажете подавать – в номер или в гостиную?

– В номер, – ответила Джоан. – Минут через двадцать. А теперь я хочу выкупаться. Где у вас тут душевая?

Мне подумалось, что моя Джоан никогда бы не сказала так, как Макс – "в двадцать часов" – в неслужебной обстановке; она бы пожала плечами и выдала что-то вроде "около восьми". Я ловил себя на том, что постоянно забываю, что она – робот. Пусть сверхсовершенный, учитывающий мои индивидуальные особенности, но робот. Черт возьми, в конце концов, а чем отличается искусственная жизнь от настоящей?! И если ей нравятся духи “жерминаль” – то действительно нравятся, именно ей, а не кому-то другому. Правда, если б она узнала, что я предпочитаю другой аромат, то сменила бы его без колебаний.

Джоан вышла из ванной свежей и похорошевшей, хотя я думал, что это вряд ли возможно. В среде курсантов нагота – явление обыденное и является составной частью воспитания психологической устойчивости; часто тренировки и спарринги проводятся именно так, причем без различия пола. Согласен, это могло бы покоробить неподготовленного зрителя, однако для десантника является рутиной. В каждой профессии своя специфика. Скажем, контактная схватка для постороннего глаза сама по себе зрелище не из приятных.

Но Джоан прекрасно знала, что нравится мне – и доставляла мне это удовольствие. Она привстала на цыпочки и поцеловала меня.

Всё-таки «био» в ней было много больше, чем «робота». Да и чем, собственно, искусственный созданный организм хуже естественного? Пусть пуритане брызжут слюной и размахивают лозунгами об искоренении блуда. Пусть чистоплюи брезгливо сторонятся роботов – однако для десантника настоящая семья была бы обузой, а Джоан – это, как ни говори, личность, и ставить ее в один ряд с приспособлениями для мастурбации – это ошибка. Кстати, скажем, вагинальные вибраторы и прочие причиндалы продаются в любом секс-шопе, и это уже привыкли не замечать... Но это так, к слову.

За окном медленно падал снег. Декабрь подходил к концу; оставалось два дня до Нового года, и снизу, из обшитого тёмным дубом холла, тянуло запахом свежей хвои: там наряжали к празднику только что доставленную ель. Молчаливый стюард, постучавшись, поставил на столик поднос со снедью и приборами, даже бровью не поведя в сторону Джоан. Он был прекрасно вышколен, а ей даже в голову не пришло одеться.

Отпуск обещал быть приятным.

Утром, позавтракав и совершив лыжную прогулку – выяснилось, что моя подруга ходит на лыжах даже лучше меня – мы возвращались на базу. Джоан смеялась, у нее было прекрасное настроение. Наст держал достаточно хорошо, солнце тысячами колючих огоньков сияло на свежих сугробах, на заснеженных искривлённых ветром соснах, на её лыжной шапочке с застрявшими там снежинками.

Гостиная встретила нас музыкой. После солнца и снега глаза не сразу привыкали к полумраку.

В углу стоял старый, но вполне приличный инструмент, за которым сейчас сидел худой до костлявости субъект, виртуозно извлекавший из него волшебную мелодию Грига. Десантник в любой обстановке обязан быть внимательным, поэтому мне сразу бросилась в глаза небрежно брошенная на стул форменная куртка с ненавистным и заветным инструкторским шевроном. Я нахмурился.

Мелодия тем временем легко переходила то к Чайковскому, то к Гершвину. Ненадолго задержавшись на "Yesterday" Леннона, она скользнула к какому-то современному хиту, слегка коснулась его и, все упрощаясь, окончилась наконец "чижиком-пыжиком". Сидящий за роялем человек обернулся.

Я узнал его. Это был Ионэл Ивашку – непобедимый боец и живая легенда, изредка снисходящая в наш мир, чтобы подчеркнуть его несовершенство. Тот самый Ионэл, который участвовал в первом контакте с зеркальниками – и единственный остался в живых.

– Десантник Пауль Бойль, – представился я. – Нахожусь в отпуске после завершения курса обучения.

– Инструктор Ивашку, – ответил он, как-то невыразительно и вяло глядя сквозь меня. – Отдыхайте, сержант, отдыхайте...

Второй раз мы столкнулись с Ионэлом в спортзале, куда зашли размяться перед ужином. Он был в полевой форме и работал сразу с четырьмя роботами – подозреваю, что большего количества просто не смог собрать.

У каждого инструктора есть чему поучиться. У каждого инструктора своя манера ведения боя, свои излюбленные финты и блоки. Мне приходилось видеть мастеров.

Ивашку был великолепен. Я уверен, многие мои однокашники с радостью поменялись бы со мной местами, чтобы видеть такую чистую и совершенную технику.

– Сержант!! – останавливаясь, рявкнул он. – Быстро размяться и к бою! Оружие – на поражение, по вашему выбору!

Само собой подразумевалось, что Джоан тоже должна в этом участвовать.

После секундной процедуры психологической настройки я снял со стены нунчаки, несколько раз, приноравливаясь, со свистом прорезал воздух и принял боевую стойку. Джоан выбрала лёгкий деревянный меч-боккэн и, страхуя мне спину, расположилась за мной.

– Бой! – резко вскрикнул Ивашку.

Первые удары я парировал довольно легко – правда, нас было шестеро, и роботы-бойцы прилично знали свое дело. Ивашку, казалось, был неуязвим. Он владел немыслимым количеством приёмов. Защиты его были безукоризненны, удары – чувствительны и точны. Очень скоро мы остались втроём: я, Джоан и робот в темно-синей форме; он был ранен в бедро, но хладнокровно продолжал схватку. У меня появилось несколько пустяковых царапин, Джоан была невредима.

– Внимание, сержант! – внезапно скомандовал инструктор. – Показываю. Вряд ли вам приходилось разучивать такой удар. Следите за корпусом.

Ивашку вдруг как-то особенно вывернулся, перенеся вес тела на носки, мягко и пружинисто прыгнул вправо – но оказался вдруг слева от меня, миновав защиту. Мгновенно извлеченный откуда-то нож устремился к моему беззащитному горлу. Из-за плеча метнулся боккэн – это верная Джоан в падении отвела удар на себя. Падая, я видел, как нож легко вошёл ей в грудь. Яростно рванувшись, я успел зацепить Ионэла и, кажется, сломал ему руку – но в то же мгновение нестерпимая боль взорвалась перед глазами кровавым пятном, гася сознание и осаживая тело на наплывающий дощатый пол.

Я очнулся в прозрачной капсуле восстановителя. Последние остатки боли пропадали, но голова всё ещё слегка кружилась. Я сел и огляделся. Роботы-медики хлопотали над капсулой Джоан. Она лежала на спине, и я невольно отвел взгляд от того, во что превратилось ее лицо.

Инструктор Ионэл Ивашку сидел тут же, машинально поглаживая восстановленную кисть. Он сухо улыбнулся мне:

– Отлично, сержант. Если не возражаете, завтра схватка в это же время, – он перехватил мой взгляд. – Кстати, ваши эмоции следует обуздывать. И не только в бою.

Я отвёл глаза. Джоан уже сидела, мило улыбаясь. Я тоже выдавил улыбку, от которой могла замерзнуть вода в графине:

– Благодарю, инструктор... Разрешите узнать – а почему вы тренируетесь без напарницы?

Ивашку не ответил.

Вечером Ивашку вновь удивил меня. Когда мы вышли к ужину, он неподвижно сидел за столом, уставленным полудюжиной бутылок рома. Половина из них уже были пустыми.

– Присаживайтесь, сержант, – шевельнулся он. Не обращайте внимания. Я знаю, что можно, а чего нельзя. Выпейте, если хотите.

Я что-то пробормотал и нехотя присел за столик. Джоан демонстративно прошла рядом, проигнорировав нас, пристроилась за соседним столиком и принялась скрупулёзно изучать меню, которое, несомненно, помнила ещё с утра.

– Моя напарница погибла. Тогда, во время боя, – вдруг без подготовки начал Ионэл. – Её сожгли из огнемёта. Восстановлению не подлежала. Нечего было восстанавливать. Любой десантник в принципе должен быть готов к этому. Должен...

Ивашку глотнул рома и помолчал.

– Хуже другое, – он метнул в меня огненный взгляд и опять уставился в стол. – Эта чёртова погань – не люди. В них нет ничего человеческого, понимаешь, сержант – ни-че-го! Это даже не зло, ему нет названия. И они не просто убивают – они лезут в душу. И перестраивают... Да, пытаются перестраивать её под себя.

Во тебе и раз. Я-то думал, что они просто пусты – в смысле души.

– Я знаю, – он скривился, – что они всё-таки меня достали. Ты никогда не думал, сержант, что значит быть проклятым? Без надежды, без возврата... Я видел, как ты сегодня на меня смотрел. А всё потому, что ты – человек. По-другому человек не может. При тебе обидели твою... Ладно, не буду, – Ионэл поднял тяжелый взгляд. – Теперь ты понял, сержант, что значит для тебя твоя напарница. Теперь ты поймёшь меня. Надеюсь.

Он взглянул на Джоан.

– И представь себе, какую штуку они сыграли со мной... Неосознанно – они ведь даже не представляют, что это такое – осознавать. Теперь моя Джоан у меня вот тут, – Ивашку прикоснулся к голове. – Навсегда. Она здесь живет, она любит меня – а мне никогда не вытащить её из подсознания. Это уже часть меня. И я люблю ее, сержант, она уже не робот, она такой же человек, как ты или я, но она стала иной сущностью. Когда я засыпаю, то встречаюсь с ней. Или нет. Чаще нет. Представь, сержант, как они меня достали!.. Самое страшное для меня теперь – это утро...

Ивашку налил полный стакан, залпом выпил и встал.

– Береги её, – негромко сказал он и вышел быстрым пружинистым шагом.

Больше я не видел Ионэла Ивашку. Инструктор уехал в тот же вечер, как сообщил мне впоследствии портье Макс; он же передал мне прощальный подарок Ионэла – боевое кольцо из кубического нитрида бора, глубокого металлически-голубого цвета.

.

Глава 8

Я вышел на очередную связь со Шварценбергом ранним утром, когда солнце только начинало выблёскивать из-за горизонта, и первые лучи золотили коньки крыш и вершины деревьев. Доложив обстановку, я рекомендовал ему пока воздержаться от заброски десантной группы: в конце концов, пока туман вел себя смирно – исключая мой случай – и ничто не предвещало кризисного обострения ситуации. Моя группа – а я знал, что Большой Давид давно уже держит её где-то неподалёку – и так в каждый момент готова к любому повороту событий. Также информировал я Давида и о намерении выйти на контакт.

Закончив сеанс, я с удовольствием потянулся. Кстати, без шуток, методика потягивания, входящая в обязательный перечень подготовки и разминки, совсем не такая уж бесполезная штука. Проверено.

Однако внезапно связной браслет вновь ожил:

– Инструктор Бойль! Отвечайте! Приём.

– Слушаю, – откликнулся я.

– Рядовой Кунц. Я тут настроился на ваш код. Говорю быстро, чтобы не засекли. Ребята передают вам привет. И ещё одно. Ваша Джоан исчезла. Вчера вечером. Информации нет. Я подумал, что вам следует это знать. Конец связи.

– Принято. Спасибо, Курт. Конец связи.

Так. Если это утверждает Кунц, то в центральном компьютере действительно нет сведений о местонахождении Джоан – наверняка он уже покопался в базе данных. Паролей и запретов для него не существует. Недаром штабники давно за ним охотятся... Но куда это направилась моя милая девочка? Тридцать против одного, теперь на днях я должен ждать гостью. Некстати, ох, некстати! Что ж ты наделала! Мало того, что теперь за нарушение устава я сам обязан тебя арестовать и доставить на психокоррекцию (а вот это – хренушки), но есть и ещё одна причина. Вероника. Да, Вероника...

Вероника влетела в избу, как порыв ветра.

– Пашка! – закричала она, счастливо смеясь. – Пашенька! К нам наконец оборудование прислали! Целых пять машин – там ребята разгружают, помочь надо! Я же говорила, я говорила, что добьюсь! Полный комплект, даже донорские есть!

– Погоди, стрекоза, – осадил ее дядька Иван. – Твои коновалы, поди, и без нас справятся. Сядь-ко.

– Дядя Ваня! – закричала Вероника. – Как тебе не стыдно! Я полтора года добиваюсь, одних заявлений вот такую стопку написала, а ты – без нас! Пошли скорее!.

– Ты халатик-то запахни, – невозмутимо продолжал Иван. – Ишь, воскрылиями замахала. Сказано без нас, ин и быть по тому. Тут дело серьёзное... А ты не гляди, что она ветер, – обернулся он ко мне. – Она ещё нам обоим нос утрёт.

– Дядя Иван! – негодующе воскликнула девушка. – Мы же с тобой договаривались!

– Цыц, не сепети! – прикрикнул старик, начиная сердиться. – Говорю, значит, знаю. Впусте не болтаю, не приучен. А от Павла таиться не след, он наш. Ну, чего молчишь?! – обернулся он ко мне.

– Слушаю, – сказал я. – И жду.

– Ну, ин послушай. А я вот расскажу пока... – он посопел и начал. – Возьмем, к примеру, Пашку, – он ткнул в меня пальцем. – Никакой он не зоотехник, это сразу видать. Конешно, понимает – это не отнять; и, к примеру, ящур вполне вылечить сможет. А всё к скотине у него подходу нет, и в коровник входит – морщится...

– Это я и сама знаю, – заметила Вероника. – Каждый день поутру в роще прыгает. Зоотехник!..

Вот тебе раз! Я-то думал, что о моих тренировках никто не знает. Да ведь там и в самом деле никого не было – полное безлюдье, это я голову на отсечение даю. Есть такое старое самурайское искусство – харагэй, и я, как инструктор, как Маэстро, в конце концов, владею им достаточно прилично. Так вот, я ничего не чувствовал. Не было там людей!

– Я так думаю, – сказал старик, – Павел сам нам разъяснит свою личность.

– Погожу пока, – сказал я. – Ещё послушаю.

– А послушай, – согласился Иван. – Теперя к тебе, егоза, перейдем. Ить она у меня тоже не проста, ох, не проста. Даром что малолетка...

– Мне уже двадцать два!..

– ...и невоздержанна, – продолжал гнуть свое дядька Иван, – а тоже сила в ей какая-никакая имеется; я иной раз и сам удивляюсь. И травы к ей льнут, и птицы не боятся. Бывало, кто руку порежет – подует она, глянет да шепнёт, и куда что делось. Куда мне уж... Самое главное, – он понизил голос, – с духами она ладит, ну, с малым народом. Со мной-то они не очень, а она вертит, как хочет. Дар такой у ей, что ли.

Вероника глядела на меня жгучим серьёзным взглядом. Я любовался ей, несмотря на странность и какую-то нереальность ситуации.

– А вернемся к тебе, герой, – вёл свое дед. – Ты, я смекаю, по всему – засланый к нам, а кем – то твоя забота, не хошь – не говори. Только дело твое – разобраться с туманом да меры принять. Какие – опять же не знаю, не моя парафия. Только помочь тебе надо, и крепко, потому, – он снова обернулся к племяннице, – потому как туман этот никакой не туман а, кажись, зеркальники. Так что и твоё искусство нам в потребе будет, и в большой... Уф, вот всё вроде как.

– Ладно, – решился я. Судя по реакции Вероники, она хорошо знала, кто такие зеркальники. – Ты всё правильно понимаешь, дядька Иван. Только первое – не знаю, зачем ты сюда Веронику приплёл. Хотя я от помощи не отказываюсь и на девушек, тем более молодых и красивых, свысока не смотрю. Научился. Они всякие бывают, девушки. И второе: я не совсем уверен, что это зеркальники. Надо глянуть. И для начала я хочу встретиться с Ивашку.

– О! – согласился Иван. – Об чём и разговор. А тут Ника как раз тебе первая помощница. Давай-ка, дочка. Дело спешное. Зови своих этих, как их...

– Нечего их звать, – сказала Вероника. – Они сами всё слышали. Вылезай, Кутиха! Да кому надо всё передай.

Краем глаза я заметил сбоку какое-то шевеление, но как ни старался, не мог ничего разглядеть. Какое-то существо выметнулось из-под печки и бесшумно заюлило между нами. С непостижимой ловкостью оно оставалось все время на границе поля зрения, и как я ни старался, а рассмотреть его не мог.

Это была какая-то совершенно фантастическая техника владения телом. Обычно мы, десантники, когда требуется оставаться незамеченными, должны находиться в районе так называемого "слепого пятна" – есть такое, это там, где нервные окончания выходят во внутреннюю поверхность глаза. Чистая физиология. А здесь... Воистину – век живи, век учись.

– Не гляди прямо, – дернул меня Иван. – Не любят они этого.

– Отведи его, милая, да возвращайся скорее, – ласково сказала Вероника. По полю не ходи сама, передай кому-нибудь. Да объясни, чтоб не боялись. Чего уж тут скрываться. А ты, Павел, – строго глянула она, – никому ни слова.

– Договорились.

– Ну, пошли, – поднялся Иван.

– Подождите, – сказал я. Харагэй. Я уже знал, кто находится за дверью. – Теперь моя очередь. Разрешите вам представить...

– Джоан-три! – весело воскликнула Джоан, появляясь на пороге. Кутиха, пискнув, мгновенно исчезла. Иван поперхнулся от неожиданности. Вероника, распахнув огромные глаза, вопросительно и требовательно глядела на меня.

– Моя Джоан, – объяснил я. – Боевой робот. Ей можно доверять как мне. Внешнее сходство случайно. Джоан, мы немедленно отправляемся. Готова?

Незаметно я показал ей за спиной кулак, на что Джоан очаровательно улыбнулась и замерла в позе ожидания.

– Гхм... Все одно к одному... Пошли, однако, – старый Иван хмурился и и двигал бровями.

– Кутиха!.. – позвала Вероника. – Не бойся, маленькая. Всё хорошо.

– Идём мы с Иваном и Кутихой, – объявил я. – Джоан, тебя не должны видеть одновременно с Вероникой. Присоединишься к нам после.

– Есть.

Джоан исчезла.

.

Глава 9

Шёл восьмой день моего пребывания в Змиевке. Я всё больше привыкал к размеренной и неторопливой деревенской жизни, и казалось, что я давным-давно уже живу у старого Ивана, неподалёку от старой полуразвалившейся мельницы.

Июль был на излёте. Лето – пышное, горячее, зелёное – перевалило хребет и тихо близилось к августу. Давным-давно отшумели соловьи; в лесу редко-редко уже можно было услышать крик иволги, короткий и чистый. Миновали недели нестерпимого июльского жара, когда неподвижный разогретый воздух леса вливался в лёгкие горьким хвойным настоем, когда приникшие буйные огороды молили о дожде – и теперь всё сменилось ровным спокойствием устоявшегося тепла.

Дядька Иван, к моему удивлению, оказался прекрасным ходоком и ровно и быстро катился по еле заметной лесной тропке на своих коротеньких ножках. Кутиха не пожелала от нас отставать, и теперь бесшумно мелькала между кустами: по тропам она, как я понял, не передвигалась принципиально. Впрочем, на её скорости это никак не сказывалось. Джоан легко скользила за моей спиной.

Я использовал свободное время для анализа обстановки. Похоже, что зоотехником меня считает тут только самый последний дурак. Вот уж воистину на деревне все люди на виду. С другой стороны, никаких особых толков и разговоров моя особа, похоже, не вызывает. Хотя, чему тут удивляться: со своим туманом они и не такого навидались. И, похоже, ещё навидаются – Джоан шепнула мне, что Шварценберг уже должен был оцепить Змиевку (а почему именно Змиевку?!! Блин, эти штабники! Никогда до конца не дадут разобраться!) и ввести карантин и строгий паспортный контроль.

Я представил себе Большого Давида с Цезарем на руках в интерьере коровника. Полегчало.

– Скоро! – в самое ухо дохнула Кутиха, сбросившись с ветки орешника, и тут же снова исчезла за пнём, легонько царапнув коготками по плечу куртки. Я уже стал привыкать к этой несколько ирреальной ситуации (десантники натренированы в психологической устойчивости) и уже несколько раз замечал других представителей её народца – видимо, они не слишком старались скрываться. Мысленно я воспроизвел несколько их основных движений. В принципе, у меня должно получиться, хоть и не так ловко – всё же размеры! – но тренироваться придется много.

Лес стал редеть, впереди забрезжили просветы.

– Вон за тем горбочком аккурат он и выстроился, – утирая пот, сообщил дядька Иван. – Только дома ли? Ну, да Кутиха найдёт.

– Скорей! – пропищала Кутиха, бросаясь под ноги. – Там! Осторожно!

Она дрожала всем тельцем и больше не делала попыток скрыться. Наконец-то мне удалось ее рассмотреть: тощий котёнок с почти человеческой мордочкой. Шерсть короткая и мягкая, пальцев всего четыре. Она вскарабкалась на руки Джоан и прижалась к ней, что-то шепча и сверкая зелёными глазами. Зрачки были щелевидные, как у кошки.

– Бегом! – скомандовала Джоан, выскальзывая вперёд.

В следующее мгновение я уже был впереди, а ещё через десять секунд лес кончился.

Метрах в ста от нас возле хижины шёл бой. Я узнал Ионэла Ивашку сразу, хотя после последней нашей встречи прошло довольно много времени, и он здорово изменился. Но формы не потерял, напротив: как будто стал ещё более элегантен и скуп в движениях. Самое страшное – это то, что его противником был тоже Ионэл Ивашку.

Я понял, что противники заметили нас (Джоан выскочила следом, уже без Кутихи и с боевыми спицами в руках), но понял также, что вмешаться в схватку мы не успеем: поединки мастеров такого уровня длительными не бывают. Нам оставалась роль наблюдателей и свидетелей.

Как бы там ни было, на это стоило посмотреть. В течение четырех-пяти секунд бойцы успели обменяться двумя десятками ударов – каждый из которых мог бы быть смертельным, если бы не блестящая защита. Наконец, один из Ионэлов что-то сделал – я не разглядел на расстоянии – и противник упал. Победитель наклонился над поверженным – и вдруг растаял туманным облаком.

Когда мы с Джоан оказались на месте схватки, перед нами лежал мёртвый инструктор с искажённым лицом. Я узнал этот удар ладонью снизу, когда носовая кость проламывает череп и внедряется в основание мозга. В спаррингах такие удары были строжайше запрещены: повреждался мозг, и никакой восстановитель помочь уже не мог. Ионэл был мёртв, мёртв окончательно и бесповоротно.

Подоспел старый Иван. Он тяжело дышал, что-то хрипело и посвистывало у него в груди. Седая бородёнка дрожала, на лысине выступил обильный пот.

– Они? – спросил он.

– Они, – ответил я. – Теперь точно, что они. А я надеялся...

Чёрта с два я надеялся. К этому моменту я уже достоверно знал, что это зеркальники. Просто хотелось посоветоваться с Ионэлом – он жил здесь уже давно и наверняка понял многое из того, к чему я только ещё должен был прийти.

Однако положение становилось чрезвычайно серьёзным. Одно дело – изменение цвета волос или сведение бородавок, и совсем иное – смерть человека. Тем более – специально тренированного десантника, мастера. Тут и до эвакуации населения недалеко. Хотя я внутренне осознавал, что никакая эвакуация в данном случае не поможет. У нас нет запасной планеты. И принимать бой придется именно здесь. С очень сомнительными шансами на успех: проверено, что даже самого совершенного оружия они не боятся. Собственно, поэтому, наверное, в Змиевку прислали меня, а не батальон огнемётчиков. Нечего сказать, хороша замена...

Я вызвал Шварценберга и потребовал вертолёт. Вряд ли Ионэлу можно было чем-то помочь, но упускать даже невероятный шанс нельзя. Втайне я надеялся на Веронику – кто знает, что она ещё может, помимо официальной медицины? Дядька Иван, когда я спросил его об этом, только хмуро покачал головой – но я всё равно надеялся.

.

Глава 10

В Змиевку мы вернулись вертолётом. Тело Ивашку было срочно доставлено в медпункт, где Вероника со своей командой предприняла все возможные меры оживления – но напрасно. Всё, чего они добились – это полной стерилизации трупа, при которой ни один болезнетворный микроб гарантированно не сохранился в тканях. Теперь при охлаждении тело могло храниться неограниченно долго – но это было и всё.

Во время всей этой процедуры присутствовавший Давид Шварценберг не проронил ни слова, и только убедившись в тщете всех усилий, сказал "так..." и вышел в вестибюль, сделав мне знак следовать за ним. За мной тенью следовала Джоан, но Большой Давид, казалось, не замечал её существования.

– Рассказывай, – сказал Давид, останавливаясь. – Подробно. Да, забыл: рад тебя видеть и прочее. Ну?

Я сжато и конкретно описал ему обстановку, как я её понимал. Что это зеркальники – абсолютно точно. Что делать – неизвестно. Дальнейшие действия противника – полная неопределённость. О кое-каких способностях Ивана с Вероникой и о существовании Кутихи со своим народом я предпочёл пока не распространяться.

– В ближайшие двое суток зеркальники будут сидеть тихо, – добавил я. – Дальше ничего не чувствую. Может, и больше, не знаю. Но двое суток – абсолютно точно.

Давид отвернулся к окну. Он доверял моей интуиции, но в конце концов, двое суток для нас лишь небольшая передышка. А дальше? Тяжесть решения лежала на нём одном.

– Джоан отправишь на проверку. Немедленно, – не оборачиваясь, сказал он.

– Нет.

– Да ты понимаешь, чем рискуешь?! Нам сейчас нельзя иметь слабых звеньев. Даже малейшее сомнение должно быть исключено. Ну не мне же тебя учить, в конце концов! – раздражённо буркнул Давид.

– Я не рискую, то есть не рискую больше других. Сейчас для всех риск колоссально велик. Для всех без исключения. А Джоан мне нужна.

– Я прошла контрольный тест сегодня утром, – встряла Джоан. – Параметры в норме. Смотрите!

Она на лету ловко поймала муху. Это был фокус, которому я научил её давным-давно – вся соль заключалась в том, что муху надо было поймать за крыло двумя пальцами. Если кто-то думает, что это легко – пусть попробует сам.

Давид мгновенно обернулся. Я почти физически почувствовал, как он взревел: “Молчать!!!” – но всё это внутри себя, ни единой эмоции не выразилось на его холёном лице.

– Под мою ответственность, – быстро сказал я.

Давид не ответил. Он снова отвернулся и, двигая желваками, неотрывно глядел в окно, словно хотел прочитать там подсказку своим действиям. Во дворе гладкий ленивый Цезарь, брезгливо отряхивая лапы, копал в песке ямку. Он обнюхал её, присел, напрягся и отставил в сторону отвердевший хвост. Я мигнул Джоан, и мы тихонько покинули помещение.

Теперь я мог смело облачиться в десантную форму, что и не преминул сделать. Вовсю разворачивалась эвакуация, и мне пришлось лично вмешаться, чтобы оставить на месте старого Ивана. Кроме него в селе оставались Вероника (как врач) и срочно мобилизованный Сидоренко. Ну и, естественно, все наличные роботы.

Я приказал было Джоан принести в школьный спортзал оружие: мне следовало проверить её самому, не слишком доверяя тестам. Потом до меня дошло, что тайны соблюдать больше не нужно, и я начал схватку под открытым небом, прямо во дворе.

Вдоль забора выстроились все свободные десантники – им было интересно. Подошел Тарас Сидоренко в тщательно отутюженной форме и с Дюком на поводке. Я с удивлением заметил на его гимнастёрке орден "за личное мужество".

Джоан была хороша. Я проверил её серией молниеносных ударов – все были отбиты. Хорошо! Попробуем, голубушка, вот так... Я отвлек внимание финтом и атаковал одновременно в двух плоскостях – хоть и с большим трудом, но она смогла парировать и это. Очень хорошо! Не давая передышки, я воспользовался техникой из арсенала Кутихи – довольно удачно, Джоан потеряла на миг ориентацию, и мне удалось проникнуть на дистанцию ближнего боя. Я слегка щёлкнул её пальцем по носу:

– Достаточно.

Джоан улыбнулась и опустила руки. Внезапно её лицо исказилось, она стрелой взметнулась в воздух – я еле успел увернуться – и распласталась в горизонтальном полёте. Словно в замедленной съёмке передо мной разворачивалась мгновенная цепь событий: Джоан в падении вырывает из самой пасти Дюка обалдевшего и застывшего Цезаря, кот с воплем отлетает в сторону, а в предплечье девушки впиваются зубы пса...

Ментальным импульсом я погасил ярость собаки. Дюк, скуля, с поджатым хвостом вернулся к хозяину. Опомнившийся Цезарь взлетел по стволу груши и исчез в листве. Джоан без звука поднялась и, зажимая артерию, отправилась в распоряжение Вероники: за время, проведенное рядом со мной, она научилась понимать мои волеизъявления без слов.

Что ж, вроде бы она в норме. Исключая этот необъяснимый прыжок. Так полностью раскрыться! С другой стороны, я ведь уже скомандовал прекратить бой...

Явился возбуждённый Шварценберг и после некоторых усилий сумел снять перепуганного кота с дерева. Проходя мимо меня, он обронил:

– Кстати, есть сведения, что могут возникнуть неприятности со стороны группы "Галатея". Я не хотел говорить при твоей напарнице. Присмотрись к ней внимательно.

Проект "Галатея" представлял собой тщательно законспирированную организацию роботов, борющуюся за предоставление роботам прав, равных с правами людей. Я, конечно, знал, что они существуют, но не придавал этому особой значимости. Мысль о том, что Джоан может входить в их организацию, как-то не приходила мне в голову. До сих пор сдерживающим их фактором являлось невозможность естественного создания искусственных живых существ (понимаю всю гротескность этого словосочетания); всех биороботов просто клонировали с учетом генетической корректировки. Ходили слухи, что в своих подпольных лабораториях роботы достигли определённых успехов в этом направлении, но насколько далеко они сумели продвинуться, никто не знал. Когда они наконец сумеют решить эту проблему, человечество столкнется со специфическими трудностями. Однако, похоже, существовала большая вероятность отложить её решение: возможно, вскоре это будет не так уж актуально – как для людей, так и для роботов. Кстати, роботы гибли в стычках с зеркальниками даже чаще, чем люди. Так что в предстоящей баталии психологически они будут полностью на нашей стороне. Неприятности от них начнутся позже. Если вообще начнутся.

Все это я и выложил Большому Давиду. И напоследок ошарашил его:

– Будьте готовы провести анатомические исследования по полной программе. Завтра я намерен предоставить в лабораторию тело зеркальника.

От такого наглого заявления Шварценберг потерял свою невозмутимость. Он раскрыл рот, но не смог произнести ни звука. Я продолжал:

– Конечно, многое против, но шанс есть. У меня имеются кое-какие соображения...

– Пауль, что ты задумал?!

– Увидишь.

– Инструктор Бойль! Самодеятельность запрещаю! Здесь военное положение. Слышишь, Пауль, в одиночку не смей!

– Напоминаю, что я не просто инструктор, а Маэстро. И как раз в условиях военного положения, согласно уставу, имею право самостоятельно принимать решения и привлекать к выполнению задач необходимые силы и средства, – я невесело усмехнулся, процитировав графу устава. – Успокойся, Давид, я осторожно. Мне кажется, что есть одна возможность... Ну, в самом уж крайнем случае получите моё тело. Оно тоже весьма неплохое, по крайней мере, я пока им доволен.

-- окончание следует --

.